ло его. Он почувствовал, что офицер ведет себя не совсем так, как следо-
вало бы в его положении...
Остановившись рядом с журналистом, Кольцов спросил:
- Господин Колен, если не ошибаюсь?..
Еще не решив, как следует ему вести себя дальше, Колен молча склонил
голову.
- Генерал Брике передал командующему вашу просьбу... Его превосходи-
тельство даст вам интервью завтра в десять часов утра.
"Да нет же, он не узнал меня! - успокаиваясь, подумал Колен.
- Назначенное время меня устраивает, - кивнул он. - Благодарю.
- А я, признаться, думал, что вы меня узнали, - с шутливой укоризной
в голосе произнес Кольцов.
Этот вопрос смутил Колена. Притворяться, что он не понимает, о чем
его спрашивают, теперь не имело смысла.
- Как же, я прекрасно все помню! - сказал он, с вызовом глядя на
Кольцова. - И крайне удивился, встретив вас здесь.
- Догадываюсь, о чем вы подумали... - Кольцов негромко, но с таким
веселым безыскусственным удовольствием рассмеялся, что журналист оконча-
тельно растерялся.
- Разве мое предположение лишено основания?
- Ах, господин Колен, господин Колен!.. - с легкой улыбкой сказал
Кольцов. - В Киеве у каждого из нас были свои дела. Мы здесь читали ваше
интервью с главным чекистом Украины Лацисом. Я адъютант командующего, а
не начальник контрразведки. Но даже нашим контрразведчикам не пришло бы
в голову подозревать в вас агента красных. - Он помолчал, закуривая, и
каким-то странным тоном добавил: - Извините, должен идти. Надеюсь, мы
еще продолжим эту нашу беседу. Или... - Кольцов многозначительно, в
упор, посмотрел в глаза Колену, - или - ее продолжат мои друзья. Они
постараются сделать ваше пребывание здесь приятным.
- Благодарю, - сухо ответил Колен. Он понял, что это угроза. И быст-
рее, чем Кольцов, затерялся в толпе гостей, решил не ввязываться в это
дело. Пока не ввязываться. Черт их разберет, этих русских! От них всего
можно ожидать. Еще когда он первый раз ехал сюда, редактор сказал ему:
"Будьте осторожны с русскими, Колен. Русская душа - потемки". Похоже, он
был прав.
И все же для себя Колен твердо решил: по возвращении в Англию он обя-
зательно опубликует эти две сенсационные фотографии. Туда, в Англию, ру-
ки этого русского уже не дотянутся.
Поздно вечером, после того как бригадного генерала Брикса и генерала
Журуа проводили в заранее приготовленный для них особняк, а корреспон-
дентов по рангу разместили в гостиницах, Кольцов в смятенном состоянии
отправился на Сумскую. Увидев его озабоченное лицо, Наташа догадалась:
что-то случилось.
- Ты с очень плохими вестями? Да?
- Да, - не скрывая досады, согласился Кольцов. - Английский коррес-
пондент Колен видел меня в Киеве в форме командира Красной Армии. И да-
же, помнится, постарался запечатлеть на фотографии. И сегодня узнал. Я,
конечно, поговорил с ним. Припугнул. Надеюсь, будет молчать. Но... все
может быть...
- Та-ак? - невольно вздохнула Наташа. Она стояла в передней, зябко
кутаясь в накинутый на плечи платок. - Что же делать? - И строго посмот-
рела в глаза Кольцова, словно все это он сам нарочно устроил. Она при-
выкла верить в Кольцова, восхищаться его смелостью, проницательностью, и
вдруг - фотография! Какая нелепость!
В переднюю заглянул тоже встревоженный Иван Платонович. И Наташа пос-
пешила рассказать Старцеву о грозящем Павлу провале.
- Ну что ж, заходи! - с загадочным лицом произнес Стардцев. - Гостем
будешь... Как видно, сегодня день гостей...
В комнате навстречу Кольцову неспешно поднялся до странности знакомый
человек - худой, сутулый, в косоворотке и сапогах. Это был Фролов.
- Ну, Павел Андреевич, рассказывай, как вы здесь живете? - сказал
Фролов обыденным, будничным голосом, словно они и не доставались.
- Хуже некуда! - объявил Кольцов, с трудом сдерживая радость от
встречи с Фроловым. Понимал, что не такой сейчас момент, чтобы давать
волю чувствам.
