пускай тьма танцует...
самое прекрасное лицо, что я видел, принадлежало газетчику, продавцу
новостей, старине, давно ушедшему по перевалу который сидел в ларьке на
углу Беверли и Вермонта, его голова, его лицо выглядели в точности так,
как его звали: Жаба. Я видел его часто, но мы редко разговаривали, а потом
Жаба умер внезапно и ушел по перевалу но я всегда буду помнить его и
однажды ночью я вышел из бара напротив он сидел на месте, в своем ларьке и
посмотрел на меня и сказал: "ты и я, мы знаем одни и те же вещи."
я кивнул, показал два больших пальца, и это большое Жабье лицо, эта
большая Жабья голова запрокинулись в лунном свете и захохотали самым
ужасным и настоящим хохотом, что я когда-либо слышал.
давно ушедшие по перевалу
победа
те сделки, что мы заключили мы сохранили и когда псы часов гонятся по
пятам ничего нельзя отнять у нас кроме наших жизней.
Эдвард Сбрагья
раскуривая крохотные сигаретные бычки, пока мир накатывает волнами на
берег, я обжигаю свои тупые губы думаю о Манфреде Фрайхерре фон Рихтгофене
und sein Fliegerzirkus.
мой кот садится на окошко ванной, а я зажигаю новый окурок
а Норвегия подмигивает, и псы преисподней молятся за меня
внизу моя жена изучает итальянский язык.
а тут, наверху я бы половину собственной задницы отдал за нормальное
курево...
я чихаю затем подскакиваю: маленький красный уголек пепла упал мне на
белый белый живот - я выковыриваю пламенный кусочек пальцами:
немножко больно
я печатаю голышом: вижу свою хмурую душу теперь с маленькой розовой
точкой ожога.
вот видите: у меня здесь наверху свое шоу, мне не нужны ни Вегас, ни
кабельное тв, этикетка на моей винной бутылке утверждает в частности:
"...наш винодел, Эдвард Сбрагья, сохранил свежий фруктовый аромат
винограда Пино Нуар и Напа Гамэй..."
псы преисподней молятся за меня, а мир волнами омывает пляж.
бродя по клетке
вялое предположение в часы тяжких трудов, в ловушке отцовских теней.
тротуары за окнами кафе одиноки весь день.
мой кот глядит на меня и не уверен, что я такое, а я смотрю на него и
меня радует, что я испытываю то же самое к нему...
прочтя 2 номера знаменитого журнала 40-летней давности, убеждаюсь: та
писанина, что была для меня никудышней тогда до сих пор такая же
и ни один из писателей не дожил.
иногда где-то работает какая-то странная справедливость.
иногда нет...
начальная школа была первым пробуждением грядущего долгого ада?
встреч с другими существами, столь же кошмарными, как и мои родители.
а это я никогда не считал возможным...
когда я получил медаль за Ружейные Приемы на военной переподготовке
меня вовсе не интересовала победа.
меня вообще ничего особо не интересовало, даже девчонки казались
поганой дичью для охоты: слишком много ради слишком малого
по носам перед тем, как заснуть, я часто раздумывал, что я буду делать,
кем стану:
грабителем банков, пьянчугой, нищим, идиотом, обычным работягой.
я останавливался на идиоте и обычном работяге, это казалось удобнее,
чем что бы то ни было другое...
самое лучшее в почти-голоде и недоедании - это когда наконец поешь
такая прекрасная и вкусная и волшебная штука.
люди, едящие 3 раза в день всю жизнь никогда на самом деле не знали
вкуса пищи...
люди странные: их постоянно злят банальные вещи, а крупные вопросы
вроде полнейшей растраты жизни впустую они, кажется, едва ли замечают...
по поводу писателей: я обнаружил, что большинство плавало вместе.
у них были школы, учреждения, теории.
группы собирались и боролись друг с другом.
существовала литературная политика.
были и игрища, и злоба.
я всегда считал, что писательство - одинокая профессия.
до сих пор считаю...
животных никогда не заботят ни Рай, ни Ад.
меня тоже.
