всякий измученный видениями, беспомощный пророк.
Джулия сказала:
- Прошу тебя.
Фаррелл догнал Мику Виллоуза и, взяв его за локоть, развернул в
сторону Мадам Шуман-Хейнк. С помощью Джулии он наполовину подсадил,
наполовину занес его в автобус, затолкал на предназначенное для пассажира
место и запер дверцу. Джулия забралась назад, встала коленями на откидное
сиденье, держа Мику Виллоуза за плечи.
- Куда мы поедем? - спросила она.
- Я знаю только одну Госпожу, - ответил Фаррелл.
И они невысокими холмами поехали к дому Зии с прикорнувшим между ними
Микой Виллоузом, которому, судя по его отрывистому лепету, снились
арабские сны. Фаррелл начал пересказывать Джулии все, что знал о Манса
Канкан Мусе.
- Император Мали, самое начало четырнадцатого века. Тогда это было
богатейшее из африканских царств, а Тимбукту - крупнейшим из городов. Ко
двору Манса Мусы отовсюду стекались, чтобы учиться, поэты, философы,
математики, ученые. Когда он отправился паломником в Мекку, он привез с
собой столько золота, что экономической депрессии хватило на целое
поколение. Некоторые полагают, что с него и началась легенда о Пресвитере
Иоанне - черный христианский император, наилучшмй союзник против турок,
оставалось его только найти. Он, правда, был магометанином и к тому
времени давно уже умер, а наследник развалил страну как только сумел. Тем
не менее одна экспедиция за другой отправлялась на поиски.
Джулия сказала:
- В Лиге Мика носил имя Пресвитера Иоанна. Он был одним из ее
основателей.
Мика открыл глаза, улыбнулся им обоим и прошептал:
- {Обречены}, вашу мать, - и снова уютно углубился в свои давно
умершие сны.
- Ну да, эта часть истории мне известна, - откликнулся Фаррелл. -
Кроме того я догадался, что как-то приятным вечерком Эйффи дурачилась,
пытаясь выкликать кого-либо из прошлого и по чистой случайности наткнулась
на Манса Мусу. Но ей достался лишь дух, или душа, называй как хочешь, и
он, опять-таки по дурацкой случайности, вселился в тело Мики. Пока я прав?
Ответ Джулии он еле-еле расслышал:
- Это случилось два года назад на Турнире Святого Кита. Гарт еще был
королем. Мика вызвал его, и Гарт использовал все нечистые трюки, какие
знал, но Мика все равно побеждал. Тогда она и сделала это. Она отнюдь не
дурачилась.
Фаррелл потянулся назад, чтобы коснуться ее руки, но рука отпрянула и
только крепче вцепилась в плечо Мики Виллоуза.
- Ты видела, как это произошло, - сказал Фаррелл.
Джулия издала звук, с каким разрывается плотная ткань.
- Они бились за корону, так что как это произошло, видели все. Каждый
в Лиге знает, что там случилось.
- И никто не желает знать. Похоже, это моя специальность, - Джулия не
ответила, и Фаррелл сказал: - А к настоящему времени ничего уже как бы и
не было.
- О да, к настоящему времени он сумасшедший и был им всегда. Любого
спроси, - голос ее наполняла такая горечь, что у Фаррелла пересохло горло
и ему трудно стало дышать. Джулия продолжала: - Он не был сумасшедшим,
никогда не был, он и сейчас не сумасшедший. Он любил рисковать, его
пожирало - пожирает - любопытство, и иногда он начинал выкаблучиваться на
самом краю чего-нибудь по-дурацки опасного, тогда я пугалась и орала на
него, и мы с ним дрались, по-настоящему, как никогда не дрались с тобой.
Фаррелл хотел прервать ее, но передумал. Джулия плакала.
- Но он не безумен. В этом городе, полном безумцев, он, может быть,
единственный, кто не безумен.
Когда они подкатили к обветшалому дому на Шотландской улице, Мика
Виллоуз без посторонней помощи сошел на панель, осторожно втягивая носом
полуночный воздух и улыбаясь удивительно мирной, дремотной улыбкой.
- Ну что ж, - негромко сказал он и тронулся к дому, плывя над травой,
будто жираф, каковой являет собой существо сотканное из одних лишь теней.
