Я рассердила этого господина, и он потерял самообладание, -- вот и все. Мне
не хотелось бы, чтобы делу был дан ход, прошу вас, мсье, -- и голос ее
звучал так умоляюще, что Тарзан не решился настаивать, хотя здравый смысл
подсказывал ему, что во всем этом кроется нечто, о чем должны были быть
осведомлены надлежащие власти.
-- Вы, значит, хотите, чтобы я ничего не предпринимал? -- спросил он.
-- Ничего, прошу вас, -- отвечала она.
-- Вы согласны и в дальнейшем подвергаться преследованиям этих двух
негодяев?
Она не находила ответа и выглядела очень несчастной и расстроенной.
Тарзан видел, как лукавая, торжествующая усмешка скривила губы Рокова.
Женщина, очевидно, боялась, не решилась откровенно высказаться в присутствии
этих двух негодяев.
-- В таком случае, -- сказал Тарзан, -- я буду действовать на
собственный страх и риск. Вас, -- продолжал он, обернувшись к Рокову, -- и
вашего сообщника, я предупреждаю, что отныне и до конца переезда я не выпущу
вас из виду и если случайно узнаю, что один из вас, хотя бы косвенно,
причиняет неприятности этой молодой особе, я тотчас непосредственно призову
вас к ответу, и не думаю, чтобы вы остались довольны.
-- Теперь вон отсюда, -- и, схватив Рокова и Павлова за шеи пониже
затылка, он выбросил их с силой за дверь, ударив при этом каждого ногой,
чтобы они подальше откатились в проходе. Затем он обернулся к женщине. Она
смотрела на него, широко раскрыв глаза от удивления.
-- А вы, сударыня, сделаете мне огромное одолжение, если дадите мне
знать, как только кто-нибудь из этих прохвостов станет снова беспокоить вас.
-- Ах, мсье, -- отвечала она, -- я надеюсь, что вам не придется
пожалеть о вашем добром деле. Вы приобрели злого и изобретательного врага,
который не остановится ни перед чем, пока не удовлетворит свое чувство
мести. Вы должны быть, право, очень осторожны, мсье...
-- Простите, сударыня, меня зовут Тарзан...
-- Мсье Тарзан. А из того, что я не хотела вызвать офицера, не делайте
заключения, будто я недостаточно благодарна вам за смелую и рыцарскую
защиту. Спокойной ночи, мсье Тарзан, я никогда не забуду, чем обязана вам,
-- и с очаровательной, подкупающей улыбкой, обнаружившей два ряда чудесных
зубок, молодая женщина поклонилась Тарзану. Он пожелал ей спокойной ночи и
вышел на палубу.
Он был очень удивлен, что здесь на пароходе уже двое -- граф де Куд и
эта девушка -- терпели низости Рокова и его товарища и не соглашались
передать их в руки правосудия. Прежде чем лечь спать, он мыслями часто
возвращался к красивой молодой женщине; жизнь ее, очевидно, опутана какой-то
сетью, соприкоснуться с которой судьба заставила и его. Он вспомнил, что
даже не знает, как ее зовут. Что она замужем, ясно по узкому золотому кольцу
на среднем пальце левой руки. Он невольно спрашивал себя: кто этот
счастливец?
Тарзан не видел больше ни одного из участников маленькой драмы, которую
мельком наблюдал, до последнего вечера переезда. Уже стемнело, когда он
неожиданно оказался лицом к лицу с молодой женщиной. Они оба вынесли свои
кресла с разных направлений к одному и тому же месту. Она встретила его
милой улыбкой и почти сразу заговорила о том, чему он был свидетелем в ее
каюте два дня тому назад.
Казалось, что ее смущает, как бы знакомство с такими людьми, как Роков
и Павлов, не очернило ее в его глазах.
-- Я надеюсь, что мсье не судил обо мне, -- начала она, -- по той
несчастной случайности, во вторник вечером. Я много перемучилась из-за
этого: я в первый раз после того решилась выйти из каюты. Мне было стыдно,
-- просто закончила она.
