вы умрете завтра в таких мучениях, что вам будет не до молитв.
Никто не позаботился принести Тарзану поесть или напиться, и жажда
сильно мучила его. Он спрашивал себя -- стоит ли попросить караульщика
принести ему воды, но после двух-трех попыток, не получая никакого ответа,
отказался от этой мысли.
Далеко в горах раздавался львиный рев. Логовища хищных зверей -- более
безопасны, чем людские жилища, рассуждал Тарзан. В джунглях за двадцать лет
его жизни его ни разу не преследовали так неутомимо, как среди
цивилизованных людей, за несколько последних месяцев. Никогда он не бывал
там так близок к смерти.
Лев снова заревел, уже ближе. В Тарзане заговорило старое, примитивное
желание ответить ему боевым кличем обезьяньего рода. Его рода? Он почти
забыл, что он не обезьяна, а человек. Он попробовал высвободиться. Боже,
если бы он мог вцепиться в веревки своими крепкими зубами. Он чувствовал,
как волна безумия заливает его мозг по мере того, как гаснет надежда на
освобождение.
Нума рычит, почти не переставая. Ясно, что он спускается с гор в
пустыню на охоту. Так рычит голодный лев. Тарзан завидует ему, ведь он
свободен. Никто не свяжет его веревками и не убьет, как овцу. Это-то и
раздражает человека-обезьяну. Умереть не страшно, но пережить перед тем
унижение поражения, не иметь даже возможности сразиться за свою жизнь...
Теперь около полуночи, думал Тарзан. Ему осталось жить несколько часов.
Может быть, он найдет все-таки способ забрать с собой Рокова в неведомый
путь. Царь пустыни уже совсем близко. Должно быть, он вынюхивает себе ужин в
одном из загонов внутри "дуара".
На некоторое время все затихло, как вдруг тонкое ухо Тарзана уловило
звук медленно и осторожно подвигающегося по земле тела, оно приближалось к
задней стенке палатки, со стороны гор. Все ближе и ближе. Он напряженно
прислушивался, выжидая. Несколько мгновений царило полное безмолвие,
странное безмолвие, и Тарзан удивлялся, что не слышит дыхания зверя,
который, наверное, пригнулся к земле у задней стенки палатки.
Вот шевельнулся опять. Подползает ближе. Тарзан поворачивает голову на
звук. В палатке темно. Медленно отделяется от земли полотнище палатки,
приподнятое головой, потом плечами проникшего в палатку существа. Снаружи
проникает теперь в палатку слабый свет, там горят звезды пустыни.
Мрачная улыбка заиграла на губах Тарзана. По крайней мере Роков
обманется в ожиданиях. Вот то-то будет взбешен! И смерть все-таки будет
легче той, какую придумал бы для него русский.
Полотнище палатки опустилось снова до земли и снова кругом темно, и
что-то -- неизвестно что -- тут, в палатке, вместе с ним. Оно подползает
ближе, оно уже рядом. Он закрывает глаза и ждет удара мощной лапы.
Повернутого вверх его лица касается мягкая рука, ощупывающая в темноте, и
голос девушки едва слышным шепотом называет его по имени.
-- Да, это я, -- шепчет он в ответ. -- Но, во имя неба, кто вы такая?
-- Девушка из Сиди-Аиссы, -- отзывается она. И Тарзан чувствует, что
она старается освободить его. Вот холодная сталь ножа чуть резнула его.
Минута -- и он свободен!
-- За мной! -- шепчет она.
На четвереньках выползают они из палатки, тем же путем, каким она
пришла. Она ползет дальше, совсем приникнув к земле, пока не добирается до
кустарника. Тут она поджидает его. Он глядел на нее молча некоторое время,
прежде чем заговорить.
-- Я не могу понять, -- произнес он, наконец, -- как вы сюда попали?
Откуда вы узнали, что я здесь пленником и в этой палатке? Как могло
случиться, что именно вы спасли меня?
Она улыбнулась. -- Я проделала большой путь ночью, -- сказала она, -- и
нам предстоит пройти немало. Идем, я расскажу вам дорогой.
Они поднялись и двинулись по направлению к горам.
