отражение в стекле, привидевшееся ему в первый час его первой встречи с
Зией, и крепко прижал к себе Джулию, ожидая чуда, которое, как он всегда
сознавал, неминуемо должно совершиться.
И ничего не случилось. Зия не сделала ни одного колдовского жеста, не
произнесла заклинаний, не свела с небес молнию, она лишь неподвижно
стояла, и лапы собаки упирались ей в плечи, и черный человек бился на
коврике у ее очага, и спина его с каждым вскриком изгибалась все более
страшно. Звездный свет, наполнивший комнату, стал меркнуть, и то, что
возвращалось в нее, было не доброкачественной темнотой, но суетливой
мешаниной теней, попискивающих, как хомяки. Маска, висящая над камином,
выбивала дробь бронзовыми зубами.
- Ну вот, видели? - Зия столкнула Брисеиду на пол и повернулась к
Фарреллу с Джулией. - Для каждого действия существует равное
противодействие - это так же верно для демонов и богов, как для ракетных
кораблей. Если ты хоть на кратчайший миг неправильно изгибаешь вселенную -
а это вы и называете чудом - и не можешь ее удержать, вселенная ударяет в
ответ, и ты получаешь нечто, о чем совсем не просил. Когда-то меня уже
наказали подобным образом.
Тон ее оставался таким же спокойно усмешливым, как и всегда.
Фарреллу никак не удавалось вспомнить, что нужно сделать, чтобы
начать говорить. Вопли Мики Виллоуза, рвали изнутри его голову словно
когтями, оставляя кровавые следы, а Зия, на глазах съеживалась не просто к
своим натуральным размерам и привычной природе, но похоже, утрачивала и
материальность, так что Фарреллу почудилось, будто он видит сквозь нее
язычки черного пламени и подвывающую бронзовую маску. Зия коснулась
скулившей Брисеиды, заставив ее умолкнуть, и вновь опустилась на колени
рядом с Микой Виллоузом, бормоча слова не принадлежавшие ни к английскому,
ни к старо-арабскому. Мика вдруг пугающим образом затих, лишь дыхание
скреблось и оскальзывалось у него в груди. Зия шепнула ему:
- Прости меня.
- Мак-Манус, - выдавил Фаррелл. Тень величиной со свинью,
проскользнула у него между ног, сделав круг, развернулась и принялась
поддевать его носом. Он продолжал: - Мак-Манус, когда он пришел сюда с
пистолетом. Я помню, что ты сделала. Я видел.
Удивленный смешок Зии прозвучал, как дыхание Мики Виллоуза:
- Там не было чуда, только страх. Ничего нет легче на свете, чем
напугать человека - и никому из нас еще не удалось воздержаться от этого.
А испуганный, он сделает за тебя все остальное, да еще наречет тебя богом.
Вот напугать вселенную - в этом пока никто не преуспел.
Вторая маска, ее любимая, из Новой Гвинеи, залязгала острыми
по-акульи клыками, Зия махнула ей рукой, чтобы она утихла, и маска
презрительно плюнула в ее сторону.
- Простите меня, - повторила Зия, обращаясь к Фарреллу с Джулией. -
Мне не стоило впускать вас в дом, не стоило притворяться, будто я способна
чем-то помочь вашему другу. Мной руководило тщеславие, жалость, и я очень
сожалею об этом. А теперь уходите. Думаю, вам еще удастся уйти.
К свинообразной тени присоединились другие, покрупнее и явно
страдающие чрезмерным обилием ног. Они окружали Фаррелла, попихивая его,
совсем как Брисеида, носами, плотные, словно подстилки, и пахнущие
собачьей едой. Фаррелл слышал, как далеко от него, по другую сторону
теней, Джулия произносит:
- Джо, помоги мне поднять Мику на ноги и пойдем отсюда.
- Нет, - сказал он громко, как смог. - Он звал ее, он знал, что
только она способна ему помочь. Ты же любишь его... - что-то прогорклое
мрело во рту, похожее на запашок теней. - Не хочешь же ты, чтобы он
остался таким навсегда. Даже здесь, в Авиценне, его в конце концов
заберут, накачают чем-нибудь, чтобы утихомирить, и он умрет. Она должна
попытаться еще раз, вот и все.