может, поэтому мы с ними ладим...
когда появляются одинокие люди я вскоре начинаю понимать, почему другие
оставляют их в покое.
и то, что было бы для меня благословеньем
для них - кошмар...
бедный бедный Селин.
написал всего лишь одну книгу.
про остальные не стоит.
но что это была за книга:
Voyage au bout de la nuit.
она вытянула из него всч.
она кинула его шибаться придурком мотаться в тумане непредвиденных
обстоятельств...
Соединенные Штаты - очень странное место: достигли своего пика в 1970
и с тех пор с каждым годом деградируют на 3, пока сейчас в 1989-м не
наступил 1930-й в том, как всё делают.
не нужно ходить в кино чтобы посмотреть фильм ужасов.
рядом с почтой, откуда я отправляю свои работы, есть психушка.
я никогда не оставляю машину возле почты, я паркуюсь перед психушкой и
иду пешком.
я прохожу мимо дурдома.
некоторым из менее безумных разрешается выходить на крыльцо.
они сидят там, как голуби.
я чувствую, что мы с ними родственники.
но рядом не сажусь.
я прохожу мимо и бросаю свои работы в щель ящика первого класса.
предполагается, что я должен знать, что делаю.
я иду обратно, смотрю на них и не смотрю на них.
сажусь в машину и уезжаю.
мне разрешается водить машину.
я веду ее до самого своего дома.
я заезжаю в проезд, думая, что же это я делаю?
вылезаю из машины и один из моих 5 котов подходит ко мне. прекрасный он
парень.
я нагибаюсь и глажу его.
и мне становится хорошо.
я - в точности то, чем и должен быть.
стая
снова собаки за старое, они скачут и рвутся, отступают, кружат, затем
бросаются опять.
а я уже подумал было, что с этим покончено, подумал, что они забыли; а
их только больше стало.
а я стал старше, теперь
но собаки не стареют
и, как всегда, они вгрызаются не только в тело, но и в разум, и в дух.
теперь они окружают меня в этой самой комнате.
они не красивы; они - псы из преисподней.
и тебя они тоже отыщут
хоть ты и один из них теперь.
вопрос и ответ
он сидел голый и пьяный в комнате летней ночи, ковыряясь кончиком ножа
под ногтями, улыбаясь, размышляя обо всех тех письмах, что получил где
говорилось, что то, как он жил и писал об этом - заставляло их идти
дальше, когда всч казалось поистине безнадежным.
положив нож на стол, он щелкнул по нему пальцем и тот завертелся
мигающим кружком под лампой.
кто, к дьяволу, придет и спасет меня? подумал он.
и когда нож перестал вращаться ответ пришел:
тебе придется спасать себя самому.
по-прежнему улыбаясь, а: он зажег сигарету б: он налил себе еще в:
щелкнул по ножу еще раз.
письмо почитательницы
я читаю вас уже очень давно, сейчас только что уложила Билли-Боя в
кроватку он подцепил где-то 7 гадких клещей, я - 2, мой муж Бенни - 3.
некоторым из нас нравятся жучки, другие их терпеть не могут.
Бенни пишет стихи.
он был в одном с вами журнале как-то раз.
Бенни - величайший писатель в мире только он с характером.
однажды он устроил чтения, и кто-то засмеялся над одним его серьезным
стихотворением и Бенни вытащил свою штуковину прямо там и нассал на сцену.
он говорит, что вы пишете хорошо, но не смогли бы носить его яйца и в
бумажном кульке.
как бы то ни было, я сегодня наготовила ЦЕЛУЮ КАСТРЮЛЮ МАРМЕЛАДА,
мы все тут просто ОБОЖАЕМ мармелад.
Бенни вчера потерял работу, сказал своему начальнику, чтоб тот засунул
ее себе в жопу но я свою сохранила тут у нас в маникюрном салоне.
знаете, а педики ходят сюда делать себе маникюр?
вы ведь не педик, а, Мистер Чинаски?
как бы то ни было, мне просто захотелось вам написать.
ваши книги здесь читают и читают.
