нимаете? - И голос у нее дрогнул, словно все сказанное стоило ей больших
усилий.
- Да, понимаю, - поспешно сказал Юра и покраснел, так как догадался
по Таниному виду и по ее голосу, что это было любовное письмо, что она
любит его друга Павла Андреевича. - Я отдам... без свидетелей, мадемуа-
зель!
- Вы очень хороший человек, Юра, благодарю вас. - Таня бросила на Юру
благодарный взгляд и, не оглядываясь, быстро ушла.
А Юра еще долго провожал ее взглядом, держа в руках конверт. Затем
скользнул по нему взором и хотел идти, но внимание его привлек господин
в длиннополом сюртуке и в котелке. Что-то в этом господине показалось
ему знакомым. Юра посмотрел внимательнее, и ему даже захотелось проте-
реть глаза - до того этот человек был похож на Фролова.
Человек в котелке неторопливо прогуливался по дорожке неподалеку от
штаба, и каждый раз, когда он проходил близко с Юриным убежищем, Юра
внимательно всматривался в него. Был этот человек так же худощав и нем-
ного сутул. Такая же, как у Фролова, печать усталости лежала на его ли-
це. Нет, несомненно это Фролов.
Юра с тревогой задумался над тем, как он оказался в Харькове. Да еще
в такой странной одежде! Да еще прогуливается возле штаба! Не угрожает
ли чем его появление здесь Павлу Андреевичу? Может быть, следует немед-
ленно предупредить Кольцова? Но как, как это сделать, чтобы не навредить
и ему, Фролову?
А дальше произошло и вовсе удивительное. Из штаба торопливо вышел Па-
вел Андреевич, направился к стоянке автомобилей.
- Господин капитан! - окликнул его Фролов.
Кольцов остановился совсем близко от Юриного убежища, ожидая Фролова.
Приподняв котелок, Фролов вежливо раскланялся и сказал:
- Извините, что задержал вас. Ставский, скотопромышленник.
- Я вас слушаю, господин Ставский, - вежливо ответил Кольцов. - Чем
могу быть полезен?
- Видите ли... я хотел бы испросить аудиенцию у его превосходи-
тельства по поводу поставки крупной партии мяса - мягко сказал Фролов.
- Советую обратиться к начальнику снабжения армии генералу Дееву, -
казенным, вежливо-безучастным тоном ответил Кольцов.
- Генерал Деев? - переспросил Фролов и затем добавил: - Простите, его
не Семеном Алексеевичем зовут?.. Я когда-то знавал Семена Алексеевича...
- Фролов сделал паузу, - Деева. Мне говорили, будто был он в отъезде, а
сейчас якобы вернулся в Харьков. Потянуло, знаете, в родные места.
Простите, но генерала Деева зовут Михаилом Федоровивич, - сухо пояс-
нил Кольцов.
- Ошибка, значит? Извините!.. Ах, да! Вспомнил! Тот Деев числился по
археологическому ведомству. Нумизматикой занимался. Извините! - Фролов
сокрушенно развел руками и попятился, размахивая котелком. - Желаю
здравствовать!..
Вскоре он уже затерялся вдали в уличной толпе. Выждав, когда Павел
Андреевич уехал, Юра выбрался из своего убежища и стремглав бросился к
себе в комнату. Прикрыв за собой дверь, он прислонился к мягкой ее кожа-
ной обивкой и внезапно почувствовал озноб. Стоя так, он лихорадочно ду-
мал. Память неутомимо и безутешно складывала вместе разрозненные факты,
которым Юра прежде бессилен был найти объяснения: таинственные шаги в
личных покоях командующего, старательно скрываемая заинтересованность
Кольцова в судьбе человека без имени и этот сегодняшний взбалмошный раз-
говор. Во многом непонятный, в котором по странному совпадению несколько
раз прозвучало знакомое Юре имя - Семен Алексеевич. Фролов и Семен Алек-
сеевич были друзьями. Не поэтому ли сейчас в Харькове появился Фролов?
Конечно поэтому. Здесь все ясно. А вот разговор с Павлом Андреевичем -
он ведь тоже не зря.
И вдруг страшная догадка, будто вспышка молнии, поразила Юру. А что,
если Кольцов вовсе не тот, за кого себя выдает? Что, если они с Фроловым
тоже давно и хорошо знакомы? И Фролов приходил, чтобы сообщить Кольцову,
что Семен Алексеевич вернулся из тюрьмы?
