в чужой кровати. Я посмотрел на стену у себя перед носом и увидел на ней
большую декоративную букву. Буква гласила Н. Н означало Николь. Мне было
херово. Я сходил в ванную. Взял зубную щетку Николь, чуть не подавился.
Умыл лицо, причесался, посрал и поссал, вымыл руки и выпил много воды
из-под крана над ванной. Потом вернулся в постель. Николь встала, привела
себя в порядок, вернулась. Легла ко мне лицом. Мы начали целоваться и
гладить друг друга.
Я невинен по-своему, Лидия, подумал я. Я верен тебе по-своему.
Никакого орального секса. Желудок слишком расстроен. Я взгромоздился на
бывшую жену знаменитого врача. На культурную путешественницу по разным
странам. У нее в шкафу стояли сестры Бронт. Нам обоим нравилась Карсон
МакКаллерс. Сердце - Одинокий Охотник. Я всунул ей 3 или 4 раза особенно
мерзкими рывками, и она охнула. Теперь она знала писателя не понаслышке.
Не очень хорошо известного писателя, конечно, но за квартиру платить я
умудрялся, и это поражало. Настанет день, и она окажется в одной из моих
книг. Я ебал культурную суку. Я чувствовал, как приближаюсь к оргазму. Я
втолкнул свой язык ей в рот, поцеловал ее и кончил. Скатился с нее,
чувствуя себя глупо. Подержал ее немного в объятиях, потом она ушла в
ванную. В Греции ебать ее было бы лучше, наверное. Америка - дерьмовое
место для ебли.
После этого я навещал Николь 2-3 раза в неделю, днем. Мы пили вино,
разговаривали, а иногда занимались любовью. Я обнаружил, что меня она в
особенности не интересует - просто нужно чем-то заняться. С Лидией мы
помирились на следующий день. Она допрашивала меня, бывало, куда я хожу
днем.
- Я был в супермаркете, - отвечал я ей, и то была правда.
Сначала я действительно заходил в супермаркет.
- Я никогда не видела, чтобы ты проводил столько времени в супермаркете.
Однажды вечером я напился и проболтался Лидии, что знаю некую Николь. Я
рассказал ей, где Николь живет, но успокоил, что ничего особенного не
происходит. Зачем черт меня дернул, не вполне понятно, но когда человек
пьет, мыслит он иногда неясно....
Однажды днем я выходил из винной лавки и только-только дошел до Николь.
Я нес с собой две полудюжины пива в бутылках и пинту виски. Мы с Лидией
накануне опять поцапались, и я решил провести ночь с Николь. Шел я себе,
уже в состоянии легкой интоксикации, как вдруг услышал, как ко мне сзади
кто-то подбегает. Я обернулся. Там стояла Лидия.
- Ха! - сказала она. - Ха!
Она выхватила пакет с пойлом у меня из рук и стала доставать бутылки с
пивом. Она била их о мостовую одну за другой. Те крупно взрывались.
Бульвар Санта-Моника - очень оживленная улица. Дневное движение только
начинало нарастать. Вся эта акция происходила прямо перед дверью Николь.
Потом Лидия дошла до пинты виски. Она подняла ее в воздух и завопила на
меня:
- Ха! Ты собирался это выпить, а потом ЕБАТЬ ее! - Она хряснула
бутылкой о цемент.
Дверь у Николь была открыта, и Лидия побежала вверх по лестнице.
Николь стояла на верхней площадке. Лидия принялась лупцевать Николь
своей большой сумочкой. Ремешки у той были длинные, а размахивалась она
изо всех сил.
- Это мой мужчина! Он мой мужчина! Не лезь к моему мужчине!
Затем Лидия сбежала мимо меня вниз и выскочила на улицу.
- Боже милостивый, - сказала Николь. - Кто это была?
- Это была Лидия. Дай мне веник и большой бумажный пакет.
Я вышел на улицу и начал сметать битое стекло в мешок из коричневой
бумаги. Эта сука зашла слишком далеко на сей раз, думал я. Схожу куплю еще
пойла. Останусь на ночь с Николь - может, на пару ночей.
Я нагнулся, подбирая осколки, и тут услышал за спиной странный звук. Я
обернулся. Лидия на своей Дряни. Она заехала на тротуар и неслась прямо на
меня со скоростью миль 30 в час. Я отскочил в сторону, машина пролетела
мимо, промахнувшись на дюйм. Доехала до конца квартала, неуклюже
грохнулась с тротуара, прокатилась дальше по мостовой, на следующем углу
свернула вправо и пропала из виду.
