воедино в беде и неизвестности. Их тень падала на стену у двери и вызывала
суеверный страх в душе. Мендель не выдержал, встал, подошел к столу, взял
лампу и поставил ее повыше на полку, висящую на стене.
Вернулся к матери, стал напротив нее, крепко ее обнял, положив ее
голову к себе на грудь. Пришлось собрать все силы, чтобы произнести ровным,
спокойным голосом:
- Мама, мамочка, пойми, иначе нельзя. Ты меня понимаешь? Я долго
взвешивал и решил, что по-другому я поступить не могу.
Ощущение материнского тепла! Оно так знакомо еще с начала его жизни, с
самого детства. Ему было лет шесть, когда мама с папой как-то с вечера ушли
в гости и оставили детей дома. Среди глубокой ночи их разбудили крики людей
на улице. Вслед за этим раздался громкий стук в дверь и голоса:
- Дети, быстрее открывайте! Пожар!
Вся улица в багряном свете. Мужчины, не дожидаясь, пока откроют дверь,
взламывают ее и через минуту они втроем, прижимаясь друг к другу, стоят на
улице. С ужасом в глазах смотрят, как полыхает огромным столбом пламени
расположенная рядом с домом рушка. Там горели солома, просо, пшено и само
деревянное строение. Огромная, всепоглощающая стихия с треском извергала
снопы искр, пылала испепеляющим жаром, вздымалась вытянутыми языками далеко
вверх, в черную темень ночи. А вокруг этого гигантского костра мечутся люди
с ведрами, вилами, лопатами, поливают стены домов, обращенные к рушке. Всеми
забытые, Мендл, Голда и Люся сиротливо стояли в стороне и дрожали от страха.
Мендл тихо и жалобно плачет. Там ведь внутри слепые лошадки. Мендл часто
приходил сюда смотреть, как эти лошадки непрерывно ходили по кругу, вращая
огромный жернов. Эти лошадки ослепли от темноты - туда, вовнутрь, дневной
свет почти не проникает. Они ведь не знали, что такое свобода, свет, солнце.
Ему очень их жалко было и он часто и подолгу простаивал у ворот, наблюдая их
за работой. А где они сейчас, успели ли их вывести?
Менделе казалось, что этот всепоглощающий огонь уничтожит все дома
вокруг, поднимется до самого неба, поглотит все звезды, луну, всех, кто
гасит пожар, и слепых лошадей тоже.
Пожар был погашен, и они вернулись в свой дом. Он долго не мог
успокоиться и уснуть, но рядом с ним, на кровати, сидела мама. Рука ее
лежала на его груди. Мирские страхи и ужасы оказались за пределами
материнского тепла и нежности.
Решив уйти на восток, Мендл оставлял маму и своих сестер почти на
верную смерть. По слухам, карательные отряды СС появлялись совсем рядом, то
в Погребищах, то в Тетиеве. Совместно с местной полицией, которая в основном
состояла из украинских националистов, они с неимоверной жестокостью
уничтожали еврейское население. Оставаться здесь и пассивно ждать того, что
им всем уготовила судьба? Кто же будет бороться, мстить? Может, что-то
предпринять здесь, на месте?
О партизанах говорят много. Но где они? Бежать вместе с мамой и
сестрами совершенно невозможно. Так что же делать? Испокон веков, во все
времена, когда враг покушался на родной край, родной дом, мужчины покидали
свои дома, оставляли самое дорогое в их жизни - детей, матерей, любимых и
шли на смертный бой.
Но в эту минуту Мендл чувствовал биение маминого сердца, и твердость
его решения, окрепшего в последние дни, уменьшалась на глазах. Еще секунда -
и он рухнет на колени, судорожно станет обнимать натруженные мамины ноги и
горько раскаиваться. Но этого он не успел сделать. Тихо постучали в дверь, и
на пороге появился Пиня.
- Мендл, пора! Скоро рассвет.
- О нас не переживай, Менделе! Мы уж как-нибудь. А вы идите, идите.
Будьте осторожны. Дай вам Бог дойти до наших. Отомстите за нас, если
сможете...
Последние мамины слова потонули в потоке горьких слез.