Кольцов снова, но уже обстоятельно, с подробностями, расказывал обо
всех тревожных событиях дня.
- Не слишком ли много, провалов? - жестко сказал Фролов. - Недавно
Красильников, а теперь вот и ты... причем это уже вторично...
- Кольцов удивленно взглянул на Фролова:
- Почему - вторично?
Фролов вкратце изложил ему о чисто случайно разгаданной Лацисом щу-
кинской операции с адресами и печально подытожил:
- Тебе действительно надо уходить. Это уже ясно!..
- Рановато, - улыбнулся Кольцов, - Сдается мне, этот журналист пра-
вильно меня понял, хотя и не слишком хорошо владеет русским. По крайней
мере, до самого вечера он не поделился своим открытием с контрразведчи-
ками. Иначе я уже не пришел бы.
Затем разговор зашел о Красильннкове. Фролов стал подробно расспраши-
вать, какие меры предприняты для его освобождения.
- Через Харьковское подполье мы налаживаем связь с тюремной охраной,
- стала рассказывать Наташа. - Возможно, удастся организовать побег не
только Красильникову, но и Кособродову с его напарником.
Тусклые тени людей в неясном свете лампы метались по стенам, причуд-
ливо изгибаясь, словно передразнивая каждый жест, каждое движение разго-
варивающих, и от этого Наташе казалось, что в их доме множество людей,
принесших сюда тревогу и тесноту.
- Нужно торопиться, - сказал Кольцов. - Сейчас удобный момент - при-
были союзники, пока Щукину не до Красильникова. А потом...
Что будет потом, они знали...
- И все же нужно хорошенько подумать, - сказал Фролов, внимательно
вглядываясь в лицо Кольцова: очень он изменился за эти месяцы, что-то
снисходительно-покровительственное появилось в выражении его лица.
"Вжился в роль! - с одобрением подумал Фролов, но тут же опять мысленно
вернулся к случаю с Коленом. - Даже если сейчас он и промолчит, то едва
окажется в безопасности - не упустит случая написать об этом сенсацион-
ном открытии... Значит, время пребывания Павла здесь, в штабе, все равно
исчисляется днями... Значит, пусть не сегодня, пусть через неделю, но
Павлу надо уходить".
Поздно ночью - по укоренившейся привычке все самые важные допросы
проводились после полуночи - Щукин велел доставить к нему ротмистра Во-
лина. Даже приезд союзников никак не повлиял на распорядок работы Щуки-
на.
Волин шел, вернее, уныло волочил ноги по коридору, держа руки сзади,
чуть ли не натыкаясь на штыки конвойных. Впереди него тяжело вышагивал
заменивший в контрразведке Осипова штабс-капитан Гордеев.
Волин понимал, что причиной его ареста явился не оговор, а роковая
случайность, одна из тех, что порой решает судьба! и великих людей.
"Лучше бы я проштрафился, - обреченно думал он. - Лучше бы оступился -
меня бы поняли и простили. А теперь... Нет, и сейчас должны понять. Я
ведь делом доказал свою преданность..."
Ротмистр Волин был неузнаваем. Китель с оторванными рукавами болтался
на нем без пуговиц, через прорехи кителя проглядывала грязно-серого цве-
та нижняя рубашка. Брюки были без ремня, они то и дело спадали. Лицо в
ссадинах и кровоподтеках, волосы на голове слиплись от запекшейся крови.
Но главное, что отличало его от прежнего Волина, - в глазах исчез преж-
ний фанатичный блеск, делавший его страшным и грозным властелином чело-
веческих судеб. Теперь ротмистр был весь потухшим, покорным, раздавлен-
ным.
Перед тяжелой дверью кабинета Щукина конвоиры остановились" тупо, тя-
жело прогремев прикладами винтовок. И Волин тоже сразу остановился, не в
силах понять внезапно прихлынувшего к сердцу страха и напряженно ожидая
дальнейших распоряжений.
Сопровождающий его штабс-капитан Гордеев с таинственной поспешностью
скрылся за дверью кабинета.
Ждать пришлось долго. Конвоиры успели покурить, пока из приоткрывшей-
ся двери не послышалась команда:
- Введите!
Конвоиры отчужденно посторонились, пропуская Волина. И он, одернув
зачем-то свалявшийся, покрытый грязными пятнами китель и глотнув возду-
ху, вошел в щукинский кабинет.
