Тарзан, спрятавшись в густом кустарнике, глядел на обоих из своей засады. Он
хотел, бросившись вперед, свирепо зарычать, чтобы насладиться картиной
бегства испуганной самки и ее балу; но какое-то сложное чувство удержало
его. Перед ним стоял балу, который был во всем подобен ему. Правда, кожа
мальчика была черной, но разве это важно? Тарзан не видал белых людей. Он
был уверен, что представляет собой единственный экземпляр этой странной
породы.
Тарзану вдруг пришла идея: а что если сделать этого мальчика своим
балу? Он будет заботиться о нем, кормить, защищать и сообщать ему тайны тех
знаний, которыми обладает лишь он один, Тарзан, получеловек, полуобезьяна,
изучивший вдоль и поперек джунгли, от их вязкой почвы и до верхушек самых
высоких деревьев.
Тарзан развязал аркан и направил петлю. Мать и сын, не подозревая
страшного врага, продолжали искать раковины в тине, копаясь в ней короткими
палками.
Тарзан находился позади них, петля аркана лежала на земле. Быстрым
движением взметнул он петлю выше головы, и, плавно рассекая воздух, она
взвилась над беспечно играющим мальчиком, и упала ему на плечи. Тарзан
потянул ее к себе. Ребенок испустил отчаянный крик. Мать обернулась и
увидела перед собой белого гиганта, который стоял поодаль и тащил к себе
судорожно мечущегося мальчика.
С криком ужаса и гнева бесстрашно бросилась женщина на
человека-обезьяну. Было ясно, что она не отступит даже перед смертью, чтобы
отстоять своего ребенка. Лицо ее было отвратительно и ужасно, даже в обычное
время. Но, распаленная гневом, она производила чудовищное впечатление. И
человек-обезьяна невольно отступил перед нею, но не в страхе, а из чувства
гадливости. Чувство страха было ему неведомо!
Чернокожий балу царапался и кусался, но Тарзан схватил его под мышку и
скрылся в лесной чаще в тот самый момент, когда разъяренная женщина,
подбежав к нему, едва не отняла своего ребенка. И потом, когда он пробирался
по девственной чаще джунглей, он не переставал думать о странных самках
Гомангани, которые так же сильны, как и самцы.
Крики и угрозы женщины еле доносились издалека. Тарзан остановился и
стал рассматривать свою добычу. Чернокожий мальчик от ужаса перестал даже
кричать и царапаться.
Испуганными, широко раскрытыми глазами смотрел мальчик на своего
похитителя.
-- Я -- Тарзан, -- заявил человек-обезьяна на языке антропоидов. -- Я
тебе не причиню вреда. Ты теперь балу Тарзана. Тарзан тебя защитит. Он тебя
будет кормить. Все, что есть лучшего в джунглях, будет твоим, так как Тарзан
-- могучий охотник. Не бойся никого, даже Нумы-льва, потому что Тарзан --
великий охотник. В джунглях нет равного Тарзану -- сыну Калы. Не бойся!
Но ребенок плакал и дрожал. Он не знал языка исполинских обезьян, и
речь Тарзана казалась ему ревом лесного зверя. Кроме того, он слыхал про
этого злого белого лесного бога по рассказам старших. Белый демон убил
Кулонгу и многих других воинов вождя Мбонги. В ночной темноте проникал этот
злой дух в деревню, похищая стрелы и яд, пугая женщин, детей и даже самых
смелых воинов. Было известно, что этот гадкий бог пожирает маленьких детей.
Сколько раз об этом говорила ему мать, когда он шалил и не слушался, и
грозила отдать его белому демону, если он будет себя плохо вести.
-- Тебе холодно, Гоубюбалу? -- спросил Тарзан. Он назвал его на языке
обезьян, за неимением другого имени, "черным детенышем мужского рода". --
Солнце светит, почему же ты дрожишь?
Тяйбо ничего не понял, но он кричал изо всех сил и просил белого бога
отпустить его к своей маме, обещая с этого дня вести себя самым
безукоризненным образом. Тарзан качал головой. Он не понимал ни единого
слова. Но это пустяки. Он научит Гоубюбалу языку, на котором можно
разговаривать. Для Тарзана было ясно, что лепет Гоубюбалу не имел никакого
смысла. Звуки, издаваемые балу, были так же бессмысленны, как щебетанье
глупых птиц. Самое лучшее, думал человек-обезьяна, это воспитать балу среди
обезьян племени Керчака: там он услышит, как Мангани разговаривают между
собой, и таким образом он скоро научится говорить как следует.
