она получала такие большие проценты.
Люкс уже приняла ванну, покончила с массажем и теперь делала легкую
гимнастику в большой квадратной комнате, освещенной сверху, через пото-
лок. Среди белых мраморных колонн стояли огромные зеркала, отражавшие
Гедду. Во фланелевом утреннем костюме, полосатых шароварах, коротко ост-
риженная и гладко причесанная, она напоминала очаровательного мальчика.
- Тонио? Так рано? - сказала она приветливо, увидав в зеркале прибли-
жавшегося к ней сзади Тонио Престо.
И, не прекращая выгибаться, наклоняться и распрямляться, продолжала:
- Садитесь. Сейчас будем пить кофе.
Она не спросила, что привело его в такой ранний час, так как привыкла
к странностям Престо.
Тонио подошел к большой, удобной кушетке, присел на край, но тотчас
вскочил и заходил большими кругами по комнате.
- Престо, перестаньте ходить, у меня голова кружится, глядя на вас, -
сказала Люкс.
- Мне нужно поговорить с вами, - произнес Престо, не прекращая своей
круговой прогулки. - По делу, по очень серьезному делу. Но я не могу
разговаривать, когда вы раскачиваетесь и приседаете. Прошу вас, сядьте
на диван.
Люкс посмотрела на Престо, в несколько прыжков добежала до дивана и
уселась с ногами, оставив маленькие туфли на мозаичном полу. Престо по-
дошел к ней и сказал:
- Вот так.
Видимо, он делал невероятные усилия, чтобы сохранить полное спо-
койствие, держать в повиновении свои руки и ноги, не двигать туфлеобраз-
ным носом.
- Гедда Люкс! Мисс Гедда!.. Я не умею говорить... Мне трудно... Я
люблю вас и хочу, чтобы вы были моей женой.
Предательский нос его начал подниматься кверху и двигаться. Гедда
опустила глаза вниз и, сдерживая поднимающуюся волну смеха, сказала как
можно серьезнее и спокойнее:
- Антонио Престо. Но я не люблю вас, вы это знаете. А если нет обоюд-
ной любви, что же может нас объединить? Коммерческий расчет? Он говорит
против такого брака. Посудите сами. Мой капитал и мои доходы равняются
вашим. Я не нуждаюсь в деньгах, но и не желаю уменьшать свои доходы. А
брак с вами понизил бы мой заработок.
Престо дернул головой.
- Каким образом?..
Люкс, продолжая упорно смотреть на пол, ответила:
- Очень просто Вы знаете, что публика боготворит меня. Вокруг моего
имени создался своего рода культ. Для сотен тысяч и миллионов моих зри-
телей я являюсь идеалом женской красоты и чистоты. Но поклонники требо-
вательны к своему божеству. Их преклонение должно быть оправдано. Толпа
зорко следит за малейшими подробностями моей частной жизни. Когда я на
экране, последний нищий имеет право любоваться мною и даже воображать
себя на месте героя, завоевавшего мое сердце. И именно поэтому-то я ни-
кому не должна принадлежать. Толпа, пожалуй, примирилась бы еще, если бы
я вышла замуж за героя, за мужчину, который получил всеобщее признание
как идеал мужской красоты или мужских добродетелей. Достойным мужем для
богини может быть только бог или, в крайнем случае, полубог... Если бы
толпа узнала, что я вышла замуж за вас, она пришла бы в негодование. Она
сочла бы это преступлением с моей стороны, издевательством над самыми
лучшими чувствами моих поклонников. Толпа отвернулась бы от меня. А тол-
па делает успех...
- И деньги...
- И деньги, разумеется. И я не удивилась бы, если бы мистер Питч рас-
торгнул контракт со мною. Я лишилась бы и денег, и славы, и поклонни-
ков...
- За сомнительное удовольствие иметь мужем такого урода, как я, - до-
кончил Престо, - Довольно, мисс Люкс. Я понял вас. Вы правы. - Престо
вдруг топнул ногой и тонким детским голосом закричал: - А если этот урод
наделен горящим любящим сердцем? Если этот урод требует своего места под
солнцем и своей доли счастья?..
Эта неожиданная вспышка заставила Гедду невольно приподнять глаза на
Престо. Нос его двигался, как маленький хоботок, кожа на лбу то собира-
лась в морщины, то растягивалась до блеска, волосы ерошились, уши двига-
лись, руки походили на поршни паровой машины, работающей на самом скором
ходу.
