де Куд, г. Флобер и третий господин, который был представлен д'Арно и
Тарзану в качестве доктора.
Д'Арно и Флобер некоторое время говорили шепотом друг с другом. Тарзан
и граф де Куд стояли в стороне, на разных концах площадки. Секунданты
подозвали их. Д'Арно и г. Флобер осмотрели пистолеты. Два человека, которые
должны были стать лицом к лицу через несколько минут, молча и неподвижно
выслушивали условия дуэли, которые им сообщил г. Флобер.
Они станут спинами друг к другу. По сигналу, данному г. Флобером,
каждый из них пойдет вперед, держа пистолет в опущенной руке. Когда оба
сделают по десять шагов, д'Арно даст последний сигнал, тогда они должны
обернуться и стрелять до тех пор, пока один из них не упадет или пока каждый
не выпустит по три пули.
Пока г. Флобер разъяснял, Тарзан вытащил из портсигара папироску и
закурил ее. Де Куд был воплощенным хладнокровием -- недаром ведь он
считается лучшим стрелком во Франции!
Наконец, г. Флобер кивнул д'Арно и каждый из них отвел своего дуэлянта
на место.
-- Вы вполне готовы, господа? -- спросил г. Флобер.
-- Вполне, -- отвечал де Куд.
Тарзан кивнул. Г. Флобер дал сигнал, вместе с д'Арно отступил немного в
сторону за пределы линии огня. Шесть! Семь! Восемь! Слезы выступили у д'Арно
на глазах. Он так любил Тарзана. Девять! Еще один шаг, и бедный лейтенант
дал сигнал, которого ему так не хотелось давать. Он прозвучал для него как
погребальный звон над его лучшим другом.
Де Куд быстро обернулся и выстрелил. Тарзан слегка вздрогнул. Пистолет
он все еще держал опущенным. Де Куд приостановился, как будто ожидая, что
противник его сейчас свалится наземь. Француз был слишком опытным стрелком и
не мог не знать, что он не дал промаха. Но Тарзан все-таки не поднимал
оружия. Де Куд выстрелил еще раз, но небрежная поза человека-обезьяны и
полное равнодушие, с которым он продолжал попыхивать папироской, сбили с
толку лучшего стрелка Франции. На этот раз Тарзан даже не вздрогнул, а де
Куд все-таки знал, что он опять не промахнулся.
Внезапно ему пришло в голову такое объяснение: его противник спокойно
рискует, рассчитывая, что ни одним из трех выстрелов он не будет ранен
смертельно, а потом, не спеша, спокойно и хладнокровно застрелит его, де
Куда. Мурашки пробежали по спине француза. Замысел -- коварный, дьявольский.
Что это за человек, который может стоять невозмутимо с двумя пулями в теле,
спокойно поджидая третью.
На этот раз де Куд тщательно прицелился, но нервы у него разошлись, и
он явно промахнулся. Тарзан ни разу не поднял руки с пистолетом.
Одно мгновение они смотрели друг другу прямо в глаза. На лице Тарзана
отразилось самое искреннее разочарование. По лицу де Куда медленно
разливалось выражение ужаса, даже страха.
Он не мог дольше вынести.
-- Матерь божия! Да стреляйте же! -- закричал он. Но Тарзан не поднял
пистолета, а сделал несколько шагов по направлению к де Куду, когда же
д'Арно и г. Флобер, не поняв его намерения, хотели броситься между ними, он
знаком руки остановил их.
-- Не бойтесь, -- сказал он, -- я ничего ему не сделаю. Это было против
всяких правил. Но они остановились. Тарзан подошел вплотную к де Куду.
-- Ваш пистолет, должно быть, не в порядке, мсье, -- сказал он. -- Или
вы нездоровы. Возьмите мой, и начнем снова. -- И Тарзан, к величайшему
изумлению графа, протянул ему свой пистолет ручкой вперед.
-- Mon Dieu! -- крикнул граф. -- Вы с ума сошли, должно быть?
-- Нет, мой друг, -- возразил человек-обезьяна. -- Но я заслужил кары.
Только таким путем я могу загладить зло, причиненное хорошей женщине.
Возьмите пистолет и послушайтесь меня.
