сначала несколько ее нитей за вращающийся крючок, удалялся от него задом.
При этом он подавал двумя руками все новые порции пакли и закручивал
одинарную веревку. Потом эти одинарные веревки свивали по две-три и больше,
достигая нужной толщины. В этой работе были заняты подростки - грязные,
оборванные, босые, голодные. Маленькие дети играли тут же на этой пыльной
улице. Детей было много - чем беднее семья, тем их было больше.
Предложение Янкеля было безнадежным. Но обреченным свойственно
хвататься за последнюю возможность.
Мендл представил себе делегацию пожилых и бородатых евреев с подносом,
на котором лежат золотые кольца, сережки, брошки, царские монеты, а перед
ними, как ни в чем не бывало, с надменным видом это человекоподобное зверье
- гебит-комиссар, начальник полиции Рудяк, его заместитель Халюк, которые,
не успев еще смыть невинную кровь с рук своих, рвутся, словно стервятники, к
новым жертвам. Он с горечью подумал о том, что врагам удалось сломать самый
стержень их существования - подавить дух, непримиримость, ненависть. И это,
может быть, можно в какой-то степени понять. Когда на карту ставится жизнь
детей, внуков, близких, мужчины оказываются безоружными потому, что любые их
действия могут прямо сказаться на судьбе их семей.
- Нет, Янкель, - сказал Аркадий, - кроме унижения и издевательских
насмешек, это ничего не даст.
- Пока мы живы, - возразил Янкель, - мы всегда будем думать о том, все
ли мы сделали от нас зависящее для того, чтобы спасти своих близких. Зачем
нам эти драгоценности? Нужно все-таки попробовать. - После тяжелого вздоха
он криво улыбнулся и с горькой иронией в заключение добавил: - Вот такая вот
у нас в этом году пасха.
Кто из Ружинских евреев не помнил последний пасхальный праздник в
местечке, последнюю толоку накануне праздника!
На задворках одного из домов, расположенного на центральной улице,
стоял огромный, длинный, высокий сарай. Там устраивали каждый год перед
пасхой толоку, где все сообща делали мацу.
Одним из распорядителей был Янкель.
Когда собирается много евреев и среди них много умных и деловитых
мужчин, то, считай, дела не будет - каждый будет предлагать свое и все будет
ограничиваться лишь одними советами и спором. Вот тут-то Янкель личным
примером проявлял свое природное умение подавлять разнобой и увлечь энергию
большинства в определенное русло. Он быстро брал в свои руки инициативу и не
только руководил, но и сам работал.
Когда зашел разговор о том, кому ехать на мельницу за мукой, и
бородатый балагула Лейзер, который каждый вечер возил пассажиров к поезду на
станцию Зарудинцы, отказался это делать, все удивились. Ему, как говорится,
и карты в руки. Лейзеру ничего не стоило привезти муку. Тем более, что
мельница находилась всего-то на расстоянии одного километра. Но он, видимо,
уловил самый удачный момент, когда можно было перед всем миром подчеркнуть
важность и солидность его миссии в местечке.
- Я вожу людей, пассажиров! Понимаете? Пас-са-жи-ров! А вовсе не мешки
с мукой. Лю-дей!
Сообразив, что упрямого балагулу не переспоришь, Янкель, чтобы не
тратить попусту время, сказал:
- Мужики, я поеду сам.
Через полчаса Янкель был уже опять на толоке и тут же включился в общий
поток.
Внутри сарая встык был установлен длинный ряд столов. Мужчины таскали
воду, муку, дрова. Женщины замешивали тесто в круглых деревянных лотках.
Потом раскатывали тесто на тонкие листы.
В конце, где ряд столов кончался, их помещали в огромную печь. Мацу
вытаскивали из печи и аккуратно укладывали в ящики.
Мужчины непрерывно ходили вдоль столов. На улице кололи, пилили дрова,
подносили их к печи, уносили готовую мацу.
Янкель следил за тем, чтобы работа шла без перерыва.