- Ты не понял, - Зия с силой покачала головой, стряхивая с волос
последние приставшие к ним остатки звездного света. - Не понял. Я
обманывала вас, потому что боялась, потому что знала, что не справлюсь, и
знала, что это значит - не справиться с чудом. Сила моя теперь - это всего
лишь жажда того, чем она когда-то была, не более, но даже половину ее я не
смею использовать ныне, просто не смею. Забирайте его и уходите, и
побыстрее.
Джулия, уже склонившаяся над Микой Виллоузом, просовывая ладони ему
под плечи, медленно выпрямилась, глядя на Зию с презрительным уважением, и
низким голосом произнесла:
- Потому что вселенная ударит в ответ.
- Ровно с той силой, какую ты приложила, чтобы ее согнуть, - она
обвела рукой роящиеся тени и висящие по стенам маски, из коих все, кроме
одной, клацали зубами и оголодало повизгивали, пытаясь сорваться с крюков
и броситься к Зие. - Это пустяки, потому что и усилия мои были пустячны.
Если бы я приложила всю силу, какую имею, ее все равно могло не хватить,
чтобы высвободить Манса Канкан Мусу из этого времени, но отдача - да, если
угодно, отдача - могла вытряхнуть всех нас в середину следующей недели.
Улыбка Зии рассекла темноту, подобно нежданному парусу.
- А вам бы в ней совсем не понравилось. Я знаю, я провела там
какое-то время.
Мика Виллоуз сел, негромко вскрикивая:
- Аль-Хаджи Умар! Аль-Хаджи Умар, я здесь! Окоро, Бакари, Йоро Кейта,
я ожидаю вас в этом месте, придите и отыщите меня! - Джулия присела с ним
рядом, придержала его, когда он, обмякнув, повалился назад, но он
обессиленно пытался высвободиться из ее рук, хихикая и бормоча: - Рука,
что коснется Манса Мусы.
Джулия молча взглянула на Зию. Тени размывали и уменьшали их лица, но
Фаррелл все же приметил долгий взгляд, которым они обменялись - почти
робкий, содержавший в себе нечто более глубокое, чем понимание
соучастников, и более откровенное, чем легкое единодушие двух сестер.
- Прошу вас, - сказала Джулия, - может быть, вы попробуете еще раз? Я
вам помогу.
- {Ты} мне поможешь? - откликнулась Зия с живостью, заставившей
Фаррелла прочно уверовать, что ответ у нее был готов еще до того, как Мика
Виллоуз постучал в ее дверь. - Дитя, мне никто не способен помочь, никто,
за исключением Брисеиды, а она может сделать лишь то, что может. Ты
несусветно глупа и самонадеяна - и очень отважна - а потому уходи, уходи
сию же минуту. Бывает, что помочь уже невозможно, смирись с этим и просто
иди домой.
Голос Джулии, когда она ответила Зие, немного дрожал, но слова были
быстры и отчетливы.
- Вы сказали, что большинство людей владеет хотя бы малой магической
силой. Моей, если она у меня есть, я обязана бабушке. Она родилась на
острове, который называется Хатидзе и совсем не знала английского, я,
когда была маленькой, разговаривала с ней по-японски. Я не знала, что это
японский, для меня это был язык, на котором говорим мы с бабушкой. Я
помню, как она выводила моих родителей из себя, рассказывая мне
действительно страшные истории о разных богах - о "ширеи", о
"мюен-ботоке", и о голодных духах, о "гаки". И еще "икиро", эти хуже
всего, потому что они - души живущих, и если в тебе достаточно злобы, ты
можешь посылать их, чтобы они убивали людей. Я больше всего любила истории
про "икиро", потому что мне после них снились совершенно жуткие сны.
Зия кивала, словно старуха, задремавшая у елки, на которой уже
оплывают свечи.
- И о богинях - Мариситен, Сенген, богине Фудзиямы. Бабушка
рассказывала тебе о Сенген?
- Конохара-сакуя-химэ, - негромко пропела Джулия. - Она говорила, что
это значит "Сенген, сияющая подобно цветам на деревьях". И Юки-Онна,
Госпожа Снегов. Мне она казалась прекрасной, хотя и была воплощением
Смерти.
