Увели.
- Много их расплодилось с января месяца, как грибов в дождливое лето.
- В Кремль повели.
- Там: стенка.
- Пущай, они извозчику заплатят. Небось, сколько казенного добра нак-
рали.
Чмокнула пуля лоб мостовой
- это - инструктора - по поверхности шапок расходятся медленные кру-
ги; пули ложатся чаще, выбивая легкую пыль; по земле - воронки; толпа
разбегается, залегая за выступы домов.
За углом остановилось несколько молодых парней в полушубках.
Рассказывают подбежавшим и выжидающим перерыва в перестрелке:
- В Комиссариате, в этим, военном наши ребята одну ораторшу прихвати-
ли. Она сначала как сомлела, очухалась, когда ее уж под руки взяли вес-
ти. Ну, конечно, тут не до обыска. А она сразу отпрянула, моментально
становится к стенке, выхватывает в момент браунинг, такой капельный, и
прямо себе... В грудь метила, в сердце, да дрогнула, или об стенку, неу-
добно, повыше пуля пошла, как будто к плечу.
- Мы ее знаем, она к нам в волость приезжала, речь говорила.
- Вы сами чьи? - - - Бой-баба. - -
- Мы Высоковской волости. - - Да, уж!.. -
- Упрямая, должно быть, стерва. -
- Откуда же она браунинг взяла? - - - Такой маленький, говоришь?
- Им всем выдают, партийные. -
- Все что угодно: самозащита. - - У них бомбы есть. -
- На Козьем Бугре ихнего рийенного председателя поймали. В клочья
изорвали подлеца.
- Ну, плакать не будем. Нас самих, мобилизованных на смерть, хотели
гнать.
Стихло.
Прошел взвод.
- Золотые погоны - впереди!
- Смотри-ка-сь, как саранча налетели.
- Тоже, братцы, - хищные вороны.
- Ну, этих - мы лучше большевиков знаем.
- А инструкторская школа не сдается. Молодцы-ребята.
- Не сдается - выжигать будут.
- Выжигать?
- Обязательно будут как тараканов.
Господин какой-то храбро засиял панамой.
- Выжигать - испытаннейшее средство в нашей гражданской войне.
В январе от этого средства сгорела треть центральной части нашего го-
рода.
Здесь только успели обсудить известие, а уж кулебякоподобный огромный
дом - гостиница "Виктория" - в кровь разбит шелестящими кулаками пожара,
как будто не дым, а багровые кровоподтеки вспухают на коричневых стенах.
Там внутри рвутся выстрелы, они кажутся умирающими внутри.
С улицы стоят мобилизованные и офицерский отряд.
Пулеметы глотали за лентой ленту, обводя тонким носом по черным впа-
динам вытекающих дымом окон: хорошо работают Максимы.
Залп из окон сорвал вдалеке листья: улице встретился городской сад;
вдоль по улице шли пули, ломаясь у каменного фундамента ограды и дробясь
по огромной глыбе какого-то памятника.
Дом задыхается дымом; комья удушья - гуще и гуще; гуще с шумом выры-
ваются кверху клубы.
Залп
по листьям, по камням -
и взрыв одиночных выстрелов.
Неистовому небу пламя грозит тяжкими кулачищами, выласкивая крышу,
тлея по стропилам чердака. Оно уже томится целый час, рвясь и толкаясь,
не в состоянии прошибить необходимую брешь.
Залп.
Это - агония. Выстрелы и в самом деле рвутся внутри, не пробивая дым-
ной брони, не ложась по булыжникам.
- Те-те-те! Это ведь они друг по другу.
- Передайте капитану Дуклееву: он фанатиков не видал, не верит.
Штабс-Капитан Дуклеев окончательно к ответу высох и сообщил:
- Недурно пляшут египтянки.
- Г-гаспада офицеры! - раздалась команда.
Вдруг на углу обгорелое окно исступленной судорожной рукой - какая-то
фигура, обезумев, мелькнула в дыму - швырнуло охнувшую бутыль бомбы, от
которой в озверелый шорох пожара (пожар озлился гуще) ворвался дребезг и
лязг: лопались стекла; булыжники метнулись к стеклам.
- Берег голубчик на дессерт.
С грохотом оторванных у пламени выстрелов пожар тучнеет. Он пухнет,
как Бахус, шатаясь над крышей, мгновенно пухлые выпуклости жирных муску-
лов резануло пламя; над крышей воцарилось зыблющееся множество дымов.
