рады служить ему!
Наконец Локсли приступил к дележу добычи и проделал это с похвальным
беспристрастием. Десятую долю всего добра отчислили в пользу церкви и на
богоугодные дела; еще одну часть отделили в своеобразную общественную
казну; другую часть - на долю вдов и сирот убитых, а также на панихиды
за упокой души тех, которые не оставили после себя семьи. Остальное по-
делили между всеми членами отряда согласно их положению и заслугам. Во
всех сомнительных случаях начальник находил удачное решение, и ему под-
чинялись беспрекословно. Черный Рыцарь немало удивлялся тому, как эти
люди, стоявшие вне закона, сумели установить в своей среде такой спра-
ведливый и строгий порядок, и все, что он видел, подтверждало его высо-
кое мнение о беспристрастности и справедливости их предводителя.
Каждый отобрал свою долю добычи; казначей с четырьмя рослыми иоменами
перетаскал все предназначенное в общую казну в какое-то потаенное место;
но все добро, отчисленное на церковь, оставалось нетронутым.
- Хотелось бы мне знать, - сказал Локсли, - что сталось с нашим весе-
лым капелланом. Прежде никогда не случалось, чтобы он отсутствовал, ког-
да надо было благословить трапезу или делить добычу. Это его дело - рас-
порядиться десятой долей нашей добычи; быть может, эта обязанность зач-
тется ему во искупление некоторых нарушений монашеского устава. Кроме
того, есть у меня тут поблизости пленный, тоже духовного звания, так мне
бы хотелось, чтобы наш монах помог мне с ним обойтись как следует. Бо-
юсь, не видеть нам больше нашего весельчака.
- Я бы искренне пожалел об этом, - сказал Черный Рыцарь, - я у него в
долгу за гостеприимство и за веселую ночь, проведенную в его келье. Пой-
дем назад, к развалинам замка; быть может, там что-нибудь узнаем о нем.
Только он произнес эти слова, как громкие возгласы иоменов возвестили
приближение того, о ком они беспокоились. Богатырский голос монаха был
слышен еще издали.
- Расступитесь, дети мои! - кричал он. - Шире дорогу вашему духовному
отцу и его пленнику! Ну-ка, еще раз! Здоровайтесь погромче! Я возвратил-
ся, мой благородный вождь, как орел с добычей в когтях.
И, прокладывая дорогу сквозь толпу под всеобщий хохот, он торжествен-
но приблизился к дубу. В одной руке он держал тяжелый бердыш, а в другой
- уздечку, конец которой был обмотан вокруг шеи несчастного Исаака. Бед-
ный еврей, согбенный горем и ужасом, насилу тащился за победоносным мо-
нахом.
- Где же Аллен-менестрель, чтобы воспеть мои подвиги в балладе или
хоть побасенку сочинить? Ей-богу, этот шут гороховый всегда путается под
ногами, когда ему нечего делать, а вот когда он нужен, чтобы прославить
доблесть, его и в помине нет!
- Куцый монах, - сказал предводитель, - ты, кажется, с раннего утра
промочил себе горло? Скажи на милость, кого это ты подцепил?
- Собственным мечом и копьем добыл себе пленника, благородный на-
чальник, - отвечал причетник из Копменхерста, - или, лучше сказать, лу-
ком и алебардой.
А главное, я его избавил от худшего плена. Говори, еврей, не я ли те-
бя вырвал из власти сатаны? Разве я не научил тебя истинной вере в свя-
того отца и деву Марию? Не я ли всю ночь напролет пил за твое здоровье и
излагал тебе таинства нашей веры?
- Ради бога милосердного, - воскликнул бедный еврей, - отвяжите меня
от этого сумасшедшего, то есть, я хотел сказать, от этого святого чело-
века!
- Как так, еврей? - сказал отшельник, принимая грозный вид. - Ты
опять отступаешь от веры? Смотри у меня, если вздумаешь снова впасть в
беззаконие! Хоть ты и не слишком жирен, все-таки тебя можно поджарить.
Слушай хорошенько, Исаак, и повторяй за мной: "Ave Maria..."
- Нет, шальной монах, кощунствовать не дозволяется, - сказал Локсли.
- Расскажи лучше, где и как ты нашел своего пленника?
