И о людском не даст грустить позоре;
Жесток закон, что запрещает смех
При виде милых, радостных утех;
Жесток закон: людей карая строго,
Тирана власть зовет он властью бога.
"Средневековье"
Трибунал, перед которым должна была предстать несчастная и ни в чем
не повинная Ревекка, помещался на помосте огромного зала, который мы уже
описывали как почетное место, занимаемое хозяевами и самыми уважаемыми
гостями, и был обычною принадлежностью каждого старинного дома.
На этом помосте на высоком кресле, прямо перед подсудимой, восседал
гроссмейстер ордена храмовников в пышном белом одеянии; в руке он держал
посох, символ священной власти, увенчанный крестом ордена. У ног его
стоял стол, за которым сидели два капеллана, на обязанности которых ле-
жало вести протокол процесса. Их черные одеяния, бритые макушки и сми-
ренный вид составляли прямую противоположность воинственному виду при-
сутствовавших рыцарей - как постоянных обитателей прецептории, так и
приехавших приветствовать своего гроссмейстера. Четверо прецепторов за-
нимали места позади кресла гроссмейстера и на некотором от него расстоя-
нии; еще дальше, на таком же расстоянии от прецепторов, на простых
скамьях, сидели рядовые члены ордена, а за ними на том же возвышении
стояли оруженосцы в белоснежных одеяниях.
Картина была чрезвычайно торжественной; в присутствии гроссмейстера
рыцари старались изобразить на своих лицах, обычно выражавших воинскую
отвагу, важность, которая подобает людям духовного звания.
По всему залу стояла стража, вооруженная бердышами, и толпилось мно-
жество народа, собравшегося поглазеть на гроссмейстера и на колдунью-ев-
рейку. Впрочем, большинство зрителей принадлежало к обитателям Темплстоу
и потому носило черные одежды. Соседним крестьянам также был открыт дос-
туп в зал суда. Бомануар желал, чтобы как можно больше народу при-
сутствовало при столь назидательном зрелище. Большие голубые глаза
гроссмейстера блестели, и на лице его отражалось сознание важности при-
нятой на себя роли.
Заседание открылось пением псалма, в котором принял участие Бомануар,
присоединив свой глубокий, звучный голос, не потерявший силы, несмотря
на преклонный возраст. Раздались торжественные звуки "Venite, exultemus
Domino" [41]. Этот псалом храмовники часто пели, вступая в битву с зем-
ными врагами, и Лука Бомануар счел его наиболее уместным в данном слу-
чае, так как был уверен, что ополчается против духа тьмы и непременно
восторжествует над ним. Сотни мужских голосов, привычных к стройному пе-
нию хоралов, вознеслись под своды и рокотали среди арок, создавая прият-
ный и торжественный поток звуков, напоминающих грохот мощного водопада.
Когда пение смолкло, гроссмейстер медленно обвел глазами все собрание
и заметил, что место одного из прецепторов было свободно. Место это при-
надлежало Бриану де Буагильберу, покинувшему его и стоявшему около одной
из скамей, занятых рыцарями. Левой рукой он приподнял свой плащ, словно
желая скрыть лицо, в правой держал меч, задумчиво рисуя его острием ка-
кие-то знаки на дубовом полу.
