го, прошли мимо. На мушку винтовки Бинского попал Семен Алексеевич и
долго так шел всего в одном мгновении от смерти. Потом ствол переместил-
ся на Сазонова, но почти тотчас неотвратимо сдвинулся еще раз - и теперь
в прорези прицела покачивалась голова Загладина.
Когда Загладин приостановился, Бинский не спеша, как на учениях,
спустил курок. Грянул выстрел. Весовщик удивленно распрямился и поднял
руку, точно хотел показать на крышу вагона или дотянуться до неба. И
так, с поднятой к небу рукой, рухнул на землю.
Семен Алексеевич и трое чекистов привычно выхватили оружие и шарахну-
лись к старым вагонам, припали к доскам, вжались в них. Поводили глазами
по сторонам, пытаясь разобраться, откуда последовал выстрел.
Но было тихо, очень тихо. Мертвый Загладин лежал между такими же
мертвыми и никому не нужными вагонами.
Семен Алексеевич послушал еще немного и осторожно двинулся вдоль ва-
гонов. Заскрипел под его сапогами ракушечник.
Этого только и ждал Бинский. Тенью скользнул он к насыпи, бесшумно
нырнул в густой кустарник, прошелестел листьями. А уже на другой стороне
насыпи не удержался и - была не была! - побежал, петляя, точно заяц, и
жадно хватая широко открытым ртом воздух, ожидая всем своим устремленным
вперед телом, что вот-вот в спину ему ударит пуля.
Возле поселка он пробежал огородами, перелез через забор лесопилки,
затерялся среди штабелей леса. Тяжело дыша, остановился, смахнул руками
с лица пот. Прислушался. Погони не было. Теперь можно было чуть передох-
нуть. И едва установил дыхание, снова, крадучись, двинулся дальше.
...Юра терпеливо ждал Бинского. Ему наскучило сидеть, и он снова хо-
дил по двору, гонял длинной веткой воробьев и голубей, бесцельно сбивал
чурками другие чурки, и все равно ему было невесело и одиноко.
Несколько раз на крыльцо выходил Лысый-Прохоров, молча с тревогой
смотрел, словно не замечая Юры, на улицу, прислушивался. И так же молча
уходил.
Когда Лысый в четвертый раз вышел во двор, Юра с пророческой беспеч-
ностью сказал ему:
- А может, он и вовсе сегодня не вернется.
- Как то есть не вернется?! - испуганно обернулся к нему Лысый. - Ты
что мелешь?!
Но Бинский, вскоре пришел. Вернее, почти приполз. Уставший до изнемо-
жения, осунувшийся. Лицо и одежда были мокрыми, будто он только что по-
бывал под душем.
- А, кадет, - глотнув воздух, сказал он тусклым голосом и тяжело под-
нялся по ступеням. - Сейчас!..
Не поняв, приглашали его в дом или нет, Юра направился вслед за ними.
Дверь из коридора в комнату была открыта, и он увидел, что Лысый и Бинс-
кий колдуют над его курточкой: кажется, заталкивают под подкладку лист
бумаги. И Юра окончательно все понял. Так вот почему и Бинский, и Прохо-
ров каждый раз так настойчиво поили его чаем и заставляли снимать кур-
точку! Это же неблагородно - без его согласия использовать его как тай-
ного почтальона!..
Бинский и Лысый почти одновременно увидели Юру и сразу же стыдливо
отдернули руки от курточки.
- Еще минутку, кадет, - смущенно пробормотал Бинский, воровато отводя
глаза в сторону.
- Я все видел, - сказал Юра и обиженно добавил: - Но почему... почему
вы не сказали мне все прямо? Не доверяете? Думаете, испугаюсь чекистов?
- Не шумите, кадет! Не надо! - миролюбиво, без прежней насмешливости
сказал Лысый и многозначительно взглянул на Бинского: - Достойная смена
растет у нас с вами, поручик, гордитесь!
- Так точно, господин штабс-капитан! - в лад ему готовно отозвался
Бинский и протянул Юре курточку: - Идите домой, кадет, и скажите Викен-
тию Павловичу, чтоб за маслом... Ну, в общем, скажите, что все в поряд-
ке! И смотрите, чтобы записка не попала куда не надо!
- Не попадет! - твердо сказал Юра.
- Ну, вот и хорошо, - едва заметно осклабился Лысый и весело перемиг-
нулся с Бинским. - Будем считать, что одним борцом с большевиками стало
больше! Беги!
