как всегда, оставался в тени.
На этот раз в прямом и переносном смысле.
Около четырех ночи в комнате, где сидела вся компания, кто-то
погасил свет, и не успели в темноте раздастся протестующие возгласы,
как за окном хлопнул выстрел, удаляющееся шипение, хлопок и
городок осветился мертвенно-зеленоватым светом раскачивающейся на
парашютике ракеты.
Все высыпали на балкон. Фейерверк продолжался - черное небо
расчертили хвостатые загогулины красных и зеленых ракет, истошно
завыла дымовая шашка, заволакивая клубами крышу, зажглись ро-
няющие снопы искр фальшфейеры.
Из домов высыпали сдернутые с кроватей, полуодетые люди,
они бежали, по-военному предполагая, что объявлена тревога и идет
война, но отрезвев, уразумев и заподозрив что-то неладное, застыли
странной толпой перед клубом.
Лосин не видел этой картины, сильно смахивающей на видение
Аппокалипсиса, потому что был властно остановлен Маргаритой и
увлечен в темный коридор.
Что это было?.. Невинная забава, прихоть Маргариты?.. Или
волна красного тумана, о котором говорила Евгения?.. Во всяком
случае, нечто иное, резко отличающееся от всего того, что испытывал
Лосин ранее. Словно прорвалось долго сдерживаемое, накопившееся,
и он, Лосин, в тот момент ощутил себя, наконец-то, и равноправным и
полновластным.
Маргарита впоследствии никогда, ни единым взглядом, жестом
или знаком не давала Лосину повода знать, что помнит происшедшее,
да и что особенного случилось, Ну, обнялись, ну, поцеловались, с кем
не бывает.
Случайность?.. Скорее всего, так оно и было, но на Лосина с тех
пор неожиданно, днем ли, ночью, в самых неподходящих местах нака-
тывала горячая волна красного тумана, и с этим шутки были плохи,
это было всерьез.
Так, с течением времени упорное стремление к силе и независи-
мости, неудовлетворенность, и моральная, и физическая неудовлетво-
ренность совместного существования с Серафимой и неутоленная
жажда вспыхнувшего, как пожар, красного тумана стали главными
стимулами и смыслом жизни капитана Лосина. Сознательно, а порой и
инстинктивно, как в бреду, зрели у него различные планы, и он с
настойчивостью фанатика и страстью влюбленного погружался в их
разработку. В ход шли любые, даже самые безумные идеи.
Самый прямой путь - попасть в отряд космонавтов.
Вот тут-то и свела жизнь параллели Лосина и Хмелика в один ту-
пичок, и выход из него был единственный. Лосин знал, что в часть
пришел запрос на одного кандидата в отряд, и он, Лосин, подходил
по всем статьям. Разве что курит, но он бросит, он обязательно
бросит. Все было бы в порядке, если бы не Хмелик. У того были свои
шансы и весили они немало на том конце рычага, в Москве. Упустив
такую возможность, Лосин автоматически превращался в рядового
служаку, которому максимум грозил чин полковника перед уходом на
пенсию, доживать свой век на речке Тихоне...
- Спокойной ночи, спать уже давно пора, - прервала раз-
мышления Лосина Евгения. Она тоже было примолкла, думая о
своем, о своем неожиданном счастье, о своем красном тумане,
шумно вздохнула, блаженно улыбнулась и улеглась калачиком, от-
вернувшись к стенке.
Лосин машинально хотел было пойти покурить перед сном, но
тут же подавил в себе это желание. Давно бы так. Вот именно с этого
момента он и бросит курить.
Разделся и лег, закинув руки за голову. Убаюкивающе покачи-
вался вагон, в такт ему подрагивало расслабившееся тело и посте-
пенно голубой сумрак купе перешел в синий туман сна...
...Мать и отец вышли из шитого кривым горбылем домика под
двухскатной крышей серого толя, стояли на краю, где кончалась
трава и начинался бетон взлетной полосы, и преданно, по-собачьи
помаргивая, смотрели на скрытого прозрачным колпаком сына, а
ему надо было развернуть машину, хищно задравшую острый нос с
сильно скошенными назад и вниз короткими крыльями, присевшую на
корму, мелко дрожащую, как от нетерпения, и подавившую все иные
звуки ревом двигателя. Его раскаленная глотка извергала гудящее со
свистом пламя, и Лосин боялся при развороте опалить стариков и
сжечь их дом. Они мешали Лосину, но старт не отложишь, иначе
он не успеет за Хмеликом, и Лосин дал команду.
