- Вот у Елизаветы Тейлоровой я понимаю телосложение, а не
теловычитание, - уважительно сказал Петро.
- Опять чего-то не хватает? Завидуешь? - язвительно спросила
Инка у Петра. - Хочешь, я откормлю себе такую, что будет шире
тахты?
- Я тогда с Лерой разведусь, - быстро сказал Алик.
- А скорее всего гораздо раньше, - сказала Лера. - Давай про не-
го, сейчас точно повод для развода найдем. Тринадцатое апреля у
него, несчастливое число.
- Клен ты мой опавший, - сказал я.
- Вот это точно, - погладила Лера Алика по лысине.
- В быту аккуратен... - начал я.
- Чушь, - авторитетно перебила Лера. - Никогда ничего за собой
не уберет. Может в грязной рубашке неделю проходить.
- ...несколько кокетлив, - продолжил я.
- Что, Алик, не в бровь, а в глаз попали? сказала Инка7
- Сам в тузы не лезет, но козыри копит, вступая в игру по круп-
ному.
- А ну, раскрывай свои козыри! - закричала Танька. - Может, дей-
ствительно, перекинемся в преф?
- А я хочу теперь все про всех знать, - возразила Лера.
- Неужели тебе неинтересно?
- Приобретает репутацию делового человека исподволь. Жить
предпочитает вне дома.
- Я же говорила, что повод найдем, - с удовлетворением сказала
Лера.
- Он скорее тоталитарен, его влечет весь мир.
Помолчали, видимо соображая, насколько тоталитарен каждый из
нас.
- Влечь-то он влечет этот мир, еще как влечет, - грустно улыб-
нулся Алик. - Только попробуй вырвись. Моим собратьям по горо-
скопу наверняка больше повезло.
- Среди них Леонардо да Винчи, Чарли Чаплин, Анатоль Франс.
- Ну, что ж, теперь моя очередь, - Инка села прямо, как школь-
ница за партой.
- Ты у нас яблонька. Раскидистая, не очень стройная, зато без
труда приспосабливается ко любым условиям.
- Что там еще? - потребовала Лера.
- Везде, как дома, без боязни. Динамичная, уверенная, вынуж-
дает считаться с собой, очень щепетильна, не выносит шуток в свой
адрес.
- Кто ж их выносит? - рассудил Алик. - Я тоже не выношу.
- И я, и я, и я, - подняла руку Танька. - Помните, как та тетка в
анекдоте про очередь в мясной отдел.
- И ты тоже, - картинно уткнулся длинным пальцем в Таньку Пет-
ро, продолжая анекдот.
- Вечно увлекается, вмешивается в разговор. Самовозбудима про-
ектами и идеями.
- Последний ее проект - заключить контракт, уехать на Север за
длинным рублем, - вздохнул Петро. - Мне. А она останется здесь и
тратит заработанные мной тити-мити.
- А что на твои шиши купишь? - вспыхнула Инка. - А еще дочку
хочет, сына ему мало.
- Сыты, одеты, обуты, чего еще надо? - проворчал Петро.
- Горда, самолюбива, прямолинейна и безнадежно оптимистична.
Руководимая хитрецом, становится орудием его интересов. При этом
чувствительная и ласковая, готова привязаться навсегда.
- Ерунда какая-то, а не гороскоп, - стала пунцовой Инка.
- Но про Петушка моего все-таки прочти. По справедливости. Да!
Kто там такой же прямолинейный?
- Дарвин да Крупская. А растет рядом с нашей яблоней высокий
кипарис. Петр Кипарисов, можно сказать. И есть в нем нечто пер-
возданное, неиспорченное цивилизацией.
- Из дома никогда никуда не вытащишь, даже в кино, - сказала
Инка.
- Он придает большое значение счастью, слава и деньги его не
волнуют.
- И про деньги верно, - торжествующе подтвердила Инка.
- Любит лес, животных, рыбную ловлю.
- Лишь бы от жены сбежать, - съязвила Инка.
- Ты чего на мужика набросилась? - вступилась за Петра Танька.
- Уж лучше рыбак с удочкой, чем алкаш с бутылкой.
- Ничего, потерпит, мужики свое место хорошо знать должны,-
внесла свой вклад в беседу Лера.
- Жизнь любит устаивать в кругу родных или старых приятелей.
Избегает острых дискуссий, неважно каковы их причины. Констати-
руя факты, нивелирует их.
