графа. Порой появлялся де Куд, но многообразные требования его официального
положения и политических дел большей частью заставляли его возвращаться
домой только поздно вечером.
Роков почти не выпускал Тарзана из виду, выжидая тот момент, когда
можно будет неожиданно вызвать де Куда к себе во дворец в ночное время, --
но ожидания его не оправдывались. Не раз Тарзан провожал графиню из оперы,
но неизменно прощался с ней у подъезда, к полному неудовольствию ее
преданного братца.
Убедившись, что Тарзана невозможно захватить врасплох по собственной
его неосторожности, Роков и Павлов соединенными силами изобрели план,
благодаря которому человек-обезьяна должен был быть скомпрометирован самыми
явными уликами.
Несколько дней они неотступно следили за каждым шагом Тарзана и де Куд
и также внимательно просматривали газеты. Наконец, их старания были
вознаграждены. В одной из газет вскользь было упомянуто, что на следующий
день предстоит банкет для мужчин в германском посольстве. В числе
приглашенных значился и де Куд. Если он примет участие, он вернется домой
только за полночь.
В вечер банкета Павлов занял место на перекрестке против германского
посольства и внимательно всматривался в лица всех подъезжавших. Ему пришлось
ждать недолго: автомобиль де Куда подъехал к дому, и граф прошел в подъезд.
Этого было достаточно. Павлов поспешил к себе, где его ждал Роков. Подождав
до одиннадцати часов с лишним, Павлов позвонил по телефону.
-- Квартира лейтенанта д'Арно? -- спросил он, когда его соединили. --
Известие для г. Тарзана -- пусть будет так любезен и подойдет.
Минутное молчание.
-- Г. Тарзан?
-- Да, мсье, это Франсуа, слуга графини де Куд. Может быть, мсье сделал
бедняге Франсуа честь и запомнил его?
-- Да, мсье. У меня есть поручение, спешное, от графини. Она просит вас
тотчас явиться к ней. У нее неприятности.
-- Нет, мсье, Франсуа ничего не знает. Могу я передать графине, что
мсье тотчас приедет?
-- Благодарю вас, мсье. Да благословит вас бог. Павлов повесил трубку и
обернулся с неприятным смехом к Рокову.
-- Ему понадобится полчаса, чтобы приехать к ней. Если ты будешь в
германском посольстве через пятнадцать минут, де Куд может быть дома,
примерно, через три четверти часа. Все зависит от того, пробудет ли там этот
дурак пятнадцать минут после того, как выяснится, что над ним подшутили. Но,
или я ничего не понимаю, или Ольга не захочет так скоро отпустить его. Вот
записка для графа. Живо!
Павлов, не теряя времени, явился к германскому посольству. В дверях он
подал лакею записку: "Для графа де Куд, очень спешно, позаботьтесь, чтобы
тотчас была вручена ему лично", и он опустил серебряную монету в руку лакея,
который, видимо, ничего не имел против. А затем вернулся домой.
Минутой позже де Куд, извинившись перед хозяином, вскрыл конверт. Лицо
у него побледнело и руки задрожали, когда он прочел:
"Господин граф де Куд!
Некто, желающий спасти честь вашего имени, настоящим предупреждает вас,
что в данный момент святость вашего очага подвергается опасности.
Известное вам лицо, последние месяцы постоянно посещавшее в ваше
отсутствие графиню, находится с ней сейчас. Если вы прямо направитесь в
будуар вашей жены, вы найдете их вместе.
Друг".
Через двадцать минут после того, как Павлов звонил Тарзану, Роков
соединился с частной линией Ольги. Ее горничная подошла к телефону,
стоявшему в будуаре графини.
-- Но madame уже легла, -- сказала девушка в ответ на заявление Рокова,
что он хочет говорить с Ольгой.
-- Дело очень спешное, и передать его я могу только графине лично, --
возразил Роков, -- скажите ей, чтобы она встала, что-нибудь накинула на себя
и подошла к телефону. Я снова позвоню через пять минут.
Затем он повесил трубку. Вслед за этим вернулся Павлов.
-- Граф получил письмо? -- спросил Роков.
-- Он уже, наверное, на пути домой, -- отвечал Павлов.
