Фэнтези - Элинор Арнасон

Кольцо мечей

                               Элинор АРНАСОН

                                КОЛЬЦО МЕЧЕЙ



                          У всего есть следствия:  у бездействия,  как и у
                       действия. Но обычно не  делать  ничего  лучше,  чем
                       делать что-то, и меньше - лучше, чем больше.
                                                       Хвархатский афоризм

                          Если ты должен действовать, действуй решительно.
                                             Из хвархатских мужских правил




                           ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА

     В  первом  десятилетий  двадцать  первого  века   группа   гениальных
мыслителей произвела коренной  переворот  в  физике.  К  2015  году  стало
несомненным, что идея сверхсветового двигателя  вполне  осуществима,  и  к
2030 году такой двигатель был  создан.  Человечество,  верившее,  что  оно
навеки приковано к Земле и обречено прозябать в  ядах,  им  же  созданных,
внезапно вырвалось на просторы Галактики.
     Вернее, небольшая его часть. Большинство людей - а к 2070 году  число
их превысило девять миллиардов -  осталось  на  родной  планете,  стараясь
справиться  с   жуткими   последствиями   разрушения   окружающей   среды:
"парниковым эффектом", истощением озонового слоя, кислотными  дождями,  со
словно бы  нескончаемыми  эпидемиями,  захлестывавшими  планету,  и  всеми
прочими порождениями загрязнения среды обитания.
     Космические экспедиции отыскали множество планет, не редко  пригодных
для жизни, хотя ни одна не была населена  разумными  существами.  Проблема
заключалась в том,  что  органический  мир  там  не  отвечал  потребностям
землян. Животные и  растения  оказывались  токсичными  или  же  просто  не
годились в пищу. Почти повсеместно среда обитания не подходила для  земной
фауны и флоры. Исследовательских экспедиций  было  много,  как  и  научных
станций, но колонизированных планет - лишь единицы.
     И   все-таки   космолеты   продолжали   преодолевать    невообразимые
расстояния,  нередко  соперничая  друг  с  другом.  (Деление   на   страны
продолжало существовать до конца столетия.) Они искали планеты,  пригодные
для людей, и еще они искали иные разумные существа.



                             ПАМЯТНАЯ ЗАПИСКА

                КАСАТЕЛЬНО: предстоящих переговоров
                ОТ:         Сандерс Никласа, держателя
                            [см. Приложения] информации при
                            штабе первозащитника Эттин Гвархи
                КОМУ:       первозащитнику Эттин Гвархе
                ТОЛЬКО ДЛЯ ЕГО ГЛАЗ

     Проблема, на мой взгляд, заключается в информационном  разрыве.  Люди
знают о врагах гораздо больше, чем враги знают о  них.  Причина  лежит,  в
основном, в различии двух культур, хотя свою роль сыграла и слепая удача.
     Долгое время это было  преимуществом,  как  все  еще  считают  многие
головные.
     Я не согласен.
     Враги продолжают собирать информацию. В  какой-то  момент  они  будут
знать достаточно для  того,  чтобы  напасть  на  Сплетение.  (Этот  момент
близок: все модели-прогнозы за прошлый год выглядят скверно.) Решат ли они
атаковать, остается неясным, как и ущерб от их нападения.
     Но  одно  мне  ясно:  враги  знают  слишком  мало  для  того,   чтобы
действовать разумно.
     Невежественный враг еще не самый худший. (В сравнении с глупым врагом
или хитрым и безумным.) Но и невежество меня пугает.
     Противник не способен судить о  последствиях.  Он  просто  не  знает,
какое поведение неприемлемо или губительно. Он может уничтожить нас и себя
по чистой случайности.
     Мне  кажется,  Сплетение   должно   безотлагательно   найти   способы
поделиться информацией. Безусловно, не военной.  Это  мы  обсуждали  много
раз. Обратись к своей памяти, к предыдущим запискам. Я отдаю  себе  отчет,
что другие головные в подавляющем большинстве  с  этим  не  согласны.  Они
убеждены, что никаких перемен не требуется и Люди могут  следовать  давним
обычаям. По их мнению, эту войну - с  новым  неизученным  врагом  -  можно
вести на манер всех прежних войн, и они не усматривают никакой опасности в
том, что вести ее придется с противником, который понятия  не  имеет,  чем
чревато его поведение.
     Я отдаю себе отчет и в том, что предусмотрительность и честь требуют,
чтобы ты ничего не предпринимал без согласия других головных.
     Так возникает капкан, способный  захлопнуть  нас  всех:  меня,  тебя.
Головных-в-Связке, Сплетение и Людей. Выхода я  не  вижу.  Наверное,  тебе
надо обдумать ситуацию. С учетом компьютерных моделей. Они ничего хорошего
не обещают.




                        ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЛЖЕЦ НИКЛАС


                                    1

     Орбита планеты, где работала Анна, соответствовала орбите Земли - 148
миллионов планет от обычной звезды класса G2,  невидимой  с  Земли.  Ближе
обращалась двойная планета, одна из тех  аномалий,  от  которых  теоретики
звереют. Оба члена этой пары  обладали  атмосферой,  плотной,  ядовитой  и
ослепительно-белой  при  взгляде  издали.  На  планете   Анны   они   были
утренне-вечерней звездой, которая становилась то бледнее, то ярче из-за их
обращения  вокруг  друг  друга.  В  точке   максимального   удаления   они
превращались в две звезды, сверкающие  бок  о  бок  в  перламутровом  небе
сумерек и рассвета.
     Дальше (за ее планетой) располагались  четыре  газовых  гиганта,  все
видимые в ночной небе, хотя и уступавшие в  блеске  Близняшкам.  Никто  не
потрудился дать названия гигантам, обычным во всех отношениях.
     Вот, собственно, и все, не  считая  обычного  космического  мусора  -
комет и астероидов, лун и  колец,  а  также  темного  компонента,  который
обращался вокруг G2 на довольно дальнем расстоянии. Вот  это  было  редкой
особенностью, превратившей систему в перевалочный пункт.
     Планета, на которой  работала  Анна,  отвечала  потребностям  землян.
Атмосфера до удивления походила  на  прежнюю  до-индустриальную  атмосферу
Земли. Океан был Н2О и омывал два континента. Один лежал в южном полушарии
и очертаниями несколько напоминал солнечные часы,  а  другой,  значительно
больший по размерам, изогнутый как бумеранг,  протянулся  от  экватора  до
северного полюса.
     Ее станция была расположена в сужении  песочных  часов  на  восточном
берегу перешейка. До самого последнего времени других человеческих опорных
пунктов на этой планете с почти наверное разумной жизнью не было.
     А теперь на южном  побережье  бумеранга  возникла  база,  построенная
инопланетянами, которые называли  себя  хвархатами.  Земляне  называли  их
"враги",  и  ее  станция  -  ее  милая  тихая  станция  для  биологических
наблюдений - была теперь битком набита дерьмовыми дипломатами.