- Вот и я говорю, что соглашатель, - опять обратилась за под-
держкой к другим Инка.
Но никто не среагировал на ее призыв.
- Непревзойденный в верности, как в любви, так и в дружбе.
Все посмотрели на Петра и, наверное, в душе согласились со
сказанным.
- А кто там из рыбаков кипарисовых будет? - спросил Петро.
- Моцарт, Ромен Роллан, Луи Армстронг.
- "О, Сан-Луи, о город мой, все люди - гады, лишь я - святой..." -
пропел Алик.
- Это ты святой? - с удивлением спросила Лера.
- А на самом деле, - сказал Гриша, - все святые при жизни были
просто людьми с обычными потребностями и желаниями. И в каждом
из нас есть доля святости, только вот какая?
- На этот вопрос ты ответишь всей своей жизнью, - сказал я.
- А ты какое дерево? - спросила Лера.
- Я не древо, я - кустарник. Жасмин. Общительный, своей бесе-
дой притягивает к себе, помимо своего желания становится центром
внимания.
"Сколько раз обжигался на этом, - подумал я. - Открываешься
полностью собеседнику, а он думает, что я оригинальничаю..."
- Большинству кажется беззаботным и только близкие знают на-
сколько он чувствительно воспринимает реальность, как уязвим и
скрывает свои страдания.
- А давно мы с тобой на рыбалке не были, - положил мне руку на
плечо Петро.
- И меня возьмите, - сказал Гриша.
- Можно я с вами? - спросил Алик. - Только я не умею рыбу ло-
вить. Зато разливать могу..
- То, что у других подозрительность - у него только вероятное
допущение. Связывает воскресение своих надежд с детьми. Нуждает-
ся в человеческом тепле, гибнет в неподходящих условиях. Жасми-
ном были Данте, Маркс, Булгаков.
- Жениться тебе надо - вот что, - решительно сказал Петро.
- Где невесту брать будем? - усмехнулся я.
- Найдется, - уверенно сказал Гриша.
- Поможем, - сказал Петро.
- Я тебе помогу, помогу, - пригрозила Инка Петру.
- А действительно, почему не женишься? - спросила Лера. - Уж
сколько лет прошло...
- Девять, - ответил я. - И пять месяцев. Сейчас все хорошие за-
мужем, молодые - такие хищницы, а старуху мне и самому не хочется.
Да и сыну не всякая понравится, сама знаешь какой он ревнивый при-
вереда.
- А что, рыбаки, не потренироваться ли нам перед тем как заки-
нуть удочку? - потер руки Петро и поднял рюмку. - Шайба прошла
все зоны. Вбрасывание!
Вздрогнули.
И пошли курить на лестничную площадку.
Дамы остались за столом.
- Есть у нас в бухгалтерии одна, - сказал, глубоко затягиваясь си-
гаретой, Петро. - Симпатичная. Людмила Рябова зовут. Хороший
человек.
Петро аж засветился.
- Сам понимаешь, от станка надолго не убежишь, но я по делам
своей бригады иногда захожу к ним. Аккуратная, всегда чистенько
одета. "Хотите чаю?" - говорит. И так искренне, что отказаться не-
удобно. А за чаем расспросит тебя обо всем, ей расскажешь и на
душе полегчает, вроде не чаю, а из родника напился. Очень хороший
человек Людмила Рябова... Познакомить?
- Уметь угостить чаем - это достоинство, - подмигнул Алик.- А
как у нее с другими достоинствами?
- Знаешь, Алик, - Петро задумчиво рассмотрел Алика. - Мне в
тебе одна черта не нравится.
- Какая? - насторожился Алик.
- Та, что твой зад пополам делит.
- Ну, что мы, как финские лесорубы - с бабами о лесе, а в лесу о
бабах, - примирительно сказал я. - Как твои дела, Гриш?
- А ты знаешь, кого называют скучным человеком? - вопросом от-
ветил Гриша.
- Нет.
- Тот, которого спрашивают, как жизнь, а он начинает по делу
отвечать.
- Что с диссертацией?
- Пишу. Танька допекает, да и теща достает. Поэтому мы с Дим-
кой гулять ходим. Идешь по бульвару, не торопясь, пенсионеры в до-
мино играют, в шахматы, мамы с ребеночками, а чаще папы... Навер-
ное, у тебя, Петр, на рыбалке также - забросил удочку и сиди, думай
о приятном, о Людмиле Рябовой, например, или о футболе, не так ли,
Алик?