-- Хорошо! Мадам тоже должно быть уже у себя в будуаре, в самом
соблазнительном неглиже. Через несколько минут верный Жак введет к ней без
доклада г. Тарзана. Еще несколько минут уйдет на объяснение. Ольга будет
выглядеть прелестно в своем воздушном ночном туалете, еще меньше скрывающем
ее формы, чем обычное платье в обтяжку. Ольга будет удивлена, но отнюдь не
неприятно.
-- Если в жилах этого человека есть хоть капля красной крови, то граф
попадет через пятнадцать минут на самую нежную любовную сцену. Я думаю, мы
подстроили все великолепно, дорогой мой Алексей. Пойдем же выпьем за
здоровье г. Тарзана доброго Планконовского абсента; не следует забывать, что
граф де Куд один из лучших фехтовальщиков Парижа и чуть ли не лучший стрелок
во всей Франции.
Когда Тарзан приехал к Ольге, у входа его ждал Жак.
-- Сюда, мсье, -- сказал он и повел его по широкой мраморной лестнице.
Затем он распахнул дверь и, приподняв тяжелую портьеру, с почтительным
поклоном пропустил Тарзана в слабо освещенную комнату, после чего сам исчез.
В конце комнаты Тарзан увидел Ольгу, сидевшую у маленького столика, на
котором стоял телефон. Она нетерпеливо постукивала пальцами по лакированной
доске стола и не слышала, как он вошел.
-- Ольга, -- сказал он, -- что случилось?
Она обернулась к нему, испуганно вскрикнув.
-- Жан! Что вы здесь делаете? Кто впустил вас? Что это значит?
Тарзан стоял пораженный, но вскоре истина блеснула перед ним.
-- Разве вы не вызывали меня, Ольга?
-- Вызывала вас? В такое время! Боже! Жан, вы считаете меня
сумасшедшей?
-- Франсуа только что звонил мне, что у вас неприятности и вам нужна
моя помощь.
-- Франсуа? Бога ради, что это за Франсуа?
-- Он сказал, что служит у вас, и говорил так, будто я должен его
помнить.
-- У нас нет никого, кто носил бы такое имя. Кто-то подшутил над вами,
Жан, -- засмеялась Ольга.
-- Боюсь, что шутка эта может оказаться очень мрачной, Ольга, --
возразил он. -- Тут больше злого умысла, чем юмора.
-- Что вы хотите этим сказать? Не думаете же вы...
-- Где граф? -- перебил он ее.
-- В германском посольстве.
-- Это новая шутка вашего уважаемого братца. Завтра граф узнает все.
Расспросит слуг. Все будет за то... в чем Роков хочет убедить графа.
-- Ах, негодяй! -- крикнула Ольга. Она поднялась, близко подошла к
Тарзану и остановилась, подняв к нему лицо. Она была испугана. В глазах у
нее было выражение несчастной загнанной лани -- удивленное, вопрошающее. Она
дрожала и, ища опоры, положила руки к нему на широкие плечи. -- Как нам
быть, Жан? -- шепнула она. -- Это ужасно. Завтра весь Париж прочтет. Николай
об этом позаботится.
В ее взоре, позе, в ее словах сквозил первобытный призыв беззащитной
женщины к ее естественному покровителю -- мужчине. Тарзан взял в свою
сильную руку одну из маленьких теплых ручек на его груди. Движение было
непроизвольное, и почти также непроизвольно инстинкт защищающего заставил
его обнять плечи женщины своей рукой.
Как электрическая искра пробежала между ними. Он никогда раньше не
стоял к ней так близко. Они сразу виновато посмотрели друг другу в глаза, и
в тот момент, когда Ольге де Куд надо было призвать все свои силы, она
оказалась слабой, -- она теснее прижалась к Тарзану и обвила руками его шею.
А Тарзан от обезьян? Он схватил трепещущую женщину в свои объятия и осыпал
горячие губы поцелуями.