И хотя Юре не понравилось, как с ним покровительственно разговарива-
ли, он все же в приподнятом настроении вышел на улицу. Побежал, футболя
носками сандалий отшлифованный днепровской водой галечник. Иногда, тща-
тельно осмотревшись вокруг, с тайной гордостью проводил рукою по курточ-
ке, чтобы убедиться, что записка на месте.
Красильников послал одного из чекистов за машиной, а сам с двумя по-
мощниками стал досконально осматривать кладбище. Заглядывали в каждый
вагон, поднимали с земли полусгнившие доски, копали под ними.
- Вроде он нас куда-то сюда вел, - раздумчиво сказал Сазонов и по ка-
кому-то наитию неспешно направился в совсем заброшенный и поросший гус-
той травой угол кладбища. Вагоны здесь зияли щелями и проломами, проржа-
вевшие двери с трудом открывались. Всюду виднелись пятна уже успевшего
усохнуть мазута. Постепенно чекисты приблизились к большому четырехосно-
му пульману, лежащему на боку. Сазонов, кряхтя и отфыркиваясь, словно он
забирался в воду, а не на крышу вагона, взобрался наверх, попытался но-
гой толкнуть дверь. Следом за ним на вагон забрались Красильников и по-
жилой чекист. Втроем они навалились на дверь - и она со скрежетом пода-
лась.
Пожилой чекист протиснул голову в щель. Какое-то время всматривался в
темноту, тихо буркнул скорее сам себе, чем товарищам:
- Фу ты, дьявольщина, похоже, что-то там есть... Солома какая-то или
ящики...
Сазонов, не дожидаясь команды, пролез в щель, спрыгнул внутрь вагона,
зашуршал там соломой. И через мгновение раздался его взволнованный го-
лос:
- Семен Алексеевич!.. Товарищ Красильников! Вы поглядите, чего тут
делается!..
Красильников тоже забрался внутрь вагона. Когда глаза привыкли к тем-
ноте, он увидел слегка притрушенные соломой, аккуратно сложенные горкой
винтовки и несколько ручных пулеметов "льюис", в другом углу вагона ле-
жали цинковые ящики с патронами.
- Ну, дела! - поскреб пятерней затылок Красильников. - Надо еще шу-
кать! Вполне может быть, что тут у них не один такой склад.
Громыхая, к кладбищу примчался открытый "бенц", и Красильников подк-
лючил к поискам двух вновь прибывших чекистов. Искали до позднего вече-
ра. Все исшарили, все оглядели, но ничего больше, кроме брошенной Бинс-
ким в кустах винтовки, ее нашли.
Когда солнце окончательно приклонилось к закату, они погрузили най-
денное оружие и патроны в малину, уложили сверху уже задеревеневшее тело
Загладина и пешим ходом, следом за машиной, отправились в город.
- Около полуночи Красильников пришел на Богдана Хмельницкого. Фролов
ждал его, и Красильников подробно рассказал о дневных злоключениях.
- Нет, все-таки везучий я, - в завершение сказал Красильников. - На-
верняка, подлец, в меня метил. Я ведь с этим... с Загладиным рядом
шел...
- Боюсь, Семен, заблуждаешься ты насчет своего везения, - грустно
улыбнулся Фролов и побарабанил пальцами по столу. - Уверен, что оружие,
которое вы обнаружили, - лишь малая толика из того, что заготовили
контрреволюционеры. Всего Загладин, конечно, тоже не знал. Но знал он,
бесспорно, многое. Вот его и убрали.
- Шут его знает, может, и так, - легко вдруг согласился Красильников.
- А могло быть иначе, не навороти ты столько глупостей, - безжалостно
и жестко упрекнул его Фролов.
- Ну, знаешь!.. - обиженно вскинулся Красильников. - Какие ж такие
глупости я сотворил?
- Много. И одна другой глупее. И одна другой дороже... Ну, во-первых,
арестовывать Загладина надо было тихо, чтоб никто не видел, никто не
слышал...
- Допустим, - согласился Красильников. - Но так уж получилось, не мог
иначе.
- А раз так получилось, все остальное ты должен был высчитать. И то,
что они оружие постараются перезахоронить, и то, что попытаются убрать
Загладина, и еще многое другое.
- Так потому я и торопился!
- Торопиться в нашем деле, Семен, надо тоже медленно, - невесело ска-
зал Фролов. - Ну да ладно, что теперь! Придется все начинать заново!