Мучительно размышляя о происшедшем, Юра все больше убеждался, что по-
явление Фролова возле штаба - не случайность. Он определенно, вне всяких
сомнений, приходил на свидание к Кольцову... Фролов и Кольцов, несомнен-
но, давно знакомы, и весь их сегодняшний разговор - своеобразный шифр.
Значит, Павел Андреевич совсем не тот, за кого себя выдает? Он - крас-
ный?..
Но как в таком случае поступить ему, Юре? Рассказать о своих подозре-
ниях, догадках Щукину? Или же Ковалевскому? Но это означало бы безуслов-
но одно - Кольцова тут же арестуют. А заодно с ним Фролова и Красильни-
кова. И наверное, расстреляют. Но разве может он причинить им зло? Эти
люди были всегда добры к нему, даже спасали от смерти!.. Только им в по-
следнее время самозабвенно верил он!.. Только им!..
А может быть, следует объясниться с Павлом Андреевичем? Может, все не
так? И он развеет его подозрения? Но тогда Кольцов должен будет отдать
приказ об аресте Фролова и Красильникова!.. Что-то не выходит у него как
надо...
Но ведь нужно передать Павлу Андреевичу письмо Тани. Он обещал ей!..
А встречаться с Павлом Андреевичем ему сейчас не хотелось. Павел Андрее-
вич по его лицу поймет, что что-то случилось. Он умеет быть таким прони-
цательным!..
И тогда Юра решил положить письмо в комнате Павла Андреевича на вид-
ном месте. А сам ушел в город, чтобы не встречаться с ним до вечера.
Конверт лежал на виду, поверх деловых бумаг, и Кольцов удивленно об-
радовался коротенькой записке, вложенной в этот конверт. "Павел Андрее-
вич! - прочел он. - Мы должны увидеться. Жду вас в пять пополудни в вес-
тибюле университетской обсерватории. Там мы сможем поговорить без поме-
хи. Таня".
Странно было теперь получать письма... Просто люди забыли писать
письма, словно их было некому читать. Второй год шла гражданская война,
и почтальоны понадобились для другого. И вот письмо! Ее письмо!
Кольцов понимал, какая бездна лежит между ним и этой девушкой. Он не
имеет права перед самим собой, перед своим делом на особые отношения с
девушкой из другого мира. Вот почему, когда Щукин запретил ему видеться
с дочерью, Павел вдруг почувствовал облегчение: узел отношений, на кото-
рые он не имел права, разрубался помимо его воли.
Но Таня не хотела смириться с этим решением отца, она звала Павла,
наверное стыдясь этого, иначе зачем письмо? Сейчас и ему захотелось уви-
деть Таню, хотя бы для того, чтобы убедиться в том, что он сможет пре-
возмочь свое страстное искушение кого-то любить, кому-то верить...
До пяти оставалось совсем немного времени, и, предупредив Микки, что
он уходит, Павел Андреевич отправился на встречу с Таней.
Массивное здание университетской обсерватории безжизненно глядело
бесчисленными окнами и казалось совсем безлюдным, но, когда Кольцов
толкнул тяжелую дверь, она неожиданно легко подалась и в лицо ему резко
пахнуло холодной сыростью.
В огромном, погруженном в полумрак вестибюле было необычайно пусто.
За маленьким столиком, где обычно сидел служитель, - никого. Казалось,
только шаги Кольцова, только тонкое позвякивание его шпор жили сейчас в
этом здании.
Но вот где-то в глубине этой пустоты скрипнула дверь, послышались
легкие, стремительные шаги, и возле широкой мраморной лестницы, поблек-
шей от времени и людского нерадения, показалась Таня. Она протянула к
Павлу руки, и у него горестно сжалось сердце, когда он увидел осунувшее-
ся Танино лицо.
- Я благодарю вас, Павел Андреевич, что вы отозвались на мою просьбу,
- тихо сказала она.
- Таня, - одним дыханием позвал Кольцов и повторил громче: - Таня!
И тотчас эхо подхватило это имя и понесло вверх, туда, откуда из зе-
леноватого полумрака спускалась лестница и смутно виднелось что-то похо-
жее на антресоли. Там, вверху, длинно Проскрипела дверь, послышались
чьи-то торопливые шаги.