Тарзан вскочил на качающийся сук дерева, которое широко раскинулось во
все стороны, выпрямился и приказал ребенку следовать за собой; но тот
судорожно цеплялся за сук дерева и плакал. Этот мальчик, родившийся в
Африке, конечно, лазал много раз по деревьям, но мысль о том, что ему
придется мчаться по лесу, перескакивая с сука на сук, вслед за этим белым
демоном, наполняла его детское сердце безграничным ужасом.
Тарзан глубоко вздохнул. Вновь приобретенному балу не хватало многих
элементарных познаний. Сердце сжималось у него при мысли об этом отсталом,
хрупком детеныше. Он попытался принудить Тяйбо следовать за собой,
подталкивая его, но ребенок не двигался с места. Тогда Тарзан схватил его и
понес на спине.
Тяйбо перестал кусаться и царапаться. Бежать было немыслимо. Если бы
даже ему удалось спуститься на землю, он вряд ли сумеет найти дорогу домой.
А если и сумеет, то лес полон львами, леопардами и гиенами, которые, как
великолепно знал Тяйбо, питали особое пристрастие к мясу чернокожих
мальчиков.
Страшный белый бог еще не сделал ему ничего худого. Но Тяйбо не мог
рассчитывать на такое же бережное отношение к своей особе со стороны ужасных
зеленоглазых пожирателей людей. Приходилось выбирать меньшее из двух зол, и
поэтому черный балу покорился и дал себя нести белому демону куда угодно.
Но когда Тарзан быстро помчался с ним по деревьям, маленький балу
закрыл в страхе глаза, чтобы не видеть ужасной пропасти, которая разверзлась
под ним. Никогда еще в своей жизни ребенок не переживал такого смертельного
страха. Но этот страх был непродолжителен. Хотя белый гигант с ужасающей
быстротой несся по деревьям, в сердце Тяйбо стало проникать странное
ощущение доверчивости и спокойствия. Он видел, как уверенно прыгал
человек-обезьяна с дерева на дерево, с сука на сук, ни на секунду не теряя
равновесия. Да помимо этого Тяйбо сообразил, что на деревьях гораздо
безопаснее, чем на земле среди страшных львов.
Тарзан наконец добрался до стоянки своего племени. По своему
обыкновению, он неожиданно упал на землю среди них, держа на спине своего
мальчика. Обезьяны сейчас же заметили чернокожего балу и с ощетинившейся
шерстью и оскаленными зубами подошли ближе.
Еще час тому назад маленькому Тяйбо казалось, что он дошел до последних
пределов отчаяния; но теперь при виде этих страшных зверей, собравшихся
вокруг него, он понял, что все прежние его ужасы -- сущие пустяки в
сравнении с тем, что его ожидает сейчас. Почему этот белый великан стоит
среди обезьян так бесстрашно? Отчего не бросился он в бегство при виде
отвратительных, волосатых чудовищ, которым стоит только захотеть, чтобы
растерзать в один миг их обоих?
Широко раскрытыми глазами смотрел перепуганный Тяйбо на подходивших к
нему самцов. Он видел их морщинистые лбы и их огромные зубы, и маленькие
злые глаза. Он заметил, как напряглись под косматой шерстью их мощные
мускулы. Каждое их движение и поза выражали угрозу. Тарзан заметил
опасность. Он поднял Тяйбо и поставил его впереди себя.
-- Это Гоубюбалу Тарзана, -- сказал он. -- Не смейте его трогать, а не
то Тарзан убьет вас всех! -- и он, оскалив зубы, повернулся к ближайшей
обезьяне.
-- Это Гомангани! -- отвечала обезьяна. -- Пусти меня, я его убью.
Гомангани -- наши враги. Дай мне убить его!
-- Убирайся! -- зарычал Тарзан. -- Я еще раз говорю тебе, Гунто: этот
балу принадлежит Тарзану. Отойди прочь, или Тарзан убьет тебя.
