когда достиг предела отчаяния. Вот что происходит с людьми, когда они
пренебрегают достойным поведением. Макбету и его матери следовало бы
принять старого короля, как положено, и с честью проводить его.
- Угу, - сказала Анна.
- Что-то случилось? - спросил Матсехар.
- Я не хочу говорить об этом.
Он помолчал, продолжая вести ее по незнакомым коридорам.
- У Ники неприятности? - спросил он наконец.
- Да.
- Какие?
- Этого я вам сказать не могу.
- Мне вернуться и узнать у него?
- Он не хочет навлекать на вас неприятности, - сказала Анна после
паузы.
- Значит, что-то серьезное. Я вернусь, как только провожу вас.
Они подошли к лифту, поднялись на нем в невесомость и вошли в челнок
под взглядами двух обслуживающих его хвархатов, которые стояли на полу, к
которому прилипали их сандалии. Анна опустилась в кресло и застегнула
ремни.
- До свидания, - сказал Матсехар. - Надеюсь, у вас все обойдется
благополучно.
Он ушел. Анна услышала, как, скользнув, закрылась дверь.
Один из хвархатов сказал:
- Мэм Перес, мы должны вас предупредить, что летит еще один пассажир.
25
Я проверил, как Гварха. Он все еще был без сознания, и я
встревожился. Ему пора было прийти в себя. Я начал бродить по комнате,
стараясь не думать о будущем. Я знал, что выбора не сделаю. Такая
возможность у меня была все время, пока я находился в тюрьме - более трех
лет - и ни разу не показалась заманчивой даже слегка, хотя альтернативой
были двенадцать комнатушек, в которых мне предстояло провести остаток
жизни в обществе членов экипажа "Гонца Свободного Рынка". Словно круг
дантовского ада, или пьеса как его там?.. Ну, французского философа.
- Ники! - произнес голос.
Матсехар! Он был в прихожей.
- Почему ты вернулся?
- Анна сказала, что не все в порядке.
- Она ошиблась. Она же плохо себя чувствует. Все прекрасно.
- Выйди сюда, - потребовал он. - Ты же знаешь, я люблю видеть тех, с
кем разговариваю.
Черт! Это я знал, и знал также, что Матс бывает упрямее осла. И, не
высказав всего, не уйдет.
- Сейчас, - сказал я, проверил Гварху и убедился, что он все еще без
сознания, узлы затянуты крепко, а пульс у него ровный и хорошего
наполнения.
Я вышел в прихожую очень быстро, чтобы Матс не успел заглянуть в
кабинет.
Он стоял прямо, развернув плечи, и выражение у него было словно он
спорил с актерами или музыкантами: угрюмая решимость в сочетании с
непоколебимой уверенностью в своей правоте. Матс видит мир в разных
оттенках серого, лишь иногда - пока пишет пьесу.
- Я тебе не верю. Я не знаток человеков, но Анна выглядела вполне
здоровой, а лгуньей она мне не кажется.
Я-то лгун, как всем известно. Такая уж у меня репутация!
- Она ошибается, Матс. Положись на меня.
Угрюмая решимость стала еще угрюмее.
- Первозащитник сегодня не в лучшем настроении. (Мягко сказано!) И
тебе лучше уйти, до того как он рассердится.
Матс посмотрел на дверь кабинета.
- Он там?
- Да.
- Я бы хотел его увидеть.
- Зачем? Никакого дела у тебя к нему нет, и вы не слишком
симпатизируете друг другу.
- Я прикомандирован к его штабу. Я имею права его видеть. И хочу это
право осуществить.
Тут я вспомнил об аппаратуре наблюдения за прихожей. Скорее всего
наблюдение ведет только компьютерная программа. Но если программа решит,
что происходит нечто необычное, она просигнализирует специалисту, и я
пропал. Впрочем, я уже пропал.
Черт бы побрал Людей и их манию следить за тем, кто где находится.
Почему судьба не связала меня с менее параноической расой? Или менее
параноическим полом.
- Матс, ты прервал мой спор с первозащитником. Спор сугубо частный, и
мне хотелось бы довести его до конца.
- Ах, так? - Уверенности у него поубыло. - Очередная ваша ссора.