- Кончаются.
- Снимать пулеметы!
Отряд офицеров уходил к Кремлю, ведя впереди вооруженных мобилизован-
ных.
- Этих голыми руками не возьмешь.
- А раньше-то? Их брали голыми руками?
- Как бы на другие дома не перемахнуло.
- Перемахнет!
Перемахнет. Перемахивает.
Горячкой и горячечной сыпью искр заражается побагровевший угол сосед-
него дома, сухие языки лакомо облизывают стены, на которых уже появляет-
ся легкое написанье дымков, пропадающих как симпатические чернила.
- Ну, теперь пойдет!
Оборачиваются; впереди кремлевские ворота.
- А все равно не жить. Пускай горит.
Визжал:
- Это черт знает... Кто приказал?
Капитан Дуклеев высыхал.
- Не могу знать. Кому в голову пришло? Подожгли, господин полковник.
Седьмая.
С тыла Кремлю, там, где он горбом выставил зубчатую башню на взлете
холма, вдоль реки пролегла садами Приречная улица, украшенная как бусами
беспрерывным рядом пристаней.
В воротах пристани, теперь превращенной в военную выкатился полый
желтый ком стали: автоброневик "ГРОМОБОЙ", принадлежащий морскому ве-
домству. В ворота его выставили на руках: мотор броневика был непоправи-
мо испорчен; выписали из Петрограда новые части, но покуда не получили.
- Если бы он исправный был, этого бы не было.
Рядом с мертвым броневиком стыл усиленный матросский караул, сжимая
прогретые потными руками винтовки.
Окружные сады тихи; тихи предместья; пристани ближние замерли совер-
шенно; такой тишины здесь не было лет двести; так тихо бывает только на
опушке огромного бора. Падавший из города шум глох в садах. Но броневик
"ГРОМОБОЙ" недоверчиво поворачивал изредка в башенке, над черепом и
скрещенными костями, пугливое дуло малокалиберного орудия.
Двор пристани уже с июля месяца охраняется от посторонних; на дворе
безлюдно: нет и матросов; непривычное безлюдье настораживает; во двор со
всех углов натыканы пулеметы; воздух кажется разреженным.
Сейчас осторожно сгружают второй батальон Советского имени Марата
полка (это тот батальон, что был отправлен на пароходе). Небольшой паро-
ход, везший красноармейцев, подошел незамеченным из города; город и
Кремль были расположены вниз по течению реки, пароход пришел сверху; да
и не до того. Но такова была сила этой духоты, разреженности, душившей и
жегшей, что говорили хриплым шопотом, каким разговаривают в церквах ста-
росты у свечного ящика. Сгружаясь, сбивались в закрытых помещениях: в
складах, в конторе пристани, полурота осталась даже в каютах, дрожащих
вместе с жаркой работой машинного отделения.
Красно-зеленая масса красноармейцев густо приправлена синими матросс-
кими воротниками.
Повесть:
- "Утром приходила делегация от офицеров. Завели музыку: "Вы за что?
Вы за кого?". Нас матросов мало. Некоторые сдрейфили было. Офицеры, ко-
нечно, заливают, что все рабочие против Советской власти и хотят Учреди-
тельное Собрание".
- Ну, а вы что?
- "Нас, матросов, мало. Мы - ничего. Сказали, что как рабочие, так и
мы. Прямого, конечно, ничего не дали понять, но сказали, что против ра-
бочего класса мы не пойдем. Потребовали, чтобы нынче вечером разрешили
собрание союза металлистов на заводе, мы там устроим совещание".
- Ну, что же, разрешили?
- "Сначала они закобенились. Но у нас в морской коллегии член товарищ
Болтов, так тот их вокруг пальца обвел. "Да вы, - говорит, - не бой-
тесь". Те конечно: "Мы и не боимся. У нас сила". Ответа они прямого не
дали, не запретили, а раз не запретили, то значит, можно собрание".
Красноармейцы куражатся.
- Значит, то да се, а так сказать, ничего особенного, в сущности го-
воря.
- Ну, теперь, конечно.
- "Что "конечно". У нас тут нашлись сачки, провокаторы, человечка
три. Баломутят братву: нас мало, рабочие за них, надо итти присоеди-
няться. А тут мы еще военного комиссара в трюме спрятали. "Так его, го-
ворят, надо выдать". Подлецы. Ну, с ними долго Болтов не разговаривал.
