начали ползать и ходить по огромному телу чудовища, а Богиня смотрела на
них с любовью.
Наступило молчание. Женщины слегка изменили позы, расправляя платья,
разглаживая складки.
- Как же так? - спросила Анна. - Вы сказали, что Богиня оплодотворила
яйца. Я представляла ее себе женщиной.
Цей Ама Ул ответила. Ама Цей Индил перевела:
- Как указала женщина Эттина, Богиня не проста для постижения. У нее
есть много форм и обличий. И обычно, сражаясь, она принимает облик
мужчины.
Что она почерпнула о Людях из этого мифа? Мир возник из насилия и
смерти. Богиня двусмысленна. Солнце - светоч мира - это огненный мозг
чудовища.
Не слишком-то милая раса.
Беседа закончилась. Анна отправилась к себе, приложила ладонь к
панели и в открывшуюся дверь увидела, что на диване сидит Ник.
- Ну, как? - спросил он.
- Одну минуту! - Она пошла на кухню и налила в два бокала вино - на
этот раз красное - бургундское L-5, букет которого ей нравился.
Она вручила один бокал Нику, села напротив, отпила, а потом
рассказала ему про беседу. Она устала от осторожности и недоверия. К тому
же он почти наверное узнает обо всем от генерала, которому расскажут
тетки.
- У меня ощущение, что меня ограбили и одурачили, - пожаловалась она.
- Я им нарассказала о Земле очень много. И что получила взамен? Паршивый
миф.
- Интересный миф, которого, кстати, я не знал. Впрочем, Цей Ама Ул
просто кладезь всякой информации. - Он уставился на противоположную стену.
- Насилие и зачатие. Интересно, кому она это адресовала? Женщинам Эттина
или вам? Легенда кое-что сообщает вам о Людях. И, возможно, не так уж
мало.
- Неужели?
Он кивнул.
- Хотя не знаю, сумею ли я объяснить. Очень сложная история, и многое
в ней прямо противоположно тому, чем ему следовало быть.
- Злобное чудовище не должно было бы стать матерью Людей. Богиня не
должна воплощать мужское начало - во всяком случае, в мифе о сотворении
мира. - Он помолчал. - Люди очень склонны верить в разум и умение
различать, однако они верят и в то, что есть вещи, постигнуть которые с
помощью анализа невозможно. А потому мне не стоит анализировать миф. И
вообще, мне пора. - Он встал.
- Вы заглянули узнать, как прошла встреча?
- Естественно. Я же говорил вам, что не умею вмешиваться. И я
по-настоящему зол на Лугал. И не позволю им оттолкнуть меня вбок или
назад.
Анна допила вино. Его бокал так и стоял на столике, полный до краев.
Она взяла его, отнесла на кухню и перелила вино назад в бутылку.
22
Генерала в кабинете не было, и я сел ждать, разглядывая лиловые
джунгли, которые завершали одну сторону комнаты. Между тенями мелькали
летающие твари. Животные, напоминающие больших клопов, всползали по
древесным стволам. Это место я знал: адская дыра, которую Люди в конце
концов покинули, хотя им было невыносимо, абсолютно невыносимо, признать
поражение. Эттин Гварха отправился туда договариваться об эвакуации - не с
туземцами, с которыми Людям так и не удалось установить хотя бы подобие
контакта, - но с офицерами высокого ранга, которые от бессильной горечи
буквально набрасывались друг на друга.
Как-то во время переговоров я заскучал, пошел прогуляться по краю
нашего лагеря и познакомился с поистине потрясающим биологическим оружием,
которое создали туземцы - а, может, они сами им и были. Эта дрянь чуть
меня не прикончила.
Почему генерал созерцал место, где его раса потерпела самую крупную
свою неудачу? Впрочем, сам он там преуспел: склонил ссорящихся офицеров к
сотрудничеству, и эвакуация осуществилась в идеальном порядке. Он получил
повышение, а я получил урок не забывать об осторожности, когда мне
захочется потрогать что-нибудь неизвестное.
Его дверь открылась. Я взглянул на него и снова на джунгли.