Гедда Люкс уже не могла оторвать своего взора от Престо, и она начала
смеяться, сначала тихо, потом все громче и громче.
Как будто повторялась вчерашняя "сцена у окна" дочери короля с мейс-
терзингером. Но там все было нарочно, - так, по крайней мере, думала
Люкс, - а здесь страдания и чувства мейстерзингера были самые настоящие.
Гедда понимала всю неуместность и оскорбительность для Тонио ее смеха,
но ничего не могла поделать с собой. А Престо как будто даже обрадовался
этому смеху.
- Смейтесь! Смейтесь! - кричал он. - Смейтесь так, как вы еще никогда
не смеялись! Смейтесь! Страшный уродец Антонио Престо будет вам говорить
о своей любви.
И он говорил. Он кривлялся самым невероятным образом. Он пустил в ход
весь свой многообразный арсенал ужимок и гримас.
Люкс смеялась все больше, глубже, сильнее. Этот смех уже походил на
истерический припадок. Гедда корчилась на диване в припадке смеха и умо-
ляюще смотрела на Престо. На глазах ее были слезы. Прерывающимся от сме-
ха голосом она проговорила с трудом:
- Перестаньте, прошу вас!..
Но Престо был неумолим и неистощим. Люкс задыхалась, обессилела, поч-
ти теряла сознание. Она схватилась руками за судорожно вздымающуюся от
смеха грудь, как человек в жесточайшем припадке астмы...
- Люди беспощадны к безобразию, пусть же и безобразие будет беспощад-
но к красоте. Моя душа почернела, как черный скорпион, и стала злее зло-
го горбуна, - кричал Престо.
Гедда Люкс поняла, что он хочет убить ее смехом Глаза Люкс расшири-
лись от ужаса. Руки ее тряслись, она теряла сознание.
Собрав всю силу воли, Гедда протянула руку к звонку, стоящему на сто-
лике возле дивана, и позвонила. Вошла горничная и увидела, что госпожа
ее смеется мелким, захлебывающимся смехом, глядя на Престо. Горничная
также посмотрела на него и вдруг схватила себя за бока, как будто ужас-
ные колики сразу огнем прожгли ее внутренности, и, присев на пол, засме-
ялась неудержимым смехом. Увы, она так же была во власти Тонио, как и ее
хозяйка.
К Гедде Люкс никто больше не мог прийти на помощь...
ТВОЙ НОС - ТВОЕ БОГАТСТВО
Гофман сидел в глубоком кожаном кресле и курил трубку, когда в комна-
ту вбежал Престо с воспаленными после бессонной ночи глазами, обветрен-
ным лицом и возбужденный более обыкновенного.
- Я ждал вас до трех часов ночи, - сказал Гофман.
Гофман нередко жил по нескольку дней на вилле Престо, находящейся не-
далеко от киностудии мистера Питча и К° Известный кинооператор Гофман
был тенью Престо Он следил за каждым движением, каждым новым поворотом
киноартиста, чтобы переносить на пленку самые оригинальные позы и наибо-
лее удачные мимические моменты в игре подвижного лица. Тонио и Гофман
были большими друзьями.
- Где вы пропадали? - спросил Гофман, пуская изо рта клубы дыма.
- Я только что от Гедды Люкс. Кажется, я убил ее смехом.
- Это ваша специальность, - не придавая особого значения словам Прес-
то, сказал Гофман.
- Да, да... За грехи отцов я награжден этим проклятием.
- Почему же проклятием, Тонио? Это прекрасный дар Смех - самая ценная
валюта. Так было всегда.
- Да, но чем вызывается этот смех? Можно смешить людей остроумными
мыслями, веселыми рассказами. А... Я смешу своим безобразием.
- Леонардо да Винчи сказал, что великое безобразие встречается так же
редко, как и великая красота. Он с особенной заботливостью разыскивал
всюду людей, отличающихся исключительным безобразием, и зарисовывал их
лица в свой альбом. А вы... вы... в сущности, даже не так уж безобразны.
Необычайный комизм вызывается не столько вашей внешностью, сколько про-
тиворечием величия чувств вашей души с мизерностью телесной оболочки и с
этими жестами картонного паяца. Вы прекрасно зарабатываете, пользуетесь
колоссальным успехом.