Их взяли и отвезли на баркасе к морю".
- Зачем?
- "Плавать учиться. В мешки еще здесь зашили, чтобы видели и не ше-
баршили. Баркас еще обратно не приходил".
Остро разнесся запах гретых консервов.
Сели обедать.
Шопот.
Проклятья:
В Бога.
В веру.
В крест.
В красной лакированной кают-кампании вооруженного судна "Молния" бе-
ло, как в ацетиленовом фонаре, от бледных лиц, волненья, тика и того по-
ниженного шопота, который бьется во всех углах пристани, а главное от
льющейся в иллюминаторы свинцовой сырости, которую сообщает солнечным
лучам речная гладь.
- Придут опять или не придут до вечера?
- Забыли.
- Нет, не придут теперь. Третий час. Засуматошились. Не так-то легко
взять одну инструкторскую школу.
- Эх, товарищи, что делает наша дезорганизация. Ведь нас, благодаря
этому факту, голыми руками берут. Прежде всего надо держать связь. Ведь
мятежники скопом нас одолели. А не соберись они скопом... Или мы бы были
организованы...
Из трюма, спрятанный там с утра, пришел губвоенком Лысенко, он сбрил
бороду, отчего стал малорослым и малолицым до неузнаваемости.
- Надо, товарищи, спасать положение.
Он твердо упирается в привинченный к полу стол.
- Завтра будет поздно. Войска, обещанные Калабуховым, пришли. Сегодня
ночью надо, во что бы то ни стало, пробиться в Кремль.
- Легко вам говорить, тов. Лысенко. Как пробиться? Это не то, что,
имея гарнизон, коммунистический отряд, роту чрезвычайной комиссии и
инструкторскую школу, до мятежа довести город.
- Тов. Болтов, сейчас не пререкаться надо.
- Есть. Замолчал.
- Пробиться нужно и пробиться можно. Надо снять белогвардейский кара-
ул у ворот. Матросов могут пропустить, - ну, сказать, что они делегация,
что ли. Их как своих считают.
- Я пойду, - сказал Болтов.
Еще никто не видит ночи. Поэтому все слова падают как пустые, полые,
несбыточные. Но говорить о словах кто же будет?
- Э-э! Эге!
Мятеж закурился.
Мятеж вышибает за садами, поверх клубящейся зелени, синие мягкие шары
дыма, вот уже раза два багровое пламя проливалось в голубое половодье
осеннего неба.
- В чем дело?
Из города прибежали разведчики.
- Выжигают инструкторов.
Солнце уже свисало вправо, уже у обрубленных теней стали появляться
ноги и из-за косого плеча вырастала голова; день от дикого, бешеного по-
беления, что было в полдне, стал наполняться какой-то густотой и до того
раскалился, что начал рыжеть, при чем явно было, что он скоро охладеет,
ибо так продолжаться дальше не может. В воздухе появился липкий и сухой
запах, напоминающий смолу, смолой обесцвечивалась рыжеватость: пожары
разыгрывались.
- Поручик Антипьев, сформируйте полуроту. Мне донесли, что на вокзал
прибывают откуда-то большевистские части.
- Капитан Дуклеев, вы поведете туда же свой офицерский взвод.
Антипьев вышел на Кремлевскую площадь и начал, как на огороде, выпа-
лывать солдат.
Не идут.
- Их - сила.
- Ничего, братцы, справимся. Завтра придет и к нам смена.
Краснолицый и плечистый штабс-капитан Солоимов хрипло ошарашил разго-
варивающих каким-то желтым визгом:
- Не рассуждать! Будете разговаривать, - вас перережут как баранов.
Минуты через три он привел Антипьеву целый взвод.
- Ведите и не позволяйте этим мерзавцам лясы точить. Они на шею ся-
дут.
Антипьев засмеялся.
- Я с ними не на действительной службе: четыре года. Не успеют сесть.
Я в бой иду, а там надо беспрекословно...
- Тем более, поручик. С богом!
Штабс-капитан Солоимов вернулся в консисторию.
- Разрешите доложить, господин полковник.
Не дожидаясь:
- Г.г. офицеры желтороты и миндальничают. А к вокзалу надо больше
солдат. Там хороший эшелон, считать не меньше батальона. Нам надо два.
- Капитан Солоимов, вам защищать Козий Бугор.
- Слушаюсь, господин полковник.
Он повернулся к офицерам.