Опустив голову, Красильников мрачно смолил цигарку.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Много страху натерпелся в тот день Мирон Осадчий. Спрыгнув с воза, он
стремительно метнулся в толпу, затерялся в ней, понимая, что здесь ему в
случае погони будет легче схорониться. Почувствовав себя наконец в безо-
пасности, он нервно Скрутил цигарку, стал размышлять: "Домой?.. Домой не
следует, а ну как чекисты что-то пронюхали и уже ждут меня в засаде?.."
Оксане он тоже не очень доверял, молчаливая она встала, замкнулась, сло-
ва лишнего не скажет... "И все же переждать у Оксаны спокойнее", - решил
он. Придавив каблуком начавшую жечь пальцы цигарку, нырнул в ближайшую
подворотню, юркнул меж времянок и сарайчиков, теснившихся во дворе, пе-
релез через забор и вышел на соседнюю улицу, Несколько раз оглянулся.
Нет, никто не шел за ним. Окончательно успокоившись, тихими переулками,
проходными дворами, минуя центр, к вечеру добрался до Куреневки.
Дернув заскрипевшую калитку и вздрогнув от скрипа, в который раз за
этот длинный день огляделся. Но на пустынной улочке в свете угасающего
дня не видно было ни души.
В маленьком дворике по-вечернему пахли цветы, а за задернутым зана-
веской окошком теплился мирный свет. Неслышно ступая, вошел в сени.
Здесь пахло сухой травой, пылью и молоком.
Оксана сидела в горнице, что-то шила. Молча и неприязненно оглядела
Мирона, запыленные его сапоги, порванные на колене штаны, осунувшееся,
почерневшее лицо. Ни о чем не спросила. В затянувшемся молчании было
слышно, как потрескивает в коптилке огонь и бьются в окно мотыльки.
- Кинь мне на чердак в сараюшке тулуп, подушку. Пару дней там перебу-
ду, - угрюмо попросил Мирон, боясь встретиться с ее взглядом.
На чердаке сарая было сумеречно и сухо. Шуршал по соломенной крыше
зарядивший с ночи легкий летний дождь. Время от времени Мирон смотрел в
щелку, видел кусок двора, мокрых кур и Оксану, изредка преходившую по
двору. От мерного шуршания капель и от отчужденной молчаливости Оксаны
на душе было тревожно, муторно.
Прошло несколько дней, но ничего не случилось. Из дому тоже сообщили,
что все спокойно. Понял Мирон: обошлось.
А потом сюда, к Оксане, наведался дядька Мирона. Узнал о постигшей
его неудаче. Посочувствовал.
- Куда ж теперь? - хитровато прищурив угрюмоватые глаза, поинтересо-
вался у Мирона.
- Свет велик, - неопределенно ответил Мирон, понимая, что нельзя ни-
чего выкладывать вот так зря, с бухты-барахты.
- И деревьев с суками много, это верно, - загадочно сказал дядька Ле-
онтий и неспешно стал ждать, что ответит Мирон.
- При чем тут деревья? - не понял Мирон.
- А при том, что на первом же суку вздернут тебя чекисты, а то и де-
рево искать не будут - к стенке приставят.
Мирон набычился, промолчал и, подумав, ответил:
- На ту сторону буду пробираться. На Дон или же на Кубань. Мирон и
сам не знал еще, куда подастся, но понимал, что уходить куда-нибудь все
равно придется - не век же сидеть на чердаке!
- А гроши у тебя как? Имеются? - с несокрушимой невозмутимостью поин-
тересовался дядька. - И само собой, документ, бумага?
- Раздобуду, - неуверенно ответил Мирон.
- Я тебе вот что, парень, хочу сказать, - лениво тянул свое дядька, -
коль ты и взаправду от красных деру дать собирался, то есть люди, они-то
тебе прямо и укажут куда и к кому. Деньги заплатят и бумаги, какие на-
добны, выдадут.
- Ты, дядя Леонтий, не темни, - начал вскипать Мирон, и глаза у него
сузились - в непримиримый щелки, - Ты прямо выкладывай.
- А я и говорю прямо, - обиделся дядька Леонтий или сделал вид, что
обиделся. - Людей этих доподлинно знаю, говорил тебе в прошлые разы о
них. Ты - человек, бойкий, сорвиголова, словом, такие им нужны.
- Где они, эти люди? - неприязненно спросил Мирон, донимая, что ника-
кого другого выхода у него все равно нет. На следующий день дядька поз-