-- Никогда не судят о газели по тем львам, которые нападают на нее, --
возразил Тарзан. -- Я видел раньше тех двоих за работой, в курительной
комнате, накануне того дня, когда они напали на вас, насколько помнится; и,
ознакомившись с их методами, я пришел к убеждению, что сама их вражда служит
лучшей рекомендацией тому, кого они преследуют. Люди, им подобные,
прилепляются только к злому и низкому и ненавидят все прекрасное и
благородное.
-- Вы очень добры, давая этому такое объяснение, -- ответила она,
улыбаясь. -- Я уже слышала о том, что произошло за картами. Муж все
рассказал мне. Он говорил о необычайной силе и смелости г. Тарзана, перед
которым он вечно будет чувствовать себя в долгу.
-- Ваш муж? -- переспросил Тарзан.
-- Да. Я -- графиня де Куд.
-- Я вдвойне вознагражден, сударыня, раз я оказал услугу супруге графа
де Куд.
-- Увы, мсье, я уже настолько обязана вам, что вряд ли когда-нибудь
рассчитаюсь, -- не увеличивайте же тяжести моих обязательств, -- и она
одарила Тарзана такой прелестной улыбкой, что он почувствовал: мужчина может
решиться на гораздо больший подвиг только для того, чтобы заслужить такую
улыбку.
В тот день он больше не видел ее и в суете приезда, на следующее утро,
упустил ее из виду. Но в выражении ее глаз, когда они расставались накануне,
было что-то преследовавшее его. В них была печальная задумчивость, когда они
говорили о том, как легко и странно завязываются дружеские отношения во
время океанских путешествий, и как одинаково легко эти отношения обрываются
раз навсегда.
Тарзан думал, увидит ли он ее еще когда-нибудь...
III
ЧТО СЛУЧИЛОСЬ НА УЛИЦЕ МОЛЬ
Приехав в Париж, Тарзан направился прямо к своему старому другу д'Арно
и получил от морского офицера основательную взбучку за то, что отказался от
титула и поместий, которые по праву принадлежали ему -- сыну Джона Клейтона,
покойного лорда Грейстока.
-- Надо быть сумасшедшим, друг мой, -- говорил д'Арно, -- чтобы так
легко отказаться не только от богатства и положения, но и от возможности
неоспоримо доказать, что в жилах ваших течет кровь двух наиболее благородных
английских семей, а не кровь дикой обезьяны-самки. Просто невероятно, как
они могли поверить вам, в особенности мисс Портер.
Ведь я-то никогда не сомневался в вашем происхождении, даже тогда,
когда в дебрях ваших африканских джунглей вы, подобно хищному зверю,
сильными челюстями разрывали сырое мясо своей добычи и вытирали сальные руки
о свои бедра. Даже тогда, хотя я не имел ни малейших доказательств, я знал,
что вы ошибаетесь, считая себя сыном Калы.
А теперь, имея в руках дневник вашего отца, описывающий ужасную жизнь,
которую он и ваша мать вели на диком африканском берегу; имея запись о вашем
рождении и самое убедительное и важное доказательство -- отпечаток ваших
детских пальчиков на странице дневника, вы соглашаетесь оставаться бродягой
без денег, без имени -- это уму непостижимо.
-- Мне не нужно лучшего имени, чем Тарзан, -- возразил
человек-обезьяна, -- а что касается того, чтобы оставаться бродягой без
гроша денег, то это вовсе не входит в мои планы. В самом деле, ближайшая и,
я надеюсь, последняя дружеская услуга, о которой я хочу просить вас -- это
найти мне занятие.
-- Вот еще! -- проворчал д'Арно. -- Вы отлично знаете, что я не подумаю
искать вам место. Разве я не говорил вам тысячу раз, что у меня хватит на
двадцать человек? И что половина всего, что принадлежит мне, -- ваше? И
отдай я вам все целиком, оно и на одну десятую не вознаградило бы вас,
Тарзан, за вашу дружбу и за то, что вы сделали для меня в Африке! Я не
забыл, друг мой, что если бы не вы и ваша изумительная смелость, я погиб бы
на костре в деревне людоедов Мбонга. Не забываю я также, что только
благодаря вашему самоотверженному уходу, я вылечился от тех ужасных ран,
которые они мне нанесли, -- только позже я понял, что значило для вас
оставаться в то время со мной в амфитеатре обезьян, тогда как сердце рвалось
на берег.
