заставить себя быть умнее, добрее, отзывчивее. Можно быть злее, иль
скаредней -- бывают и сии "добродетели". Можно стать даже чуть более
честным, иль совестливым!
Но нельзя быть "немножко больше ПОРЯДОЧНЫМ". Сие -- нонсенс. Человек
или порядочен, или -- нет. Поэтому Порядочность (в отличие от Доброты, или
Совести) не Добродетель, но -- Атрибут.
Главное же отличие Добродетели от Атрибута -- первая обычно
воспитывается, но второй -- наследственный признак! Никогда от осины не
родятся апельсины. Если матушка -- продажная тварь, грешно требовать от
потомства Чести, иль Верности. Если папаша -- потомственный паразит --
блюдолиз, сыночки его унаследуют и гибкий хребет, и "масленую задницу".
Таковы уж законы Наследственности.
Именно посему дворянство любой страны пытается возвести барьеры меж
собой и всем прочим. Все прочее попросту неспособно в лихую годину "встать
под орла" и сдохнуть во имя - ИДЕИ. Иначе -- оно само звалось бы --
Благородным Сословием!
Увы, наше сословие -- меньшинство во всех странах. При том, что
благородные люди Пруссии, или Франции не горят желанием поработать на нашу
разведку. Стало быть -- наша методика годна лишь для юных дворян Российской
Империи. Да и то -- не для всех.
"Баловаться любовью" - свойство всех нас без изЦятья. Поэтому из
Холмогор и приходят крестьянские мальчики в лаптях, да опорках и
превращаются в Славу и Гордость Империи.
Увы, - обратное тоже бывает. Слишком много "князьев", да "графьев" в
дни Нашествия прятались по поместьям, чтобы не предположить, что их матушки
(или бабушки) "крутили романы" со смазливыми кучерами, да конюхами.
Кровь-то ведь не обманешь -- коль папашу, иль деда пороли за
"баловство" на конюшне, этакий "князь" сам дождется насильников, доверит им
вожжи, да заголит задницу! А-то и -- подмажет родимую, коль его папаша, да
дедушка улещали не только "хозяюшку", но еще и "Хозяина"! Дело-то для сей
Крови -- привычное...
А как увидать сию "подлую" Кровь в маленьком мальчике? Остается либо
довериться Чести его отца, и особенно -- матушки, иль... отказать ему прямо
с порога. Ибо если его низкая Кровь проявится за границей во время задания,
-- такой погубит не только себя...
В итоге -- моя разведка стала лучшей в Европе и мире, но -- мне не
хватает учеников. Один из моих лучших воспитанников -- Федя Тютчев выказал
талант поэтический и мог (и должен был!) стать выше Пушкина. Но мне в тот
момент нужен был резидент на юге Германии и я предложил на выбор --
публикации, гонорары, всемирную Славу, иль -- безвестность за тридевять
земель от России...
Мой ученик выслушал мое предложение и просто спросил:
- "Если бы вам не нужен был человек там -- в Баварии, вы бы меня
напечатали?"
У меня сжалось сердце. Мой мальчик хорошо "почуял" то, что я счел его
Незаменимым для Дела.
Я не смог говорить. Руки мои затряслись, и я никак не мог высечь искру,
чтоб раскурить трубку. Тогда мой любимый ученик подошел к моему креслу, сам
ударил кремнем по огниву, долго смотрел на тлеющее пятно в табаке, затем
грустно улыбнулся и, пожимая плечами, тихо сказал:
- "Спасибо. Такая похвала -- дорого стоит. Зато я знаю, что у меня есть
хотя бы один -- читатель и почитатель".
Через год он прислал мне письмо с новым стихотворением. Оно называлось
"Ad Silentium" и... Лишь когда Тютчев "сгорел на посту", я издал все его
гениальнейшие стихотворения и вы, конечно же, их знаете. Но, как приказал
нам сам Тютчев - "Молчи!"
И все же - признаюсь. В тот день, читая стихотворение Тютчева, я
плакал. Я рыдал, как ребенок, ибо век поэтический короток, а я не дал ему
писать в самые романтические, в самые плодотворные годы...