Таня слабо ахнула и потянула Кольцова за руку к двери возле лестницы,
и они очутились в комнате, заставленной стеллажами и застекленными вит-
ринами, в которых тускло мерцали старинные монеты и медали.
Павел хотел что-то сказать Тане, но она приложила палец к губам, при-
зывая к молчанию. Потом громко позвала кого-то совсем по-свойски:
- Владимир Евграфович! Профессор, где же вы?
- Иду, Татьянка, иду, - отозвался старческий голос, и тут же Владимир
Евграфович вышел из-за перегородки. У профессора были длинные седые во-
лосы, бессильно опущенные плечи и добрые, расплывчатые глаза.
- Я рад познакомиться с вами, - едва слышно, каким-то музейным шепот-
ком вымолвил он, - очень рад, господин... - профессор с бесцеремонной
естественностью привстал на цыпочки, заглянул Кольцову на погон, - гос-
подин капитан, если я правильно разбираюсь в армейских чинах.
- Совершенно верно. Капитан Кольцов к вашим услугам.
- Очень рад! - Павел осторожно принял сухонькую руку, словно ветхий
свиток пергамента, с любопытством вглядываясь в источенное морщинами ли-
цо профессора.
В это время ветер шевельнул штору - и беглый солнечный луч тонко про-
резался сквозь просвет и высветил одну из витрин, где переливно заблес-
тела какая-то довольно крупная монета.
- Да это тетрадрахма! - воскликнул Кольцов, которому надо было хотя
бы о чем-нибудь заговорить с хозяином музея.
- Что? - Седые брови профессора удивленно взлетели вверх, и он подал-
ся всем телом вперед, словно собирался кого-то догонять. - Откуда вы
знаете? Гм... Впервые встречаю человека вашего звания, благорасположен-
ного к сей отрасли человеческой любознательности.
Профессор говорил несколько выспренно, но он не был виноват - просто
предмет их разговора требовал особого стиля.
- Да, это действительно тетрадрахма. Третий век до рождества Христо-
ва. Херсонес. Изображение - богиня Дева. - Профессор явно сел на своего
конька и, все больше воспламеняясь, продолжал: - А вот рядом, прошу
взглянуть, еще одна редкость. Конечно, вы знаете о восстании рабов в
древнем Боспоре, нынешней Керчи?
Кольцов весело скосил глаза в сторону Тани - мол, вот и застрял! - и
неопределенно качнул головой.
Таня невольно улыбнулась, и Кольцов тоже понял, что профессор, увлек-
шись, может не ко времени разговориться.
Вдруг профессор, посмотрев на Кольцова и Таню, заторопился.
- Совсем, совсем забыл, мне же надо... - И, не договорив, неловко за-
семенил к двери...
Чем-то домашним, уютным, располагающим к себе веяло теперь от комна-
ты, где остались Таня и Павел. И Кольцов понял, что это особое душевное
расположение ко всему исходило от профессора, и был ему благодарен за
его умение так естественно и просто создавать атмосферу дружелюбия и
приятства.
- Павел, - сказала Таня, как только за профессором закрылась дверь, -
я хотела видеть вас... Я знаю о вашем разговоре с отцом. Знаю, что он
запретил вам встречаться со мной, равно как и мне с вами. Папа принял
решение отправить меня в Париж. И я не увижу вас... вероятно, никогда...
- Ну что вы, Таня! - попробовал возразить Кольцов, пряча в глазах пе-
чаль. - Окончится война...
- Не нужно ничего говорить... - Таня быстро прижала свою руку к его
губам и, помолчав, добавила: - У меня не будет больше времени сказать
вам это... Я люблю вас. Наверное, давно, с той первой нашей встречи...
Павел удрученно молчал, понимая, что у него нет убедительных слов,
чтобы ответить ей с той же прямотой. Да Таня и не ждала от него никакого
ответа: она говорила и говорила, словно боясь, что ее решимость скоро
иссякнет и она не успеет сказать ему всего.
- Вы говорите - окончится война. Но она не окончится скоро. Господи,
быть может, она совсем не окончится, пока вы все не перестреляете друг
друга. Это ужасно! Ужасно! Я хочу спасти вас, Павел... Я поговорю об
этом с Владимиром Зеноновичем. Он любит меня и расположен к вам. Он пой-
мет нас и, быть может, поможет и вам уехать в Париж.
- Но, Таня... Это невозможно! Идет война, и я солдат. Этот поступок