И человек-обезьяна угрожающе надвинулся на Гунто.
Самец медленно попятился назад, воинственный и гордый, точно собака,
которая при встрече с другой собакой из гордости не хочет с нею драться, но
в то же время боится повернуться и удрать.
Подошла привлеченная любопытством Тика. Рядом с ней ковылял маленький
Газан. Они, как и другие обезьяны, были сильно удивлены, но Тика не оскалила
своих зубов и не рычала, подходя к ним. Тарзан заметил это и обрадовался.
-- У Тарзана есть теперь балу! -- сказал он. -- Он и Газан могут играть
вместе.
-- Да ведь это Гомангани! -- отвечала Тика. -- Он убьет моего балу.
Унеси его, Тарзан! Тарзан засмеялся:
-- Он не может убить даже Намбу-крысу! -- отвечал он. -- Это очень
маленький балу, и он к тому же сильно испуган. Пусть Газан поиграет с ним.
Тика тем не менее побаивалась за своего балу. Несмотря на всю свою
свирепость, огромные антропоиды боятся всего. В конце концов, вера в Тарзана
поборола страх, и она толкнула Газана к маленькому негру. Но инстинкт
заговорил в Газане: маленькая обезьяна оскалила свои зубы и со злобным
плачем кинулась обратно к своей матери.
В свою очередь, и Тяйбо не проявлял горячего желания к сближению с
Газаном, и поэтому Тарзан не настаивал.
Всю следующую неделю Тарзан был очень занят. Он только теперь понял,
какую ответственность взял на себя. Ни на минуту нельзя было оставить балу
одного: за исключением Тики, все обезьяны племени Керчака желали отделаться
от маленького чернокожего. Это им наверное удалось бы, если бы Тарзан не был
постоянно настороже. Тарзан брал с собой своего Гоубюбалу всюду, даже на
охоту. Все это, сказать правду, было скучно, да и чернокожий мальчик казался
Тарзану таким глупым и трусливым: он не мог справиться даже с самыми слабыми
зверями джунглей, и Тарзан не понимал, как Гоубюбалу прожил до сих пор? Он
принялся за воспитание негритенка. Слабая надежда проснулась в нем, когда он
увидел, что Гоубюбалу научился произносить несколько слов на языке
антропоидов, и что он без особого ужаса теперь взбирается почти на самую
верхушку дерева; но одно обстоятельство смущало Тарзана. Он часто видел
детей в деревне негров. Он видел, как они играют и заливаются звонким
смехом, но маленький Гоубюбалу никогда не смеялся. Бывали случаи, когда он
вяло улыбался, но смех был ему чужд.
Он видел также, что маленький балу мало ест и с каждым даем все более
худеет. Вспомнив, как дикая Кала заботилась о нем, когда он был маленьким,
он теперь окружил всевозможными заботами маленького негра, но все было
напрасно: Гоубюбалу перестал бояться Тарзана -- вот все, чего он достиг. Ко
всем же другим живым существам, населявшим джунгли, балу по-прежнему питал
страх. Он боялся джунглей днем, боялся головокружительных путешествий по
верхушкам деревьев. Он боялся джунглей ночью и с ужасом ложился спать на
обычное ложе Тарзана, высоко над землей, откуда были видны рыскающие внизу
страшные звери джунглей.
Тарзан не знал, что ему делать. В нем текла кровь его предков --
англичан; он не мог легко примириться с мыслью о крушении своих замыслов,
хотя и должен был сознаться, что его балу далек от совершенства. Тем не
менее он был верен долгу и даже чувствовал, что полюбил Гоубюбалу, хотя и
понимал, что любит его далеко не так страстно, как Тика своего Газана и
чернокожая мать своего ребенка.
Чернокожий мальчик мало-помалу перестал питать к Тарзану суеверный
ужас. Он постепенно проникся к нему доверием и даже восхищением. Огромный
белый злой бог был с ним очень нежен в то время, как с другими жесток и
свиреп. Он видал, как белый бог расправился с самцом, который пытался
подойти и убить Гоубюбалу: человек-обезьяна с напрягшимися мускулами кинулся
на противника и своими крепкими белыми зубами впился в его шею. Со свирепым