                                    2

     С океана наползали темные тучи. В бухте  на  волнах  появились  белые
барашки.  Выйдя  из  центрального  корпуса,  Анна  застегнула   куртку   и
спустилась на пляж. Местный травяной покров, больше смахивающий на  желтый
мох, выбросил в последние дни стебли со спорами - высокие,  перистые,  они
клонились под ветром.
     Начало осени. Океанские течения изменятся,  принесут  тех,  кого  она
изучает, из холодных вод вокруг полюса.  Они  будут  собираться  в  бухтах
вроде этой, сигналя друг другу прихотливой игрой огней,  затем  обменяются
генетическим материалом (осторожно-осторожно вытягивая брачные щупальца из
гущи стрекательных), а затем на свет появится молодь. А потом некоторые  -
если  будут  в  настроении  -  задержатся  в  бухте,  чтобы  поговорить  с
землянами.
     Она взобралась на причал, составной, вдающийся далеко в бухту.
     Ее любимое время дня. Шагая по узким сегментам, она словно  совершала
мини-путешествие. И как всегда, путешествуя, она (ненадолго) вырывалась за
пределы своей жизни. Она была не той, что вышла из главного корпуса, и  не
той,  что  поднимется  на  исследовательский  катер,  и  могла  с   равной
отвлеченностью взвешивать прошлое и будущее.
     И  особенно,  воспринимать  настоящее.  Настил  у  нее   под   ногами
поднимался и опускался в такт ее шагам и движению вод. Ее обдувал холодный
и свежий ветер.
     На Земле в такой день вокруг метались бы чайки и кричали. Но на  этой
планете птиц не было, а перемена погоды заставила  насекомых  попрятаться.
Она прислушалась, но  услышала  только  волны  и  ветер,  и  металлический
скрежет трущихся друг о друга сегментов причала.
     Катер стоял у дальнего его конца. А еще  дальше,  в  середине  бухты,
покачивался на якорях плот для общения - десятиметровой  длины,  белый  и,
естественно, окрещенный "Моби Дик".
     Она поднялась на катер и нырнула  в  каюту.  Иоши,  прихлебывая  чай,
следил за экранами. Он обернулся к ней.
     - Вчера ночью приплыл Красно-красно-синий, во всю работая  жгутами  и
показывая отличную скорость.
     - На три недели раньше обычного времени.
     Он кивнул.
     - Все как всегда?
     Иоши снова кивнул,  из  чего  следовало,  что  инопланетянин  зажигал
огоньки сериями, которые означали "привет-рад-не нападу".
     - Я ответил. Сигнальные лампочки на Моби в  полном  порядке.  Красный
покружил, потом дал сигнал узнавания и уплыл. -  Он  постучал  пальцем  по
экрану с мерцающей точкой. - Вот Красный. У входа в бухту и не  двигается.
Ждет кого-нибудь сексуально поинтереснее, чем Моби.
     За пять лет инопланетяне - ее инопланетяне - научились узнавать  Моби
и усвоили, что Моби не обменивается генетическим материалом.  И  до  конца
брачного сезона плот их интересовать не будет.
     Она посмотрела в иллюминатор на серо-зеленую бухту. Снаружи плекс был
весь в  каплях.  Брызги  или  начался  дождь?  Где-то  там  на  прибрежном
островке,  еле  различимом  в  самую  ясную  погоду,  находилась  хварская
вспомогательная база - настолько  близко,  что  хвархаты  могли  ежедневно
посещать дипломатический лагерь, и все же на достаточном расстоянии, чтобы
они могли чувствовать себя недосягаемыми.
     - Они будут летать взад и вперед над бухтой каждый  день,  -  сказала
Анна. - Остается надеяться, что это ничему не помешает.
     - Не думаю, чтобы у Красного и  прочей  компании  на  уме  было  хоть
что-то кроме секса и страха... Если у них есть ум. - Он встал  и  завинтил
крышку термоса. - Желаю приятно провести время, Анна.
     Она приготовилась к восьмичасовому дежурству и налила чашку  горячего
кофе из своего термоса. Едва Иоши ушел, она включила аудиосистему.
     Иоши раздражали звуки, издававшиеся разными животными в водах  бухты.
Но ей они нравились - стоны и посвистывания различных видов рыб,  а  также
громкое  прерывистое  щелканье,  производимое  (в  этом   они   почти   не
сомневались) обитателями донного ила - членистоногими, которые  напоминали
трилобитов.
     А-а! Рыба-свисток!  Анна  пила  кофе  и  слушала,  время  от  времени
поглядывая на экраны.
     В десять часов, услышав шум моря, она вышла на палубу. Ну, конечно! С
востока приближался самолет хвархатов.  Веерный,  увидела  она,  когда  он
пронесся у нее над головой.  Выглядит  совсем  обычно:  пожалуй,  немножко
курносым и обрубленным. Такой  же  изящный,  как  их  космолеты.  Или  это
самовнушение? Мы же видим то, что хотим видеть. А дождь  зарядил  всерьез.
Паршивый день для первой встречи землян с единственно пока известной расой
звездолетчиков.
     Анна вернулась в каюту и включила  коммуникационный  аппарат.  Как  и
было обещано, на экране  возник  аэродром  -  широкая  полоса  бетона  под
хлещущим дождем. Среди луж виднелся десяток фигур. Дипломаты-земляне.  Все
гражданские - в длинных темных пальто и  с  раскрытыми  зонтиками.  Только
мужчины. Этого потребовали инопланетяне. Они отказывались вести переговоры
с женщинами, что не свидетельствовало о  широте  взглядов.  Но,  возможно,
есть какое-то объяснение, не  сводящееся  к  предрассудкам.  Имея  дело  с
по-настоящему чужой культурой, никогда не следует спешить с выводами.
     Земляне-военные находились вне поля зрения  камер,  а  все  остальные
остались на станции. Доступ на  аэродром  был  закрыт  до  тех  пор,  пока
официальная встреча не завершится и  инопланетяне  не  будут  благополучно
препровождены в  дипломатический  лагерь.  Но,  как  дань  вежливости,  на
аэродроме  работала  камера,  подключенная  к   коммуникационной   системе
станции. Любой землянин на планете мог созерцать момент,  когда  творилась
история. Анна подлила себе еще кофе.
     Самолет  приземлился,  подняв  тучи  брызг.  Полы  пальто  захлопали,
зонтики черными воздушными змеями рвались ввысь. Один вывернуло наизнанку.
Анна засмеялась. Все это выглядело так нелепо!
     Дверь самолета открылась, и рука Анны с чашкой замерла.  Развернулась
лестница, и по ней начали спускаться люди. Плотные широкоплечие гуманоиды,
серые как небо над ними и сетка дождя.  Ни  пальто,  ни  зонтиков.  Только
облегающая одежда в цвет их меха.
     Они вышли под дождь так же спокойно - так же безразлично -  как  если
бы погода не имела значения, попросту не  замечая  дождя.  У  первых  были
винтовки на ремне, перекинутом через плечо. Одна рука  лежала  на  стволе,
направляя его вниз. Вид у  них  был  непринужденный,  но  движения,  вдруг
заметила она, отличались четкостью - не военной, а как у  спортсменов  или
актеров.
     Как мило, подумала она. Как впечатляюще! Инопланетяне  явно  обладали
дипломатическим чутьем. Они расступились вправо и влево,  образовав  живой
коридор. Теперь начали выходить важные особы - снова плотные серые фигуры,
а между ними одна заметно выше и тоньше, горбящая плечи от дождя.
     На миг - кто ею управляет? -  камера  выдала  ближний  план,  и  Анна
увидела узкое длинное лицо без меха,  мокрые  волосы,  прищуренные  глаза.
Человек!
     На этом передача оборвалась.
     Анна  принялась  нажимать  кнопки  -  сначала,   чтобы   восстановить
изображение, затем, чтобы связаться с кем-нибудь на станции. Но тщетно. Ее
аппарат был включен, он едва слышно жужжал. Но и только. Что-то  произошло
с системой.
     Она вышла на палубу.  Дипломатический  лагерь  находился  на  вершине
холма, высившегося позади  станции.  Сборные  купола,  еле  различимые  за
дождевыми струями. Аэродром лежал  по  ту  сторону  холма,  полностью  его
заслонявшего.
     Но станция  была  видна,  такая  же,  как  всегда  -  низкие  здания,
вписанные в фон из желтого мха. Окна ярко светились. Из одной двери кто-то
вышел, быстро пересек открытое пространство и скрылся в другой. Нет, он не
бежал, сказала она себе, а просто спешил укрыться от дождя.
     Она  вернулась  в  каюту  и  вновь  поиграла  кнопками  КА.  И  опять
безрезультатно. Да что происходит?
     Она попыталась сосредоточиться на своих  обязанностях,  но  ее  мысли
упорно возвращались  к  аэродрому,  к  человеку,  выходящему  из  самолета
инопланетян.
     Человечество столкнулось с хвархатами... когда? Сорок лет назад? И за
этот срок, насколько она знала, перебежчиков ни с той, ни с другой стороны
не было.
     Они    были    иными,    непознаваемыми.    Людьми    в     уродливых
космолетах-обрубках, которые появлялись в нашем космическом пространстве и
при встрече с нашими космолетами либо ускользали, либо вступали  в  бой  и
уничтожались. После сорока  лет  стычек  и  шпионажа,  что  узнало  о  них
человечество? Один из их языков. Кое-что  об  их  военном  потенциале.  Мы
нанесли на карты окраины их космического  пространства,  но  не  нашли  ни
единой заселенной  планеты,  а  только  космолеты,  и  еще  космолеты,  да
несколько космических станций. (Она  видела  голограмму  одной  из  них  -
огромный цилиндр, вращающийся в лучах тусклого красного солнца.)
     Все было военизировано. Насколько могли судить земляне, у инопланетян
отсутствовало гражданское общество. Ни единая из человеческих  культур  за
всю историю Земли - ни Спарта, ни Пруссия, ни Америка - не была  настолько
полностью посвящена войне.
     Так что делает  этот  человек  -  этот  абсолютно  заурядный  на  вид
землянин с бледным  лицом  и  прямыми  волосами  -  что  он  делает  среди
инопланетян? Пленник? Но зачем им понадобился пленник, если эта  делегация
прибыла для мирных переговоров?
     Анна опять поднялась на палубу. Ничего не изменилось. Не  сбегать  ли
узнать, что происходит? Но  если  что-то  случилось,  ей  лучше  держаться
подальше. Да и конечно же, случись что-то, она видела бы мечущихся  людей,
видела бы вспышки винтовочных лучей?
     Почти час она то спускалась  в  каюту,  то  возвращалась  на  палубу.
Ничего не менялось, только рыбы-свистки ушли на глубину, и  больше  их  не
было слышно. Черт! Черт! Если бы ей  хотелось  участвовать  в  войне,  она
поступила бы в армию и получила бы бесплатное образование!
     В конце концов в тринадцать часов экран КА засветился, и она  увидела
смуглое худое лицо Мохаммеда.
     - Что случилось? - спросила она.
     - Нам временно прервали подачу энергии, - ответил Мохаммед сдержанно.
- Меня заверили, что в первый и последний раз.
     Мохаммед заведовал их коммуникационной системой и с любой технической
проблемой справился бы сам. Значит, проблема не была  технической.  Кто-то
выдернул пробку.
     - А инопланетяне?
     - Ушли в дипломатический лагерь, как  планировалось.  -  Она  открыла
было рот, но он поднял ладонь. - Больше я ничего не знаю, Анна.
     Она выключила КА и уселась следить за остальными экранами.
     В четырнадцать часов один из собратьев Красного вплыл  в  бухту.  Она
засекла его на экране сонара, когда он быстро плыл по  узкому  проливу,  а
затем заметил Красного и остановился. Эти инопланетяне днем  огоньками  не
пользовались,  а  общались  с,   помощью   химических   веществ,   которые
экскретировали в воду. На таком расстоянии ее приборы не могли уловить их,
и ей оставалось только следить за двумя пятнышками на  экране.  Они  долго
сохраняли неподвижность.
     В конце концов  второй  инопланетянин  вплыл  в  бухту.  Он  даже  не
приблизился к "Моби Дику", хотя  обязательно  должен  был  заметить  плот,
обладающий  внешним  сходством  с  его  собратьями.   Во   всяком   случае
достаточным, чтобы ввести в заблуждение Красного, хотя бы в первые минуты.
Но этот не проявил к плоту ни малейшего интереса, что как будто указывало,
что он получил необходимую информацию от Красного.
     Она вообразила их разговор.
     "Тут есть еще кто-нибудь?"
     Только странная  тварь,  которая  умеет  разговаривать,  как  мы,  но
никогда не пытается сожрать кого-то или трахнуться.
     "А! Ну, так чего с ним здороваться."
     Он остановился на середине бухты. В пятнадцать часов пришла Мария.
     - Ты опоздала.
     -  Застряла  на  станции.  Сумасшедший  дом,  Анна.   Сотня   научных
сотрудников наперебой придумывают объяснения, и  ни  один  не  располагает
сведениями, чтобы их подкрепить.
     - Замечательно. У Красного появился собеседник. Только что приплыл  и
полностью проигнорировал Моби. Если у  них  нет  интеллекта,  они  здорово
притворяются.
     Мария покачала головой.
     - Анна, они просто очень большие медузы с особой нервной системой.  А
интеллект - это то, чем обладают те, на холме.
     - Может быть, - сказала Анна.
     На станцию она шла медленно.  Дождь  превратился  в  туманную  дымку,
вечерние животные выбирались из нор. Почти все принадлежали к одному виду:
длинные сегментированные многоножки. Их спины  блестели  в  лучах  уличных
фонарей. (Можно ли называть их так в десятках световых  лет  от  ближайшей
улицы?)
     Охотники, знала она, в  поисках  червей,  которых  влага  выманит  на
поверхность.  Без  малейших  признаков  интеллекта,  хотя  и   великолепно
приспособленные для своего образа жизни. Нет, ее инопланетяне не такие.  У
них есть мозг - до десяти  у  одной  особи,  все  связанные  между  собой.
Правда, у Красного и его приятелей в бухте их максимум пять. Они ведь  еще
подростки. Взрослые со  щупальцами  длинной  в  сотню  метров  никогда  не
спаривались и не покидали открытого океана.
     Мария точно описала то, что делалось на станции. Столовая была  полна
людей, и шум в ней стоял оглушительный. Она заполнила поднос,  высматривая
Мохаммеда. Он сидел за  угловым  столиком  в  кольце  возбужденных  людей,
которые явно хотели узнать, что произошло с ком-системой.
     Анна остановилась с подносом в руках, и Мохаммед взглянул на нее.
     - Я не хотел говорить по ком-системе, Анна. Пока  я  вел  передачу  с
аэродрома, за мной наблюдал  военный  тип.  Чуть  только  он  увидел,  кто
выходит из самолета, как отключил энергию и  больше  часа  отказывался  ее
включить. Криптофашист! Можешь представить, как я был зол!
     - Про этого человека хоть что-нибудь известно? - спросил кто-то.
     - Он наверняка в дипломатическом лагере, так? На станции его  нет,  а
они вряд ли оставили беднягу под дождем в темноте.
     Анна улыбнулась.  В  этом  весь  Мохаммед.  Употребляет  слова  вроде
"фашист", словно понимает их смысл, - и верит в цивилизованных людей. Есть
же правила поведения, и члена дипломатической миссии оставлять под  дождем
не полагается.
     - Но это им так не сойдет, верно? - спросил еще кто-то.
     Она не поняла, кому "им". Хвархатам? Военным  землянам?  И  взятые  с
потолка  предположения  ее  не  интересовали.  Она  кивнула  Мохаммеду   и
отвернулась, ища взглядом свободный стул.
     Позднее, когда Анна шла из одного корпуса в  другой,  послышался  рев
инопланетянского аэроплана, и она  посмотрела  вверх.  Над  ее  головой  в
сторону океана проплывали его огни - белый и янтарно-желтый.