- Мы будем вас ждать, - сказала Люсенька.
Осенняя, неприветливая ночь приняла и прикрыла своей темнотой Пиню и
Менделя. В глубоком темном небе им светили далекие, недосягаемые звезды.
Решено было значительную часть пути, насколько это возможно будет,
преодолеть по железной дороге. Впереди - около тысячи километров до фронта.
Война многих подняла с насиженных мест. Люди кочевали по Украине в
поисках родных и близких, с целью добыть пищу, одежду, а то и кров. Поэтому
появление на станции ребят не могло вызвать особых подозрений.
Составы шли в основном воинские. Немцев-фронтовиков меньше всего
беспокоило, что творится в тылу. Этим занимались другие службы. Поэтому
расчет был таков: забраться в тамбур пассажирского вагона или, в крайнем
случае, на платформу грузового вагона.
Ребята почти весь день провели в кустах недалеко от станции, наблюдая
за проходящими составами. Они оценивали, каким образом можно забраться в
вагон.
Ночью подошли вплотную к платформе. Долго им не пришлось ждать. К
станции подошел воинский эшелон. Платформа была слабо освещена. Завизжали
тормоза.
Раздавались немецкие голоса, команды. Ребята побежали вдоль состава по
противоположной по отношению к станции стороне и, заметив вагон с
полуоткрытой задней площадкой, незаметно забрались на нее. Поезд тронулся.
Мендл и Пиня забились в угол площадки и, несмотря на пронизывающий холод,
временами погружались в сон. Теперь хорошо бы, чтобы ночь была как можно
длиннее, а поезд шел подольше без остановок.
Любой звук, нарушавший ритмичный стук колес, прерывал сон.
О своем решении уйти на восток Мендл рассказал Фане два дня тому назад,
хотя было условлено держать это в тайне. Он пришел к Шморгунам к концу дня.
Она была одна - отец с Соней ушли к заказчику.
За окном бурные осенние воздушные потоки временами разрывали сплошное
серое облачное одеяло, и солнечный свет ненадолго озарял тихую, безлюдную
базарную улицу. Фанечка сидела напротив. Мендл безмолвно прощался с ней.
Хотелось слегка обнять, коснуться губами ее младенчески нежных щек. Он и не
думал поведать ей свою тайну, но совершенно неожиданно для себя выдал свое
намерение и тут же ощутил на себе неподвижный, серьезный взгляд.
Он ждал ее слов. И они с острой болью отозвались в его сердце:
- Я бы тоже ушла, но отец... больной человек, и годы.
Прошло, наверное, полночи. Поезд резко затормозил. Ребята проснулись.
Нигде ни огонька. Похоже, он остановился в поле или в лесу, далеко от
станции. Наступила непривычная, тревожная тишина. В глубине вагона
послышалась какая-то возня, потом шаги. Если их здесь обнаружат и высадят,
то придется в эту мокрую ветренную погоду, среди ночи, искать в ближайшей
деревне пристанище. Но поезд стоял всего минут десять, и когда он тронулся,
ребята в изнеможении опять погрузились в глубокий сон. Измотанные,
напряженные до предела нервы требовали отдыха.
Спустя некоторое время вагоны загромыхали, поезд замедлил ход и
остановился. На перроне шумно, народу много, видимо, станция крупная.
Опять напряженное ожидание. Долго ли он простоит? Выйти на перрон? Там
могут проверить документы, а их нет.
Внезапно открывается дверь тамбура и в проеме появляется фигура
немецкого солдата с автоматом на груди.
"Ну, кажется, все - приехали", - мелькнуло у Менделя в голове.
Пиня резко вскочил и, заложив за спину руки, прижался спиной к стенке,
как бы ища у нее защиты.
У Менделя был уже опыт на такой случай. Главное не выдавать ни капли
волнения. Спокойствие и еще раз спокойствие. Мендл встал и стал подчеркнуто
медленно собирать пожитки, с трудом сдерживая предательскую дрожь в руках.