-- Это было бы убийством, -- запротестовал де Куд. -- И затем -- какое
зло вы причинили моей жене? Она поклялась мне...
-- Я не это хочу сказать, -- быстро перебил его Тарзан. -- Между нами
не произошло ничего хуже того, чему вы сами были свидетелем. Но и этого
достаточно, чтобы бросить тень на ее имя и разбить счастье человека, против
которого я ничего не имею. Вина была всецело моя, и я надеялся, что искуплю
ее своей смертью сегодня. Я разочарован, что граф не такой хороший стрелок,
как меня уверяли.
-- Вы говорите, что виноваты были вы? -- быстро спросил де Куд.
-- Всецело я, мсье. Жена ваша чистая женщина. Она любит вас. В том,
чему вы сами были свидетелем, виноват один я. Но попал я к вам не по
собственному желанию и не по желанию графини де Куд. Вот эти бумаги вам это
подтвердят, -- и Тарзан вынул из карманов показания Рокова, подписанные им.
Де Куд развернул и прочел. Д'Арно и г. Флобер, заинтересованные
свидетели странного окончания странной дуэли, подошли ближе. Никто не
произнес ни слова, пока де Куд не дочитал до конца. Тогда он взглянул на
Тарзана.
-- Вы смелый и рыцарски благородный человек, -- сказал он. -- Я
благодарю бога, что не убил вас.
Де Куд был импульсивен, как все французы. Он обнял Тарзана и поцеловал
его. Г. Флобер обнял д'Арно. Некому было обнять доктора. Возможно, поэтому
он из досады подошел и попросил разрешения перевязать раны Тарзана.
-- Этот господин получил одну пулю во всяком случае, -- заявил он, -- а
может быть и три.
-- Две, -- поправил Тарзан, -- в левое плечо и в левый бок, обе раны
поверхностные, как мне кажется. -- Но доктор настоял на том, чтобы он
растянулся на траве и возился с ним до тех пор, пока не промыл обе раны и не
остановил кровь.
В конце концов они все вместе вернулись в город в автомобиле д'Арно
лучшими друзьями. Де Куд был так доволен, получив двойное свидетельство в
пользу верности жены, что у него не осталось никакого недоброжелательства
против Тарзана. Положим, Тарзан принял на себя большую долю вины, чем та,
какая в сущности падала на него, но маленькую ложь можно ему простить,
потому что он солгал ради женщины и солгал как джентльмен.
Человек-обезьяна был уложен в постель на несколько дней. Он считал, что
это глупо и излишне, но доктор и д'Арно так волновались, что он уступил,
чтобы сделать им удовольствие, хотя сам не мог не смеяться.
-- Смешно лежать в постели из-за булавочного укола, -- говорил он
д'Арно. -- Разве, когда Болгани, король горилл, почти растерзал меня, еще
мальчика, у меня была мягкая постель? Нет, только сырая, прелая листва
джунглей. Дни и недели я лежал под защитой какого-нибудь куста, и только
Кала, бедная, верная Кала, ходила за мной, отгоняя насекомых от моих ран и
отпугивая хищных зверей.
Когда я просил пить, она приносила мне воду во рту -- другого способа
она не знала. Не было ни стерилизованной ваты, ни антисептических бинтов, --
наш милый доктор с ума сошел бы от ужаса. И тем не менее я поправился,
поправился для того, чтобы улечься в постель из-за пустой царапины, на
которую никто из жителей джунглей и внимания не обратил бы, разве она была
бы у него на носу.
Но время шло, и Тарзан поправился. Де Куд навещал его несколько раз во
время болезни и, узнав, что Тарзану хотелось бы найти какую-нибудь службу,
он обещал позаботиться о нем.
В первый же день, когда Тарзану разрешено было выйти из дому, он
получил от графа приглашение явиться к нему в канцелярию.
Де Куд встретил его приветливо и искренне порадовался, что снова видит
его на ногах. Ни один из них с того самого дня не вспоминал о дуэли или о
том, что послужило для нее поводом.