                                    3

     На следующее утро самолет  вновь  прилетел,  а  улетел  вечером.  Это
указывало, что переговоры идут, как запланировано.
     Официальных сообщений из лагеря не поступало. Переговоры были  строго
секретными - как обычно  -  и  никак  не  освещались  средствами  массовой
информации. Сотрудникам станции кое-какие сведения выдали,  поскольку  они
находились под боком, но теперь и их держали в полной неизвестности.
     Через три дня она получила первые неофициальные  сведения.  От  Кати,
которая трахалась с дипломатом, каким-то младшим атташе, не сдержанным  на
язык. Катя извлекала информацию из своего дипломатика  (носившего  звучное
имя Этьен Корбо) и делилась с избранными друзьями, на чью скромность могла
положиться. Было бы жаль, если бы про это узнали другие члены миссии.
     - Он у них переводчик, - объяснила Катя. - Их старший переводчик.  По
словам Этьена в первый день он представил главного хвара (он у  них  вроде
генерала), а потом сказал:  "Меня  зовут  Никлас.  Не  впадите  в  ошибку,
полагая, что я должен испытывать  раздвоенность,  и  не  считайте,  что  в
дальнейшем мои слова будут моими. Когда я говорю,  говорит  генерал".  Или
что-то в этом роде. Этьен  склонен  приукрашивать  свои  истории.  Военная
разведка послала запрос за пределы системы. Хотят  выяснить,  что  это  за
тип.
     - Ну, а что переговоры? - спросила Анна. - Есть продвижение?
     Катя обаятельно улыбнулась. Большинство  ее  предков  происходило  из
Юго-Восточной Азии, а некоторые  были  африканцами.  Она  была  невысокой,
смуглой, худощавой - и самой красивой женщиной,  каких  доводилось  видеть
Анне, не считая голограмм. А еще она была первоклассным ботаником, и никто
лучше нее не разбирался в желтых мхах наземного покрова.
     -  Про  это  Этьен  со  мной  не  говорит.  Эти  сведения  совершенно
секретные, а вот пересказывать  мне  всякие  сплетни  можно.  Он  свободно
владеет - по-настоящему свободно - главным хварским языком.
     - Таинственный человек? - спросила Анна.
     - Ну, да. Переводчики утверждают, что он пользуется по  крайней  мере
еще одним  языком  -  не  часто,  не  подолгу  и  только,  когда  говорите
генералом. Наши представления о втором языке не имеют. Естественно, мы все
записываем, но переводчики утверждают, что фраз на  втором  языке  слишком
мало и разобраться в нем они не сумеют.
     Анну это все не слишком интересовало. Она не разделяла страсти Кати к
интригующим загадкам, которую в ней,  по  ее  словам,  пробудило  изучение
растений. "Они жутко сложные и хитрые, и не дают мне успокоиться. Те,  кто
не  способны  убежать,  должны  находить   самые   увлекательные   способы
выживания".
     Все  это  не  имело  никакого  отношения  к  человеку,   назвавшемуся
Никласом.


     Погода изменилась. Один солнечный день сменялся другим.  Бабье  лето,
сказали бы на Земле. Ветер  стих.  Иногда  в  океане  вздымались  пенистые
гребни, но не в закрытой бухте. Красный и  его  товарищ  тихо  плавали,  и
никакой деятельности инструменты не фиксировали. Экономят энергию,  решила
Анна. Они ведь ничего не едят, пока спаривание не завершается.
     Больше  к  ним  никто  не  присоединился.  Причина  этого  оставалась
неясной. Может быть, погода?  Анна  сидела  в  каюте  и  читала  последние
профессиональные журналы, доставленные посыльным зондом, или писала письма
домой.
     Короткие  письма.  Отчасти  из-за  запретов  службы  безопасности   -
переговоры упоминанию не подлежали - но еще и  потому,  что  писать  было,
собственно, не о чем. Как рассказать  о  ее  жизни  людям,  живущим  среди
девяти миллиардов других людей? Что  они  знают  о  мраке,  о  пустоте,  о
безмолвии, о чуждости? Для них живой реальностью было человечество.  Ни  с
чем другим они не  соприкасались.  Хвархаты  были  легендой,  а  существа,
которые она изучала, чем-то непостижимым. У нее больше общего с солдатами,
во всяком случае с теми, кто служит на Краю.
     Как-то  утром  она  надула  резиновую  лодочку,  поставила  мотор  и,
тарахтя, выехала в бухту. Была изумительная осенняя погода: ясная,  тихая,
теплая. Главное солнце планеты стояло в зените, и  она  могла  заглядывать
далеко в глубину прозрачной, почти неподвижной воды.
     Она направилась к Красному - медленно, не спуская глаз с портативного
сонара. Он не шевелился. В десятке метров от него она выключила  мотор,  и
лодка заскользила по инерции совсем бесшумно.  Вот  он!  Плавает  у  самой
поверхности.
     Верхняя часть животного, прозрачный, шириной в три метра колокол  или
зонт, мягко покачивался. Внутри смутно виднелись пищеварительные трубки  и
скопления нервной ткани. По нижнему краю колокола располагались  щупальца.
Она различила три разновидности - длинные толстые жгуты, с помощью которых
Красный плавал, сенсорные щупальца, покороче и потоньше,  и  продуцирующие
свет - совсем короткие, похожие на обрубки. Все они тихонько извивались  в
такт покачиванию колокола.
     Двадцатиметровых стрекательных  щупалец  и  даже  еще  более  длинных
брачных она не увидела. Их заслонял колокол, из-под которого они свисали.
     Ее окружали небесно-синие воды бухты и золотистые холмы  по  берегам.
Совсем рядом было животное, прозрачное, как стекло,  и  пульсирующее,  как
сердце. Ее охватило ощущение громадного счастья и  удовлетворения:  вот  в
чем заключался смысл ее жизни.
     Несколько минут спустя она прикрепила к веревке  бутылку  для  взятия
проб и начала погружать ее в воду  очень  медленно  и  осторожно.  Красный
заметил бутылку. С бока, ближайшего к ее лодке, протянулись щупальца.  Рты
на их концах открывались и всасывали воду, проверяя.
     По краю  колокола  пробежали  огоньки.  Интересно!  Если  бы  Красный
общался с другой псевдосифонофорой, он бы выбросил химические вещества. Но
он, должно быть, понимал, что такой  вести  она  не  воспримет,  и  потому
прибегнул к ночному языку.
     "Красно-красно-синий", сказали огоньки. (Первый цвет, собственно, был
ближе к темно-розовому, и они даже хотели назвать его Розой. Но такое  имя
ему не подходило. Слишком он был велик и слишком опасен.)
     Первая весть дважды  обежала  периметр  колокола.  Затем  последовала
вторая. "Оранжевый-оранжевый-оранжевый".
     Оранжевый цвет выражал тревогу.
     "Я Красно-красно-синий", сообщало животное, "и мне  не  нравится  то,
что ты делаешь".
     Она вытащила бутылку, и животное успокоенно забормотало -  бесцветный
огонек обегал и обегал  колокол.  Она  еще  подождала.  Красный  потемнел.
Теперь можно было без опасений включить  мотор.  Она  двинулась  на  самой
малой скорости, памятуя о длинных  стрекательных  щупальцах  там  внизу  -
скрытая от взгляда шелковая сеть в воде.