Почему ты не сказал Анне? Она ведет себя так, словно встревожена.
По-моему, она встревожена. Но с человеками определить это не легко.
- Ты же знаешь, как человеки относятся к пристойному поведению. Если
я как-то напоминаю ей, что я такое, она испытывает неловкость.
Он расстроенно нахмурился.
- Мне не хотелось бы думать, что она страдает той же узостью, что и
вся ее раса.
- Никто не свободен от недостатков.
(Гварха, постарайся придумать, как сказать Матсехару, что это
неправда. Я не хочу, чтобы он думал об Анне дурно.)
- Ну, ты мог придумать причину, которая ее не встревожила бы,
особенно раз она больна. Зачем ей было знать, что это любовная ссора? Мало
ли какие причины могут вызвать спор.
- Ты прав, так мне и следовало бы сделать, но я не сообразил, а
сейчас мне надо вернуться в кабинет. Наверное, у тебя есть чем заняться,
вместо того, чтобы стоять в прихожей Эттин Гвархи.
Он откинул голову в знак согласия.
- Завтра, завтра.
- Что-что?
- Ники, да что с тобой? Неужели не узнал? Это же "Макбет". Ты уверен,
что у тебя действительно все хорошо?
- В разгар спора? Но тут я могу только сам. Так иди.
Он ушел, и я вернулся в кабинет.
Генерал стоял у своего стола с рукой на аппарате связи. Он посмотрел
на меня и поднял руку. В ней был нож - эмблема его должности - острый, как
бритва.
Я остановился и сделал знак, что понимаю и принимаю к сведению. Дверь
закрылась за мной.
Генерал отключил аппарат.
- Служба безопасности. Они спрашивали, не проверить ли мою прихожую.
Я сказал, что не надо. Сядь, Ники.
Я подошел к одному из кресел у его стола, сел, откинулся и вытянул
ноги перед собой, скрестив их. Поза, не позволяющая вскочить внезапно, и
показывающая, что агрессивных намерений у меня больше нет.
- Ты всегда непрактичен в мелочах, - сказал он. - Когда связываешь
кого-нибудь, не затягивай веревку вокруг сапог. Толку не будет. И не
оставляй связанного в комнате, где есть нож.
Я опустил глаза. Он был в носках.
- Бесспорно, я не должен был выходить из комнаты, но явился Матс, и
надо было от него избавиться.
- Он замешан в этом? Ты втянул ведущего драматурга в измену? Как
подло.
- Он понятия не имеет о том, что происходит. Матсехар никогда не
сделает ничего во вред Людям.
Он положил нож, но рядом со своей рукой.
- Где Анна?
- Узнай сам.
Он включил ВС и вызвал службу безопасности. Они уложились в пару
минут. Она находилась на борту челнока, а челнок находился на полпути к
человечьему кораблю, где известно, что она в челноке. Хуже того: в челноке
с Анной находится еще один землянин - Этьен Корбо.
- Курьер, - доложил аппарат. - Человеки заказали доставку его на их
корабль с обычным рейсом челнока. Мы сообщили им о сегодняшнем спецрейсе.
Он сердито зашипел и хлопнул ладонью по столу возле ножа. Я посмотрел
на свои ноги. А аппарат сказал:
- Я не понял вашего последнего распоряжения, первозащитник.
- Соедини меня с пилотом челнока.
Их соединили, и генерал попросил позвать Анну. Некоторое время царила
тишина, нарушаемая только шорохом сингулярности, дробящей материю. Затем
голос Анны:
- Первозащитник?
- Второй делегат с вами?
- Нет. Ему предложили остаться в пассажирском салоне.
- Вы с ним говорили? Он знает, что происходит?
Снова тишина и шорох сингулярности, выполняющей свою работу.
- Мэм, я распоряжусь, чтобы челнок вернулся сюда. Из любезности и в
надежде, что мы все-таки заключим мир, не говорите ничего Этьену Корбо.
- С Ником ничего не случилось?
Он махнул рукой, я встал и подошел к аппарату.
- У меня все в порядке, Анна.
- Мне следует выполнить просьбу Эттин Гвархи?
- Не знаю.