Я продолжал подметать стекло. Подмел и убрал я уже вс.
Затем залез в свой первый кулек и нашел одну неповрежденную бутылку
пива.
Выглядела она очень хорошо. Мне она на самом деле была нужна. Я уже
совсем собрался открутить пробку, как кто-то выхватил бутылку у меня из-за
спины. Снова Лидия. Она подбежала к двери Николь и швырнула бутылку в
стекло. Она запустила ее с таким ускорением, что бутылка пролетела
насквозь, как большая пуля, не разбив вс стекло целиком, а оставив только
круглую дыру.
Лидия сбежала вниз, а я поднялся по лестнице. Николь по-прежнему стояла
на площадке.
- Ради Бога, Чинаски, уезжай с нею, пока она всех тут не поубивала!
Я повернулся и вновь спустился на улицу. Лидия сидела в машине, мотор
работал. Я открыл дверцу и сел. Она тронулась с места. Ни один из нас не
произнес ни слова.
24
Я начал получать письма от девушки из Нью-Йорка. Ее звали Минди.
Она наткнулась на пару моих книжек, но лучше всего в ее письмах было
то, что она редко упоминала в них о писательстве, кроме тех случаев, когда
говорила, что сама она - не писатель. Она писала о разном в общем, а о
мужчинах и сексе - в частности. Минди было 25, писала она от руки,
почерком устойчивым и разумным, однако, с юмором. Я отвечал ей и всегда
радовался, находя ее письмо у себя в ящике. У большинства людей гораздо
лучше получается выговариваться в письмах, нежели в беседе, и некоторые
умеют писать художественные, изобретательные письма, но стоит попытаться
сочинить стихотворение, рассказ или роман, как они становятся
претенциозными.
Потом она прислала несколько фотографий. Если они не лгали, то Минди
была довольно хороша собой. Мы переписывались еще несколько недель, а
потом она упомянула, что скоро у нее двухнедельный отпуск.
Почему бы вам не прилететь сюда? - предложил я.
Хорошо, ответила она.
Мы начали созваниваться. Наконец, она сообщила дату своего прилета в
международный аэропорт Лос-Анжелеса.
Буду там, сказал я ей, ничто меня не остановит.
25
Я хранил дату в уме. Сотворить раскол с Лидией никогда не представляло
особых трудностей. Я по натуре - одиночка, довольствуюсь просто тем, что
живу с женщиной, ем с ней, сплю с ней, иду с ней по улице. Я не хотел
никаких разговоров, никаких выходов куда-то, если не считать ипподрома или
бокса. Я не понимал телевидения. Я чувствовал себя глупо, если приходилось
платить деньги за то, чтобы зайти в кинотеатр и сидеть там с другими
людьми ради того, чтобы разделить их эмоции. От вечеринок меня тошнило. Я
терпеть не мог азартные игры, грязную игру, флирт, любительскую пьянь,
зануд. Но Лидию вечеринки, танцульки, мелкий треп заряжали энергией. Она
считала себя сексапилкой. Но уж чересчур очевидной. Поэтому наши споры
часто произрастали из моего желания никаких-людей-вообще против ее желания
как-можно-больше-людей-как-можно-чаще.
За пару дней до прилета Минди я начал. Мы вместе лежали на постели.
- Лидия, да ради Бога, почему ты такая глупая? Неужели ты не понимаешь,
что я одиночка? Затворник? Я таким и должен быть, чтобы писать.
- Как же ты вообще что-то узнашь о людях, если не встречаешься с ними?
- Я уже вс про них знаю.
- Даже когда мы выходим поесть в ресторан, ты сидишь, опустив голову,
ты ни на кого не смотришь.
- К чему тошноту вызывать?
- Я наблюдаю за людьми, - сказала она. - Я их изучаю.
- Дерьмо собачье!
- Да ты боишься людей!
- Я их ненавижу.
- Как же ты можешь быть писателем? Ты не наблюдаешь!
- Ладно, я не смотрю на людей, но на квартплату зарабатываю письмом.
Это круче, чем баранов пасти.
- Тебя надолго не хватит. У тебя никогда ничего не выйдет. Ты вс
делаешь не так.
- Именно поэтому у меня вс получается.
- Получается? Да кто, к чертовой матери, знает, кто ты такой? Ты
знаменит как Мейлер? Как Капоте?
- Они писать не умеют.
- Зато ты умеешь! Только ты, Чинаски, умеешь писать!
- Да, так я себя ощущаю.
- Ты знаменит? Если бы ты приехал в Нью-Йорк, тебя бы кто-нибудь узнал?