- Чего о футболе думать, думать о другом надо, - мрачно сказал
Алик. - Я и так верчусь и эдак, вкалываю за двоих, надеюсь сделают
руководителем сектора. Ничего не получается и не может выйти у
беспартийного еврея. Лера говорит, давай уедем. Куда угодно. На-
доело все.
- Да брось ты. Ничего хорошего в этом нет, - попытался возра-
зить я. - И потом, как ваша бабушка это переживет?
- Иди лучше к нам на завод, - предложил Петро. - За нашу шах-
матную команду будешь выступать.
- Чем же ваша команда лучше других? Такая же, как и все
- вяло отмахнулся Алик.
Разговор иссяк, мы еще постояли, помолчали, докурили и вер-
нулись за стол. Пили чай с тортом, еще раза три "на посошок".
Оделись, вышли на улицу. Петро пошел провожать нас до метро.
Падал тихий снег. Природа вершила торжественный обряд по-
крова. Снегом скрывались людские следы, снежные валики подчерки-
вались черными ветвями деревьев, на подоконниках оранжевых окон -
соболиные воротники, занесенные машины потеряли свои машин-
ные очертания. Петро все хвалил мне хорошего человека Людмилу
Рябову. Гриша с Танькой поймали такси и скрылись за снежным зана-
весом. У стеклянного куба метрополитена я расцеловался с Петро, он
пошел провожать Алика и Леру, а я сел в вагон, достал бумажную
трубочку гороскопа и опять стал читать про яблоню и кипарис, а
значит, про Инку и Петро, неродного моего сводного брата, дороже
которого нет у меня никого на свете, как мне хорошо у них, как
оттаивает за кипено белой скатертью их стола ледяной ком моих
неурядиц и какая белозубая улыбка у Инки, я читал про иву и тополь,
представляя себе Гришу и Таньку, сколько же серых замшевых вес-
нуушек на ее побледневших от выпитого висках, она, наверное, также
мелела лицом в снежной пустыне Севера, на белых подушках чужих
постелей, когда приезжала к нему в армию, может, и мне махнуть на
все рукой и напиться чаю с Людмилой Рябовой, я читал про сосну и
клен, то есть Алика и Леру, вспоминал их черноглазую Мариночку,
когда я к ним прихожу в гости, она всегда забирается ко мне на
колени и рассказывает мне тихо на ухо свои фантазии, как хорошо
было бы положить под елку подарок сразу для всех людей на свете,
чтобы утром, после рождественской ночи они раскроют конверт, а в
нем белая, как снег, бумага, на которой написано МИР и будет мир,
мир всегда, мир должен царить и в нашем вагоне, летящем в снежной
ночи, мир должен царить в городе и моей стране, где у каждого свой
день рождения и свой гороскоп, по которому каждый из нас и камень,
и дерево, и зверь, и птица...
Я поднял голову. Держась за поручни, раскачивались вместе
с вагоном те, о ком я сейчас думал, и я был частью всех, как и все
мы, несмотря на свои личные характеры и судьбы, входим в состав
рожденных на этой земле и наполняем даже не такое понятие как
НАЦИЯ, а нечто иное - советский народ. И кто наши друиды? Где их
святой лес? И по чьему мы живем гороскопу? Мы летели по черному,
как тоска, туннелю и усталость чернела в наших зрачках... Я ехал,
качаясь, и в точку смотрел... Сидел я, качаясь, и в точку смотрел...
Качаясь, я в точку ехал-смотрел...
я ехал качаясь
вагон расширяясь
сузился в точку
и вытряс трамбованно первую строчку
душа дыбится в стон
так трамбовал гремящий вагон
и первая строчка висела как тромб
самопризнанье
самоуслыша
несамоубийся
от эмопознанья
отчаясь рассвет
мозгами серел
я ехал качаясь
и в точку смотрел.
1
ЯЩИК С ГРАНАТАМИ
Одна и всепоглощающая страсть - охота - связывала морского
полковника Бурова и ничем непримечательного инженера Голикова.
Они договорились о встрече, но Голиков уже опаздывал, чего пол-
ковник Буров, как человек военный, не любил. Дать наряд вне очере-
ди или наложить иное взыскание на Голикова, как человека сугубо
штатского и ему неподчиненного, Буров не мог, но обязательно пожу-
рит за не пунктуальность. Сделает он это чисто по-дружески - но все
