Александр Беляев
ЧЕЛОВЕК, НАШЕДШИЙ СВОЕ ЛИЦО
OCR Палек, 1998 г.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ДРАМА МЕЙСТЕРЗИНГЕРА
Снежная равнина. Истомленные собаки тянут нарты. Собак погоняет каюр,
но и он спотыкается от усталости. На нартах лежит человек, бессильно
свесив голову. Каюр падает Собаки останавливаются и, как по команде, ло-
жатся на снег.
Рядом со снежной равниной растут кактусы. В тени зеленых каштанов по
тротуару идет маленький человек, почти карлик, в отлично сшитом летнем
фланелевом костюме и шляпе-панаме с широкими полями. Он не может не ви-
деть драмы в снежной пустыне, но равнодушно проходит мимо.
Снежная равнина кончилась. Пустырь. За ним пески, пальмы, оазис.
Здесь тоже происходит какая-то драма. Бедуин-наездник подхватывает кра-
сивую девушку в европейском костюме, перекидывает через седло и пускает
в карьер своего скакуна. Девушка кричит, простирает руки, бьется Нес-
колько европейцев бросаются к лошадям и пускаются в погоню...
Маленький человек рассеянным взглядом окидывает оазис, бедуина, пого-
ню и шагает дальше, комично выбрасывая ноги вперед.
За пустыней - набережная. Идет погрузка большого океанского парохода.
Дымят четыре низких, наклоненных назад трубы Завывает сирена. На сходнях
подымается свалка. Кого-то поймали. Кто-то вырывается, падает вниз.
Снова пустырь. За ним скалы. Гордо возвышается средневековый замок,
окруженный валами, рвами, наполненными водой. На подъемном мосту рыцарь,
подъехавший к замку. Он требует, чтобы ему открыли ворота. На башнях
стоят люди. Вдруг подъемный мост начинает подниматься. Испуганная лошадь
мечется, пытается спрыгнуть с моста...
Не досмотрев, удастся ли ей это, или же она вместе со всадником попа-
дет в ловушку, маленький человек отводит взгляд и со скучающим видом
ворчит себе под нос:
- Везде и всюду одно и то же... Тоска!
И он еще выше подбрасывает ноги, шагая по гладкому тротуару.
Здесь же, по асфальтовой дороге, течет беспрерывный поток автомоби-
лей, белых, синих, голубых, золотистых, как жужелица, блестящих лимузи-
нов последней модели и стареньких фордов. Люди, которые едут в автомоби-
лях и идут по тротуарам, с таким же равнодушием смотрят на снежные пус-
тыни, оазисы, океанские пароходы, средневековые замки, как и маленький
человек.
Их гораздо больше интересует сам маленький человек. К нему поворачи-
ваются все головы идущих и едущих. Завидев маленького человека, люди
многозначительно переглядываются. И на их лицах появляются улыбки, а в
глазах - величайший интерес, какой бывает лишь у посетителей зоопарка,
когда они видят необычайно экзотическое животное. И вместе с тем люди
проявляют к маленькому человеку почтительное уважение. Знакомые незамет-
но толкают друг друга локтем и тихо говорят:
- Смотри! Престо! Антонио Престо!
- Да, как мало весит и как много стоит!
- Говорят, его капитал равняется ста миллионам долларов.
- Больше трехсот.
- А ведь он еще так молод, счастливец!
- Почему он не в автомобиле? Ведь у него одна из лучших машин в мире.
По особому заказу.
- Это его обычная утренняя прогулка. Автомобиль следует за ним.
А маленький человек продолжает спокойно идти вперед, стараясь ничем
не отличаться от других, не обращать на себя внимания. Но это ему удает-
ся не лучше, чем слону, который шествует среди толпы зевак. Необычайна
его фигура, необычайны жесты, мимика. Каждое его движение вызывает улыб-
ку, смех. Весь он - живое олицетворение смешного. Еще ребенком он вызы-
вал смех у окружающих. Он мог быть весел, грустен, задумчив, мог сер-
диться и негодовать, - результат был один: люди смеялись. Сначала это
раздражало его, но впоследствии он привык. Что же делать? Такова его
внешность.