                                    4

     Три недели спустя начали  приплывать  остальные  животные,  одно,  за
другим минуя узкий пролив. Теперь началась настоящая работа. Анна изменила
часы дежурства. Подавляющую часть ценной информации приносили ночи,  когда
животные плавали у самой  поверхности  и  посылали  вести-вспышки.  Иногда
(такое поведение наблюдалось только в брачный сезон) они повторяли одну  и
ту же либо все разом, либо по очереди, так что  по  бухте  взад  и  вперед
проносились одинаковые комбинации вспышек.
     В бухту заплывали только относительно крупные животные  с  щупальцами
примерно  одной  длины,  так  что  они  друг  другу  не  угрожали.  Прочие
псевдосифонофоры - их были сотни - плавали в океане  за  входом  в  бухту,
привлекаемые чем-то (возможно, каким-то феромоном), но не решаясь свернуть
в пролив.
     - Никаких признаков интеллекта, - заявила Мария. -  Маленькие  боятся
больших, как заведено в природе. И  всех  влечет  желание  спариться,  что
также диктуется природой.
     Анна не стала спорить: она была поглощена работой и  очень  утомлена.
Она знала, что переговоры продолжаются - самолет  регулярно  пролетал  над
бухтой, но давно потеряла всякое представление, как могут обстоять дела.
     Как-то утром после дежурства она поднялась на холм за станцией.  Небо
было темным и прозрачным, а над водой сияла утренне-вечерняя звезда -  две
ярко сверкающие точки.
     Псевдосифы принялись сигналить перед самым концом ее смены  и  теперь
разошлись вовсю. Пульсирующие синие и  зеленые  огни  метались  по  бухте,
передавались  через  пролив  в  океан.  Ритм  и   чередование   оставались
неизменными,  но  цвета  там  выглядели  бледнее.  Кое-где  она   замечала
оранжевые вспышки. В такой ситуации этот  цвет  мог  означать  сексуальную
фрустрацию.  По  какой-то  причине,  остававшейся  пока  не   разгаданной,
псевдосифы спаривались только в бухте. А в открытом океане - никогда. (Еще
одно доказательство, что их нельзя считать разумными. Отсутствие  гибкости
в поведении, общепринятого признака разумности, заметила Мария.) Маленькие
знали, что в этом  году  размножаться  не  будут,  и  все-таки  устраивали
настоящую иллюминацию. Вдали от берега их было заметно меньше,  но  и  там
они усеивали темную воду до самого  горизонта,  вспыхивая  одновременно  с
большими в бухте.
     Изумительное зрелище.
     Спустя несколько минут из лагеря вышли двое  очень  вежливых  солдат.
Морские  пехотинцы.  Название  не  изменилось,  хотя  теперь  их   корабли
бороздили космос. Они были в форме, головы выбриты, если не считать узкого
гребешка   волос   ото   лба   до   затылка.    Волосы    мальчика    были
светло-золотистыми, прямыми и тонкими, темные волосы  девушки  курчавились
тугими завитками.
     - Холм входит в запретную зону, мэм, - сказала девушка. -  Вы  должны
вернуться.
     Ее товарищ посмотрел вниз на бухту и океан.
     - Что это там? - спросил он.
     - Животные, - ответила она. - Сейчас у них  брачный  сезон.  Это  как
пение лягушек или как Верди. Мы пока не знаем, разумны ли они.
     - А почему бы и нет?  -  сказал  мальчик.  -  Киты  ведь  разумны.  И
дельфины.
     Он ошибался, но ей не хотелось спорить.
     - Я поднялась сюда, чтобы вести наблюдения.
     - Да, посмотреть стоит!
     - И так будет еще много недель.
     - Ого! - воскликнул он радостно.
     - Мэм, вы должны уйти отсюда, - сказала девушка.


     На  следующий  день  самолет  не  улетел  в  обычный  час.  Хвархатов
пригласили на званый вечер, объяснила Катя.
     -  Этьен  говорит,  что  они  пытаются  установить  менее  формальные
отношения, поскольку вопрос о мебели был улажен.
     - О мебели? - переспросила Анна.
     - Меня не спрашивай, - сказала Катя. - Этьен сразу прикусил язык. Это
засекреченные сведения.
     - Хм! - буркнула Анна и отправилась на дежурство. Иоши ушел с катера,
когда  уже  стемнело.  Анна  поднялась  на  палубу.  Вода  в  бухте   была
зеркальной.  В  ней  неподвижно  висели   инопланетяне,   не   обмениваясь
сигналами.
     По причалу к ней шли трое.  Один  впереди,  двое  следовали  за  ним.
Толком она разглядела их, лишь когда  они  вошли  в  свет  фонаря  у  края
причала рядом с катером.
     Первый был человек, но она, едва взглянув на него, впилась глазами  в
одного из его спутников - плотного, в серой одежде.  Его  плоское  широкое
лицо покрывал серый мех, а глаза были сплошь синими - ни намека на белки -
с горизонтальными полосками зрачков, в первый момент широкими, но  тут  же
сузившимися на свету.
     Инопланетянин секунду смотрел на нее, потом опустил  взгляд.  Третьим
был морской пехотинец, мальчик, с которым она говорила на  холме.  Он  нес
винтовку, как и инопланетянин.
     Человек впереди вооружен не был, во  всяком  случае  она  не  увидела
ничего, похожего на оружие. Его  руки  были  засунуты  в  карманы  куртки,
простой, сшитой из коричневатой ткани и чуть странного покроя,  словно  ее
сшил кто-то, имеющий лишь смутное представление  о  человеческих  фасонах.
Остальная его одежда тоже была простой, коричневатой и какой-то не такой.
     Одно из вознаграждений за измену? Скверно  сшитая  одежда  неуклюжего
покроя?
     А он сказал:
     - Прямой взгляд означает вызов. Одинаково у обеих рас. Вот почему  он
опустил глаза. Показывая, что не хочет боя.
     - Прекрасно, - сказала Анна.
     - Мне назвали вас как специалиста, от которого я могу узнать про огни
в океане.
     Она кивнула, все еще глядя на серую фигуру.
     - Можно мне подняться на борт? Боюсь, они пойдут со  мной  и  устроят
проверку, нет ли тут чего-нибудь, чему могу  повредить  я  или  что  может
повредить мне.
     Она взглянула на него. Он был таким же  непримечательным,  как  и  на
ком-экране, когда она увидела его в первый раз. Только волосы были  сухими
и вились - рыжевато-каштановые с заметной проседью. Лицо у него было очень
бледным, словно годы и годы его не касались солнечные лучи.
     - Вы переводчик, - сказала она. Не называть же его предателем!
     Он кивнул.
     Какого  черта?  Почему  бы  и  нет?  Когда  еще  ей  выпадет   случай
рассмотреть хвархата вблизи? Она указала на трап.
     Он что-то сказал инопланетянину. Оба солдата  поднялись  на  катер  и
занялись обыском.
     - Поосторожнее! - крикнула Анна им вслед. Никлас  добавил  что-то  на
непонятном языке, шагнул на борт и оперся  о  поручень,  оглядывая  бухту.
Кто-то из псевдосифонофор начал сигналить: желтый, зеленый, белый,  желтый
- почти наверное имя. "Я это я. Я это я".
     - Ну, так что же они такое? - спросил он.
     Она объяснила и затем добавила:
     - Беда в том... Мы знаем, что степень  разумности  у  них  связана  с
размерами. К такому выводу мы пришли, изучая маленьких. Эти ребята там еще
подростки и не слишком сообразительны. А  большие  не  покидают  открытого
океана, и мы еще не нашли способа подобраться к ним.
     Солдаты вышли из каюты и остановились, поглядывая на Никласа  и  друг
на друга. Мальчик (морской пехотинец) как будто нервничал. Выражение  лица
инопланетянина ей ничего не сказало. Да и выражение ли  это  вообще?  Поза
указывала на настороженность, но без тревоги. Он не боялся, но  ничего  не
упускал, хотя и не смотрел никому прямо в лицо.
     - Все это очень интересно, - сказал Никлас. - Но я не понимаю, почему
вы полагаете, что эти животные могут быть разумными существами.
     Теперь сигналили шестеро-семеро. И все вести были  разными.  Нет,  не
хор. Может быть, секстет. Или просто какофония.
     - Что я могу вам  сказать?  Определить  разумность  расы  не  слишком
трудно,  когда  ее  представители  похожи  на  нас,  например,  ваш  серый
приятель. Хвархаты с самого начала ни у кого сомнений не вызывали. Едва мы
увидели их первый космолет, едва они произвели первый выстрел  по  нашему,
мы поняли это.
     Он посмотрел на нее, но ничего не сказал.
     - А они там (она махнула рукой на бухту) иные в полном смысле  слова.
Мы не можем твердо решить, каковы признаки интеллекта у морских  животных,
не пользующихся орудиями. Но почему вас это заинтересовало?
     - Простое любопытство. Последние дни  мы  улетали  после  наступления
темноты, и я видел внизу их огни. Их видно и  с  острова  -  пятна  света,
покачивающиеся в океане. Вы говорите, что это  молодь?  И  еще,  мне  надо
как-то убить время. Сегодня они устраивают светский вечер. Дурацкая затея,
но генерал заинтересовался. Он никогда не видел, как развлекается компания
землян. По-моему, из  этого  ничего  не  выйдет.  Хвархаты  не  едят  ради
развлечения. Для них прием пищи либо необходимость, либо священнодействие.
Пить ради развлечения они пьют, но их попойки - крайне неприятная штука, и
я их избегаю, насколько могу. - Он помолчал, глядя на бухту. -  Мне  жутко
подумать, как генерал пытается поддерживать светскую беседу или -  впервые
в жизни - разделывается с канапе.
     - А что с переговорами? - спросила она.
     - Это ведь еще только начало. - Он пожал плечами. - А  дипломатия  не
входит в сферу моей деятельности.
     Ей  хотелось  задать  вопрос,  каким  образом  он  оказался  в  таком
положении, но она не представляла, как к нему подступиться. Как,  ну,  как
предают свою расу? И она  продолжала  рассказывать  о  животных  в  бухте,
официально  именуемых   Pseudosiphonophora   gigantans   [Псевдосифонофоры
гигантские]. Потом она умолкла, и они вместе продолжали смотреть на бухту.
     Стоял он спокойно, небрежно положив  локти  на  поручень  и  свободно
переплетя пальцы, но она ощущала судорожное напряжение и одиночество.  Ну,
на мысль о  напряжении  ее  могло  навести  что-то  в  его  позе,  на  что
сознательно она внимания не обратила. А одиночество? Ее выдумка?
     Он выпрямился.
     - Мне пора. Насколько я знаю генерала, он уже скучает, а, возможно, и
натоксичился. Алкоголь на хвархатов не действует, но он прихватил с  собой
свою дрянь. - Он помолчал. - Спасибо за информацию. В старинной книге,  не
помню ее заглавия, есть строка о познании нового:  единственный  абсолютно
надежный  источник  радости  и  единственное  подлинное  утешение.  -   Он
усмехнулся. - А последнее время новое я узнавал только  о  мебели.  А  это
мало что дает, поверьте.
     Он ушел в сопровождении обоих солдат. Анна следила за ними,  пока  их
фигуры не растаяли в темноте. На редкость странный разговор!



