рещает убивать животных из лука или арбалета, возбраняет трубить в охот-
ничьи рога и даже пришпоривать коня в погоне за дичью. И что же? Кто,
как не храмовники, выезжает на охоту с соколами, занимается стрельбой,
травлей по лесам и другими суетными забавами! Им воспрещено читать что-
либо без особого разрешения настоятеля, воспрещено и слушать чтение ка-
ких бы то ни было книг, кроме тех, которые читаются вслух во время общей
трапезы. А между тем они преклоняют слух к пению праздных менестрелей и
зачитываются пустыми росказиями. Им предписано искоренять колдовство и
ересь, а они, по слухам, изучают окаянные кабалистические знаки евреев и
заклинания язычников-сарацин. Устав велит им быть умеренными в пище, пи-
таться кореньями, похлебкой, кашей, есть мясо не более трех раз в неде-
лю, потому что привычка к мясным блюдам - позорное падение, а посмотришь
- столы их ломятся от изысканных яств. Им следует пить одну воду, а меж-
ду тем среди веселых гуляк сложилась уже пословица: "Пить как храмов-
ник". Взять хотя бы этот сад, наполненный диковинными цветами из дальних
стран Востока. Он гораздо более похож на сад, окружающий гарем како-
го-нибудь мусульманского владыки, чем на скромный участок земли на кото-
ром христианские монахи разводят необходимые им овощи. Ах, Конрад, если
бы только этим ограничивались отступления от нашего устава! Тебе извест-
но, что нам воспрещалось общение с теми благочестивыми женщинами, кото-
рые вначале были сопричислены к нашему ордену в качестве сестер. Воспре-
щалось, на том основании, что как сказано в главе сорок шестой устава,
исконный враг человечества при помощи женщин многих совращал с пути к
царствию небесному. А в последней главе, служащей как бы краеугольным
камнем чистого и непорочного учения, преподанного нам блаженным основа-
телем ордена, нам возбраняется даже родным сестрам и матерям нашим воз-
давать лобзание ut omnium mulierum fugiantur oscula [34]. Но мне стыдно
говорить, стыдно даже подумать, какие темные пороки гнездятся ныне в на-
шем ордене! Души благочестивых основателей ордена Гуго де Пайена, Готф-
рида де Сент-Омера и тех семерых, которые прежде других заключили союз,
посвятив себя служению Храму, - их души и в раю не знают себе покоя. Я
созерцал их, Конрад, в ночных видениях. Святые очи их источали слезы о
грехах и заблуждениях своих собратий, о гнусном и постыдном сладострас-
тии, в коем они погрязли. "Бомануар, - говорили они, - ты спишь! Прос-
нись! Вот оно, пятно на здании церковном, неискоренимое и тлетворное,
как дыхание проказы, с незапамятных времен впитавшееся в стены заражен-
ных домов. Воины креста, которые должны бы избегать взгляда женских
очей, как змеиного жала, открыто живут во грехе не только с женщинами
своего племени, но и с дочерьми проклятых язычников и еще более прокля-
тых евреев. Бомануар, ты спишь! Встань же и отомсти за правое дело!
Умертви грешников обоего пола! Вооружись мечом Финеаса!" Видение рассея-
лось, Конрад, но, проснувшись, я все еще слышал бряцание их кольчуг и
видел, как развевались полы их белоснежных мантий. И я поступлю так, как
они повелели мне: я очищу стены Храма, а нечистые камни, рассадник зара-
зы, я вышвырну вон.
- Подумай, преподобный отец, - сказал Монт-Фитчет, - ведь эта плесень
благодаря времени и привычке въелась глубоко. Твои преобразования будут
праведны и мудры, но не лучше ли приступить к ним осторожнее?
- Нет, Монт-Фитчет, - отвечал суровый старик. - Это нужно сделать
резко и неожиданно. Наш орден в очень тяжелом положении, вся его будущ-
ность зависит от настоящей минуты. Трезвость, самоотречение, благочестие
наших предшественников повсюду создали нам могущественных приверженцев.
Наша надменность, наши богатства и роскошное житье восстановили против
нас сильных врагов. Мы должны выбросить накопленные сокровища, которые
соблазняют великих мира сего, мы должны отбросить всякую самонадеянность
и надменность, потому что она обидна для них; мы должны искоренить рас-
пущенность, которая опозорила нас на весь мир. Иначе, попомни мое слово,
орден рыцарей Храма исчезнет с лица земли, и народы не найдут его сле-
дов.