Все резервы его волевых возможностей были стянуты воедино. Он стал
лихорадочно вспоминать немецкие слова из своего скудного запаса, чтобы
объяснить их пребывание в вагоне. Но немец не собирался его слушать. Вначале
он молча наблюдал за ребятами, потом его терпение лопнуло - побагровел и
заорал во все горло:
- Raus! Vervluchte Sсhweines! Raus!13
Он в ярости вскочил в тамбур и, замахнувшись прикладом автомата,
вытолкнул на улицу ребят вместе с вещами через противоположную дверь,
которую ребята успели вовремя приоткрыть.
Солдат с грохотом, деловито закрыл тамбур и удалился. Поезд, пока он
стоял, отделял их от опасного, людного перрона, и это обстоятельство нужно
было немедленно использовать. Рискнуть и сесть в другой вагон смысла не
было, так как тот же солдат, который, возможно, обслуживал весь состав,
второй раз с ними церемониться не станет.
Ребята быстрым шагом пересекли несколько путей, забитых вагонами,
составами и вошли в лесопосадку, которая тянулась вдоль дороги. Они
примостились на штабелях шпал на расстоянии сотни метров от станции.
Дождь со снегом шел, не переставая. Они промокли насквозь. Искать
где-нибудь пристанище было опасно. Холод вызывал непрерывную дрожь. Сидели
на шпалах и ждали темноты. Временами вскакивали, притоптывали на месте,
размахивали руками, чтобы как-то согреться.
- Ну, что будем делать? - спрашивает Пиня. - Вижу, мы можем здесь долго
просидеть и совсем окоченеть. Нужно узнать, что это за станция. Посиди, я
сейчас.
Недалеко от станции к поселку подходила дорожка. Пиня решил выйти на
эту дорожку и у кого-нибудь спросить, на какую они попали станцию. Пини
долго не было, и Мендл уже серьезно забеспокоился. Неожиданно он услышал
шаги совсем с другой стороны. В первый момент он напрягся, но, увидев Пиню,
успокоился. Пиня дождался на дорожке одинокой старушки и разузнал у нее все,
что мог.
Положение их оказалось неожиданно сложнее, чем можно было ожидать. Это
была железнодорожная станция Жаков, последняя на тупиковой ветке. Дальше
железной дороги на восток не было, и для того, чтобы осуществить свой план,
нужно было вернуться назад на ближайшую узловую станцию, чтобы попасть на
другую ветку.
До наступления темноты делать было нечего. Но оставаться у этих шпал
под открытым небом нельзя было из-за сильного ветра и обильного дождя со
снегом.
- Давай попробуем где-нибудь переночевать. Просушимся, поспим,
подумаем, а потом видно будет, - сказал Мендл.
- Видишь, как снуют здесь полицейские. Это рискованно. Подождем до
вечера. Терпи.
Пиня говорил и внимательно смотрел в сторону станции, куда подходил
состав с несколькими пассажирскими вагонами. Некоторые из них были с
разбитыми окнами и помятыми боками. Похоже, они были пустые.
- Мендл собирайся, быстрее, надо возвращаться на узловую.
- Ты что, еще светло ведь!
- Рискнем. Неизвестно, когда будет следующий. Вставай, пошли.
Быстрыми решительными шагами они приближаются к поезду и садятся в один
из разбитых вагонов. Здесь гуляет ветер, но есть все же крыша над головой.
Поезд шел обратно на запад медленно и часто останавливался.
С рассветом они увидели через разбитые окна белые заснеженные поля. За
одну ночь выпало столько снега, что земля почти полностью скрылась под его
покровом. Порывы ветра заносили обновляющий, бодрящий запах зимы.
- Смотри, сколько снега навалило, - заметил Мендл, потом задумчиво
добавил: - Эх, сейчас бы погреться и поесть. Пиня, скажи, много сала в твоей
сумке, или экономить надо?
- Дней на пять хватит, а там видно будет.
Мендл вспомнил, как года три тому назад, в один из ярких морозных дней,
комсомольская организация школы решила организовать лыжный 12-километровый
поход из Ружина в Весиловку. Руководителем этого похода был молодой учитель
математики. На подходе к Весиловке все уже порядком устали и проголодались.
Молча добрались до местной школы, где должны были остановиться. Заняли один
из классов и стали греться у печки. Пообедали, стали обмениваться
