мер из разбойничьего ордена!
- Пес! - произнес Буагильбер, заскрежетав зубами. - Я покажу тебе,
что значит богохульствовать против священного ордена рыцарей Сионского
Храма!
С этими словами он повернул коня и, заставив его взвиться на дыбы,
приподнялся на стременах, а в то мгновение, когда лошадь опускалась на
передние ноги, использовал силу ее падения и нанес Ательстану сокруши-
тельный удар мечом по голове.
Правду говорил Вамба, что шелковая шапка не защитит от стального ме-
ча. Напрасно Ательстан попытался парировать удар своей окованной железом
палицей. Острый меч храмовника разрубил ее, как тростинку, и обрушился
на голову злополучного сакса, который замертво упал на землю.
- А! Босеан! - воскликнул Буагильбер. - Вот как мы расправляемся с
теми, кто оскорбляет рыцарей Храма. Кто хочет спастись - за мной!
И, устремившись через подъемный мост, он, пользуясь замешательством,
вызванным падением Ательстана, рассеял стрелков, пытавшихся остановить
его. За ним поскакали его сарацины и человек пять-шесть воинов, успевших
вскочить на коней. Отступление храмовника было тем более опасно, что це-
лая туча стрел понеслась вслед за ним и его отрядом. Ему удалось доска-
кать до передовой башни, которой Морис де Браси должен был овладеть,
согласно их первоначальному плану.
- Де Браси! - закричал он. - Де Браси, здесь ли ты?
- Здесь, - отозвался де Браси, - но я пленный.
- Могу я выручить тебя? - продолжал Буагильбер.
- Нет, - отвечал де Браси, - я сдался в плен на милость победителя и
сдержу свое слово. Спасайся сам. Сокол прилетел. Уходи из Англии за мо-
ре. Больше ничего не смею тебе сказать.
- Ладно, - сказал храмовник, - оставайся, коли хочешь, но помни, что
и я сдержал свое слово. Какие бы соколы ни прилетали, полагаю, что от
них можно укрыться в прецептории Темплстоу, - это убежище надежное, туда
я и отправлюсь, как цапля в свое гнездо.
Сказав это, он поскакал дальше, а за ним и его свита.
После отъезда храмовника те из защитников замка, которым не удалось
бежать с ним, продолжали оказывать отчаянное сопротивление осаждавшим,
так как не надеялись на пощаду. Огонь быстро распространялся по всему
зданию. Вдруг Ульрика, виновница пожара, появилась на верху одной из бо-
ковых башен, словно какая-то древняя фурия, и громко запела боевую пес-
ню, похожую на те, какие во времена язычества распевали саксонские
скальды на полях сражений. Ее растрепанные волосы длинными прядями раз-
вевались вокруг головы, безумное упоение местью сверкало в ее глазах,
она размахивала в воздухе своей прялкой, точно одна из роковых сестер,
по воле которых прядется и прекращается нить человеческой жизни. Преда-
ние сохранило несколько строф того варварского гимна, который она пела
среди окруженного огнем побоища:
Точите мечи,
Дракона сыны!
Факел зажги,
Хенгиста дочь!
Мы не на пиршестве мясо разрежем
Крепким, широким и острым ножом.
Факел не к мирному ложу невесты
Пламенем синим нам путь осветит.
Точите мечи - ворон кричит!
Факел зажги - ревет Зернебок!
Точите мечи. Дракона сыны!
Факел зажги, Хенгиста дочь!
Тучею черною замок окутан,
Как всадник - на туче летящий орел.
Наездник заоблачный, ты не тревожься,
Пир твой готов.
Девы Валгаллы, ждите гостей -
Хенгиста племя вам их пошлет.
О чернокудрые девы Валгаллы,
Радостно в бубны бейте свои!
Множество воинов гордых придет
К вам во дворец.
Вот темнота опустилась на замок,
Тучи вокруг собрались.
Скоро они заалеют, как кровь!
Красная грива того, кто леса разрушает,
взметнется над ними!
Это он, сжигающий замки,
Пылающим знаменем машет,
Знамя его багровеет
Над полем, где храбрые бьются.
Рад он звону мечей и щитов,
Любит лизать он шипящую кровь,
что из раны течет.
Все погибает, все погибает!