                                    5

     Утром, когда она сменилась с дежурства, ее вызвал Реймонд.
     - Будьте добры, Анна, зайдите ко мне. - Он заметил выражение ее  лица
и добавил: - Это очень важно.
     Она схватила в столовой чашку кофе с  тартинкой  и,  злясь,  пошла  к
нему. Рей никогда ей не нравился, и на последних выборах она  за  него  не
голосовала. Однако надо отдать ему должное, директором он был  неплохим  и
умел ладить с дипломатами и военными.  В  данный  момент  -  умение  очень
полезное.
     Он оказался не один. У большого письменного стола  сидела  женщина  в
форме. Ее кожа была такой же темной и такого же оттенка, как кофе, который
только что выпила Анна. Она была острижена по уставу, и ее скальп блестел,
как отполированный, а волосы - узкий уставной гребешок - были выбелены.  В
ее ушах болтались серьги из мелких бусин.
     - Майор Ндо, - сказал Реймонд.
     - Пожалуйста, садитесь, - сказала майор.
     Анна села. Ее охватила тревога. К ее блузе и брюкам прилипли  крошки.
Она смахнула их и повернула голову, ища, куда поставить  чашку.  Не  найдя
ничего подходящего, она поставила ее на пол.
     - Вчера вечером, - сказала  майор,  -  вы  разговаривали  с  Никласом
Сандерсом.  Я  хотела  бы,  чтобы  вы  пересказали  мне   этот   разговор.
Пожалуйста, постарайтесь быть паточное и объясните биологическую часть.
     - С какой стати?
     - Анна, прошу вас! - сказал Реймонд.
     Она подчинилась.
     Когда она замолчала, майор кивнула.
     - Отлично. Очень близко к записи, только объяснения более  подробные.
Вы больше ничего не добавите? Какие-нибудь ваши наблюдения.
     Ей понравился Сандерс, но военным она ничего говорить не собиралась.
     - Нет. Кто он?
     Женщина засмеялась.
     - Ничего не могу  вам  ответить,  мэм  Перес.  Это  очень  щекотливый
материал. Не засекреченный, но не для огласки.
     - Я понимаю, что  говорю  слегка  по-детски,  но,  по-моему,  это  не
честно. Я ведь только что сообщила вам все, что вы потребовали.
     Майор кивнула.
     - Вы правы, это нечестно. Не сошлюсь на присловье, что жизнь нечестна
изначально,  так  как  всегда  считала  его  глупым  и  бесполезным.  Ваши
трудности объясняются не тем, что нечестна жизнь, а тем, что нечестна я. -
Она широко улыбнулась. - Всегда полезно  проводить  четкую  границу  между
вооруженными силами и вселенной. И сказать я вам могу только то, что и так
очевидно: переговоры  очень  важны,  ситуация  щекотливая,  а  этот  мудак
оказался   в   самом    центре,    и    его    охраняет    дипломатическая
неприкосновенность.
     Рей сказал:
     - Благодарю вас, Анна, за вашу помощь.
     Она ушла, забыв недопитую чашку. Ну, авось, Рей на нее наступит!