Он был почти карликом, имел непомерно длинное туловище, короткие но-
ги, длинные руки взрослого человека, достигавшие колен. Его большая го-
лова, широкая в верхней части и узкая в нижней, сохранила черты детского
строения. Особенно смешон был его мясистый нос, глубоко запавший в пере-
носице. Кончик носа загибался вверх, как турецкая туфля. Этот нос обла-
дал необычайной подвижностью, отчего ежеминутно менялось не только выра-
жение, но и вся форма лица. Престо был подлинным, законченным уродом, но
в его уродстве не было ничего отталкивающего. Наоборот, оно возбуждало
симпатию. В его больших живых карих глазах светились доброта и ум. Это
было единственное исключительное в своем роде произведение природы.
Антонио Престо шел с невозмутимым видом среди смеющейся толпы, комич-
но выкидывая вперед свои короткие ноги.
Он свернул налево в кипарисовую аллею, которая вела к большому саду.
В саду, посредине эвкалиптовой рощи, стояла китайская беседка. Престо
вошел в нее и оказался в кабине лифта. Лифт среди сада мог бы вызвать
удивление у всякого непосвященного, но Престо был хорошо знаком с этим
странным сооружением. Кивнув головой в ответ на приветствие мальчика,
обслуживающего лифт. Престо бросил короткое приказание:
- На дно!
При этом он сделал такой выразительный жест рукой, будто хотел протк-
нуть землю до самой преисподней. Это было так смешно, что мальчик засме-
ялся. Престо грозно посмотрел на него. От его взгляда мальчик засмеялся
еще громче.
- Простите, мистер, но я не могу, право же не могу... - оправдывался
мальчик.
Престо со вздохом махнул рукой.
- Ладно, Джон, не оправдывайся. Ты в этом виноват не больше, чем я.
Мистер Питч приехал? - спросил он у мальчика.
- Двадцать минут тому назад.
- Мисс Гедда Люкс?
- Нет еще.
- Ну, разумеется, - сказал с неудовольствием Престо. И нос его неожи-
данно зашевелился, как маленький хобот.
Мальчик снова не удержался и взвизгнул от смеха. Хорошо, что в этот
момент лифт остановился, а то Престо рассердился бы на него.
Антонио выскочил из кабины, прошел широкий коридор и оказался в
большой круглой комнате, освещенной сильными фонарями. После горячего,
несмотря на утренний час, солнца здесь было прохладно, и Престо вздохнул
с облегчением. Он быстро пересек круглую комнату и открыл дверь в сосед-
нее помещение. Как будто "машина времени" сразу перенесла его из двадца-
того века в немецкое средневековье.
Перед ним был огромный зал, потолок которого замыкался вверху узкими
сводами. Узкие и высокие окна и дверки, узкие и высокие стулья. Через
окно падал свет, оставляя на широких каменных плитах пола четкий рисунок
готического оконного переплета. Престо вошел в полосу света и остановил-
ся. Среди этой высокой и узкой мебели фигура его казалась особенно мала,
неуклюжа, нелепа. И это было не случайно: в таком контрасте был строго
продуманный расчет режиссера.
Старый немецкий замок был сделан из фанеры, клея, холста и красок по
чертежам, этюдам и макетам выдающегося архитектора, который мог с честью
строить настоящие замки и дворцы. Но мистер Питч, - "Питч и К°", - вла-
делец киностудии, платил архитектору гораздо больше, чем могли бы упла-
тить ему титулованные особы за постройку настоящих замков, и архитектор
предпочитал строить бутафорские замки из холста и фанеры.
В средневековом замке, вернее в углу зала и за его фанерными стенами,
шла суета. Рабочие, маляры, художники и плотники под руководством самого
архитектора заканчивали установку декораций. Необходимая мебель - насто-
ящая, а не бутафорская - уже стояла в "замке". Инженер-электрик и его
помощник возились с юпитерами - огромными лампами во много тысяч свечей
каждая. Главное в кинофильме - свет. Немудрено, что он составляет основ-
ную заботу постановщиков. Мистер Питч и К° могли позволить себе такую
роскошь: устроить огромный павильон под землей, чтобы яркое калифорнийс-
кое солнце не мешало эффектам искусственного освещения при павильонных
съемках.
