дях, когда проходил диспансеризацию перед поездкой в Чехослова-
кию.
- В третьих, жилье. Только в прошлом году в СССР введено в
эксплуатацию два миллиона квадратных метров жилья. Из года в год
растет благосостояние советских людей...
Снизошла благодать и проглочен спазм горла, словно открылось
дыхание у певца, органно зазвучала музыка пропаганды в исполнении
простого советского члена профсоюза товарища Голикова, завороже-
но слушала, широко раскрыв глаза цвета черного бархата Анита-сан,
даже Буров перестал скалиться, притих и с нескрываемым интересом
уставился на Голикова.
- А ты оказывается соловей... - с уважением хмыкнул он. И доба-
вил, - разбойник...
- Я всегда говорила мужу, что Союз Советских Социалистиче-
ских Республик - это... это... - Анита не смогла найти слов, она по-
краснела, как краснеют желтокожие и стала вкусной на взгляд, как
персик. - Горикоф, вы меня победили, я уже завтра, нет сегодня сде-
лаю мужу ультиматум, переедем в СССР, а не захочет, Игор-сан раз-
решит пока пожить здесь...
Буров замотал головой, как пьяный матрос в кабаке:
- Ты лучше с мужем возвращайся к себе, на остров свой голый, и
там расскажи про это... ну, что тут Голиков излагал, а лучше вызови
его в Токио, по линии советско-японской дружбы, ты, Голиков, как
не против съездить к самураям?
Голиков растерянно осознал, что он только что помог полковнику
Бурову завербовать Аниту, да и сам попался, но в то же время
полыхнула румянцем, засияла блеском глаз, задрожала в руке подня-
той рюмкой вырвавшаяся из затаенности неутоленная мечта взойти по
склону священой горы Фудзи-яма, своими глазами увидеть рассвет в
стране восходящего солнца, и сидеть в саду семнадцати камней, где
никогда не увидишь больше шестнадцати... А может, их шестнадцать,
а видишь только пятнадцать?.. Голиков уже размышлял, где бы
справиться поточнее, у Аниты-сан вроде бы неудобно... Словно
напрашиваешься...
- В мае устроит? - деловито спрашивал Буров.
- В мае хорошо, в мае цветет сакура, - закивала головой Анита.
- Не путай "Сакура" - это ресторан японский, - отмахнулся от нее
Буров. Кстати, ты же сейчас в Чехословакию намылился, так тебе
справку о здоровье не надо будет еще раз получать...
Буров уже планировал, как совместить весеннюю охоту с поезд-
кой Голикова, Анита уверенно подливала масла в огонь - она помо-
жет быстро сделать визу Голикову, есть у нее дружок в консульском
отделе, а вот за это обязательно надо махнуть, сказал Буров, нет, не
за дружка, а за Аниту, зови ее, Голиков, просто Анютой, Нюра-сан,
Анюта, в свою очередь, захотела выпить за Бурова, потом Голиков
поднял тост за них и за дружбу советского и японского народов, и
даже неуклюже поднялся... Голова у него закружилась и он опомнил-
ся только в другой комнате, где мерцал ночничок и Анюта прижима-
лись к нему в медленном блюзе...
Ослепительно вспыхнул свет, в проеме дверей стоял Буров:
- Анита-сан, ты сама просила предупредить...
- Домари... - по-японски поблагодарила Анита, мгновенно оде-
лась и исчезла, не обернувшись, не попрощавшись за дверью.
Буров и Голиков вернулись на кухню. Посуда была помыта,
лишь на столе стояли рюмки с водкой и блюдце с двумя кусочками
черного хлеба, увенчанных половинками солененького огурчика.
- Давай, на посошок, - предложил Буров. - А Мурад чегой-то
так и не приехал, чурка с гранатами...
Голиков слегка протрезвел, а ведь нескладно получилось, обма-
нул он не только друга, но, можно сказать, будущего, а может и уже
настоящего... резидента, а с резидентами шутки плохи, вдруг не пой-
мет, обидится, сдаваться надо скорей... И впредь ни-ни...
- Да нет никакого Мурада, - застенчиво улыбнулся Голиков. - Это
я... придумал... товарищ полковник...
Буров остро глянул на Голикова и вдруг расхохотался:
- Ну, ты даешь!