Да, я фактически приказал "убрать" Пушкина. Я дозволил уничтожение
моего племяша -- Миши Лермонтова. Но если -- ТАМ меня спросят, каюсь ли я, я
отвечу:
"Я грешен пред русской словесностью только в том, что не дал писать
Федору Тютчеву. Сей Грех на мне и за сие -- нет мне прощения. Но в том году
у меня не было иных резидентов, а Федя спас Империю от войны на три
фронта..."
Я обЦяснил главную проблему нашей методики. Мы выпускаем лучших
разведчиков, но с самого первого дня принуждены отсеивать много лишних.
Иезуитская же метода тем и удобна, что позволяет работать на "любом
матерьяле". С тою поправкой, что если мы пытаемся говорить с ребятами на
языке "высших материй", иезуиты используют для себя самые простые и часто --
низменные стороны нашего естества.
В итоге, - мои ученики всегда выходят победителями в споре с
иезуитскими выкормышами, но... Пока я готовлю одного Федора Тютчева, мои
противники выпускают полтысячи негодяев, с коими... сложно бороться. Но
можно и ДОЛЖНО.
Чтобы не быть голословным, опишу -- как нас воспитывали иезуитскими
методами.
Как я уже говорил, прибывшие ребята не отличались сообразительностью, а
за неисполнение простейших заданий нас пороли Наставники. Вернее не нас, -
их.
Меня нельзя было трогать, - я мог нажаловаться и за меня спрашивала
сама Государыня. Но наши мучители никогда не делали тайны, что порют моих
друзей не за их проступки и глупость, но -- мое своеволие и то, что я --
зарезал католика.
Сперва это просто. Когда весь класс выводят на порку за какой-то
проступок, а тебя на глазах всех оставляют, это -- такое счастье... В первый
раз. Потом ты лучше других чувствуешь каждый удар розог и сдавленное мычанье
товарищей по ночам, когда они не могут лежать на спине.
Пару раз я вставал и пытался пройти порку со всеми, но меня выводили из
строя и говорили:
- "Вас, милорд, - не положено!" -- это было хуже самого наказания.
Первое время я не знал, что мне делать... Потом же мы обнаружили, что у
Наставников все меньше поводов пороть нас. (Разве что за драки с католиками,
но тут уж - вопрос принципа и мы били славян -- всласть. Авансом за те
мучения, что придется нам выдержать в экзекуции за сию драку.)
Единственное, за что они могли нас пороть были -- уроки. И тогда мне
порой приходилось не спать, решая три-четыре варианта контрольных на всю
"немецкую" братию.
Вскоре, как нам показалось, Наставники стали что-то подозревать и
однажды ребят поймали с моими решениями. Была грандиозная порка, но "крепкие
на голову" латыши, да бароны оказались настолько же "крепки на задницу" и
"решальщик" остался не названным. (Меня бы не выпороли, но возник бы ущерб
для моей Чести, а стало быть и -- для Чести любого лифляндца.)
В ночь после сей экзекуции мы обсудили дела и уговорились о тайных
знаках и потаенных местах, где будут мои варианты.
Пару недель все шло хорошо, а потом нас опять сцапали. Опять были
розги, опять все молчали и нам пришлось менять код, приметы и места
"сбросок". Ровно через неделю мы снова попались -- словно на пустяке. А
дальше и мы, и Наставники шли на принцип...
Ровно в день раскола Колледжа на столичную часть и "Эзельс абвершуле"
мучители показали нам свои тайные кондуиты. И выяснилось, что те давно
плюнули на наши познания в истории с географией, зато мы, не зная того,
штудировали полный курс "тайных сношений, переписки и обмена сигналами на
вражеской территории"!
Я, кроме того, проходил курс "повышения работоспособности в
экстремальных условиях", а тупоголовые братья мои -- "поведению при допросах
с пристрастием".
В этом и есть вся суть иезуитства -- мы верили, что создаем что-то
новое, боремся против Системы, а Она в это время, строго придерживаясь
учебного плана, учила нас грязному ремеслу: умного заставляла еще сильней
напрягать извилины, а явным "бойцам" показывала на страшном примере -- где
человеку больно. Как делать -- больно. Как самому терпеть нестерпимую боль.