-- Я не была уверена, что вообще доберусь к вам, -- говорила она. --
"Эль адреа" бродит сегодня вокруг и, когда я слезла с лошади, мне кажется,
он почуял меня, я очень боялась.
-- Какая смелая девушка, -- сказал он. -- И все это ради чужеземца,
ради неверного?.. Она гордо выпрямилась.
-- Я дочь шейха Кадура бен Садена. Я была бы недостойной его дочерью,
если бы побоялась рискнуть жизнью для того, чтобы спасти человека, который
спас мне жизнь еще в то время, когда считал меня простой танцовщицей.
-- И все-таки, -- настаивал он, -- вы смелая девушка. Но как же вы
узнали, что я здесь, в заключении?
-- Ахмет дин Тайеб, мой родственник с отцовской стороны, был в гостях у
друзей, принадлежащих к тому племени, которое захватило вас. Он был в
"дуаре", когда вас привезли. Вернувшись, он рассказывал нам о большом
французе, которого захватил Али бен Ахмет для другого француза, чтобы тот
мог убить его. По описанию я догадалась, что это вы. Отца не было дома. Я
пробовала уговорить кое-кого из мужчин спасти вас, но они не согласились,
говоря:
-- Пусть неверные убивают друг друга, если хотят. Нас это не касается,
а если мы помешаем Али бен Ахмету -- начнется распря между нашими племенами.
-- И вот, когда стемнело, я выехала одна, прихватив другую лошадь для
вас. Они привязаны недалеко отсюда. К утру мы будем в "дуаре" моего отца. Он
уже вернется к тому времени, тогда пусть попробуют взять друга Кадура бен
Садена!
Несколько минут они шли молча.
-- Мы должны быть уже недалеко от лошадей, -- проговорила девушка. --
Как странно, что я их не вижу.
Немного дальше она остановилась с легким криком огорчения.
-- Они ушли! Я здесь их привязала.
Тарзан нагнулся и осмотрел землю. Оказалось, что большой куст вырван с
корнем. Потом он заметил еще кое-что. Когда он выпрямился, на лице у него
блуждала кривая улыбка. Он повернулся к девушке:
-- Здесь был "эль адреа". По некоторым признакам я думаю, что добыча от
него ускользнула. На открытом месте им нетрудно было уйти от него, если он
их не сразу заметил.
Ничего не оставалось другого, как только продолжать путь пешком. Дорога
шла невысокими горными отрогами, но девушка знала путь не хуже, чем лицо
матери. Они шли легким, размашистым шагом, Тарзан чуть-чуть позади девушки,
стараясь приноровиться к ее шагу. На ходу они перебрасывались замечаниями, а
временами останавливались и прислушивались -- нет ли погони.
Была прекрасная лунная ночь. Воздух был свежий и бодрящий. Позади
расстилалась в бесконечной перспективе пустыня, с черными точками оазисов.
На маленьком плодородном клочке, от которого они уходили, купы финиковых
пальм и палатки из козьих шкур резко выделялись на желтом песке --
призрачный островной рай на призрачном море. Впереди поднимались угрюмые и
безмолвные горы. Кровь быстрее заструилась по жилам Тарзана. Вот это жизнь!
Он взглянул сверху вниз на девушку, идущую возле него -- дочь пустыни вместе
с сыном джунглей на мертвой земле! Он улыбнулся при этой мысли. Он хотел бы,
чтобы у него была сестра и чтобы она была похожа на эту девушку. Каким бы
она была славным и задорным товарищем!
Они вошли в горы и продвигались вперед медленнее, потому что каменистая
дорога поднималась круто вверх.
Они примолкли. Девушка думала о том, удастся ли им дойти до "дуара" ее
отца раньше, чем их настигнет погоня. Тарзан рад был бы идти так вечно. Если
бы она была мужчиной, это было бы возможно. Ему нужен друг, который так же,
как и он, любил бы дикую свободную жизнь. Он научился дорожить общением с
людьми, но беда его в том, что мужчины, каких он встречал, очевидно,
предпочитали, как это ни странно, белоснежное белье первобытной наготе и
свои клубы -- джунглям.