-- Мне кажется, я нашел как раз то, что вам нужно, г. Тарзан, -- сказал
граф. -- Роль доверенную и ответственную, требующую при том значительной
физической силы и смелости. Мне трудно представить себе человека, который
лучше подходил бы к ней, дорогой г. Тарзан. Она связана с необходимостью
путешествовать, а позже может доставить вам лучшее место, -- быть может, и
по дипломатической части. Сначала вы будете просто агентом военного
министерства. Пойдемте, я провожу вас к человеку, который будет вашим
начальством. Он лучше разъяснит вам ваши обязанности, и вы сможете решить,
подойдут ли они вам.
Де Куд сам проводил Тарзана к генералу Рошеру, начальнику Бюро, к
которому Тарзан должен был быть прикомандирован, если бы он согласился взять
место. Затем граф расстался с ним, предварительно яркими чертами описав
генералу те свойства человека-обезьяны, которые делают его особенно
подходящим для данной роли.
Спустя полчаса Тарзан вышел из министерства, в первый раз в жизни
получив официальное положение. На следующий день ему надлежало вернуться за
дальнейшими инструкциями, но генерал Рошер дал ему понять, что он должен
быть готов немедленно, быть может завтра же, выехать из Парижа.
С чувством огромного облегчения он спешил домой, чтобы поделиться
новостью с д'Арно. Наконец-то и он будет что-нибудь значить в мире. Будет
зарабатывать деньги и, что еще лучше, будет путешествовать и ездить по
свету.
Он еще с порога прокричал д'Арно радостную весть. Но д'Арно не был
доволен.
-- Вас, очевидно, радует, что вы уезжаете из Парижа и что мы целыми
месяцами не будем видеться, Тарзан, -- вы неблагодарное животное! -- и
д'Арно расхохотался.
-- Нет, Поль. Я только ребенок. У меня новая игрушка, и я горд
необычайно.
Итак, на следующий день Тарзан выехал из Парижа в направлении на
Марсель и Оран.
VII
ТАНЦОВЩИЦА ИЗ СИДИ-АИССЫ
Первая миссия Тарзана не обещала быть ни особенно увлекательной, ни
особенно важной. Был некий лейтенант в армии спаги, которого правительство
подозревало в сомнительного рода сношениях с одной из великих европейских
держав. Лейтенант Жернуа, недавно назначенный в Сиди-бель-Абесс, был перед
тем прикомандирован к генеральному штабу, и тогда через его руки проходили
чрезвычайно ценные, с военной точки зрения, материалы. Вот из-за этих-то
материалов, как предполагали, великая держава старается установить с ним
сношения.
Совершенно случайный намек, оброненный одной популярной парижанкой в
ревнивую минуту, навлек подозрение на лейтенанта. Но генеральные штабы так
тщательно охраняют свои тайны, а предательство -- проступок такой серьезный,
что в таком деле нельзя пренебрегать и намеком. И вот почему Тарзан попал в
Алжир под видом американца-охотника, с тем чтобы не спускать с лейтенанта
Жернуа глаз.
Он с радостью думал о том, что снова увидит любимую Африку, но северная
часть этого континента так мало напоминала родные тропические джунгли, что
он также мало испытал эмоций возвращения на родину, как если бы вернулся в
Париж. В Оране он бродил весь день по узким извилистым уличкам арабского
квартала, любуясь незнакомыми картинами. Следующий день застал его уже в
Сиди-бель-Абесс, где он вручил военным и гражданским властям свои
рекомендательные письма, в которых не было ни намека на настоящую цель его
приезда.
Тарзан достаточно хорошо владел английским языком, чтобы среди арабов и
французов сойти за американца, а больше ничего не требовалось.
Встречаясь с англичанами, он говорил по-французски, чтобы не выдать
себя, а иногда говорил по-английски и с иностранцами, знающими язык, но не
настолько, чтобы уловить недостатки произношения.
Тут он познакомился со многими из французских офицеров и скоро сделался
их любимцем. Встретился он и с Жернуа, угрюмым диспептиком, лет около
сорока, мало поддерживающим общение с товарищами.
В течение месяца не было никаких событий. Жернуа, по-видимому, не
принимал никаких посетителей, а когда бывал в городе, встречался только с
людьми, в которых даже при самом пылком воображении нельзя было усмотреть