- Клянусь святым Дунстаном, - сказал отшельник, - нашел я его в таком
месте, где думал найти кое-что получше. Я спустился в подвалы посмот-
реть, нельзя ли спасти какое-нибудь добро, потому что хоть и правда, что
стакан горячего вина, вскипяченного со специями, годится на сон грядущий
и для императора, однако зачем же сразу кипятить его так много? Вот ух-
ватил я бочонок испанского вина и пошел созвать на помощь побольше наро-
ду. Но где же разыщешь этих лентяев? Известно, их никогда нельзя найти,
если нужно сделать доброе дело. Вдруг вижу крепкую дверь. Ага, подумал
я, вот, значит, где самые-то отборные вина - они в отдельном тайнике. А
перепуганный виночерпий, видно, сбежал, оставив ключ в замке. Я вошел в
тайник, а там ровно ничего нет. Только ржавые цепи валяются да еще вот
этот еврей-собака, который сдался мне в плен на милость победителя. Я
едва успел пропустить стаканчик вина для подкрепления сил после возни с
нечестивцем и собирался вместе с пленником вылезть из подвала, как вдруг
раздался страшнейший грохот, точно гром ударил. Это обрушилась одна из
крайних башен - черт бы побрал того, кто ее так худо выстроил! - и об-
ломками завалило выход из подвала. Тут стали валиться одна башня за дру-
гой, и я подумал - не жить мне больше на свете.
В моем звании непристойно отправляться на тот свет в обществе еврея,
ну я и замахнулся алебардой, чтобы раскроить ему череп, да жаль стало
его седых волос. Тогда отложил я боевое оружие, взялся за духовное и
стал обращать еврея в христианскую веру. И верно, с благословения свято-
го Дунстана, семя попало на добрую почву. Всю ночь напролет объяснял я
ему значение таинств и совсем обессилел, потому что если я и прихлебывал
изредка по глоточку вина для подкрепления, так это не в счет. Вот Гил-
берт и Виббальд - свидетели. Они скажут, в каком виде меня застали, я
совсем обессилел.
- Как же, - сказал Гилберт, - мы и вправду свидетели. Когда мы разг-
ребли щебень и с помощью святого Дунстана отыскали ход в подвал, бочонок
с вином оказался наполовину пуст, еврей полумертв, а монах почти совсем
обессилен, как он говорит.
- Вот и врешь, негодяй! - возразил обиженный монах. - Ты сам со свои-
ми товарищами и выпил весь бочонок и сказал, что это только утренняя
порция. А я - будь я еретик, коли не берег этого вина для нашего на-
чальника! Но это не беда. Главное, что я обратил еврея, и он понимает
все, что ему говорил, почти так же хорошо, как я сам, коли не лучше.
- Слушай-ка, еврей, - сказал Локсли, - это правда? Точно ли ты отка-
зался от своей веры?
- Пощадите меня, милосердный господин! - сказал еврей. - Я ни словеч-
ка не расслышал из всего, что почтенный прелат говорил мне в течение
этой ужасной ночи! Увы, я так терзался и страхом, и печалью, и горем,
что если бы даже сам святой праотец Авраам пришел поучать меня, я и то
оставался бы глух к его голосу.
- Врешь, еврей, ведь сам знаешь, что врешь! - сказал монах. - Я тебе
напомню только одно словечко из всего нашего разговора: помнишь, как ты
обещался отдать все свое состояние нашему святому ордену?
- Клянусь богом, милостивые господа, - воскликнул Исаак, встревожен-
ный еще больше прежнего, - никогда мои уста не произносили такого обета!
Я бедный, нищий старик, боюсь, что теперь даже и бездетный! Сжальтесь
надо мной, отпустите меня!
- Нет, - подхватил отшельник, - если ты отказываешься от обещания,
данного в пользу святой церкви, ты подлежишь строжайшему наказанию.
Сказав это, он поднял алебарду и собирался рукояткой хорошенько стук-
нуть несчастного еврея, но Черный Рыцарь заступился за старика и тем са-
мым обратил гнев святого отца на собственную особу.
- Клянусь святым Фомой из Кента, - закричал причетник, - я тебя научу
соваться не в свое дело, сэр Лентяй, даром что ты спрятался в железный
ящик!
- Ну-ну, - сказал рыцарь, - зачем же на меня гневаться? Ведь ты зна-
ешь, что я поклялся быть тебе другом и товарищем.
- Ничего такого я не знаю, - отвечал монах, - а хочу с тобой под-
раться, потому что ты пустомеля и нахал.