- Несчастный, - проговорил вполголоса гроссмейстер, удостоив его
сострадательного взгляда. - Замечаешь, Конрад, как он страдает от нашего
святого дела? Вот до чего при содействии нечистой силы может довести
храброго и почтенного воина легкомысленный взгляд женщины! Видишь, он не
в силах смотреть на нас. И на нее не в силах взглянуть. Как знать, не
бес ли его мучит в эту минуту, что он с таким упорством выводит на полу
эти кабалистические знаки? Не замышляет ли он покушение на нашу жизнь и
на спасение души нашей? Но нам не страшны дьявольские козни, и мы не бо-
имся врага рода человеческого! Semper leo percutiaturl. [42]
Эти замечания, произнесенные шепотом, были обращены к одному лишь на-
перснику владыки - Конраду Монт-Фитчету. Затем гроссмейстер возвысил го-
лос и обратился ко всему собранию:
- Преподобные и храбрые мужи, рыцари, прецепторы, друзья нашего свя-
того ордена, братья и дети мои! И вы также, родовитые и благочестивые
оруженосцы, соискатели честного креста! Также и вы, наши братья во Хрис-
те, люди всякого звания! Да будет известно вам, что не по недостатку
личной нашей власти созвали мы настоящее собрание, ибо я, смиренный раб
божий, силою сего врученного мне жезла облечен правом чинить суд и расп-
раву во всем, касающемся блага нашего святого ордена. Преподобный отец
наш святой Бернард, составивший устав нашей рыцарской и святой общины,
упомянул в пятьдесят девятой главе оного, что братья могут собираться на
совет не иначе, как по воле и приказанию своего настоятеля, а нам и дру-
гим достойным отцам, предшественникам нашим в сем священном сане, пре-
доставил судить, по какому поводу, в какое время и в каком месте должен
собираться капитул нашего ордена. При этом вменяется нам в обязанность
выслушать мнение братии, но поступить согласно собственному убеждению.
Однако когда бешеный волк забрался в стадо и унес одного ягненка, добрый
пастырь обязан созвать всех своих товарищей, дабы они луками и пращами
помогали ему истребить врага, согласно всем известной статье нашего ус-
тава: "Всемерно и во всякое время предавать льва избиению". А посему
призвали мы сюда еврейскую женщину по имени Ревекка, дочь Исаака из Йор-
ка, - женщину, известную своим колдовством и гнусными волхвованиями.
Этим колдовством возмутила она кровь и повредила рассудок не простого
человека, а рыцаря. Не мирянина, а рыцаря, посвятившего себя служению
святого храма, и не рядового рыцаря, а прецептора нашего ордена, старше-
го по значению и почету. Собрат наш Бриан де Буагильбер известен не
только нам, но и всем здесь присутствующим как храбрый и усердный защит-
ник креста, совершивший множество доблестных подвигов в Святой Земле и
многих других святых местах, очистив их от скверны кровью язычников, по-
носивших их святость. Не менее чем своей храбростью и воинскими заслуга-
ми, прославился он среди братии и мудростью своей, так что рыцари нашего
ордена привыкли видеть в нем собрата, к которому перейдет сей жезл, ког-
да господу угодно будет избавить нас от тягости владеть им. Когда же мы
услышали, что этот благородный рыцарь внезапно изменил уставу нашего
Храма и, вопреки произнесенным обетам, невзирая на товарищей, презрев
открывающуюся ему будущность, связался с еврейской девицей, рисковал ра-
ди нее собственной жизнью и, наконец, привез ее и водворил в одну из
прецепторий нашего ордена, - чему мы могли приписать все это, как не
дьявольскому наваждению или волшебным чарам? Если бы мы могли думать
иначе, ни высокий сан его, ни личная доблесть, ни его слава не помешали
бы нам подвергнуть его строгому наказанию, дабы искоренить зло. Auferte
malum ex vobis [43]. Ибо в этой прискорбной истории мы находили целый
ряд преступлений против нашего святого устава. Во-первых, рыцарь
действовал самовольно, в противность главе тридцать третьей: "Quod
nullus juxta propriam voluntatem incedat" [44]. Во-вторых, вступил в
сношения с особой, отлученной от церкви, а в главе пятьдесят седьмой
сказано: "Ut fratres поп participent cum excommunicatis" [45], следова-
тельно, обрек себя Anathema Maranatha [46]. В-третьих, он знался с чуже-
земными женщинами, вопреки главе "Ut fratres поп conversantur cum
extraneis mulieribus" [47]. В-четвертых, не избегал, но есть основание
опасаться, что сам просил поцелуи женщины, а этого, согласно последней
статье нашего устава "Ut fugiantur oscula" [48], есть повод к великому
соблазну для воинов святого креста. За все эти богомерзкие прегрешения
Бриана де Буагильбера следовало бы исторгнуть из нашего братства, хоть
бы он был правой рукой и правым глазом нашего ордена.