     В следующий раз она увидела Никласа у двери своей  комнаты  в  сиянии
солнечного света. Одежда на нем была точно такая же как прежде:  сшита  из
коричневатой ткани по  нелепому  фасону.  В  солнечном  свете  его  волосы
выглядели гораздо более седыми.
     - Как вы меня отыскали?
     - Остановил какого-то человека и спросил. - Он ухмыльнулся.  -  Я  не
знал вашего имени, но оказалось достаточно сказать: "Женщина, которая  без
умолку говорит об этих тварях в бухте". Не хотите ли погулять?
     - А переговоры?
     - Я попросил у генерала выходной. Ведь есть и другие переводчики, а я
попросту устал сидеть. Он знает,  во  что  я  превращаюсь  без  физических
упражнений.
     Она подумала и кивнула.
     - В сопровождении близнецов. - Он чуть посторонился,  и  она  увидела
морского пехотинца - все того же мальчика - и инопланетянина. Но  прежнего
или нет, она не могла решить.
     - Дайте мне минуту.
     Он прислонился  к  косяку  открытой  двери.  Тело  его  напряглось  с
маниакальной судорожностью. Она было  подумала,  что  он  принял  какой-то
наркотик, но его глаза смотрели ясно и нормально  фокусировались.  Поразил
необычный цвет радужек - темно-зеленый, как у  нефрита  из  Нового  Света.
Такой цвет она видела впервые, но наркотики же не меняют цвет  глаз.  Хотя
она не специалист... Да и  в  любом  случае,  его  лицо  сохраняло  бодрое
выражение. Нет, наркотики тут ни при чем. Он просто счастлив, решила она.
     Анна взяла куртку, и они вышли за пределы станции.
     - На холм? - спросил Никлас.
     - Он в запретной зоне.
     - Капрал? - Никлас посмотрел на морского пехотинца.
     - Да, сэр. Для персонала станции.
     - Но не для меня?
     - Точно не знаю. Думаю, вам можно. Но не с мэм.
     - Бессмыслица какая-то! - Никлас посмотрел по сторонам. - Мне хочется
взобраться повыше и поглядеть вдаль. Вон туда! - Он указал на холм с южной
стороны станции. - Туда можно?
     - У меня нет распоряжений об этом холме. Наверное, можно.
     День был ясный и ветреный. Склон оказался крутым  и  скользким  из-за
растаявшего ночного инея.  Поднимались  они  медленно,  особенно  солдаты,
обремененные винтовками.
     - Эй! - не выдержал мальчик. - Не так быстро!
     Анна оглянулась - как и Никлас. Солдаты заметно отстали и  находились
гораздо ниже их.
     - Мы подождем на вершине, - ответил Никлас и продолжал взбираться.
     - Сэр! - Мальчик кинулся за ним, поскользнулся, упал и покатился вниз
по склону, крепко держа винтовку.
     Никлас отдал распоряжение на языке хвархатов, и второй  солдат  начал
спускаться следом за мальчиком.
     - Как бестолково! - заметил Никлас. И почему  их  не  обучают  лучше?
Впрочем, их учат исполнять приказы, а не думать. Ему же, вероятно,  отдали
приказы, не слишком сочетающиеся друг с другом. Вряд ли  в  лагере  пришли
хоть к какому-то соглашению относительно меня.
     - На таком расстоянии магнитофон еще записывает? - спросила она.
     Мальчик уже достиг конца склона. Винтовку  он  все-таки  выпустил,  и
теперь ее  держал  инопланетянин,  ожидая,  когда  мальчик  встанет.  Тело
инопланетянина выражало безразличную вежливость.
     - Такой, каким снабдили капрала? Вполне возможно, что он и сейчас нас
записывает. - Никлас огляделся.  -  Богиня!  Какой  чудесный  день.  Всюду
золото и лазурь. Мне действительно  очень  не  хватает  открытого  неба  и
ветра. А если вас тревожат  магнитофоны,  так  один  есть  и  на  мне.  Не
говорите ни о чем  таком,  чего  не  хотели  бы  представить  для  анализа
хвархатской службе безопасности.
     - Да, по-видимому, такая жизнь должна быть нудноватой.
     С этой высоты уже открывался  широкий  вид  на  океан  весь  в  белых
барашках. Никлас был прав - день действительно выдался на редкость.
     - В данную минуту я нахожу  ее  очень  забавной.  Причина,  возможно,
заключена в погоде, и еще в том, что сегодня  мне  не  придется  сидеть  в
комнате без окон, храня неподвижность несколько часов и не разминаясь.
     Солдаты вскарабкались к ним. Лицо мальчика алело,  форма  измялась  и
испачкалась.
     - Больше не делайте этого, сэр!
     - Чего?
     - Не уходите вперед, когда я  прошу  вас  подождать.  Я  ведь  маг  и
выстрелить в вас.
     Никлас покачал головой.
     - Сначала хорошенько подумайте, капрал. Хаттин здесь для того,  чтобы
охранять мою жизнь. Приказ он получил очень четкий.
     Мальчик упрямо набычился.
     - Я выполняю свой долг.
     Инопланетянин Хаттин наблюдал за ними с обычной непроницаемостью. Как
всегда он ни на кого прямо не смотрел, но Анна не сомневалась,  что  видит
он практически все.
     - Он не знает английского, верно? - спросила она.
     - Нет, и не хочет знать. Хаттин очень милый  мальчик,  но  совсем  не
любопытный. Инопланетные извращенцы его не интересуют.
     - И он никому не смотрит в глаза.
     - Я выше его по рангу. Хвархаты-мужчины  строго  соблюдают  иерархию.
Нижестоящий ни в коем случае не  станет  глядеть  прямо  на  вышестоящего.
Капрал равен ему, но он еще и враг. Посмотреть  на  врага  прямо,  значит,
вызвать его на бой, и я уведомил его, что вы женщина. Хвархаты-мужчины  не
смотрят на женщин не из их рода.
     Они уже снова поднимались. Солдаты не отставали от  них  ни  на  шаг.
Когда они вышли на вершину, Анна спросила:
     - Инопланетные извращенцы - что вы  под  этим  подразумеваете?  Нечто
вроде "чужеземных дьяволов", как китайцы называли европейцев?
     - Отчасти. Хаттин... как  бы  это  выразить?  Он  традиционалист.  Он
твердо знает, как кому положено вести себя. Он  усвоил  это  в  детстве  в
родном доме. Любое отклонение внушает либо брезгливость, либо опасение. Вы
поглядите, какой вид!
     С одной стороны - бухта, станция,  а  над  ними  лагерь.  Его  купола
очевидно поддались быстрой коррозии, во всяком случае на поверхности:  они
отливали зеленью ярь-медянки, рыжиной ржавчины, тусклым  золотом  грязного
самородка.
     С другой стороны склон спускался к широкому пляжу и океану.  Дно  тут
было мелким, и волны накатывались полого длинными белыми полосами.
     - Но как вы попали в такое положение? - вдруг спросила она.
     Он засмеялся.
     - Вопрос в хварском духе. Взятые в целом хвархаты очень прямолинейны.
Когда  хотят  что-нибудь  узнать,   то   спрашивают   без   обиняков,   не
деликатничая. Если вы не хотите ответить, то скажете: "Я не буду  говорить
об этом".
     Он умолк и несколько секунд смотрел на океан.
     - Они редко лгут. Помните, что написал о древних персах Геродот, если
не ошибаюсь. Они учили своих сыновей ездить верхом,  стрелять  из  лука  и
говорить правду. Хвархаты именно такие,  только  оружием  пользуются  куда
более внушительным.
     - Иными словами вы не хотите говорить об этом?
     - Не сейчас, - ответил он после некоторого молчания.
     Они пошли по гребню  холма.  Споры  все  облетели,  и  ножки  уже  не
выглядели перистыми. Они гнулись на ветру точно камыши.
     Так хорошо! Так спокойно! Или это  не  то  слово?  Ветер,  навевающий
тихую радость, развеивающий скуку и апатию.
     Потом Никлас сказал:
     - Не думайте, что все хвархаты похожи на  Хаттина.  Они  разнятся  не
меньше землян, хотя и в несколько иных планах. Генерал,  например,  далеко
не так консервативен и очень любознателен.
     - Кому вы это говорите? - спросила Анна.
     - Вам в числе прочих. - Он  улыбнулся.  -  Вернемся?  Я  хочу  узнать
побольше о ваших животных.
     Они направились к бухте, и солдаты  за  ними.  Когда  они  прошли  по
причалу к катеру,  Никлас  остановился  и  что-то  сказал  хвархату.  Анна
спустилась в каюту.
     - У нас гости, Иош.
     Никлас вошел, пригнувшись в низкой  двери.  Иоши  вежливо  встал,  но
поежился. В присутствии незнакомых ему всегда было не по себе.
     - Это... - Анна замялась. - У вас есть какой-нибудь чин или ранг?
     Никлас кивнул.
     - "Держатель" в буквальном переводе. Чин, примерно равный капитану.
     - Капитан Сандерс. Доктор Нагамицу Иоши. Капитан интересуется  нашими
ребятами в бухте.
     Иоши выглядел  озадаченным.  Он  тщетно  пытался  понять,  кто  такой
Никлас. Кто-то из лагеря, это ясно: на станции  незнакомым  людям  взяться
больше было неоткуда. И тут он встал в тупик. Анна прямо-таки видела,  как
он  силится  вспомнить,  в  каком   человеческом   сообществе   есть   чин
"держатель".
     - Иош, ты не объяснишь работу приборов?
     Он тут же принялся называть и объяснять.  Сонар  и  радар,  подводные
камеры и  микрофоны,  приборы,  фиксирующие  движение  воды  в  бухте.  Он
объяснил, как берутся и анализируются пробы. И в  заключение  рассказал  о
Моби.
     Все это время солдаты  оставались  снаружи.  Мальчик  стоял  у  самой
двери.  (Время  от  времени  Иоши   недоуменно   посматривал   на   него.)
Инопланетянина Анна не видела.
     - Вы разговариваете с ними при помощи этого плота? - сказал Никлас.
     - Вступаем в общение, - ответил Иоши.  -  Это  бесспорно,  но  мы  не
уверены, что разговариваем с ними. Во-первых, грамматические  категории  у
них  словно  бы  отсутствуют.  Мы  запрограммированы  считать,  что  любое
разумное существо должно иметь способ выражать взаимоотношения и причинные
связи. Мы говорим им слова. Они отвечают словами. Иногда  теми  же.  Точно
попугаи, особенно в брачный сезон. Вы же, конечно, видели игру  огней  все
последние недели? Вы здесь давно?
     - Со времени прибытия хвархатов, - ответил Никлас.
     - А! - сказал Иоши. Он все еще не мог понять, кто этот человек.
     Анна  подумала,  что  это  блестящий  пример  ватсоновского  мышления
(естественно, названного  так  в  честь  друга  Шерлока  Холмса,  предмета
незаслуженных насмешек.) Почтенный доктор отнюдь не был дураком. Просто он
не всегда умудрялся нащупать внутренние связи, вот как Иоши в эту  минуту.
Он перешел к тому, как они обучили животных петь "Был ягненочек у Мэри".
     - Мы перевели песенку на международный аварийный код  и  просигналили
ее с Моби - разумеется во  время  брачного  сезона.  И  они  восприняли  и
подхватили. Но нам не удалось добиться, чтобы они повторяли ее поочередно.
Им обязательно нужно было синхронизироваться. Великолепное зрелище, но  не
поведение разумных существ.
     - Но почему? - спросил Никлас. - Вы говорите про хоровое  пение.  Так
поют и земляне. И хвархаты тоже.
     - Они поют хором? - сказал Иоши. - Я и не представлял себе. -  Однако
он продолжал пребывать в неведении. - Но я  имел  в  виду  попугайничанье.
Слишком уж они склонны повторять - и с нами,  и  друг  с  другом.  Это  не
признак интеллекта.
     - Мне кажется, это ложная проблема, - заметил Никлас. -  Интеллект  -
скользкое слово, как и  почти  все  его  синонимы.  Понимание,  осознание,
постижение, разум. В какой степени правомерно  обсуждать  интеллект  любых
существ? Будь то земляне или хвархаты,  компьютеры,  дельфины  и  киты?  И
вообще, чего вы, собственно, хотите?
     Иоши посмотрел на него укоризненным взглядом.
     - Нам нужен кто-то, с кем можно разговаривать. Кто поймет.
     - Так поговорите с ребятами на холме, хотя сколько  они  поймут,  это
большой вопрос. - Никлас  посмотрел  на  капрала.  -  Вы  можете  сказать,
сколько сейчас времени?
     Мальчик взглянул на приклад своей винтовки.
     - Пятнадцать пятьдесят.
     - Мне пора. Иногда самолет улетает рано. - Он повернулся  к  Иоши,  у
которого  отвисла  челюсть.  -  Благодарю  вас,  доктор  Нагамицу.   Всего
хорошего, Анна.
     Он наклонился и вышел из каюты, а Иоши пробормотал:
     - Так это он...
     - Угу, - ответила Анна. - Я все ждала, когда ты сообразишь. Разве  ты
не заметил, как он одет?
     - Я подумал, что, возможно, на Земле появилась новая  мода.  Или  это
что-то форменное. Я военных плохо различаю. Их так много, и они делятся на
такое количество разных служб... Кто их все запомнит? Во что ты впуталась,
Анна?
     - Ерунда. В лагере все известно. Он не  сбежал  тайком.  И  не  может
никому причинить вреда.