Из-за декораций выглядывали статисты и статистки, уже наряженные в
средневековые костюмы и загримированные. Все они с любопытством, почте-
нием и в то же время с невольной улыбкой смотрели на молодого человека,
стоящего в "солнечном" луче посредине залы. Статисты шептались:
- Сам...
- Антонио Престо...
- Боже, какой смешной! Он даже в жизни не может постоять спокойно ни
одной минуты.
Да, это был "сам" - Антонио Престо, неподражаемый комический артист,
затмивший славу былых корифеев экрана: Чаплиных, Китонов, Бэнксов. Его
артистический псевдоним чрезвычайно метко определял его стремительную
сущность. Престо ни секунды не оставался спокойным. Двигались его руки,
его ноги, его туловище, его голова и его неподражаемый нос.
Трудно было объяснить, почему каждый его жест возбуждает такой неу-
держимый смех. Но противиться этому смеху никто не мог. Даже известная
красавица леди Трайн не могла удержаться от смеха, хотя, как утверждают
все знавшие ее, она не смеялась никогда в жизни, скрывая свои неровные
зубы. По мнению американской критики, смех леди Трайн был высшей победой
гениального американского комика.
Свой природный дар Престо удесятерил очень своеобразной манерой иг-
рать. Престо любил играть трагические роли. Для него специально писались
сценарии по трагедиям Шекспира, Шиллера, даже Софокла... Тонио - Отелло,
Манфред, Эдип... Это было бы профанацией, если бы Престо не играл своих
трагических ролей с подкупающей искренностью и глубоким чувством.
Комизм Бэстера Китона заключался в противоречии его "трагической",
неподвижной маски лица с комичностью положений. Комизм Тонио Престо был
в противоречии и положений, и обстановки, и даже его собственных внут-
ренних переживаний с его невозможной нелепой, немыслимой фигурой, с его
жестами паяца. Быть может, никогда еще комическое не поднималось до та-
ких высот, почти соприкасаясь с трагическим. Но зрители этого не замеча-
ли.
Только один человек, крупный европейский писатель и оригинальный мыс-
литель, на вопрос американского журналиста о том, как ему нравится игра
Антонио Престо, ответил: "Престо страшен в своем безнадежном бунте". Но
ведь это сказал не американец, притом он сказал фразу, которую даже
трудно понять. О каком бунте, о бунте против кого говорил писатель? И об
этой фразе скоро забыли. Только Антонио Престо бережно сохранил в памяти
этот отзыв иностранца, которому удалось заглянуть в его душу Это был
бунт обделенного природой урода, который стремился к полноценной челове-
ческой жизни. Трагическая в своей безнадежности борьба.
Но и право играть трагедии досталось ему не легко. В первые годы его
заставляли выступать только в шутовских ролях, ломаться, кривляться, по-
лучать пинки и падать на потеху зрителей. В его дневнике имелись такие
записи:
12 марта
Вчера вечером прочитал новый сценарий. Он возмутил меня. Дурацкий
сценарий, а для меня - дурацкая роль.
Сегодня зашел к нашему директору, говорю:
- Глупее ваш сценарный департамент не мог придумать сценария? Когда
же это кончится?
- Когда публика поумнеет и ей перестанут нравиться такие картины. Они
дают доллары, и это все, - ответил он.
Опять доллары! Все для них!
- Но вы сами развращаете зрителей, портите их вкус подобной пош-
лостью! - воскликнул я.
- Если у вас такая точка зрения, вам лучше не сниматься для экрана, а
поступить воспитателем в пансион благородных девиц. У нас коммерческое,
а не педагогическое предприятие. Пора вам это понять, - спокойно возра-
зил директор.
Можно ли было продолжать разговор с таким человеком? Я ушел от него
взбешенный. В ярости бессилия, в это утро я умышленно переигрывал, утри-
ровал самого себя, гаерствовал, валял дурака. Нате! получайте, если вам
только это надо! В то же время думал: неужели режиссер не остановит мои
клоунады? Но он не остановил. Он был доволен! А в перерыве ко мне подо-
шел директор, который, как оказалось, следил за моей игрой, хлопнул по
плечу и сказал:
- Вижу, что вы одумались. Давно бы так. Вы играли сегодня, как никог-
