Наутро Лилли лежала, растянувшись на спине, и храпела. Я сходил в
ванную, поссал, почистил зубы и умылся. Потом заполз обратно в постель.
Развернул ее к себе и начал играть с ее частями тела. Мне всегда
хочется с бодуна - причем не есть хочется, а засадить. Ебля - лучшее
лекарство от похмелья. У меня опять все зачесалось. Изо рта у нее так
воняло, что губ-лепестков уже не хотелось. Я влез. Она издала слабый стон.
Мне вкатило. Не думаю, что впихнул ей больше двадцати раз - и кончил.
Через некоторое время я услышал, как она встала и прошла в ванную.
Лиллиан. К тому времени, как она вернулась, я уже почти спал, повернувшись
к ней спиной.
Четверть часа спустя она вылезла из постели и стала одеваться.
- Что такое? - спросил я.
- Мне пора отсюда идти. Надо детей вести в школу.
Лиллиан закрыла дверь и побежала вверх по лестнице.
Я встал, дошел до ванной и некоторое время смотрел на свое отражение в
зеркале.
В десять утра я поднялся к завтраку. Там я нашел Пита и Сельму.
Сельма выглядела здорово. Где только находят таких Сельм? Псам этого
мира Сельмы никогда не достаются. Псам достаются только собаки. Сельма
подала нам завтрак.
Она была прекрасна, и владел ею один человек, преподаватель колледжа.
Почему-то не совсем правильно. Образованные выскочки, не подкопаешься.
Образование стало новым божеством, а образованные - новыми плантаторами.
- Чертовски хороший завтрак, - сказал я им. - Большое спасибо.
- Как Лилли? - спросил Пит.
- Лилли была очень хороша.
- Сегодня вечером надо будет читать еще раз, ты в курсе. В маленьком
колледже, более консервативном.
- Хорошо. Буду осторожней.
- Что читать собираешься?
- Старь, наверное.
Мы допили кофе, прошли в переднюю комнату и сели. Зазвонил телефон, Пит
ответил, поговорил, затем повернулся ко мне:
- Парень из местной газеты хочет взять у тебя интервью. Что ему сказать?
- Скажи ладно.
Пит передал ответ, потом подошел и взял мою последнюю книгу и ручку.
- Я подумал, тебе стоит что-нибудь здесь написать для Лилли.
Я раскрыл книгу на титульном листе. Дорогая Лилли, - написал я. - Ты
всегда будешь частью моей жизни....
Генри Чинаски.
9
Мы с Лидией вечно ссорились. Она была вертихвосткой, и это меня
раздражало. Когда мы ели не дома, я был уверен, что она приглядывается к
какому-нибудь мужику на другом конце ресторана. Когда в гости заходили мои
друзья, и там была Лидия, я слышал, как разговор становился интимным и
сексуальным. Она всегда специально подсаживалась к моим друзьям как можно
ближе.
Лидию же раздражало мое пьянство. Она любила секс, а мое пьянство
мешало нам заниматься любовью.
- Либо ты слишком пьян, чтобы трахаться вечером, либо слишком болен,
чтобы трахаться утром, - говорила она. Лидия впадала в ярость, если я хоть
бутылку пива при ней выпивал. Мы разбегались с нею раз в неделю как
минимум - Навсегда, - но вечно нам как-то удавалось помириться. Она
закончила лепить мою голову и подарила ее мне. Когда мы разбегались, я
ставил голову в машину на переднее сиденье рядом с собой, вез к ее дому и
оставлял у двери на крыльце. Потом шел к телефонной будке, звонил ей и
говорил:
- Твоя чертова башка стоит за дверью!
Так голова ездила туда и обратно.
Мы опять расстались, и я свалил с себя эту голову. Я пил: снова
свободный человек. У меня имелся молодой приятель, Бобби, довольно никакой
пацан, работавший в порнографической книжной лавке. На стороне он
прирабатывал фотографией. Жил он в паре кварталов от меня. У Бобби были
неприятности с самим собой и со своей женой Валери. Как-то вечером он
позвонил и сказал, что хочет привезти ко мне Валери переночевать. Звучало
прекрасно. Валери было 22, абсолютно миленькая, с длинными светлыми
волосами, безумными голубыми глазами и красивым телом. Как и Лидия, она
тоже провела некоторое время в сумасшедшем доме. Немного погодя, я
услышал, как они заехали на лужайку перед моим двором.
Валери вышла. Я вспомнил, как Бобби рассказывал мне, что когда знакомил
с Валери своих родителей, те заметили по поводу ее платья, что, мол, оно
им нравится, а она ответила:
- Ага, а как насчет всей остальной меня? - И задрала платье на бедрах.