Бенни говорит, что вы - старый пердун, вы пишете довольно неплохо, но
что вы не смогли бы носить его яйца в бумажном кульке.
вам нравятся жучки, Мистер Чинаски?
мне кажется, мармелад уже остыл, и его можно есть.
поэтому до свидания.
Дора
держитесь за животики
будет хорошо свалить отсюда, просто уехать, хлоп и всё, удрать от
воспоминаний об этом и всч такое, но в том, чтобы остаться, тоже есть своя
прелесть:
все эти малютки, считающие себя горяченькими штучками а теперь живут в
захезанных квартирах с нетерпением ожидая следующей серии какой-нибудь
Мыльной Оперы, и все эти парни, те, что в самом деле думали что у них
получится, ухмылялись, бывало, в Ежегодном Альбоме своими гладкокожими
рожами, теперь они менты, секретари-машинисты, операторы бутербродных
лотков, конюхи, плюхи в пыли.
хорошо оставаться рядом чтоб посмотреть, что станет со всеми остальными
- только когда пойдешь в ванную, избегай зеркала и не смотри что смываешь.
конченный
мяч вылетает на базу, а я его не вижу.
мой средний уровень упал до .231
мелочи постоянно раздражают меня и я не могу спать ночами.
"ты еще вернешься, Гарри," говорят мне товарищи по команде.
затем ухмыляются и втайне довольны.
меня вывели из игры ради 22-летнего пацана.
он там смотрится хорошо:
сила, куча драйвов в нападении.
"стать тренером не думал?"
спрашивает менеджер.
"нет," отвечаю я, "а ты?"
когда я приезжаю домой, жена спрашивает: "в основной состав сегодня
вечером попадешь?"
"не-а."
"не волнуйся, он тебя введет."
"нет, не введет. Я буду на замене до конца сезона."
я захожу в ванную и смотрю в зеркало.
я не 22-летний пацан.
засада от того, что это кажется, произошло за одну ночь.
один вечер я был хорош.
на следующий, кажется, я уже кончен.
я выхожу из ванной и моя жена говорит:
"не волнуйся, тебе надо всего лишь немного отдохнуть."
"я тут уже думал податься в тренеры," говорю я ей.
"конечно," отвечает она, "а после этого, спорим, из тебя выйдет хороший
менеджер."
"ага, черт, возьми," говорю я, "по телику есть что-нибудь?"
ноль
темный привкус во рту, шея затекла, ищу свой звуковибратор, музыка у
меня по радио недужна, ветры смерти просачиваются в тапочки, а сегодня в
почте ужасное письмо от бледной недуши которая требует зайти повидаться со
мной в награду, утверждает она, за то, что отвезла меня домой с пьянки в
Пасадене 20 лет назад.
к тому же, один из котов насрал на коврик сегодня утром а в первом
заезде, на который я поставил днем лошадь скинула жокея вырываясь из ворот.
внизу у меня висит большое фото Хемингуэя вдрабадан пьяного еще до
полудня в Гаване, валяется на полу раззявив рот, большое брюхо пытается
вывалиться из рубашки.
мне так же, как этому фото, а я даже не пьян.
может, в этом-то и проблема.
в чем бы она ни была, она есть, и еще хуже, ей быть бы не следовало
поскольку мне всегда везло, мне не следовало бы даже быть здесь после
всего, что я сделал с собой и после всего, что сделали мне мне следовало
пасть на колени перед богами и возносить хвалы.
вместо этого я измываюсь над их добротой тем, что нетерпелив к миру.
может быть, чертовски хороший сон на всю ночь вернет меня к мягкому
благоразумию.
но в данный момент я обвожу взглядом эту комнату, и, как и я сам, она
вся в беспорядке: вещи повылазили с мест, скучены, перемешаны, потеряны,
перевернуты и я не могу ничего поправить, не хочу.
может, прожив эти мелочные дни, мы подготовимся к опасным.
безглазо в пространство
номер не пройдет, обсос, уже вырубили свет, завалили задний ход а
передний весь в огне; твое имя никому ничего не говорит; в опере играют