                                    6

     Кабинет генерала (временный на острове) выглядит неуютно и убого, как
все недолговечное: серые стены, серый ковер от  стены  до  стены,  рабочий
стол и два кресла.
     Окон нет. Напротив  стола  повешен  гобелен.  Большой,  незатейливый,
словно бы предназначенный для общественных мест. Прежде я этого гобелена в
его комнатах не видел. Наверное, забрал его из запасников флагмана,  чтобы
как-то замаскировать пустую стену.
     В центре гобелена -  огонь  в  красных,  оранжевых  и  желтых  тонах.
Границы огня обозначены такими же красками - чуть менее  интенсивными,  но
яркими и теплыми, будто костер освещает окружающую землю. По мере удаления
от костра краски слабеют  и  чуть  сереют.  Затем  на  полдороге  до  края
гобелена цвета, исходящие от огня, сталкиваются  с  мечами,  уже  чисто  и
холодно серыми. Жесткий  и  беспощадный  цвет.  Они  расположены  кольцом,
уложены так, что острие одного касается рукоятки следующего,  пока  кольцо
не замыкается. Мне всегда казалось, что их следовало бы  уложить  лезвиями
наружу. Но  зрительное  воздействие  сильнее  логики.  За  мечами  гобелен
становится черным и усеян белыми пятнышками - космос и звезды.
     Очаг в Кольце  Мечей.  Насколько  мне  известно,  древнейшая  эмблема
Людей, хотя это, пожалуй, относительно недавний вариант,  созданный  после
того, как Люди поняли, что их мир - их очаг - окружен мраком. {Да.}
     Для  них  этот  образ  обладает  великой  силой,  а  мне  он   всегда
напоминает... как бы выразиться? Шар, слепленный из семян ценного пищевого
растения, которое выращивается в Центральной Америке на Земле. {?}
     Каждый второй день я являюсь в кабинет.  Генерал  спокойно  сидит  за
столом и смотрит на гобелен. Я пытаюсь сидеть спокойно в кресле  напротив,
хотя мне легче думается, когда я двигаюсь.
     Мы обсуждаем переговоры, дробим на части,  пытаемся  угадать  замыслы
землян, анализируем реакцию других людей  в  составе  хварской  делегации.
Некоторые из них связаны тесными узами с другими  головными.  Они  преданы
ему не всецело.
     Если   генерал   увлекается    обсуждением,    интересуется    чем-то
по-настоящему, думает - он обычно берет стило и вертит его в руках. Совсем
человеческая манера, только руки другие: мизинец гораздо  длиннее,  чем  у
землян, большой палец тоже очень длинный и узкий. Тыльная сторона  ладоней
покрыта серым бархатом меха. Ногти узкие - во всяком случае по сравнению с
человеческими - и толстые. Если их не подстригать, они начинают изгибаться
книзу, превращаясь в когти.
     Я могу день изо дня, неделю за неделей не замечать его  внешности,  и
внезапно - вот он, реальный, из плоти и крови, инопланетный.
     Я сказал:
     - Мальчик, солдат-землянин, сказал мне, что готов меня убить.
     Генерал, сложив руки, ждал, что еще последует.
     - Вы дали понять совершенно ясно, что  я  буду  рассматриваться,  как
персона грата, и земляне согласились, то есть их дипломаты.
     Он попросил объяснить, что значит "персона грата".
     - Это значит, что они не имеют права убить меня. Возможно, мы неверно
оценили соотношение сил между  дипломатами  и  военными.  Мальчику  отдают
распоряжения военные. Если он сказал правду, а  впечатления  лжеца  он  не
производит, из этого следует, что военные не подчиняются дипломатам.
     В его голосе появилась досада.
     - Неужели земляне ничего не способны делать упорядочение?  Зачем  они
отправили две разные группы вести одни и те же переговоры?  Мы  говорим  о
войне и о правилах войны. И присутствовать должны только  те,  кто  знает,
как сражаться и ради чего.
     - Пока я предпочел бы иметь дело с дипломатами. Солдаты  внушают  мне
тревогу.
     Он некоторое время смотрел на гобелен.
     - Этого слишком мало. Ты  сообщил  мне  десяток  слов,  произнесенных
исполнителем. Нам неизвестно, что точно он имел в виду и  верно  ли  понял
свои инструкции. Мы не знаем, что в мыслях у тех, кто впереди.
     Я открыл было рот, но он поднял ладонь.
     - Я не собираюсь  зачеркнуть  эту  информацию,  но  пока  отложу  для
дальнейшего. Будем продолжать по-прежнему и посмотрим, что произойдет.
     Он  говорил  своим  публичным  голосом,  означавшим,  что  обсуждение
закончено. Я встал.
     Он сказал:
     - Разузнай побольше о животных  в  океане,  тех,  которые,  возможно,
обладают разумом.
     - Во враги они все равно  не  годятся.  Вряд  ли  они  обладают  хоть
какой-нибудь технологией, а уж в космос не вырвутся никогда.
     Он неопределенно хмыкнул. Поиски врага  никогда  не  бывают  лишними.
{Совершенно точно.}
     База  расположена  в  середине  острова.  (Если   хвархатам   хочется
поглядеть на океан, они включают голограмму.) Выйдя  из  его  кабинета,  я
спустился на берег. Был отлив, как всегда здесь еле заметный. Я  пошел  по
узкому галечному пляжу.
     Мне приходилось встречать людей, работающих на военную разведку.  (Не
среди хвархатов, которые тщательно не допускали таких соприкосновений.  Но
среди землян.) Они мне не нравятся. Слишком много  интриг,  слишком  много
игры - особенно в закаленность, слишком много секретности,  слишком  много
интереса к технологии, слишком много ненужных сложностей.
     Опасные люди. Пожиратели крыс и отравители носков. {?}  Они  тут,  на
этой планете, я почти уверен. В коридорах дипломатического лагеря я  видел
таких людей, и они бросали на меня голодные взгляды.
     Я обошел по берегу весь островок. Отличная мысль. Дул ветер, пенились
волны, и я хорошо поразмялся.
     На пляже из черного песка  я  увидел  прямо-таки  экспонат  Филдского
музея естественной истории в Чикаго, словно взятый из  припудренной  пылью
старинной витрины на выставке "Жизнь в Девонский период".
     Длиной около метра,  узкое  сегментированное  тело  и  очень  широкая
голова, формой напоминающая молоток. Чертова тварь медленно выбиралась  из
океана на множестве ножек, неуклюже ворочая головой из стороны в  сторону,
явно охотясь. Ни рта, ни глаз я не углядел.
     Я остановился. Она прошла в нескольких сантиметрах от  моих  ботинок.
Видимо, я не стоил  внимания  -  несъедобный  и  ничем  не  грозящий.  Она
медленно двигалась по мокрому черному  песку,  ворочая  головой.  Я  пошел
дальше.

                                               Из журнала Сандерс Никласа,
                                            держателя информации при штабе
                                            первозащитника Эттин Гвархи
                                              ЗАКОДИРОВАНО ТОЛЬКО ДЛЯ ГЛАЗ
                                              ЭТТИН ГВАРХИ