В сарае и во дворе сновали вездесущие мальчишки. Некоторые из них
пытались помогать взрослым. В итоге они больше мешали, чем помогали.
Настроение у всех было приподнятое. Пели песни, обменивались новостями.
Толока - это предвестник большого весеннего праздника. Прелесть именно
в том, что праздник впереди и что его все ждут. Хочется, чтобы он выдался
ярким, красочным, веселым. Чувство единения охватывало всех от мала до
велика.
Воображение рисовало празднование пасхи в самых розовых тонах. И,
конечно же, фантазия превосходила возможную действительность.
Высокий, с выдвинутой вперед длинной седой бородой Лейзер каждый раз,
когда входил со двора в сарай с ведром воды, посматривал в дальний угол. Там
его младший сын, который с любовью и нежностью поглядывал на свою
розовощекую, разгоряченную невесту. Она в это время вытаскивала мацу из
печи. Старый балагула уже рисовал себе в уме картину, когда торжественный
кортеж в один из ярких теплых солнечных дней выходит из синагоги, а впереди
под белым полотнищем, удерживаемым по четырем углам с помощью держалок, -
молодые, счастливые лица жениха и невесты.
Рядом за столом дочь портного - бледнолицая, складная 19-летняя
девушка. Вот уже год, как у нее признали туберкулез легких. И это в таком
возрасте, когда только начинается жизнь. Но она вместе со всеми улыбается,
поет песни, надеется жить. В семье портного такая болезнь не редкость.
Раздается голос Янкеля, который уговаривает рослого Йоселе сыграть на
скрипке. Йосл - тапер в кино. Он играет непрерывно все полтора-два часа,
пока идет фильм. Ему приходится по ходу действия менять мелодии. Он играет в
основном классику - русскую, украинскую. Порой Йосл переходит на украинскую
народную мелодию. Когда же Йоселе играл полонез Огинского, женщины из
местечка плакали. Эта мелодия напоминала им о трагедии древнего народа, к
которому они сами принадлежали. Хорошо играл Йоселе. А что касается
еврейских песен - это в узком кругу, на свадьбах, на вечеринках.
Янкель сумел уговорить Йоселе. И тот отправился домой за своим
инструментом. Вот он вернулся и встал посреди сарая со своей волшебной
скрипкой. Полилась песня "Ду шейне мейделе"14 - о красивой девушке, которая
пустилась со своим женихом в дорогу, и ничего ей не страшно, лишь бы жить с
ним вместе. А потом - "Варенечкес"15. Эту песню все пели с улыбкой и
задором. Действительно, как тут не посмеяться над неопытной девушкой,
которая не знает, где взять муки, потом соли, а потом и печку, чтобы
приготовить вареники! Но самое забавное выясняется в конце. Она,
оказывается, еще и не знает, где взять парня, чтобы накормить его
варениками.
Йоселе играл долго. Потом под гитару пела Роза. Она исполняла еврейскую
песню "Вйо, вйо, вйо ферделе"16. Янкель прислонился к деревянной опоре и
замер, слушая и поедая Розу глазами. Когда она закончила, Янкель подошел к
ней и, взяв ее за плечи, что-то стал шептать ей на ухо. Щеки ее тут же
вспыхнули, и она громко рассмеялась.
- Эй, Янкель, ты чего там к нашей Розочке присосался? Лучше
посматривай, чтобы вовремя подавали муку и воду.
- Там мужчины - они сами справятся, - отмахнулся улыбающийся Янкель. -
Розочка, спой еще, пожалуйста.
- Ты это брось - зубы заговаривать. Доложи лучше всему честному народу,
что ты там шептал девушке на ухо.
- Да ничего особенного. Мы с Розочкой договорились, что я для ее гитары
совью нить из лучшего в мире шелка, чтобы, когда она играет, ее прекрасная
шея ощущала нежность и ласку.
- Ай да Янкель! Прямо сказать, не промах! До такой шеи добраться! Ты
лучше посмотри, как на тебя твоя Эстер смотрит. Кажется, после сегодняшнего
дня ты не только шелковые, а вообще никакие веревки вить не будешь.