Гроссмейстер умолк. По всему собранию прошел тихий ропот. Иные из мо-
лодых людей начинали было посмеиваться, слушая рассуждения гроссмейстера
о статье "De osculis fugiendis" [49], но теперь и они присмирели и с за-
миранием сердца ждали, что он скажет дальше.
- Такова, - сказал гроссмейстер, - была бы тяжелая кара, которой под-
лежал рыцарь Храма, если бы нарушил столько важнейших статей нашего ус-
тава по собственной воле. Если же с помощью колдовства и волхвований ры-
царь подпал под власть сатаны лишь потому, что легкомысленно взглянул на
девичью красу, то мы вправе скорее скорбеть о его грехах, нежели карать
за них; нам подобает, наложив на него наказание, которое поможет ему
очиститься от беззакония, всю тяжесть нашего гнева обратить на суд
дьявольский, едва не послуживший к его окончательной гибели. А потому
выступайте вперед все, кто был свидетелями этих деяний, дабы мы могли
выяснить, может ли правосудие наше удовлетвориться наказанием нечестивой
женщины, или же нам надлежит с сокрушенным сердцем покарать также и на-
шего брата.
Вызвано было несколько человек, которые показали, что они сами виде-
ли, как Буагильбер рисковал своей жизнью, спасая Ревекку из пылающего
здания, и каким подвергал себя опасностям, заботясь единственно только о
ней. Подробности этого происшествия описывались с теми преувеличениями,
которые свойственны простым людям, когда их воображение поражено ка-
ким-нибудь необычайным событием. К тому же склонность ко всему чудесному
усиливалась здесь приятным сознанием, что их показания доставляют види-
мое удовольствие важному сановнику. Благодаря этому опасности, которым в
действительности подвергался Буагильбер, приобрели в их рассказах чудо-
вищные размеры. Пылкая отвага, проявленная рыцарем ради спасения Ревек-
ки, выходила, судя по этим показаниям, за пределы не только благоразу-
мия, но и величайших подвигов рыцарской преданности. А его почтительное
отношение к речам красавицы, жестким и полным упреков, изображалось с
такими прикрасами, что для человека, прославившегося гордостью и надмен-
ным нравом, казалось сверхъестественным.
Затем был вызван прецептор обители Темплстоу, рассказавший о приезде
Буагильбера с Ревеккой в прецепторию. Мальвуазен давал показания очень
осмотрительно. Казалось, он всячески старается пощадить чувства Буа-
гильбера, однако по временам он вставлял в свой рассказ такие намеки,
которые показывали, что он считает рыцаря впавшим в какое-то безумие. С
тяжким вздохом прецептор покаялся в том, что сам принял Ревекку и ее лю-
бовника в свою обитель.
- Все, что я мог сказать в оправдание моего поступка, - сказал он в
заключение, - уже сказано мною на исповеди перед высокопреподобным отцом
гроссмейстером. Ему известно, что я сделал это не из дурных побуждений,
хотя поступил неправильно. Я с радостью готов подвергнуться любому нака-
занию, какое ему угодно будет наложить на меня.
- Ты хорошо сказал, брат Альберт, - сказал Бомануар. - Твои побужде-
ния не были дурны, так как ты рассудил за благо остановить заблудшего
брата на пути к погибели, но поведение твое было ошибочно. Ты поступил
как человек, который, желая остановить коня, хватает его за стремя,
вместо того чтобы поймать за узду. Так можно только повредить себе и не
достигнуть цели. Наш благочестивый основатель повелел нам читать "Отче
наш" тринадцать раз на заутрене и девять раз за вечерней, а ты читай
вдвое против положенного. Храмовнику трижды в неделю дозволяется кушать
мясо, но ты постись во все семь дней. Такое послушание назначается тебе
на шесть недель, по истечении которых ты и отбудешь срок своего наказа-
ния.
С лицемерным видом глубочайшей покорности прецептор Темплстоу покло-
нился владыке до земли и вернулся на свое место.
- Теперь, братья, - сказал гроссмейстер, - будет уместно углубиться в
прошлое этой женщины и проверить, способна ли она колдовать и наводить
порчу на людей. Судя по всему, что мы здесь слышали, приходится думать,