Тарзан и девушка только что вышли из-за скалы, которую огибала
тропинка, и разом стали. Прямо перед ними, по середине дорожки стоял Нума
"эль адреа", черный лев. Зловеще горели его зеленые глаза, и он обнажал
зубы, сердито похлопывая себя хвостом по бокам. И вдруг он зарычал страшным,
вселяющим ужас рычанием голодного и вместе с тем сердитого льва.
-- Нож, -- сказал Тарзан, протянув руку. Она вложила рукоятку в его
раскрытую ладонь. Зажав его в руке, он потянул ее назад, заслонив собой. --
Бегите к пустыне, как можно скорей. Если я позову, значит все хорошо, и вам
можно вернуться.
-- Бесполезно, -- покорно возразила она. -- Это -- конец.
-- Слушайтесь! -- приказал он. -- Скорей! Он сейчас прыгнет.
Девушка отступила на несколько шагов и остановилась в ужасе перед тем,
чему ей придется быть свидетельницей.
Лев медленно приближался к Тарзану, опустив голову и задрав высоко
хвост.
Человек-обезьяна стоял, пригнувшись, и длинный арабский нож блестел при
свете луны. Дальше вырисовывалась напряженная фигура девушки, неподвижной,
как изваяние. Она чуть наклонилась вперед, широко раскрыв глаза, восхищаясь
смелостью человека, который решается стоять лицом к лицу с "большеголовым
царем", вооруженный только ничтожным ножом. Человек ее народа давно бы уже
преклонил колени в мольбе и без сопротивления погиб бы под этими ужасными
когтями. Результат будет в обоих случаях один и тот же -- это несомненно, но
она трепетала от восторга, глядя на героическую фигуру впереди. Ни малейшей
дрожи во всем крупном теле -- в позе его столько же вызова и угрозы, как у
самого "эль адреа". Лев уже совсем близко, в нескольких шагах, вот он присел
и с оглушающим ревом прыгнул.
XI
ДЖОН КАЛЬДУЭЛЛ ИЗ ЛОНДОНА
Когда Нума "эль адреа" метнулся, широко раздвинув лапы и выпустив
когти, он рассчитывал, что и этот жалкий человек будет такой же легкой
добычей, как многие другие, которые раньше попадались ему на пути. Человек,
на его взгляд, -- неуклюжее, медлительное, беззащитное творение, -- он не
заслуживает уважения.
Но на этот раз оказалось, что судьба свела его с существом, таким же
проворным и быстрым, как он сам. Когда тело его ударилось о то место, где
только что стоял человек, того там уже не было.
Наблюдающая девушка окаменела от изумления, видя, как легко этот
согнувшийся человек ускользнул от страшных когтей. А теперь, о Аллах! Он
обежал "эль адреа" раньше, чем зверь успел повернуться, и схватил его за
гриву. Лев вздыбился, как лошадь, Тарзан этого, очевидно, ожидал и
приготовился. Мощная рука охватила горло зверя под черной гривой, и раз,
два, десятки раз острое лезвие вонзилось повыше плеча.
Бешено прыгал Нума, страшным ревом боли и ярости оглашал горы, но не
мог сбросить с себя гиганта, уцепившегося сзади, и не мог задеть его ни
когтями, ни клыками. Жизнь быстро покидала "большеголового царя". Он был
мертв, когда Тарзан от обезьян разжал руки и стал на ноги. И тогда дочь
пустыни услышала то, что испугало ее больше, чем даже появление "эль адреа".
Человек поставил ногу на труп убитого зверя и, подняв красивое лицо к
луне, испустил самый страшный крик, какой когда-либо долетал до ее ушей.
С легким испуганным возгласом она отшатнулась от него, подумав, что
напряжение борьбы свело его с ума. Когда последние отзвуки последних нот
боевого клича замерли вдали, человек опустил глаза, и взгляд его остановился
на девушке.
Тотчас лицо у него осветилось ласковой улыбкой, свидетельствующей о
том, что он вполне здоров, и девушка еще раз облегченно перевела дух и
улыбнулась в ответ.
-- Что вы за человек? -- спросила она. -- То, что вы сделали,
неслыханно. Я и сейчас не могу поверить, чтобы человек, вооруженный только
ножом, мог бороться один на один с "эль адреа" и победить его, оставшись
невредимым! А этот нечеловеческий крик!
Тарзан покраснел. -- Я забываю иногда, -- сказал он, -- что я