Над доской приборов почему-то зависло панорамное зеркало,
похожее на уменьшенную модель прямоугольного полотна широкоэк-
ранного кинотеатра, где когда-то демонстрировался фильм
"Здравствуйте, товарищ Валуев". Лосин увидел, как на зеркало вполз-
ла сбоку картинка со стариками и домом, она озарилась ярким све-
том, постепенно меняющим свой спектр от темно-красного до
светло-желтого, затем потекла, оплавляясь, и стала резко умень-
шиться и удаляться, словно пропадая в сосущей воронке, куда
затягивались расчерченный на участки дачный поселок, плоские
серые ангары, редкий лесок, аэродромное поле, какие-то новые
просторы.
Масштаб постепенно менялся на более крупный, на более вели-
чественный, исчезали следы человеческой деятельности, пока пла-
нета не загнулась краем за горизонт, превратившись в кажущееся
вогнутым полушарие, зависшее в бездне пространства.
Слитность с машиной была настолько сильна, настолько точно
и мгновенно исполняла она все команды, что Лосин ощущал ее как
свое продолжение, а себя - ее неотъемлемой частью. Он летел не-
укоснительно повторяя маневры Хмелика, успевая кидаться за ним
в крутые развороты, выделывая фигуры высшего пилотажа, то зави-
сая в невесомости, то многопудово вдавливаясь в кресло при пере-
грузках. Машина знала, что такое приказ, тело знало цену приказа и
упоение полетом вселяло пьянящее чувство огромного накала и вели-
кой власти. Осталась глубоко внизу планета Земля, к которой приле-
пилось множество малых миров и планет, обитателей человеческих
душ, над Лосиным и Хмеликом распростерлось черное небо с про-
ступившими звездами и безмолвным ликом Луны.
И ведущий с ведомым затеяли бой.
Первым бросил вызов Хмелик, белозубо оскалясь усмешкой
превосходства, как на своей свадьбе в Центральном доме Советской
Армии, но Лосин за упруго растянувшееся мгновение успел рассчи-
тать математически безупречно и хладнокровно траекторию по-
лета Хмелика и угол своей атаки. Корпус машины, тело Лосина
содрогнулись от залпа раз и, не переводя духа, второй. От взрыва
черное небо треснуло разноцветными молниями - белыми, зелеными,
желтыми, черными, красными и сложилось в пестрый орнамент
узбекской ткани, а Лосин уже торопился по коридору за Хмеликом.
Они вместе, чеканя шаг, свились в кабинет начальника, тот
поднялся из-за стола и протянул Хмелику нож для разрезания бумаг,
очень похожий на финку. Хмелик аккуратно вырезал из зеленой ска-
терти прямоугольный кусок, поставил ногу на стул, склонясь принял-
ся драить голенище и глянул на Лосина - повторяй, ведомый. Лосин
же проследил взглядом за осуждающе-ледяным взором начальника и
с ужасом осознал, что его сапоги заляпаны тестом с прозрачными
леденцами.
Лосин поднял голову - из вырезанного Хмеликом прямоугольника
поднимался клубами красный туман - плотный, горячий, он пульси-
ровал и растворял в себе все напряжение и тревогу Лосина.
Дышалось в красном тумане жадно, легко, он напоил кровь ки-
слородом, тело налилось упругостью и бунтующей силой. Из тума-
на явилась смеющаяся Евгения, но Лосин знал, что она сразу же
обернулась Маргаритой и держала в руках погон Лосина, сорвала с
него просветы и укрепила одну большую звезду, а затем, властно
взяв его за руку, потянула за собой.
- Мы длинной вереницей идем за синей птицей, мы длинной ве-
реницей идем за синей птицей... - звучным шепотом повторял
голос, и Лосин шагнул в черный грохот перехода между вагонами,
где снова возникло ощущение полета в стратосфере.
Из кабины своей машины Лосин видел, как наискосок от солнеч-
ного диска устремилась навстречу ему синяя птица, она возникла
на его пути слишком поздно, он уже ничего не мог поделать, и она
попала в зону непреодолимого тяготения и, изнемогая от смертель-
ного усилия, исчезла в турбине двигателя.