Генерал снова сердито зашипел. Нож лежал на равном расстоянии между
нами. Я было подумал схватить его. Но зачем? Чтобы убить Гварху? Я сунул
руки в карманы. Он это заметил и улыбнулся, враждебно сверкнув зубами.
- Анна, поступите, как сочтете нужным. Но помните, что Корбо -
тупица. Не думаю, что он способен вам помочь.
- Когда вы вернетесь, - сказал генерал, - я хочу, чтобы вы поговорили
с моими тетками. Возможно, они сумеют найти выход из этого положения.
- Вот это отличная идея, - сказал я в аппарат.
Анна молчала. Сингулярность занималась своим делом.
- Это разговор, который следует вести колено к колену, - добавил
генерал.
И не по радио, когда неизвестно, кто вас слушает. Но сказать это
вслух он, естественно, не мог.
- Ник?
- Решать вам.
- Я поступаю, как вы советуете, - сказала она.
- Объясните Корбо, - распорядился генерал, - что женщины Эттина
попросили о незамедлительной встрече, вот почему челнок возвращается. Если
он спросит... как это у вас говорится?.. отчего такой пожар, ответьте, что
не знаете. Хей Атала Вейхар встретит вас и проводит.
Она сказала, что поняла, и он заговорил с пилотом на языке Эйха и
Ахары, потом отключил ВС и повернул ко мне.
- Теперь, Никлас, мы пойдем к моим теткам. Нужно ли предупреждать
тебя, чтобы ты воздержался от своих штучек?
- Я исчерпал их запас.
- Очень хорошо.
До женской половины мы шли в молчании. Первая моя реакция - слепая
паника - уже миновала. Теперь я испытывал что-то вроде глухой тревоги,
которая охватывает тебя перед медицинской проверкой, которая может выявить
какое-нибудь неприятное заболевание.
Во время моего первого летнего семестра в колледже я попал в
автокатастрофу, и мне сделали переливание крови. Затем выяснилось, что во
введенной мне крови мог оказаться вирус, и целый год я сдавал анализы.
Почти все время я не сомневался в благополучном исходе: я заколдован,
предназначен для звезд, и ничто на Земле не способно мне повредить. Но в
те дни, когда у меня брали кровь на анализ и я видел, как осторожны
лаборанты, меня охватывал ужас. В конце концов все обошлось. Болезнь,
которой опасались, во мне не угнездилась.
Мы прошли чрез дверь с символом очага (часовые возле нее сделали
жест, равнозначный отдаче чести) и двинулись по сверкающему голому полу
коридора мимо гобеленов, изображающих людей на родной планете, занятых
сельскохозяйственными работами.
Один привлек мое внимание: женщина, ремонтирующая трактор. Я
воспринял ее с той кристальной ясностью, которую иногда порождает страх.
Винно-красный трактор. Дородная, плотная, невозмутимая женщина, светлый
мех, ярко-голубая туника. Словно что-то эпохи раннего Возрождения, работы
мастера-механика.
Мы прошли по коридору в прихожую. Гварха заговорил с воздухом, и
воздух ответил. Мы подождали. Открылась дверь, и следом за Гвархой я вошел
в комнату, где в прошлый раз говорил с его тетушками. Теперь голограмма
была отключена, и вместо выходящих на океан окон взгляд упирался в глухую
стену. Дверь, через которую мы вошли, бросалась в глаза - деревянная
панель, черная, как уголь.
В центре комнаты стояли кольцом семь кресел. В трех сидели тетушки в
огненного цвета платьях. Рядом с ними сидела четвертая женщина, высокая,
худая, с мехом, убеленным годами. Ее платье было зеленым с
сине-бело-серебряной вышивкой. Скорее всего традиционный узор с
многословным названием. "Поднимаясь все выше в горы, мы наконец взираем на
высокие, одетые льдом вершины". Я опустил взгляд.
- Подними голову, - сказала старуха.
- Я хочу посмотреть в твои глаза.
Я встретил ее взгляд. Она внимательно уставилась на меня.
- Бело-зеленые. Необычно, но красиво, точно ветки в снегу. Ты из-за
них влюбился в него, Гварха? Из-за глаз?
- Это, - сдержанно сказал генерал, - моя бабушка. По-моему, вы еще не