Меч разбивает шлемы,
Копье пронзает доспехи,
Княжьи хоромы огонь пожирает.
Удары таранов разрушат ограду.
Все погибает! Все погибает!
Хенгиста род угас,
Имя Хорсы забыто!
Не бойтесь судьбы своей, дети мечей!
Пусть кинжалы пьют кровь, как вино!
Угощайтесь на пиршестве битвы!
Озаряют вас стены в огне!
Крепко держите мечи, пока горяча ваша кровь,
Ни пощады, ни страха не знайте!
Мщения время пройдет,
Ненависть скоро угаснет,
Скоро сама я погибну!
Неудержимое пламя победило теперь все препятствия и поднялось к ве-
черним небесам одним громадным огненным столбом, который был виден изда-
лека. Одна за другой обрушивались высокие башни; горящие крыши и балки
летели вниз; сражающиеся были вытеснены со двора замка. Немногие из по-
бежденных, оставшиеся в живых, разбежались по соседним лесам. Победители
с изумлением и даже со страхом взирали на пожар, отблески которого окра-
шивали багровым цветом их самих и их оружие. Исступленная фигура сак-
сонски Ульрики еще долго виднелась на верхушке избранного ею пьедестала.
Она с воплями дикого торжества взмахивала руками, словно владычица пожа-
рища, ею зажженного. Наконец и эта башня с ужасающим треском рухнула, и
Ульрика погибла в пламени, уничтожившем ее врага и тирана. Ужас сковал
язык всем бойцам, и в течение нескольких минут они не шелохнулись,
только осеняли себя крестным знамением. Потом раздался голос Локсли:
- Радуйтесь, иомены: гнездо тиранов разрушено! Тащите добычу на сбор-
ное место, к дубу у Оленьего холма: на рассвете мы честно разделим все
между собою и нашими достойными союзниками, которые помогли нам выпол-
нить это великое дело мщения.
Глава XXXII
Есть в каждом государстве свой порядок:
Уставы городов, царей указы,
И даже у разбойников лесных
Гражданственности видим мы подобье.
Так повелось не со времен Адама -
Законы были созданы позднее,
Чтобы тесней объединить людей.
Старинная пьеса
Утренее солнце озарило лужайки дубового леса. Зеленые ветви засверка-
ли каплями жемчужной росы. Лань вывела детеныша из чащи на открытую по-
ляну, и не было поблизости ни одного охотника, чтобы выследить и облюбо-
вать стройного оленя, который величавой поступью расхаживал во главе
своего стада.
Разбойники собрались вокруг заветного дуба у Оленьего холма. Они про-
вели ночь, подкрепляя свои силы после вчерашней осады: одни - вином,
другие - сном, а многие слушали или сами рассказывали различные проис-
шествия боя или же подсчитывали добычу, попавшую после победы в распоря-
жение их начальника.
Добыча эта была очень значительна. Несмотря на то, что многое сгорело
во время пожара, бесстрашные молодцы все-таки награбили множество сереб-
ряной посуды, дорогого оружия и великолепного платья. Однако никто из
них не пытался самовольно присвоить себе хотя бы малейшую часть добычи,
в ожидании дележа сваленной в общую кучу.
Место сборища было у старого дуба. Но это было не то дерево, к кото-
рому Локсли привел в первый раз Гурта и Вамбу. Этот дуб стоял среди лес-
ной котловины, на расстоянии полумили от разрушенного замка Торкилстон.
Локсли занял свое место - трон из дерна, воздвигнутый под сплетенными
ветвями громадного дерева, а его лесные подданные столпились кругом. Он
указал Черному Рыцарю место по правую руку от себя, а слева посадил Сед-
рика.
- Простите меня за мою смелость, благородные гости, - сказал он, - но
в этих дебрях я повелитель: это мое царство, и мои отважные вассалы во-
зымели бы низкое понятие о моем могуществе, если бы я вздумал в пределах
своих владений уступить власть кому-нибудь другому... Но где же наш ка-
пеллан? Куда девался куцый монах? Христианам прилично начать деловой
день с утренней молитвы.
Оказалось, что никто не видел причетника из Копменхерста.
- Помилуй бог! - сказал вождь разбойников. - Надеюсь, что наш веселый
монах опоздал потому, что чуточку пересидел, беседуя с флягою вина. Кто
его видел после взятия замка?