Буров крутил головой и все больше заходился в смехе. Пронесло,
облегченно вздохнул Голиков и тоже засмеялся. Они смотрели друг
на друга и, словно в рот влетела заразная смешинка, смеялись, умол-
кали, чтобы вытереть слезы, и снова сотрясались в приступе ржачки,
пока Буров не выдавил:
- Анита тоже не японка...
Увидев выражение Голиковского лица, Буров впал в истерику.
Он с большим трудом остановился, чтобы, давясь, рассказать, что...
Анюта с Алтая... где он охотился в прошлом году... дочка егеря... про-
ездом в Москве... и что они разыграли так не одного Голикова...
Голиков сидел на скамеечке около дома Бурова и редко, но
сильно икал. Подмораживало, но его совсем не тянуло возвращаться в
дом, где встретит его не гейша, а "настоящая держиморда", как изво-
лил выразиться Буров, а утром, после неминуемого скандала, придется
трястись в давке автобуса на службу, на которой ждет его свой ре-
зидент.
Время от времени он поднимал голову вверх, где в черной, как
глаза Аниты-сан, темноте заманчиво подмигивали звезды неведомых
миров...
1977 - июль 1997
1
КРАСНЫЙ ТУМАН
Лосин вошел первым в пустой полусумрак купе, поднял свой ба-
гаж на верхнюю полку, повесил шинель на плечики, раздернул пах-
нущие влагой прачечной белые шторки и присел у окна, разглядывая
перрон вокзала с его негромкой ночной сутолокой.
Равнодушно светили молочные шары фонарей.
Уютный кубик купе создавал иллюзию спокойной отдельности,
за неплотно задвинутой дверью стукались чемоданы, шуршали о
стены плащи, переговаривались, сдерживая дыхание, голоса.
Несильно прогрохотала сдвинутая по желобу дверь, долговязый
худой мужчина в толстых очках, которые сильно увеличивали его
глаза, склонился из коридора в купе, пытаясь разглядеть нумерацию
мест. Он сморщил нос, обнажив крупные желтые зубы, шумно дышал,
что-то зло пробормотал себе под нос, торжествующе выпрямился и,
обернувшись, произнес:
- Я же говорил, что пятнадцатое здесь и, как всегда, был прав.
Он поставил небольшой чемодан вдоль дивана и сел рядом с Ло-
синым.
- Вот и прекрасно, - сказал вошедшая вслед за ним женщина.
- Добрый вечер!
- Здравия желаю, - негромко, но по-военному четко ответил Ло-
син.
- Вольно, - рассмеялась женщина и, закинув руки за голову, спус-
тила на шею платок. Она села напротив Лосина, раскинув полы рас-
стегнутого плаща.
Последней в купе боком вошла толстая девочка с сердитым ли-
цом. Она плотно уселась рядом с женщиной, которая, обмахиваясь
платочком, улыбалась Лосину.
Свежий аромат лаванды перебил казенные запахи купе.
В полутьме неясно светилось ее лицо, блестели глаза, матово
сверкала на белой шее нитка гранатовых бус.
Лосин невольно стал открыто рассматривать ее, пока, спохва-
тившись, не повернул голову к девочке. Та сидела, мрачно уставив-
шись в крепко сцепленные руки с обгрызенными ногтями.
Потом Лосин взглянул на соседа и встретился с огромными не-
мигающими глазами, как бы плавающими в аквариумах очков.
Силой случайных обстоятельств Лосин оказался в кругу незна-
комых ему людей и сидел среди них, как свой, как близкий, и Лосину
представилось, что воцарившееся молчание - это пауза в разговоре,
когда все уже сказано-пересказано друг другу перед прощанием.
Ощущение это, однако, было у Лосина кратковременным, именно
молчание обеспокоило его, поменяло его ощущения на обратные - он
понял, что они стесняются при нем говорить прощальные слова и
проявлять свои чувства - судя по единственному чемодану, ехал из
них кто-то один.
- Извините, - приподнялся Лосин со своего места.
Очкастый сдвинул ноги вбок. Лосин, протискиваясь между ним и
столиком, прижался к коленкам соседа, ощутив, какие они худые и
острые.
Пробравшись по коридору, Лосин вышел в тамбур и по решетча-
тым металлическим ступеням спустился на асфальт перрона.
Прошелся вдоль вагона и остановился под столбом с большим
круглым циферблатом электрических часов.
В черной щели между вагоном и платформой неожиданно воз-
никла голова обходчика. Молоточком на длинной ручке он постучал
по колесам, приподнял и захлопнул буксу.