- Вот, вот, это самое. Величие чувств! Ах, Гофман, в этом все мое
несчастье. Да, я человек возвышенных чувств, но с телом кретина. Я глу-
боко несчастен, Гофман. Деньги... слава - все это хорошо, пока добива-
ешься их. Любовь женщины... Я получаю сотни писем в день от "поклонниц"
со всех концов света. Но разве любовь руководит моими корреспондентками?
Их привлекает мое богатство, моя слава. Это или сентиментальные старые
девы, или продажные душонки, которым надо богатство и которые жаждут
проявить свое чванство в роли жены столь знаменитого человека, как я. А
вот Гедда Люкс... Сегодня я сделал ей тринадцатое предложение. И она от-
вергла его... Но теперь довольно. На чертовой дюжине можно остановиться.
Самое большое мое горе в том, что я по натуре трагический актер. А при-
нужден быть паяцем. Вы знаете, Гофман, ведь я вкладываю в исполнение
своих трагических ролей всю свою душу, а толпа смеется.
Престо подошел к зеркалу и погрозил кулаком собственному отражению.
- О, проклятая рожа!
- Вы великолепны, Тонио! - воскликнул, усмехнувшись, Гофман. - Этот
жест - что-то новенькое. Позвольте мне сходить за аппаратом.
Престо обернулся и посмотрел на Гофмана с укором.
- И ты, Брут! Послушайте, Гофман, подождите, не ходите никуда По-
будьте хоть один раз только моим другом, а не кинооператором... Скажите
мне, почему такая несправедливость? Имя и фамилию можно переменить, кос-
тюм, местожительство можно переменить, а свое лицо никогда Оно как прок-
лятие лежит на тебе.
- Недосмотр родителей, - ответил Гофман. - Когда будете родиться сле-
дующий раз, потребуйте сначала, чтобы родители показали вашу карточку, и
если она не будет похожа на херувима, - не родитесь.
- Не шутите, Гофман Для меня это слишком серьезно Вот из несчастного
урода, голыша, я превратился в миллионера. Но на все мое богатство я не
могу купить себе пяти миллиметров, которых не хватает, чтобы придать
благообразие хотя бы одному моему носу.
- Почему же не можете? Поезжайте в Париж, там вам сделают операцию.
Впрыснут парафин под кожу и сделают из вашей туфли прекрасную грушу дю-
шес. Или еще лучше, - сейчас носы переделывают хирургическим путем Пере-
саживают косточки, кожу Говорят, в Париже много таких мастерских. На вы-
веске так и написано: "Принимаю в починку носы Римские и греческие на
пятьдесят процентов дороже"
Тонио покачал головой.
- Нет, это не то Я знаю одну девушку В детстве она перенесла какую-то
тяжелую болезнь, кажется, дифтерит, после которой у нее запала переноси-
ца Ей не так давно сделали операцию. И надо сказать, что операция мало
помогла ей Нос остался почти таким же безобразным, как и был Притом кожа
на переносице выделяется беловатым пятном.
- Может быть, делал плохой хирург Постоите, да чего лучше? На днях я
читал в газете, что, кажется, в Сакраменто живет врач Цорн, который де-
лает настоящие чудеса. Цорн воздействует на какую-то железу, мечевидную
или щитовидную - не помню, и еще на железу в мозгу, отчего у человека
изменяется не только лицо, но и все тело, прибавляется рост, удлиняются
конечности. Впрочем, может быть, все это газетная утка.
- В какой газете вы читали это? - возбужденно спросил Престо.
- Право, уж не помню. В Сакраменто в редакции любой газеты вам сооб-
щат его адрес.
- Гофман, я еду! Еду немедленно. Себастьян! Себастьян!
Вошел старый слуга.
- Себастьян, скажи шоферу, чтобы он готовил машину.
- Шофер спит, вы вчера замучили его, - ворчливо сказал Себастьян.
- Да, правда, пусть спит. Себастьян, вызови такси, укладывай белье и
костюмы в чемодан. Я еду.
- Не сумасшествуйте, завтра съемка, - сказал с тревогой Гофман.
- Пусть отложат. Скажите, что я заболел.
- Не теряйте рассудка, Тонио. Ведь если доктор действительно изменит
вашу наружность, то вы уже не в состоянии будете окончить роль мейстер-
зингера в фильме "Любовь и смерть". А вы обязаны сделать это по контрак-