Как развязывать языки при помощи боли. Без помощи боли. Как пытать. Как
терпеть пытку. Как ненавидеть мучителей и весь мир, а особенно -- ближнего
своего.
Сплошь и рядом, когда мы ловим вражьих агентов, выясняется -- насколько
они ненавидят друг друга и работают зачастую лишь за страх, иль - в надеждах
занять высший пост в иерархии и самому "пороть низших", иль "избавить себя
от всяких порок". Успехи моего Управления, Абвера и "Интеллидженс Сервис"
лежат именно в том, что мы боремся за Идею (каждый -- свою), а наши враги -
в страхе "порки". Мы, конечно же, - лучше. Но их -- в сотни раз больше.
Когда мы плыли в то Рождество (в декабре 1795 года) из Санкт-Петербурга
на Эзель, настроение у ребят было жуткое. Нас унизили, оплевали, заставили
сомневаться в товарищах...
Ребята боялись и не хотели между собой разговаривать -- все думали, -
кого из друзей пороли чуть меньше и -- что за этим скрывается. Если бы мы
оставили это, как -- есть, эти мысли разЦели бы нас изнутри, как ржа
разЦедает самый лучший клинок.
Но все эти порки научили меня чуять боль, настроения и сомнения моих
родных и товарищей. Поэтому я собрал их в трюме нашего корабля и сказал так:
- "Нас обидели потому, что мы -- лютеране не дали спуску юным
католикам. За это нас обижали и мучили. Но если бы мы не были вместе и
гнулись перед католиками, нас бы не только мучили, но и обратили бы в
"ночные горшки", иль посмешища -- даже для русских. Ибо сии негодяи
ненавидят всех нас за то, как родители наши режутся с мировым католичеством!
То, что нам стало известно, случилось намеренно и для того, чтобы
разЦединить нас. Господа, я верю в невиновность всех нас и любого в
отдельности, ибо в ином случае -- это стало б огромным пятном на Чести всех
нас. И об этом бы -- нам доложили. Враги не упустили бы случая обидеть нас
побольней!
Раз этого не случилось, все мы -- чисты и сегодня нас волнует иная
проблема. Два года сии нелюди пороли и мучили нас. Они многократно пролили
нашу Кровь. Если мы не ответим -- пятно на нашей Чести.
Я предлагаю -- убить их. Всех до единого. Без изЦятья. Всех, кто хоть
раз -- когда-то коснулся нас розгами".
Парни мои зашумели и сразу обрадовались, но мудрый Андрис, который был
смышленей всех прочих, засомневался:
- "Самому старшему среди нас нет девятнадцати. Как же мы убьем сих
взрослых людей, - опытных разведчиков и жандармов?"
Я сразу призвал всех ко вниманию и пояснил:
- "Конечно, мне только -- двенадцать. Я пока не имею ни сил, ни умений
на такой шаг. И враг наш ждет сегодня чего-то подобного. Поэтому я прошу от
вас Клятвы -- в принципе.
Пока же мы должны сделать все, чтобы наши Наставники ничего не
пронюхали. Каждый из нас должен выучиться от них всему лучшему, принять все
хорошее, что бывает в сем ремесле. Никаких кислых рож, иль чего-то
подобного. Орден должен считать, что недовольство всех нас было вызвано тем,
что мы учились в России.
Пусть Орден думает, что мы -- его скрытый резерв в лютеранской части
Империи. Пусть он доверится нам. Пусть он выдаст нам списки своих тайных
агентов в Прибалтике и России (а они -- существуют, - вне всяких сомнений!).
Пусть Орден доверится нам настолько, что поможет нам оружием и деньгами на
Восстание против России. И тогда...
Нас слишком мало, чтоб перебить католиков один на один. Но когда
русские осознают, что сии медоточивые люди толкают нас на мятеж, у нас будут
силы и средства совершить наше мщение!"
Ребята затихли, а потом хором крикнули: "Хох!" Так началась наша тайная
борьба против Ордена.
Многие русские не могут поверить, что такую "людоедскую" Клятву --