Щукин стоял сбоку стола, опираясь одной рукой о его край, и курил.
- Волин остановился в нерешительности посреди кабинета, но Щукин ука-
зал ему на кресло, пытливо вглядываясь в ротмистра, словно не видел его
никогда.
- Проходите, садитесь. - И, не дожидаясь, когда Волин сядет, продол-
жил с легкой насмешливостью: - Вы вызвали во мне определенное восхище-
ние...
- Господин полковник!.. Николай Григорьевич!.. - Волин прижал руки к
груди. Губы у него задрожали, как у плачущего.
Но Щукин жестом остановил его:
- Зачем вы пытаетесь вести эту недостойную игру? Я могу расценить это
или как неуважение к противнику - ко мне то есть... или...
- Или... - машинально повторил Волин.
- Или как элементарную трусость. А я хотел бы восхищаться вами, Во-
лин. Как солдат солдату скажу, мне импонирует ваше великолепное самооб-
ладание. И вызвал я вас вовсе не для того, чтобы допрашивать. У меня
есть к вам одно предложение. Но прежде чем согласиться на него или от-
вергнуть, хорошенько подумайте... взвесьте все...
Волин поднял на Щукина страдальчески-усталые глаза и преданно возз-
рился на него.
- Но скажите же наконец, в чем меня обвиняют?
Щукин укоризненно посмотрел на Волина и еще раз удивился его выдерж-
ке.
- Только в одном... да-да, только в одном: вы работали хорошо, но -
не ювелирно... Я затребовал из казанского жандармского управления ваше
досье... Вы ведь работали в Казани?
- Недолго. С января по октябрь семнадцатого года.
- Вот ответ: "Ротмистр Волин был убит в июне пятнадцатого года при
усмирении студенческих волнений..."
- Простите... - не сразу понял Волин, а затем его лицо расплылось в
блаженной улыбке, он облегченно опустил голову на руки и начал тихо сме-
яться, затем расхохотался неестественно, радостно-истерично.
- Господи... господи... Так вот в чем дело!.. Так точно, господин
полковник, ротмистр Волин был убит в июне пятнадцатого года... точнее,
одиннадцатого июня... при усмирении студенческих волнений... так точ-
но... - самозабвенно продолжал ротмистр, прямо на глазах превращаясь в
прежнего, самоуверенного Волина. - Это был... это был мой брат, господин
полковник. Брат мой - Леонид. А я в ту пору еще и ротмистром не был...
Поручиком... Господи!.. Вы запросите Казань... это брата моего убили.
Брата! - И он снова опустил голову на руки и, раскачиваясь, продолжал
смеяться.
- Оставим это, Волин!
- Как то есть?.. - Волин поднял голову и капризно переспросил: - Как
то есть оставим? Как можно?.. - Волину показалось, Что полковнику Щукину
нужно его обязательно обвинить.
- Выясним, - холодно пообещал Щукин.
- Да-да... Но поверьте... - Волин опять приложил руки к груди. - По-
верьте, Николай Григорьевич...
- Скажите, Волин, а чем объяснить такую вашу необыкновенную любовь к
красным? - с внезапной ехидцей спросил Щукин, и лицо у него при этом
стало лукавым и компанейским.
- Что-о?.. Я их ненавижу... всех вместе... и каждого в отдельности! И
неоднократно это доказывал на деле, ваше высокоблагородие!.. - уже не
оправдывался, гневался Волин.
- И вероятно, только ненависть руководила вами, когда вы после побега
от Ангела отпустили двух красных командиров? - задал вопрос Щукин.
- Ах, вот вы о чем!.. Но... господин полковник... Мы все оказались в
особых условиях... Наконец, элементарное благородство... Право, вас вве-
ли в заблуждение... Вот и полковник Львов, он тоже меня поддержал...
Нет-нет, поверьте, в той ситуации вы поступили бы примерно так же...
- Возможно, - холодно сказал Щукин.
- Я понимаю, ту ситуацию трудно себе представить. Но честное слово...
- Волин снова приложил руки к груди, уменьшаясь прямо на плазах полков-
ника Щукина.
- Так вернемся к моему предложению! - оборвал Волина Щукин. И тот
захлебнулся на полуслове, замер в ожидании. - Небольшая сделка! Вы кон-