Когда мы, наконец, добрались туда и увидели, что мисс Портер и ее
спутники уехали, я начал понимать, чем поступились вы ради совершенно
незнакомого человека. Я и не думаю деньгами вознаграждать вас, Тарзан.
Случайно, сейчас могут понадобиться деньги. Если бы вам понадобилась
какая-нибудь жертва с моей стороны, было бы то же самое. Я всегда буду вам
другом, потому что вкусы у нас одинаковые, и потому что я восхищаюсь вами.
Это все вне моей власти, но деньги я могу вам дать и даю.
-- Хорошо, -- засмеялся Тарзан, -- не будем ссориться из-за денег. Мне
нужно жить и, следовательно, нужны деньги. Но я рад был бы что-нибудь
делать. Вы не можете дать лучшего доказательства своей дружбы, чем найти мне
занятие. В бездействии я очень скоро пропаду. А что касается моих родовых
прав, -- они в хороших руках. Клейтон их не отнял у меня. Он уверен, что
будет лучшим английским лордом, чем человек, родившийся и выросший в
африканских джунглях. Вы знаете, что я и сейчас только наполовину культурный
человек. Если бы, хотя бы на минуту, я пришел в ярость, -- инстинкт дикого
зверя, которым я, в сущности, остался, сметет весь мой небольшой запас
мягких и утонченных приемов культуры. Но мало того, -- предъяви я свои
права, я бы лишил любимую женщину состояния и положения, которое ей теперь
обеспечит замужество с Клейтоном. Этого я сделать не мог, -- не правда ли,
Поль?
-- Не говоря уже о том, -- продолжал он, не ожидая ответа, -- что
вопрос о происхождении не имеет для меня серьезного значения. Условия, в
которых я рос и воспитывался, привили мне сознание, что в человеке, как и в
животном, ценно только то, в чем сказывается его духовная и физическая
доблесть. И я так же охотно признаю своей матерью Калу, как и бедную,
несчастную маленькую англичанку, которая умерла через год после того, как
произвела меня на свет. Кала, дикая и жестокая, была по-своему всегда добра
ко мне. Я, верно, кормился у ее волосатой груди с того дня, как умерла моя
мать. Она со всей яростью подлинной материнской любви сражалась за меня с
дикими обитателями леса и с членами ее собственного племени. И я, со своей
стороны, я тоже любил ее, Поль. И сам не понимал -- насколько сильно любил,
пока безжалостное копье и отравленные стрелы черного Кулонги не отняли ее у
меня. Я был еще ребенком тогда, и я бросился на бездыханный труп и рыдал в
отчаянии, как рыдает дитя над родной матерью. Вам, друг мой, она показалась
бы отвратительным, безобразным существом, я же находил ее красивой, -- так
любовь преображает то, что любишь. И я вполне доволен тем, что навсегда
останусь сыном Калы, обезьяны-самки.
-- Я восхищаюсь вашей верностью прошлому, -- отвечал д'Арно. -- Но
наступит час, когда вам захочется вернуть себе свои права. Запомните то, что
я говорю, и будем надеяться, что и тогда это будет также легко осуществимо,
как сейчас. Вы не должны забывать, что только два человека в мире --
профессор Портер и м-р Филандер могут клятвенно подтвердить, что маленький
скелет, который был найден в хижине вместе со скелетом вашего отца и вашей
матери, был скелетом детеныша антропоидной обезьяны, а не потомка лорда и
леди Грейсток. Это свидетельство весьма важно. Оба они уже не молоды, может
быть недолго проживут. А, кроме того, вам разве не приходило в голову, что,
узнай мисс Портер истину, она бы порвала с Клейтоном? Вы могли бы иметь
богатство, титул и женщину, которую вы любите, Тарзан. Неужели вы об этом не
подумали?
Тарзан покачал головой.
-- Вы не знаете ее, -- промолвил он. -- Ничто не могло бы сильнее
связать ее, чем удар судьбы, обрушившийся на Клейтона. Она родом из
старинной южно-американской семьи, а южане гордятся своей верностью друзьям
в несчастье.
Первые три недели Тарзан употребил на то, чтобы возобновить свое