Рауль де Куд, прочитав письмо, поданное ему дворецким послом, торопливо
извинился перед хозяином. Чем он объяснил свой уход, этого он никогда
припомнить не мог. Все сливалось у него перед глазами, пока он не очутился
на пороге собственного дома. Тут он сразу успокоился и стал действовать
медленно и осторожно. По какой-то необъяснимой причине, Жак открыл ему дверь
раньше, чем он поднялся до верху лестницы. В тот момент он не придал этому
значения, но позже вспомнил необычное обстоятельство.
Осторожно, на цыпочках, он поднялся по лестнице и прошел галереей до
дверей будуара жены. В руках у него была тяжелая палка, с которой он
обыкновенно гулял.
Ольга первая увидела его. С криком ужаса она вырвалась из рук Тарзана,
и человек-обезьяна успел вовремя обернуться, чтобы отвести удар, который де
Куд собирался ему нанести по голове. Раз, два, три -- тяжелая палка
опустилась с молниеносной быстротой, и каждый удар ускорял возвращение
человека-обезьяны к прежнему первобытному состоянию.
С низким горловым рычанием обезьяны-самца он прыгнул на француза. Он
выхватил у него из рук толстую палку, переломил ее легко как спичку,
отбросил в сторону и, как разъяренный зверь, схватил противника за горло.
Ольга де Куд оставалась несколько мгновений безмолвным и пораженным
ужасом свидетелем страшной сцены, потом бросилась к Тарзану, который убивал
ее мужа, -- вытряхивал жизнь из него, -- почти как фокстерьер из пойманного
мышонка.
Она бешено вцепилась в его огромные лапы.
-- Матерь божия! -- кричала она. -- Вы убиваете его, вы убиваете его!
О, Жан! Вы убиваете моего мужа!
Тарзан в ярости ничего не слышал. Вдруг он уронил тело противника на
пол и, поставив ногу ему на грудь, поднял голову вверх. И по всему дворцу
графов де Куд пронесся страшный, вызывающий рев обезьяны-самца, одолевшего
врага. От погреба и до чердака крик услышали все слуги и побледнели,
задрожав. Женщина в комнате опустилась на колени подле тела мужа и начала
молиться.
Медленно и постепенно красная пелена перед глазами Тарзана начала
рассеиваться, он снова превращался в цивилизованного человека. Глаза его
остановились на женщине, опустившейся на колени. "Ольга", -- шепнул он. Она
взглянула на него, думая увидеть в его глазах тот же маниакальный,
смертоносный огонь. И вместо этого прочла в них только печаль и огорчение.
-- О, Жан! -- зарыдала она. -- Взгляните, что вы наделали. Он был мне
мужем. Я любила его, и вы его любили.
Тарзан бережно поднял безжизненное тело графа де Куд и перенес его на
диван. Потом он приник ухом к его груди.
-- Немного водки, Ольга, -- сказал он.
Она принесла водку, и они вдвоем влили графу несколько капель. С
побледневших губ сорвался легкий вздох. Де Куд шевельнулся и застонал.
-- Он не умрет, -- сказал Тарзан, -- благодарение богу!
-- Зачем вы это сделали, Жан? -- спросила она.
-- Не знаю. Он ударил меня, и я обезумел. Я видел, как обезьяны моего
племени проделывали то же самое. Я никогда не рассказывал вам своей истории,
Ольга. Было бы лучше, если бы вы знали -- ничего бы этого не произошло. Я не
знал никогда своего отца. Не знал другой матери, кроме свирепой
обезьяны-самки. До пятнадцати лет я не видел ни одного человеческого
существа и только в двадцать увидел первого белого. Немного больше года тому
назад я бродил по африканским джунглям обнаженным хищным зверем. Не судите
меня слишком строго. Два года -- слишком короткий срок, чтобы в одном
индивидууме произвести те перемены, на которые для всей белой расы
потребовался ряд веков.
-- Я не осуждаю вас вовсе, Жан. Виновата я. Вам надо уйти. Он не должен
видеть вас, когда придет в себя. Прощайте.
Грустный, с поникшей головой, возвращался Тарзан из дворца графов де
Куд.
Но уже на улице мысли его приняли иное направление, и минут двадцать
спустя он входил в полицейский комиссариат близ улицы Моль. Там он вскоре
нашел одного из полицейских, участвовавших в столкновении с ним несколько
недель тому назад. Полицейский искренно обрадовался встрече с человеком, так