Все дружно смеялись...
Это было. А сейчас на карту поставлена судьба живущих в гетто.
На следующий день были собраны оставшиеся у людей ценности, и три
человека, во главе с Янкелем, отправились к гебит-комиссару. Ко всему было
приложено прошение от имени еврейской общины с заверением о том, что они
относятся к немецким властям с уважением, готовы работать на благо великой
Германии и просят проявить к еврейскому населению, особенно к женщинам,
старикам и детям, милосердие.
У входа их остановил часовой и велел ждать. Через некоторое время к ним
вышел офицер с переводчиком и заявил:
- Гебит-комиссар занят и принять вас не может. Однако могу передать ему
то, что вы принесли.
Мотл пришел к Менделю и стал говорить с ним тихим, заговорческим тоном:
- Я слышал, вы собираетесь завтра идти на связь с партизанами. Так вот,
имейте ввиду, Калашников - это придуманная немцами личность, чистейшей воды
провокация. Поверьте хотя бы вы мне. А то другие... В общем, мне об этом
сказал переводчик, который служит в гебит-комиссариате. Я склонен верить
ему. Если в Горбатый лес, то знайте же - попадете прямо к немцам в лапы.
Несколькими днями раньше произошло следующее. Около десятка мужчин из
гетто собрались вместе, и человек, который представился участником
партизанского движения на Украине во время гражданской войны, предложил
присоединиться к отряду Калашникова. Об этом, как он сказал, есть
договоренность с представителем этого отряда.
Присутствующие стали бурно обсуждать это сообщение. Нашлись и горячие
головы, которые предложили немедленно всем влиться в отряд. Но ведущий
оказался осторожным человеком и предложил сначала послать двух человек для
разведки. Пиня и Мендл вызвались двинуться в путь. Их тут же познакомили с
представителем партизанского отряда, с которым они должны будут встретиться
в назначенном месте.
Узнав об этом, Мотл вспомнил случай, который произошел с ним недавно.
Он много раз перебирал в памяти, как это было. Каждая подробность имеет
значение. Ребятам он сказал не колеблясь, что это западня. Однако может ли
быть в этом полная уверенность?
Примерно месяц тому назад Мотл на базаре подошел к мужику, который
торговал картошкой, чтобы спросить, сколько она стоит. Только он отошел в
сторону, как кто-то его слегка толкнул в плечо. Это был переводчик.
- Ну как картошка? Дороговато? - спросил он весело и громко.
Касаясь слегка плечом, он отвел Мотла в сторону склада, где народу было
поменьше, и там продолжал шепотом, сохраняя улыбку на лице.
- Слушай внимательно: Калашников - это ловушка. В Горбатый лес не
ходите!
И тут же громко:
- Цены-то кусаются, черт возьми. Совсем деревня обнаглела.
После разговора с Менделем Мотл вдруг почувствовал, какую большую
ответственность он взвалил на себя. Если переводчик просто допустил ошибку,
и партизанский отряд Калашникова действительно существует, то не
воспользоваться возможностью присоединиться к нему, конечно, преступно. И в
этом он, Мотл, будет виноват. Предположить, что слух о провокации
преднамеренно распускают немцы и переводчик выполняет их приказ? Тогда
зачем? Какая им от этого польза? Выявлять потенциальных партизан, а в
дальнейшем с их помощью выходить на действующие партизанские отряды? Если
действительно имеет место провокация, за которой стоит гестапо, то попытка
евреев связаться с несуществующим отрядом Калашникова кончится немедленной,
страшной трагедией для всех живущих в гетто.
Последняя мысль затмила все остальное, и Мотл решил на следующий день
еще раз попытаться убедить ребят в ошибочности их намерения.
Еще было раннее утро, когда Мотл ввалился к Раневичам и, наткнувшись на
Голду, попросил ее выйти с ним во двор.
- Где Мендл?
- Они куда-то собрались с Пиней. Недавно ушли.
- Слушай, Голда, скажи, Иван Петровичу доверять можно?