Звук этот напомнил Лосину щелчок замка портсигара, он достал
папиросу, чиркнул спичкой, лицо его осветилось. Затянувшись дымом,
он приподнял голову и увидел, что стоит под окном своего купе.
Сквозь стекло на него смотрела сверху женщина, как на картине
Крамского "Незнакомка".
Спичка, догорая, обожгла пальцы. Лосин выронил ее и затер са-
погом.
Дрогнули стрелки часов, колокольчик динамика гулко объявил,
что посадка заканчивается.
Сделав пару глубоких затяжек, Лосин вернулся в вагон, но в от-
крытую дверь купе не вошел, а остался стоять в коридоре, опираясь
спиной о подоконный поручень. Женщина в проеме между диванами
склонилась к окну, опираясь на локти. Плаща на ней уже не было,
платье приподнялось, обнажив стройные ноги.
Поезд тронулся, вагон несильно дернулся, и ей пришлось,
удерживая равновесие, изогнуться и выпрямиться. Она облокотилась
на верхние полки и помахала руками тем, кто остался на перроне.
Потом повернулась лицом к Лосину.
Волна густых каштановых волос, удерживаемых красной закол-
кой, карие, ореховые глаза в овалах пушистых ресниц, полные губы,
тронутые розовой перламутровой помадой, и белая белая кожа.
- Что же вы? - с упреком сказала она Лосину. - Я беспокоиться
начала.
Неправда, подумал Лосин, я стоял под окном и вы меня виде-
ли, но не сказал этого.
- Заходите же.
Лосин вошел, задвинул за собой дверь.
В купе вспыхнул свет, заиграла музыка из репродуктора. Бод-
рый мужской тенорок под ритмичный аккомпанемент запел: "Хорошо
на верхней полке у раскрытого окна..."
- Евгения, - протянула она ему руку. - Можно просто Женя.
- Николай, - успел ответить Лосин.
Вагон загрохотал на стрелке, их качнуло и Лосин инстинктивно
крепко ухватился за ее ладонь.
- Так больно, - улыбнулась она. - Но боль бывает разной. Эта -
приятная. А давайте-ка лучше присядем. Скажите, как вы переноси-
те морскую болезнь?
- Какую болезнь? Морскую? Не понял, - немного озадаченно
переспросил Лосин.
- Ой, правда, при чем тут море? Вас в вагоне не укачивает?
- Нет, - пожал плечами Лосин.
- Ни на пароходе, ни в самолете, ни в машине? Когда по горам
едете?
- Никак нет, не укачивает.
- А меня мгновенно, ну мгновенно и все, что тут попишешь? Я на
море даже смотреть не могу, когда волны большие. А вы, сразу
видно, мужчина крепкий.
- Не жалуюсь, - согласился Лосин.
По здоровью признан первым в части, подумал он. Первым.
Здесь я лучше всех. Даже Хмелика. Вот только курю. Не могу отвы-
кнуть. А надо бы. Хмелик не курит.
- А какое у вас звание?
- Капитан, - покосился Лосин на левый погон своего кителя.
- Вот чего никогда не могла запомнить - это как вы, военные,
умудряетесь различать друг друга?
- Продольная полоска на погонах называется просветом, - пока-
зал Лосин. - Просветов бывает один или два. Один просвет, одна
звездочка - младший лейтенант, две звездочки - лейтенант, три -
старлей, четыре - капитан.
- Один, два, три, четыре, - вслух посчитала Евгения звездочки
Лосина. - Получается капитан.
- Так точно.
- И чем больше просветов, тем лучше?
- Тем старше по званию. А насчет лучше... не знаю. Вот стану ге-
нералом, скажу. Хотя есть такая шутка: живу, как генеральский погон,
без просвета.
- А голубое что значит?
- Авиация.
- Вы летчик?
- Угадали.
- Летчик. Капитан. Мне крупно везет в жизни, если учесть, что я
обожаю военных, особенно летчиков.
- Билетики попрошу, - вошел в купе проводник.
Он присел рядом с Лосиным, разложил на коленях черную сумку с
пронумерованными кармашками.
Оказалось, что Лосину ехать почти до конца, а Евгении выходить
на остановку раньше.
- Чай пить будете? - спросил проводник, равнодушно-
оценивающе глянув на Евгению и Лосина.
- А есть в поезде ресторан? - спросила она. - Я ужасно прого-