- Они почти наверняка не были разумными, - сказал он.
- Какие виды?
- Да все. То, что нам показалось сотрудничеством, было симбиозом.
Он обернулся к лиловым джунглям. По земле там ползло что-то
многоногое и длинное - метра в два длиной, насколько я мог судить.
- Мне вот что пришло в голову, - продолжал он. - Может быть,
сражаться с существами других биологических видов вообще нельзя, а уж с
такими, как на этой планете, и подавно. Их можно только убивать, как
животных. Но к чему лишние хлопоты? На этой планете не было ничего, в чем
мы нуждались бы, кроме врагов, а они не понимали правил войны.
Он сел за свой стол, махнув на другое кресло, единственное в этой
комнате кроме его собственного. Я сел и рассказал ему о беседе Анны с
женщинами.
- Этого мифа я не знал, - сказал он, когда я кончил. - Вероятно, он
принадлежит одной из культур, которые она изучала. Насколько мне известно,
мои тетки не говорили с Цей Ама Ул. А следовало бы. Она думает о продлении
рода, а значит, о союзах. Интересная легенда и раскрывается во многих
разных формах. - Он поглядел мимо меня на джунгли, и глаза у него широко
раскрылись. Я обернулся.
На поляне появилось нечто новое - шарообразное тело на шести
ногах-ходулях. Оно встало над многоножкой, которая замерла. Шар развернул
еще две конечности и принялся поглаживать многоножку сначала по голове, а
потом по жутковатым челюстям.
- Добывает пищу. Помнится, в одном из докладов указывалось, что
многие существа экскретируют вещество, сходное с медом. - Он взглянул на
меня, проверяя, правильный ли термин употребил. - Если на него
воздействовать надлежащим образом, оно срыгивает это вещество. А наше
положение все усложняется. Лугала Цу не такая уж проблема. Быть головным -
значит, уметь вести дело с другими головными. Но женщины! Ха!
Он умолк, видимо, дав волю мрачным мыслям, но остерегаясь сказать
что-нибудь вслух. Есть хвархаты, имеющие привычку жаловаться на своих
родственниц, причем вслух и подолгу. Генерал считает это верхом дурных
манер, а также доказательством слабости, немужественности характера.
- Мне кажется, - сказал он наконец, тщательно взвешивая слова, - они
могли бы усмирять Лугала Минти и вести переговоры с Цей Ама Ул дома, не
отправляясь в такую даль.
- Ты не можешь предписывать Сплетению, что делать и чего не делать.
- Знаю, Ники. Можешь идти. Я хочу смотреть на мои джунгли и думать.
У двери я оглянулся. Длинноногий прекратил свои маневры, сложил руки
и изящно удалился. Многоножка продолжала лежать неподвижно. У нее был
ошеломленный вид.
- Иди же! - сказал Эттин Гварха.
23
Вечером он устроил попойку. Я оставался у себя в кабинете и
прослушивал записи частных разговоров землян в комнатах, которые они
считали безопасными. Не видео, только аудио - их голоса, обсуждающие все и
вся. Большая часть никакого стратегического значения не имела. Хварская
служба безопасности уже их прослушала. Я просто перепроверял.
Хотя мне сдается, что люди разговаривают по той же причине, по какой
обезьяны приводят в порядок шерсть друг друга. Это не обмен мыслями, а
просто контакт. "Я здесь. Я друг. Ты не один".
Возможно, поэтому Люди менее склонны к болтовне, чем земляне. Они
тоже могут приводить в порядок свою шерсть. Им не нужно толковать о
погоде, об успехах местной спортивной команды или - как в данном случае -
чего им особенно не хватает тут: крикета, сада в Швеции, индийской кухни,
нью-йоркских театров.
Пожалуй, я готов терпеть ностальгию, но это ближе к сожалениям.
Наконец я выключил аппаратуру, вернулся к себе, принял душ, соорудил
бутерброд и расположился почитать.
В конце восьмого икуна позвонил Эттин Гварха.
- Ники, иди сюда.
Приказным голосом. Я оделся и пошел.