- Боже, сохрани и помилуй от такого бедствия! - молвил прецептор.
- Аминь! - торжественно произнес гроссмейстер. - Но мы должны заслу-
жить помощь божию. Говорю тебе, Конрад: ни силы небесные, ни земные вла-
дыки не могут более терпеть порочность нынешнего поколения. Почва, на
которой мы строим свое здание, колеблется, чем более мы стремимся возве-
личиться, тем скорее обрушимся в бездну. Нужно вернуться назад, дока-
зать, что мы верные защитники креста и по своему призванию жертвуем не
только своими похотями и порочными склонностями, но и всеми удобствами,
всеми утехами жизни, даже семейными привязанностями, и действуем как лю-
ди, убежденные в том, что многие радости, вполне законные для других,
для нас, воинов, посвятивших себя защите святого Храма, незаконны и неп-
ростительны.
В эту минуту на дорожке сада появился оруженосец в поношенном платье
(новички, поступавшие на искус в этот монашеский орден, обязаны были
одеваться в обноски старших рыцарей). Он почтительно поклонился гросс-
мейстеру и молча остановился перед ним, ожидая позволения говорить.
- Ну вот, - сказал гроссмейстер, - не приличнее ли выглядит Дамиан,
облеченный в ризы христианского смирения, в почтительном безмолвии перед
своим начальником, чем два дня тому назад, когда я застал его в пестром
наряде, прыгающим, словно попугай! Говори, мы разрешаем тебе, зачем ты
пришел?
- Благородный и преподобный отец, - отвечал оруженосец, - у ворот
стоит еврей и просит дозволения переговорить с братом Брианом де Буа-
гильбером.
- Ты хорошо сделал, что пришел доложить мне об этом, - сказал гросс-
мейстер. - В нашем присутствии каждый прецептор - такой же член ордена,
как и остальная братия, и не должен иметь своей воли, но обязан испол-
нять волю своего начальника. Как в писании сказано: "Что достигло его
слуха, в том и обязан мне послушанием..." А что касается этого Буа-
гильбера, то нам особенно важно знать о его делах, - прибавил гроссмейс-
тер, обращаясь к своему спутнику.
- По слухам, это храбрый и доблестный рыцарь, - сказал Конрад.
- Это слух справедливый, - сказал гроссмейстер. - В доблести мы еще
не уступаем нашим предшественникам, героям креста. Но когда брат Бриан
вступал в наш орден, он казался мне человеком угрюмым и разочарованным.
Казалось, что, произнося обеты и отказываясь от мира, он поступал не по
искреннему влечению, а скорее с досады на какую-то неудачу, заставившую
его искать утешения в покаянии. С тех пор он превратился в деятельного и
пылкого мятежника. Он ропщет, строит козни; он стал во главе тех, кто
оспаривает наши права. Он забыл, что власть наша знаменуется все тем же
символом креста, состоящего из двух пересекающихся жезлов: один жезл дан
нам как опора для слабых, а другой - для наказания виновных. Дамиан, -
продолжал он, обратившись к послушнику, - приведи сюда еврея.
Оруженосец, низко поклонившись, вышел и через несколько минут возвра-
тился в сопровождении Исаака из Йорка.
Ни один невольник, призванный пред очи могучего властелина, не мог бы
с большим почтением и ужасом приближаться к его трону, чем Исаак подхо-
дил к гроссмейстеру. Когда он очутился на расстоянии трех ярдов от него,
Бомануар мановением своего посоха приказал ему не подходить ближе. Тогда
еврей стал на колени, поцеловал землю в знак почтения, потом поднялся на
ноги и, сложив руки на груди, остановился перед храмовником с поникшей
головой, в покорной позе восточного раба.
- Дамиан, - сказал гроссмейстер, - распорядись, чтобы сторож был го-
тов явиться по первому нашему зову. Никого не впускать в сад, пока мы не
уйдем отсюда.
Оруженосец отвесил низкий поклон и удалился.