- Я, - отозвался Мельник. - Я видел, как он возился у дверей одного
подвала и клялся всеми святыми, что отведает, какие у барона Фрон де Бе-
фа водились гасконские вина.
- Ну, - сказал Локсли, - пусть же святые, сколько их ни есть, охранят
его от искушения там напиться. Как бы он не погиб под развалинами замка.
Мельник, возьми с собой отряд людей и ступай туда, где ты его приметил в
последний раз. Полейте водой изо рва накалившиеся камни. Я готов разоб-
рать все развалины по камешку, только бы не лишиться моего куцего мона-
ха.
Несмотря на то, что каждому хотелось присутствовать при дележе добы-
чи, охотников исполнить поручение предводителя нашлось очень много. Это
показывало, насколько все были привязаны к своему духовному отцу.
- А мы тем временем приступим к делу, - сказал Локсли. - Как только
пройдет молва о нашем смелом деле, отряды де Браси, Мальвуазена и других
союзников барона Фрон де Бефа пустятся нас разыскивать, и нам лучше пос-
корее убраться из здешних мест... Благородный Седрик, - продолжал он,
обращаясь к Саксу, - добыча разделена, как видишь, на две кучи: выбирай,
что тебе понравится, для себя и для своих слуг, участников нашего общего
сражения.
- Добрый иомен, - сказал Седрик, - сердце мое подавлено печалью. Нет
более благородного Ательстана Конингсбургского, последнего отпрыска бла-
женного Эдуарда Исповедника. С ним погибли такие надежды, которым никог-
да более не сбыться. Его кровь погасила такую искру, которую больше не
раздуть человеческим дыханием. Мои слуги, за исключением немногих, сос-
тоящих теперь при мне, только и ждут моего возвращения, чтобы перевезти
его благородные останки к месту последнего успокоения. Леди Ровена поже-
лала воротиться в Ротервуд, и необходимо проводить ее под охраной
сильного отряда вооруженных слуг. Так что мне бы следовало еще раньше
отбыть из этих мест. Но я ждал не добычи - нет, клянусь богом и святым
Витольдом, ни я, ни кто-либо из моих людей не притронется к ней! Я ждал
только возможности принести мою благодарность тебе и твоим храбрым това-
рищам за сохранение нашей жизни и чести.
- Как же так, - сказал Локсли, - мы сделали самое большее только по-
ловину дела. Если тебе самому ничего не нужно, то возьми хоть что-нибудь
для твоих соседей и сторонников.
- Я достаточно богат, чтобы наградить их из своей казны, - отвечал
Седрик.
- А иные, - сказал Вамба, - были настолько умны, что сами себя награ-
дили. Не с пустыми руками ушли. Не все ведь ходят в дурацких колпаках.
- И хорошо сделали, - сказал Локсли. - Наши уставы обязательны только
для нас самих.
- А ты, мой бедняга, - сказал Седрик, обернувшись и обняв своего шу-
та, - как мне наградить тебя, не побоявшегося предать свое тело оковам и
смерти ради моего спасения? Все меня покинули, один бедный шут остался
мне верен.
Когда суровый тан произносил эти слова, в глазах у него стояли слезы
- такого проявления чувства не могла вызвать даже смерть Ательстана; в
беззаветной преданности шута было нечто такое, что взволновало Седрика
гораздо глубже, чем печаль по убитому.
- Что же это такое? - сказал шут, вырываясь из объятий своего хозяи-
на. - Ты платишь за мои услуги соленой водой? Этак и шуту придется пла-
кать за компанию. А как же он станет шутить? Слушай-ка, дядюшка, если, в
самом деле, хочешь доставить мне удовольствие, прости, пожалуйста, моего
приятеля Гурта за то, что он украл одну недельку службы у тебя и отдал
ее твоему сыну.
- Простить его! - воскликнул Седрик. - Не только прощаю, но и награжу
его. Гурт, становись на колени!
Свинопас мгновенно повиновался.
- Ты больше не раб и не невольник, - промолвил Седрик, дотронувшись
до него жезлом, - отныне ты свободный человек и волен проживать в горо-
дах и вне городов, в лесах и в чистом поле. Дарую тебе участок земли в
моем Уолбругемском владении, прими его от меня и моей семьи в пользу