Едва я открыл дверь, в нос мне ударил смрад: горько-сладкий запах
халина в смеси с кислым запахом хварских тел, избавляющихся от токсинов.
Видимо, еще недавно там было много людей. Столики были заставлены чашами и
кувшинами.
Но задержались только трое. Хей Атала Вейхар посмотрел на меня трезво
и с тревогой. Шен Валха сидел с ним в кресле напротив генерала. Он
горбился, опустив голову над чашей с халином.
- Ники, сюда! - Гварха похлопал по дивану рядом с собой.
Я сел, покосившись на него, и встретил его взгляд. Зрачки у него
сузились, но были еще различимы.
- Мы разговаривали о человечестве. - Гварха говорил со старательной
отчетливостью. - Я подумал, что тебе может быть интересно. Ватка...
Шеи Валха поднял голову. Его желтые глаза смотрели слепо. Беззрачково
пьян. Я уставился в пол.
- Первозащитник поставил вопрос. - Он натоксичился куда сильнее
Гвархи, но говорил прекрасно. - Как нам сражаться с людьми, которые не
понимают правил войны? Как мы можем заключить мир, если не можем получать
детей друг от друга? Я сказал - никак. Я сказал, мы должны убивать
человеков, как убиваем животных.
- А я позвал тебя, - сказал Гварха. Его низкий голос был очень
мягким.
- Возможно, это не разговор под конец веселого вечера, - сказал я.
Ватка одним глотком допил свою чащу и поставил на столик перед собой.
Потом наклонился вперед, упершись локтями в широкие мохнатые бедра.
- Ты прав, Ники. Но трезвым я не скажу то, что думаю, а если не скажу
этого, то нарушу свой долг перед первозащитником и Людьми. Я обращаюсь
прямо к Эттин Гвархе и к тебе. Человеки - не настоящие люди, а если мы
будем считать их такими, то обманем себя и попадем в опасную ловушку.
- Но кто такой Ники, если не личность? - спросил Гварха.
Я взглянул на Вейхара. Он сидел, выпрямившись, неподвижно, опустив
глаза - классическая поза младшего офицера, присутствующего при стычке
старших чином. Старайся ничем не привлечь к себе внимания и не делай
ничего, что могло бы навлечь на тебя выговор.
- Ты знаешь ответ, первозащитник. Он - животное, очень умное,
способное подражать поведению личности. Знай я только его, то решил бы,
что он - личность. Но подумай о прочих одного с ним вида! - Он наполнил
свою чашу из кубического черного кувшина, великолепного изделия гончарной
станции Азут. Какого черта Гварха поставил его на милость пьяниц?
- Они все смешивают вместе. В этом мы согласны. И согласны в том, что
делает нас людьми. Разум и способность проводить... - В первый раз он
запнулся, словно не находя слова. - Различия. Вот что выделяет нас в
сравнении с животными и красным народцем. А эти существа не отличают
мужчин от женщин, детей от взрослых. Разве мужчина может убить женщину?
Или заниматься сексом с женщиной?
- Мужчины проделывали и то, и другое, - заметил Гварха.
- Для продления рода! А человеки и в этом путаются. Они словно не
различают секс и зачатие детей. Девять миллиардов их! Это ли не безумие?!
Он замолчал, выпил и поставил чашу на столик твердой рукой.
- Они словно бы даже не понимают разницы между подлинными людьми и
людьми только по внешности. Я читал доклады. Они тратят много усилий,
чтобы поддержать жизнь тех, кто не является личностью - ребенка,
родившегося уродом, неизлечимой жертвы болезни или увечья. Они объясняют
это тем, что жизни человеков священны. Ха! Но позволяют другим человекам
умирать от голода и болезней, поддающихся излечению - причем не только
мужчинам, что, конечно, достаточно скверно. Но позволить здоровой женщине
умереть от голода или ребенку от обычной болезни... - Он умолк, словно
оцепенев от ужаса, и, по-моему, он действительно испытывал ужас. Ватка
большой почитатель традиций. От мысли об убийстве женщин и детей, о том,