- Еврей, - продолжал надменный старик, - слушай внимательно. В нашем
звании не подобает вести с тобою продолжительные разговоры, притом мы ни
на кого не любим тратить время и слова. Отвечай как можно короче на воп-
росы, которые я буду задавать тебе. Но смотри, говори правду. Если же
твой язык будет лукавить передо мною, я прикажу вырвать его из твоих не-
честивых уст.
Исаак хотел что-то ответить, но гроссмейстер продолжал:
- Молчать, нечестивец, пока тебя не спрашивают! Говори, зачем тебе
нужно видеть нашего брата Бриана де Буагильбера?
У Исаака дух занялся от ужаса и смущения. Он не знал, что ему делать.
Если рассказать все, как было, это могут признать клеветой на орден. Ес-
ли не говорить, то как же иначе выручить Ревекку? Бомануар заметил его
смертельный страх и снизошел до того, что слегка успокоил его.
- Не бойся за себя, несчастный еврей, - сказал он, - говори прямо и
откровенно. Еще раз спрашиваю: какое у тебя дело к Бриану де Буагильбе-
ру?
- У меня к нему письмо, - пролепетал еврей, - смею доложить вашему
доблестному преподобию, письмо к сэру благородному рыцарю от приора Эй-
мера из аббатства в Жорво.
- Вот в какие времена мы с тобой живем, Конрад! - сказал гроссмейс-
тер. - Аббат-цистерцианец посылает письмо воину святого Храма и не может
найти лучшего посланца, чем этот безбожник еврей! Подай сюда письмо!
Еврей дрожащими руками расправил складки своей шапки, куда для
большей сохранности спрятал письмо, и хотел приблизиться, намереваясь
вручить его самому гроссмейстеру. Но Бомануар грозно крикнул:
- Назад, собака! Я не дотрагиваюсь до неверных иначе, как мечом. Кон-
рад, возьми у него письмо и дай мне.
Приняв таким способом в свои руки послание приора, Бомануар тщательно
осмотрел его со всех сторон и начал распутывать нитку, которой оно было
обмотано.
- Преподобный отец, - сказал Конрад опасливо, хотя в высшей степени
почтительно, - ты и печать сломаешь?
- А почему же нет? - молвил Бомануар, нахмурив брови. - Разве не ска-
зано в сорок второй главе "De Lectione Literarum" [35], что рыцарь Храма
не должен получать письма даже от родного отца без ведома гроссмейстера
и обязан читать их не иначе как в его присутствии?
Он сначала бегло прочел письмо про себя, причем на лице его изобрази-
лись удивление и ужас; затем перечитал его вторично и наконец, протянув
Конраду, ударил рукой по исписанным листкам и воскликнул:
- Нечего сказать, хорошая тема для письма от одного христианского му-
жа к другому! Особенно если оба довольно видные духовные лица. Когда же,
- спросил он, торжественно возведя глаза к небу, - когда же, господи,
снизойдешь ты на ниву и отвеешь плевелы от зерна доброго?
Монт-Фитчет взял письмо из рук начальника и стал читать.
- Читай вслух, Конрад, - сказал гроссмейстер, - а ты, - он обратился
к Исааку, - слушай внимательно, ибо мы учиним тебе допрос.
Конрад прочел вслух следующее:
- "Эймер, милостию божьею приор цистерцианского монастыря святой Ма-
рии в Жорво, сэру Бриану де Буагильберу, рыцарю священного ордена хра-
мовников, с пожеланием доброго здоровья и обильных даров кавалера Бахуса
и дамы Венеры. Что до нас лично, дорогой брат, мы в настоящую минуту на-
ходимся в плену у неких беззаконных и безбожных людей, не побоявшихся
задержать нашу особу и назначить с нас выкуп. При этом случае узнали мы
и о несчастии, постигшем барона Фрон де Бефа, и о твоем бегстве с прек-
расной еврейской чародейкой, которая околдовала тебя своими черными оча-
ми. Сердечно порадовались мы твоему спасению от плена. Но тем не менее
просим тебя: будь как можно осторожнее с этой новой Эндорской волшебни-
цей. Ибо частным образом нам удалось узнать, что ваш гроссмейстер, кото-
рый ничего не смыслит ни в черных очах, ни в алых ланитах, едет к вам из
Нормандии, чтобы помешать вам веселиться и поправлять ваши ошибки. А по-
тому усердно советуем вам соблюдать осторожность, дабы вас застали