Птица была мертва, машина была мертва, стала терять ско-
рость, завалилась набок и по широкой спирали, сужая круги, падала
вниз, неумолимо приближаясь к белой тундре, краю вечной мерз-
лоты, где на Дальнем кладбище рядами лежали нетронутые
тленьем, как памятники самим себе, неотпетые, непомянутые, не-
считаные.
Лосин нажал на красную кнопку катальпутирования, красную,
как туман, его тряхнуло и плавно опустило на берег Тихони. Под
мостом, зацепившись за сваю, лежала Евгения. Воды отмыли добела
ее руки и плечи, волосы расчесало течением. Закрыв глаза, она
смутно улыбалась своему потаенному счастью. Лосин хотел ее вы-
тащить, нагнулся, но был остановлен человеком в форме проводника
и железнодорожной фуражке. У него было лицо ракоглазого
старшины с пышными ржавыми усами.
- Не положено, - голосом Хвоста, младшего брата вора в законе,
сказал проводник. - Рубель гони... Никола-а-а-й...
- Никола-а-ай... негромко будила Евгения Лосина.
Он крепко зевнул, из правого глаза щекотно выкатилась слеза и
застыла на щеке. Лосин снял ее указательным пальцем и уставился на
Евгению.
- Чаю хотите?
На столике в такт бегущему поезду позвякивали ложки, ме-
таллические подстаканники и подрагивали скомканные обертки из -
под рафинада.
- Ага, - сказал Лосин и сел в постели.
Евгения была уже одета, причесана, подвела глаза и тронула по-
мадой губы.
- Разрешите пять минут на сборы? - окончательно проснулся Ло-
син.
- Только поскорее, стынет, - кивнула головой Евгения.
Пять минут Лосину не хватило, он немного просрочил время, не
рассчитав, что будет трудно бриться при вагонной качке, но Евгении
не требовалось, чтобы он был эталоном точности. Лосин же сделал
себе замечание - он должен выиграть бой у Хмелика.
Пили чай, смотрели в окно, обменивались необязательными
фразами.
Евгения явно волновалась. Поминутно щелкала замочком су-
мочки, доставала пудреницу, вглядывалась в кружок зеркальца, что-
то поправляла в прическе, улыбалась невидящими глазами Лосину и
опять нетерпеливо приникала к окну.
Поезд полз в предрассветном тумане, солнце вот-вот должно
было бы его разогнать, но пока туман почти полностью скрывал
окружающий мир, и казалось, что его не существует - есть только
мокрые мазутные шпалы и рельсы параллельных путей, отполирован-
ные до свинцового блеска колесами составов, придорожные черно-
зеленые кусты, канавы с застойной водой да мерно выскакивающие и
исчезающие столбы.
- Погода сегодня нелетная, слава богу, - почему-то обрадо-
валась Евгения.
Тут стукнулся в дверь проводник и предупредил:
- Прибываем.
Евгения стремительно поднялась, Лосин помог ей надеть
плащ, ощутив аромат ее духов, и подхватил ее чемоданчик.
Они прошли по коридору вагона в тамбур, где проводник уже
откинул металлическую крышку пола над лесенкой, значит на станции
не будет перрона.
- Спасибо вам, - словно вспомнила про Лосина Евгения. - Я от
счастья глупая, совсем голову потеряла, но вчера поняла, как вам его
не хватает... Вы... Вы словно в штопоре... верно? Но не бойтесь, все
будет хорошо, исполнятся ваши желания, я нагадала...
Она отобрала чемоданчик у Лосина.
- Еще раз спасибо... Вы лучше возвращайтесь, не надо, чтобы он
видел нас вместе, а товарищ поможет.
- Передам с рук на руки в целости и сохранности, - по-своему
прокомментировал ситуацию проводник.
- Честь имею! - щелкнул каблуками Лосин.
Чувство досады на проницательность Евгении охватило его.
Но ей уже было не до него.
Лосин вернулся в купе, плотно закрыл за собой дверь и сел у ок-
на.
Дорожное приключение ушло в прошлое, и теперь в его власти
вспоминать о нем с сожалением о неоправдавшей себя взятке провод-