- Послушай, мне на это наплевать. Я просто хочу писать себе дальше. Мне
не нужны фанфары.
- Да ты не откажешься от всех фанфар, что только могут быть.
- Возможно.
- Тебе нравится делать вид, что ты уже знаменит.
- Я всегда так себя вел, даже еще не начав писать.
- Ты самый неизвестный знаменитый человек, которого я видела.
- У меня просто нет амбиций.
- Есть, но ты ленив. Ты хочешь всего и на шару. Когда вообще ты пишешь?
Когда ты это делаешь? Ты вечно или в постели валяешься, или пьяный, или на
ипподроме.
- Не знаю. Это не важно.
- А что тогда важно?
- Тебе виднее, - сказал я.
- Ну, так я тебе скажу, что важно! - заявила Лидия. - У нас уже очень
давно не было вечеринки. Я уже очень долго никаких людей не видела! Мне
НРАВЯТСЯ люди! Мои сестры ОБОЖАЮТ вечеринки. Они тыщу миль готовы проехать
ради вечеринки! Вот так нас вырастили в Юте! В вечеринках ничего зазорного
нет.
Просто люди РАССЛАБЛЯЮТСЯ и хорошо проводят время! Только у тебя в
голове эта чокнутая идея засела. Ты думаешь, веселье непременно ведет к
ебле!
Господи Боже мой, да люди порядочны! Ты просто не умеешь хорошо
проводить время!
- Мне не нравятся люди, - ответил я.
Лидия вскочила с постели.
- Господи, меня от тебя тошнит!
- Ладно, тогда я уступлю тебе немного места.
Я спустил ноги с кровати и начал обуваться.
- Немного места? - переспросила Лидия. - Что ты имеешь в виду - немного
места?
- А то, что убираюсь отсюда к чертям!
- Ладно, но послушай-ка вот что: если ты сейчас выйдешь за дверь, ты
меня больше не увидишь!
- Меня устраивает, - сказал я.
Я встал, подошел к двери, открыл ее, закрыл и спустился к фольксвагену.
Завелся и уехал. Я освободил немного места для Минди.
26
Я сидел в аэропорту и ждал. С фотографиями всегда вс неясно. Точно
никогда не скажешь. Я нервничал. Хотелось сблевнуть. Я зажег сигарету и
подавился. Зачем я все это делаю? Минди мне теперь не хотелось. А она уже
летит аж из самого Нью-Йорка. Я знал множество женщин. Почему их всегда
должно быть больше? Что я пытаюсь сделать? Новые романчики - это, конечно,
будоражит, но ведь сколько работы. В первом поцелуе, в первой бке есть
какой-то драматизм. Сначала люди всегда интересны. А потом, позже,
медленно но верно проявляются и все недостатки, и вс безумие. Я становлюсь
вс незначительнее для них; они будут значить вс меньше и меньше для меня.
Я стар и уродлив. Может, поэтому так хорошо вставлять в молодых
девчонок. Я Кинг-Конг, а они - изящные и хрупкие. Я что - пытаюсь в трахе
обойти смерть на повороте? Что - с молоденькими девчонками я надеюсь, что
не состарюсь ни телом, ни душой? Мне просто не хочется стареть по-плохому
- лучше просто бросить вс и сдохнуть еще до прихода самой смерти.
Самолет Минди приземлился и подрулил. Я чуял опасность. Женщины
узнавали меня заранее, поскольку читали мои книги. Я выставлял себя
напоказ. С другой же стороны, я о них не знал ничего. Настоящий игрок.
Меня могли убить, мне могли отрезать яйца. Чинаски без яиц. Любовные Стихи
Евнуха.
Я стоял и ждал Минди. Из ворот выходили пассажиры.
Ох, надеюсь, что это не она.
Или это.
Или в особенности вот это.
А вот эта бы в самый раз! Погляди на эти ножки, на этот задик, на эти
глаза....
Одна пошла в мою сторону. Я надеялся, что это она и есть. Самая лучшая
изо всей этой чертовой кучи. Такой удачи не бывает. Она подошла и
улыбнулась.
- Я Минди.
- Я рад, что вы Минди.
- А я рада, что вы Чинаски.
- Вам багажа ждать надо?
- Да, я притащила с собой столько, что надолго хватит!
- Давайте в баре посидим.
Мы вошли в бар и нашли свободный столик. Минди заказала водку с
тоником. Я заказал водку-7. Ах, почти в гармонии. Зажег ей сигарету. Она
выглядела прекрасно. Почти девственно. В это было трудно поверить.
Маленькая, светловолосая и безупречно сложенная. Больше естественная, чем