Трусиков на ней не было.
Валери постучала. Я услышал, как Бобби отъехал. Я впустил ее в дом.
Выглядела она прекрасно. Я налил два скотча с водой. Ни она, ни я ни о чем
не говорили. Мы выпили, и я налил еще два. После этого сказал:
- Давай, поехали в бар.
Мы сели в мою машину. Бар Машина Для Клея находился сразу за углом. На
той неделе, правда, мне там велели больше не наливать, но когда мы вошли,
никто даже не пикнул. Мы сели за столик и заказали выпить.
По-прежнему не разговаривали. Я просто смотрел в эти безумные голубые
глаза. Мы сидели рядом, и я поцеловал ее. Губы ее были прохладны и
приоткрыты. Я поцеловал ее еще раз, и ногами мы прижались друг к другу. У
Бобби была славная жена. Бобби ненормальный, что раздает ее налево и
направо.
Мы решили пообедать. Каждый заказал себе по стейку, и мы пили и
целовались, пока ждали. Барменша сказала:
- О, да вы влюблены! - и мы оба рассмеялись. Когда принесли стейки,
Валери сказала:
- Я свой не хочу.
- Я свой тоже не хочу, - ответил я.
Мы пили там еще часик, а потом решили вернуться ко мне.
Подъезжая к передней лужайке, я увидел в проезде женщину. То была
Лидия. В руке она держала конверт. Я вышел из машины с Валери, и Лидия
посмотрела на нас.
- Кто это? - спросила Валери.
- Женщина, которую я люблю, - объяснил ей я.
- Кто эта сука? - завопила Лидия.
Валери повернулась и побежала по тротуару. Я слышал ее высокие каблучки
по мостовой.
- Заходи давай, - сказал я Лидии. Она вошла в дом следом за мной.
- Я пришла сюда, чтоб отдать тебе это письмо, и похоже, что зашла в
самое время. Кто это была?
- Жена Бобби. Мы просто друзья.
- Ты ведь собирался ее выебать, правда?
- Но послушай, я же ей сказал, что люблю тебя.
- Ты ведь собирался ее выебать, правда?
- Но послушай, малышка...
Вдруг она меня толкнула. Я стоял перед кофейным столиком, а тот стоял
перед тахтой. Я упал спиной на столик, между ним и тахтой. Услышал, как
хлопнула дверь. А когда поднимался, то мотор машины Лидии уже завелся. Она
уехала.
Сукин сын, подумал я, то у тебя аж две бабы, а через минуту - уже ни
одной.
10
Я удивился на следующее утро, когда ко мне постучалась Эйприл.
Эйприл - это та, что сидела на диете и была на вечеринке у Гарри
Эскота, а потом слиняла с наспидованным маньяком. Было 11 утра. Эйприл
вошла и села.
- Я всегда восхищалась вашей работой, - сказала она.
Я достал ей пива и взял одно себе.
- Бог - это крюк в небесах, - сказала она.
- Ладно, - сказал я.
Эйприл была тяжеловата, но не очень жирна. Большие бедра и крупная
задница, а волосы свисали прямо вниз. Что-то уже в одних ее размерах -
матерых, будто и обезьяна ей была бы под силу. Ее умственная отсталость
привлекала, поскольку она не играла в игры. Она закинула одну ногу на
другую, показав огромные белые ляжки.
- Я посеяла зернышки помидоров в подвале того дома, где живу, - сказала
она.
- Я возьму у тебя немного, когда взойдут, - ответил я.
- У меня никогда не было водительских прав, - сказала Эйприл. - Моя
мать живет в Нью-Джерси.
- А моя умерла, - ответил я, подошел и подсел к ней на тахту.
Потом схватил и поцеловал ее. Пока я ее целовал, она смотрела мне прямо
в глаза.
Я оторвался.
- Давай ебаться, - сказал я.
- У меня инфекция, - ответила Эйприл.
- Чего?
- Вроде грибка. Ничего серьезного.
- А я могу заразиться?
- Выделения такие, типа молочка.
- А я могу заразиться?
- Не думаю.
- Давай ебаться.
- Я не знаю, хочется ли мне ебаться.
- Хорошо будет. Пошли в спальню.
Эйприл зашла в спальню и начала снимать одежду. Я снял свою. Мы
забрались под простыни. Я начал играться с ней и целовать ее. Потом
оседлал.