Она помедлила, но Зия ничего не сказала, и Джулия, глубоко вздохнув,
добавила:
- И Каннон. Особенно Каннон.
- Гуань-инь, - промурлыкала Зия. - Авалокитешвара. Одиннадцатиликая,
тысячерукая, с головою коня, Каннон Милосердная.
- Да, - сказала Джулия.
Брисеида плюхнула тяжелую голову на колено Фаррелла, и он погладил
ее, печально и язвительно утешив себя тем, что хоть ей от него есть
польза. Джулия продолжала:
- Я совсем этого не помню, но каким-то образом бабушка посвятила меня
Каннон. Маленькая приватная церемония, на которой нас было только двое. В
самый разгар ее появился отец и, насколько я могу догадываться, полез на
стену. Я не знаю подробностей. Мне было от силы пять-шесть лет.
Черное пламя почти совсем погасло. Только и оставалось свету в
давящейся тенями гостиной, что от сердитых бронзовых масок и, как ни
странно, от гибнущего, покрытого шрамами лица Мики Виллоуза.
- Определенно я знаю только одно - став немного старше, я уже почти
не виделась с бабушкой. Японский я очень скоро забыла, и бабушку забыла
тоже. Она умерла, когда мне было восемь лет. Ее похоронили на Хатидзе.
Сразу две тени впились в колени Фаррелла не оставляющими следов
льдистыми зубками. Он шуганул их, но следом уже подползали другие,
бесформенно агрессивные, как японские духи Джулии. Зия спросила:
- Ты когда-нибудь задумывалась, зачем она сделала это, зачем сочетала
тебя с Каннон.
- Я не знаю. Может быть, она надеялась, что я когда-нибудь стану
буддийской монахиней.
Зия покачала головой, еще не дослушав ответа Джулии.
- Твоя бабушка была очень мудрой женщиной. Она не могла представить,
какой ее дар способен помочь тебе выжить в этой стране, уже начинавшей
отнимать тебя у нее, но она знала, что любой человек нуждается прежде
всего в милосердии, - она повернулась, чтобы долгим взглядом окинуть
лежащего Мику Виллоуза, и почти беззвучно что-то сказала ему по-арабски.
Фаррелл не сомневался, что она повторила свои последние слова: {прежде
всего в милосердии}.
- Ну хорошо, - сказала она и одним удивительным движением
распрямилась, хлопнула, отгоняя тени, в ладоши, прикрикнула на маски: "А
ну-ка угомонитесь!" - те, впрочем, не удостоили ее никакого внимания - и
торжественно проделала три полных оборота, будто укладывающаяся спать
Брисеида. Фаррелл с Джулией, приоткрыв рты, уставились на нее, а она,
увидев их лица, рассмеялась.
- Ни волшебства, ни чуда, - сказала она. - Всего-навсего старуха,
пытающаяся как следует уравновесить свою шаткую персону. То, что мы
собираемся сейчас проделать, совершенно безумно и безумно опасно, так что
я думаю, нам следует покрепче упереться ногами в пол.
Джулия сказала:
- Джо, ты бы лучше ушел. Ты не обязан здесь находиться.
- Катись ты к свиньям, Джевел, - обиженно и сердито ответил он. Его
голос заставил маски ненадолго умолкнуть, а Джулия дотронулась до него и
сказала:
- Прости.
- Поймите меня, - внезапно заговорила старуха, и хриплый голос ее
прозвучал так страшно, что гостиная мгновенно очистилась от теней, и
Фаррелл различил далекие, благословенные очертания стульев и шахматных
фигур. Зия продолжала: - Я делаю это не для кого-либо из вас и даже не для
него - {не для них} - не из тщеславия, как я сказала вам прежде. Я делаю
это, потому что мне стыдно, потому что я с самого начала знала, что
происходит, и не вмешалась, не решилась выйти из дома. Я могла бы призвать
его сюда, ко мне, но и тут боялась, что меня уничтожат, если я попытаюсь
освободить его и не сумею. И я ничего не сделала за эти два года, пока не
настала сегодняшняя ночь.
Фаррелл так и не обрел потом уверенности - действительно ли он
предпринял робкую попытку протеста еще до того, как Зия яростно оборвала
его:
- Разумеется, я отвечаю за это! {Я} обязана следить, чтобы