Фарреллу, шедшему следом за Джулией, показалось, что дверь начала
открываться прежде, чем Мика постучал.
Она была в коричневом платье, таком же бесформенном как комбинезон,
который Фаррелл носил в зоопарке, и еще менее идущее ей: Зия выглядела в
нем более толстой и коротконогой, чем была на деле, платье стягивало ее
грудь и живот в какой-то валик, похожий на ком картофельного пюре. Но она
стояла посреди дверного проема в том спокойном согласии с собственным
телом, какое Фаррелл встречал лишь у очень немногих женщин, - тех, кому за
всю их жизнь ни на единый тяжелый миг, ни даже в минуты отчаяния и боли не
пришло в голову, что они некрасивы. Мика Виллоуз опустился перед ней на
колени и заговорил с ней на средневековом арабском, и она ответила Мике на
том же языке голосом, вселяющим в душу покой и уверенность. Но что-то
поразительно похожее на страх прозвучало в том же голосе, когда она
спросила:
- Зачем вы привели его ко мне?
Она обращалась к Фарреллу, но ответила ей Джулия:
- Вы же считаетесь целительницей. А он нуждается в исцелении.
- Он может оказаться мне не по силам, - откликнулась Зия. - Как и
многое другое.
Она склонилась над Микой и что-то в изгибе ее морщинистой шеи
пронзило сердце Фаррелла болью. Боль прошла, когда Зия без всяких усилий
подняла чернокожего мужчину на руки и сквозь дверной проем внесла его в
дом. Не оборачиваясь, она сказала Фарреллу:
- Джо, позови Брисеиду. А ты, если он дорог тебе, войди.
Джулия взглянула на Фаррелла и последовала за ней, а Фаррелл пошел,
огибая скворешники, чтобы вытащить собаку из ее любимого логова вблизи
компостной кучи Бена.
Когда он вернулся в дом (Брисеида с большей, чем обычно, опаской
кралась следом за ним), Зия с Джулией уже устроили Мику Виллоуза на
протертом коврике у камина. Джулия обходила гостиную, зажигая, согласно
указаниям Зии, благовония в одних курильницах и не зажигая в других. Зия,
присев рядом с Микой на корточки, трогала его лицо, грудь и мокрые от пота
волосы, а он держался за ее левую руку и улыбался, широко распахнув глаза.
- Разожги огонь, Джо, - сказала она.
В гостиной и без того было душно и жарко, но Фаррелл, не задавая
вопросов, уложил в камин поленья, сунул под них щепу и газету и столь же
безропотно принялся швырять в огонь странные, с торчащими наружу шипами
кульки, которые вручила ему Зия. По большей части кульки дурно пахли, пока
он держал их в руках, и еще дурнее, когда попадали в огонь - и по
крайности один попытался вывернуться из ладони Фаррелла - но каждый менял
цвет пламени, обращая его из желтого в синее, из синего в кроваво-красное,
из красного в закатно-зеленое и из зеленого в различные оттенки лилового,
серого и по-личиночьи белого, какого никогда ни в одном очаге еще видано
не было. Последний пакетик и слово, произнесенное Зией, заставили пламя
почернеть и ответить ей, и она, не поднимаясь с корточек, грузно
поворотилась к Фарреллу с Джулией.
- Это цирковое представление ему не поможет, - сказала она. - Ничто
из этого не в состоянии указать, способна ли я освободить друг от друга
его и того, кто сидит в нем, словно в плену. Все это вздор, колдовские
забавы, которые к лицу разве что той глупой девчонке. Я не колдунья, мне
они ни к чему.
Она выглядела очень усталой, влажно поблескивали щеки, на верхней
губе проступили тончайшие белые складочки, и все же она вдруг хмыкнула -
послышался как бы горячий шепот, словно щеткой провели по густым волосам.
- Я попросту валяла дурака себе в утешение, - сказала она, - ну и еще
чтобы потянуть время, потому что мне страшно. Некогда я могла бы исцелить
его, лишь представив себе как я это делаю - собственно, в то время
случившегося и не могло бы случиться, как не может опавший лист запрыгнуть
обратно на дерево. Ныне же я боюсь и оттягиваю минуту, в которую мне
придется узнать, чего я боюсь. Так что, если у кого-то из вас имеется
собственное простенькое заклинание, мы можем испытать и его. Я нуждаюсь в
друзьях и не страдаю гордыней.