Очень странно. Будто вагина у нее поперек. Я знал, что я внутри, я
чувствовал, что вроде должен быть внутри, но все время сползал куда-то в
сторону, влево. Я все горбатил и горбатил ее. Такой вот восторг. Я кончил
и скатился.
Позже я отвез ее домой, и мы поднялись к ней в квартиру. Долго
разговаривали, и ушел я, лишь записав номер квартиры и адрес. Проходя по
вестибюлю, я узнал почтовые ящики этого дома. Я разносил сюда почту много
раз, когда служил почтальоном. Я вышел к своей машине и уехал.
11
У Лидии было двое детей: Тонто, мальчик 8 лет, и Лиза, 5-летняя малышка,
прервавшая нашу первую поебку. Мы сидели вместе за столом как-то вечером,
ужинами. Между нами с Лидией все шло хорошо, и я оставался на ужин почти
каждый вечер, потом спал с Лидией и уезжал часов в 11 на следующее утро,
возвращался к себе проверить почту и писать. Дети спали в соседней комнате
на водяной постели. Старый маленький домишко - Лидия снимала его у бывшего
японского борца, теперь занявшегося недвижимостью. Он был, очевидно, в
Лидии заинтересован. Ну и ладно. Милый старый домишко.
- Тонто, - сказал я за едой, - ты знаешь, что когда твоя мама кричит по
ночам, я ее не бью. Ты ведь знаешь, кому на самом деле плохо.
- Да, знаю.
- Тогда почему ты не заходишь и не помогаешь мне?
- Не-а. Я ее знаю.
- Слушай, Хэнк, - сказала Лидия, - не натравливай на меня детей.
- Он самая большая уродина в мире, - сказала Лиза.
Лиза мне нравилась. Когда-нибудь она станет настоящей сексапилкой - и
не просто так, а личностью.
После ужина мы с Лидией ушли к себе в спальню и растянулись на кровати.
Лидия торчала от угрей и прыщиков. У меня плохая кожа. Она придвинула
лампу поближе к моему лицу и приступила. Мне нравилось. У меня от этого
все зудело, а иногда вставал. Очень интимно. Иногда между выдавленными
прыщами Лидия меня целовала. Сперва она всегда трудилась над моим лицом, а
потом переходила к спине и груди.
- Ты меня любишь?
- Ага.
- Ууу, посмотри, какой!
То был угорь с большим желтым хвостом.
- Славный, - сказал я.
Она лежала на мне во весь рост. Потом вдруг перестала давить и
посмотрела на меня.
- Я тебя в могилу еще положу, ебарь ты жирный!
Я засмеялся. Лидия поцеловала меня.
- А я засуну тебя обратно в психушку, - сказал ей я.
- Перевернись. Давай спиной займусь.
Я перевернулся. Она выдавила у меня на затылке.
- Ууу, вот хороший какой! Аж выстрелил! Мне в глаз попало!
- Очки надевать надо.
- Давай заведем маленького Генри! Только подумай - маленький Генри
Чинаски!
- Давай обождем немного.
- Я хочу маленького сейчас же!
- Давай подождем.
- Мы только и делаем, что дрыхнем, жрем, валяемся везде, да трахаемся.
Как слизни. Слизневая любовь, вот как это называется.
- Мне она нравится.
- Ты раньше здесь пис.л.
Ты был занят. Ты приносил сюда чернила и рисовал свои рисунки. А теперь
идешь домой и вс самое интересное делаешь там. Здесь ты только ешь да
спишь, а с утра первым делом уезжаешь. Тупо.
- Мне нравится.
- Мы не ходим на вечеринки уже несколько месяцев! Мне нравится
встречаться с людьми! Мне скучно! Мне так скучно, что я уже с ума схожу!
Мне хочется что-то делать! Я хочу ТАНЦЕВАТЬ! Я жить хочу!
- Ох, да говно все это.
- Ты слишком старый. Тебе хочется только сидеть на одном месте, да
критиковать всех и вся. Ты не хочешь ничего делать. Тебе вс нехорошо!
Я выкатился из постели и встал. Начал надевать рубашку.
- Что ты делаешь? - спросила она.
- Выметаюсь отсюда.
- Ну вот, пожалста! Только что не по-твоему, так вскакиваешь и сразу за
дверь. Ты никогда не хочешь ни о чем разговаривать. Ты идешь домой и
напиваешься, а на следующий день тебе так худо, что хоть ложись и подыхай.
И вот тогда только ты звонишь мне!
- Я ухожу отсюда к чертовой матери!
- Но почему?
- Я не хочу оставаться там, где меня не хотят. Я не хочу быть там, где
меня не любят.