- Как же так, - возразил рыцарь, которому, по-видимому, нравилось
поддразнивать своего недавнего хозяина, - неужели ты забыл, что ради ме-
ня (я не хочу поминать искушения в образе винной фляги я пирога) ты доб-
ровольно нарушил свой обет воздержания и поста?
- Знаешь ли, друг, - молвил отшельник, сжимая свой здоровенный кулак,
- я хвачу тебя по уху!
- Таких подарков я не принимаю, - сказал рыцарь. - Зато могу взять у
тебя пощечину взаймы. Изволь, только я тебе отплачу с такими процентами,
каких и пленник твой никогда не видывал.
- А вот посмотрим, - сказал монах.
- Стой! - закричал Локсли. - Что ты это затеял, шальной монах? Ссо-
риться под нашим заветным деревом?
- Это не ссора, - успокоил его рыцарь, - а просто дружеский обмен лю-
безностями. Ну, монах, ударь, как умеешь. Я устою на месте. Посмотрим,
устоишь ли ты.
- Тебе хорошо говорить, имея на голове этот железный горшок, - сказал
монах, - но все равно я тебя свалю с ног, будь ты хоть сам Голиаф в мед-
ном шлеме.
Отшельник обнажил свою жилистую руку по самый локоть и изо всех сил
ударил рыцаря кулаком по уху. Такая затрещина могла бы свалить здорового
быка, но противник его остался недвижим, как утес. Громкий крик одобре-
ния вырвался из уст иоменов, стоявших кругом: кулак причетника вошел в
пословицу между ними, и большинство на опыте узнало его мощь - кто в шу-
точных потасовках, а кто и в серьезных.
- Видишь, монах, - сказал рыцарь, снимая свою железную перчатку, -
хотя на голове у меня и было прикрытие, но на руке ничего не будет. Дер-
жись!
- Geman meam dedi vapulatori - сиречь, подставляю щеку мою ударяюще-
му, - сказал монах, - и я наперед говорю тебе: коли ты сдвинешь меня с
места, я дарю тебе выкуп с еврея полностью.
Так говорил монах, принимая гордый и вызывающий вид. Но от судьбы не
уйдешь. От могучего удара рыцаря монах кубарем полетел на землю, к вели-
кому изумлению всех зрителей. Однако он встал и не выказал ни гнева, ни
уныния.
- Знаешь, братец, - сказал он рыцарю, - при такой силе надо быть ос-
торожнее. Как я буду теперь обедню служить, коли ты мне челюсть свернул?
Ведь и на дудке не сыграешь, не имея нижних зубов. Однако вот тебе моя
рука, как дружеский залог того, что обмениваться с тобой пощечинами я
больше не буду, это мне невыгодно. Стало быть, конец всякому недоброже-
лательству. Давай возьмем с еврея выкуп, потому что как горбатого только
могила исправит, так и еврей всегда останется евреем.
- Монах-то не так уверен в обращении еврея с тех пор, как получил по
уху, - сказал Мельник.
- Отстань, бездельник! Что ты там болтаешь насчет обращения? Что та-
кое, никто меня не уважает! Все стали хозяевами, а слуг нет! Говорю те-
бе, парень: я был немножко нетверд на ногах, когда добрый рыцарь меня
ударил, а то я непременно устоял бы. Если же ты желаешь еще потолковать
на этот счет, так давай я тебе докажу, что умею дать сдачи.
- Будет вам, перестаньте! - сказал Локсли. - А ты, еврей, подумай о
своем выкупе. Ты понимаешь, что мы добрые христиане и не можем допус-
тить, чтобы ты оставался среди нас. Вот ты и подумай на досуге, какой
выкуп в силах предложить, а я пока займусь допросом другого пленного.
- А много ли удалось захватить людей Фрон де Бефа? - спросил Черный
Рыцарь.
- Ни одного такого, который мог бы дать за себя выкуп, - ответил
Локсли. - Было несколько трусливых подлецов, да мы их отпустили на волю
- пускай ищут других хозяев. Для мщения и ради выгоды и так было до-
вольно сделано, а эта кучка сброда и вся-то не стоила медной монеты. Тот
пленный, о котором я упомянул, более ценная добыча: это щеголь монах,
наверно ехал в гости к своей возлюбленной, судя по его франтовской одеж-
де и по убранству его коня. Да вот и почтенный прелат идет, бойкий как
сорока.
Тут двое иоменов привели и поставили перед зеленым троном начальника