Произнося это, она смотрела Джулии в лицо.
Фаррелл спросил:
- А где Бен? Почему ты до сих пор не в постели? Выходит, ты знала,
что мы придем?
Зия его словно и не услышала.
Возмущенная Джулия странно дрожала и почему-то с трудом подбирала
слова:
- Если бы я владела хоть какой-то дурацкой магией, способной ему
помочь, он бы и пяти минут не остался таким.
Она глядела мимо Зии и потирала опухшие веки.
Старая женщина нетерпеливо заговорила:
- О, людей, не владеющих хотя бы какой-то магией, гораздо меньше, чем
тех, кто успел о ней позабыть. Дети то и дело к ней прибегают - к чему,
как ты думаешь, сводятся все их прыжки через скакалку, игры с веревочками
на пальцах и с мячом, который они бьют ладонью о землю? И откуда,
по-твоему, эта девочка, Эйффи, черпает силу? Она не пожелала забыть о ней,
вот и все, - Зия резко вздохнула и, хлопнув себя по бедрам, встала. - Но
речь уже не о магии. Тщеславная, глупенькая девчонка обошлась с твоим
другом, как со скакалкой, и теперь его может спасти только чудо. Вот что
самое противное, когда имеешь дело с любителями.
Она поманила Брисеиду, собака, неохотно подчинясь повторенной
несколько раз команде, шаг за шагом приблизилась к Зие, и обе замерли по
сторонам от безмолвного, улыбающегося Мики Виллоуза.
- Ну хорошо, - сказала Эия. - Может быть, Брисеиде удастся сотворить
чудо. Может быть, это удастся всем нам. Пора браться за дело.
И она начала распускать волосы.
Казалось, что эта работа никогда не придет к концу, {как будто она не
волосы разглаживает, а разравнивает горы и башни,} но с каждой прядью,
которую она высвобождала и выравнивала, гостиная словно разрасталась в
объеме, бледнели и таяли стены, и потолок растворялся в испускаемом
звездами свете. Черное пламя съежилось, почти умерло, но Зия все
распускала и распускала волосы, и странный звездный свет заливал комнату,
серебря лица, отливая синими искрами в меху Брисеиды, и все вокруг
становилось нестерпимо ярким, одновременно утрачивая чистоту очертаний.
Свет все плотнее сгущался вкруг Зии, пока она не замерцала, как снежная
баба, и этот же свет наполнил отверстые очи Мики Виллоуза красками
утреннего неба.
Фаррелл вырос, исполняя обряды церкви, но не испытывая потребности в
вере - компромисс, достаточно удобный для всех, кого это касалось. Он
никогда не испытывал потребности в Боге или в уповании на небеса, но
всегда томился желанием исповеди, способной дать мир его душе, Причащения,
которое позволит ему прикоснуться к чему-то, лежащему по ту сторону сухих,
трясущихся дланей патера Кроуни, и святой воды, отдающей на вкус звездным
светом. И теперь, в гостиной, озаряемой ярким предвестием какого-то
неподдельного, непереносимо упоительного чуда, он ухитрялся думать или
произносить, или выражать как-то совсем иначе: {о, сколько доброты,
сколько все-таки доброты}. Затем волосы Зии свободно упали ей на плечи, и
Мика Виллоуз закричал.
С первого же мгновения Фаррелл сознавал, что это крик страха, не
боли, и что кричит не он, а Мика. И все же крик скребком продрал его
кости, и он вместе с Джулией невольно рванулся вперед. Но им пришлось бы
миновать Зию, а сделать этого они не могли. Зия стояла между ними и Микой
Виллоузом, обратясь к ним спиной - гигантское, сияющее безмолвие,
скрученное силой, неведомой ни им, ни кому-либо из их друзей. Огромная,
точно тигр, Брисеида, поднявшись на задние лапы, обнялась с ней над телом
Мики Виллоуза, они слились настолько, что казалось, будто у Зии вместо
головы острая, белозубо ощерившаяся морда собаки. Теперь Фаррелл вспомнил