                                    7

     Утром ей снова позвонил Рей. Он казался усталым и встревоженным.
     - Опять то же? - спросила она.
     Он кивнул.
     Она пошла к нему в кабинет. Майор сидела в том же  кресле,  что  и  в
первый раз. Но серьги на ней  были  другие  -  серебряные  с  миниатюрными
летучими мышами. Их развернутые крылья сверкали в лучах утреннего солнца.
     Анна села и наклонилась, чтобы рассмотреть их получше.
     - Я член общества охраны летучих мышей, - объяснила майор.
     "Мышей?" - подумала Анна.
     - Очень полезные и интересные зверьки. Только Богу известно,  сколько
их видов погибло за последние двести лет. Мы проделывали с Землей  ужасные
вещи, мэм Перес. - Она помолчала, видимо, вспомнив что-то, ее бесившее.  -
Девять миллиардов человек! Как  мы  могли?  -  Затем  посмотрела  на  Рея,
укрывшегося за своим широким массивным  столом  словно  за  баррикадой.  -
Можете идти, саб Медауор. Благодарю вас за вашу помощь.
     Рей открыл было рот, закрыл его и встал.
     Когда дверь за ним захлопнулась, майор посмотрела на Анну.
     - Никлас Сандерс приходил к вам.
     - Да.
     - А вы что-нибудь знаете о причине?
     Анна задумалась.
     - Могу сказать вам только то, что слышала от него. Его интересуют мои
исследования, и ему не хотелось гулять в одиночестве.
     Майор качнула головой, будто отметая свой вопрос.
     - Поступки людей не всегда основываются на  конкретных  причинах.  И,
безусловно, не всегда их причины понятны нам. Я хочу, чтобы вы нам помогли
с этим человеком.
     - С какой стати?
     Майор покосилась на экран у себя на коленях и нажала на кнопку.
     - Люблю составлять списки. Я нашла три причины:  вы  будете  помогать
своему правительству  и  своей  расе.  Вы  специалист  по  нечеловеческому
интеллекту,   а   единственный    безусловный    пример    нечеловеческого
интеллекта... - Она умолкла и прислушалась. - Пролетает сейчас  над  нами.
Хвархаты. Почти  вся  имеющаяся  о  них  информация  засекречена.  Я  могу
ознакомить вас  с  некоторой  ее  частью.  Не  для  опубликования,  но  вы
пополните свои знания.
     - Это очень соблазнительно, - заметила Анна.
     - Третья причина - ваши медузы. - Майор помолчала. - Тут  перед  нами
стоит дилемма. Если они интересуют Сандерса, значит, они  интересуют  тех,
кто стоит за ним. То есть  такая  информация  может  иметь  стратегическое
значение, хотя мы и не представляем  какое.  Тем  не  менее  ее,  пожалуй,
следует засекретить.
     - Погодите, - перебила Анна.
     - Не торопитесь сердиться! -  Майор  подняла  ладонь.  -  Мы  склонны
сохранить все как есть. Нас куда больше интересует Сандерс.
     - По-моему, - сказала Анна, - мне предлагается работать на вас, чтобы
оградить область моих исследований. Иначе ее оградите вы,  и  я  не  смогу
опубликовать мои результаты.
     Майор кивнула.
     -  Совершенно   верно.   Кнут,   пряник   и   призыв   к   выполнению
патриотического долга. Именно это я и предлагаю.
     - Мне нужно подумать.
     - Естественно.
     Анна направилась к двери. У нее за спиной раздался голос майора:
     - Нам известно, что вы сказали Сандерсу про магнитофон капрала  Лима.
Если, мэм Перес,  вы  решите  помогать  нам,  вам  следует  неукоснительно
помнить, на чьей вы стороне.
     - Учту. - Она вышла за дверь.
     День был теплый, почти безветренный. Она шагала по  узкому  галечному
пляжу, окаймлявшему бухту. Между камешками сновали жучки.  Солнечные  лучи
падали на воду точно под прямым углом. Там  и  сям  она  различала  что-то
поблескивающее  у  поверхности.   Покачивающийся   колокол.   Извивающееся
щупальце. У псевдосифонофор наступало время длительного и сложного ритуала
успокаивания и... Она заколебалась. Можно ли назвать это обольщением?
     Теперь животные находились  так  близко  друг  от  друга,  что  могли
соприкоснуться.   Стрекательные   щупальца   опущены   и   только   иногда
подрагивают. Этим животным было очень трудно воздерживаться  от  нападения
на себе подобных. Она была твердо уверена, что брачные  щупальца  все  еще
надежно свернуты. Но скоро - в самые ближайшие дни - они  будут  вытянуты.
Сама передача генетического материала  происходила  моментально,  а  затем
начинался долгий медленный процесс разъединения. Не физического - оно было
просто и завершалось почти сразу же - но эмоционального. Ну, вот опять она
употребляет слишком значимые слова, толкуя заранее.
     Еще  дни  и  дни  животные  будут  повторять  успокаивающие  вести  и
определение себя. "Я это я. Я не причиню вреда". Постепенно краски  начнут
угасать, ритмы замедлятся, комбинации станут  менее  четкими,  и  один  за
другим псевдосифонофоры уплывут в океан.
     Она остановилась и посмотрела на бухту. Эти животные ей  дороги.  Как
это - ничего не опубликовать? Никлас. Какое  отношение  он  имеет  к  ней?
Человек, не известный ей. Предатель. Она ответит майору "да".
     И когда она дала свой ответ, темное лицо просияло в улыбке.
     - Отлично.  Вечером  приходите  в  лагерь.  Я  хочу  вас  кое  с  кем
познакомить. Думаю, он вам понравится. И, мэм, с  этого  момента,  включая
наш утренний разговор, все, что я говорю вам, оглашению не подлежит.
     Анна кивнула.
     Она пошла к себе, легла, но сон не шел. Скверно! Она поставила себя в
положение этически двусмысленное, возможно, глупое и уж во  всяком  случае
ей непонятное. Потом она задремала и оказалась во власти кошмара:  что-то,
связанное с катером, и огромное количество щупалец.
     Ее разбудил будильник. Она встала, приняла душ,  оделась  и  пошла  в
лагерь. Сумерки наступали рано, и небо уже усыпали звезды. Над ней сверкал
центр галактики - полоса бледного света. Видны были и два газовых  гиганта
- один прямо над ней (красный), а другой над лагерем (желтый).
     Охранник у входа был предупрежден о ней. Другой охранник проводил  ее
в  кабинет  майора,  обширную  комнату,  отделанную  панелями,   нет,   не
деревянными, но убедительно похожими на деревянные. На  одной  стене  была
голограмма Земли, снятая из космоса:  завихрялись  белые  облака,  и  сама
планета медленно вращалась.
     Письменного стола не было, только кольцо  из  четырех  кресел  вокруг
журнального столика - низких и глубоких. На столике стояли три  фарфоровые
чашки и серебряный чайный прибор. Анна  ожидала  чего  угодно,  только  не
этого. Или она вовсе не вступила в мир шпионажа, а попала в  Страну  Чудес
или в страну Оз?
     Она поглядела на майора.  Нет,  та  не  превратилась  в  Сумасшедшего
Шляпочника или в Страшилу. И щуплый человек  в  соседнем  кресле  выглядел
совсем обыденно.
     - Капитан Ван, один из наших переводчиков, - сказала майор.
     Он встал, они обменялись рукопожатиями и  сели.  Майор  разлила  чай.
Темно-коричневый.  Индийский.   И   приглашающе   приподняла   тарелку   с
бутербродиками.
     - У майора своеобразное чувство юмора, - сказал капитан Ван. - Раз вы
будете работать с нами, вам следует это знать. На качество ее  работы  это
никак не влияет.
     Майор улыбнулась, съела бутербродик и взяла компьютер с дисплеем.
     - Все, что расскажу вам я и расскажет капитан, полностью засекречено.
Официально засекречено с помощью штампов, замков и грифа "только для ваших
глаз". В некоторых случаях это с самого начала было  лишним.  В  материале
нет ничего щекотливого и никогда не было. В других  случаях  материал  был
щекотливым  двадцать  лет  назад,  но  положение   изменилось.   Кое-какая
информация, которую мы намерены вам сообщить, по-настоящему секретна. Но в
любом случае вы окажетесь по уши  в  дерьме,  если  проговоритесь  хоть  о
чем-нибудь. Ясно?
     Анна кивнула и взяла еще один бутербродик. Изумительно вкусный.
     Майор включила дисплей.
     - Ну, хорошо. Двадцать лет назад  исчез  космолет  "Гонец  Свободного
Рынка". - Она усмехнулась. - Название для  грузового  судна,  но  эта  был
скоростной космолет дальнего радиуса, лучший для того времени, и исчез  он
в хварском секторе. Мы не сомневались, что  он  был  уничтожен.  На  борту
"Гонца" находился, в частности, человек по имени Никлас  Сандерс.  Он  был
капитаном военной разведки. Что было ошибкой. По личным качествам он никак
не подходил для такого рода деятельности. Но в тот момент он принадлежал к
очень немногим специалистам, свободно владевшим главным хварским языком.
     - И сейчас он тут! - сказала Анна.
     Майор кивнула.
     - Точного  опознания  мы  не  проводили,  но  я  уверена  практически
абсолютно. Когда космолет исчез, Сандерсу  было  двадцать  шесть.  Значит,
теперь ему было бы сорок семь, а нашему Никласу я дала бы примерно столько
же. Двадцать лет он прожил у врага.
     - Еще чаю? - спросил капитан Ван, и Анна кивнула.
     Капитан наполнил ее чашку, а майор продолжала:
     - Мне придется  коснуться  проблемы  сбора  информации  в  этом...  в
этой... какое слово тут подойдет? Война не объявлялась,  не  произошло  ни
одного  генерального  сражения.  Почти   сорок   лет   все   исчерпывалось
исследовательскими экспедициями, шпионскими миссиями и редкими стычками.
     Она взглянула на дисплей.
     - Тут существует несколько проблем. Во-первых, огромность  космоса  и
свойства гипердвигателя. У нас нет никакой гарантии,  что  хвархаты  здесь
рядом с родной планетой. Мы полагаем, хотя и  не  абсолютно  уверены,  что
они, как и мы, очень быстро проникли далеко за  пределы  родной  солнечной
системы.  Видимо,   две   колоссальные   и   почти   пустые   сферы   чуть
соприкоснулись. Я сказала, пустые. Но они полны звезд - тысяч, может быть,
миллионов. Мы же ищем  обитаемые  миры,  число  которых,  возможно,  равно
десятку-другому.
     Прекрасный лектор, подумала  Анна,  но  ее  все  равно  не  оставляло
чувство, что она участвует в сумасшедшем чаепитии в  Стране  Чудес.  Виной
было сочетание непомерных расстояний с крохотными бутербродиками, а  также
маленький капитан, такой тихий, почти дремлющий. Ну, совсем Соня, пока  ее
не запихнули в чайник.
     - Это один круг проблем, - сказала  майор.  -  Проблем  пространства.
Другой их круг связан с психологией. Хвархаты  не  то  параноичны,  не  то
очень осторожны, не то ими руководят побуждения, нами  не  воспринимаемые.
При нашей первой встрече они были готовы  к  войне.  Они  искали  нас  или
какого-то другого врага. Их космолеты и станции были не  только  полностью
вооружены, но и оснащены всякими предупредительными  ловушками.  На  всех,
захваченных нами кораблях, навигационные системы были  полностью  выведены
из строя. И допрос инопланетян - тех немногих, кого нам удавалось взять  в
плен, - тоже превратился в проблему. Вначале у  нас  не  было  возможности
говорить с ними. Но затем нам удалось расшифровать - это верный термин?  -
их главный язык. Никлас Сандерс входил в бригаду, которая этого  добилась.
Он очень талантливый лингвист.
     Маленький капитан кивнул.
     - Одновременно мы столкнулись с другой проблемой и разрешить  ее  нам
не  удалось.  Инопланетяне  гибнут  с  большой  легкостью.  При   малейшей
возможности  они  кончают  с  собой.  Или  же  отказываются  есть.  И   не
выдерживают насильственного кормления.
     "А кто выдержал бы?" - подумала Анна. Ей стало немного  нехорошо  при
мысли, что таких  людей,  как  Хаттин,  привязывают,  подсоединяют  к  ним
трубки... Своего рода изнасилование.
     - Сохранять в живых наших  немногих  пленных  на  срок,  достаточный,
чтобы получить хоть какие-то сведения, было трудной задачей.  Быть  может,
самые первые - те, с кем мы не могли говорить - оказались бы полезными, но
они умерли прежде, чем мы были готовы их допросить. А те, кого мы уже были
способны допрашивать... - она нахмурилась, - попросту не знали  того,  что
требовалось нам. Не  исключено,  что  это  игра  случая.  Сколько  военных
специалистов приходится на каждую данную единицу населения, пусть даже  на
экипаж гиперзвездолета? И сколько специалистов по навигации? И какой  шанс
взять их в плен живыми? Или же, едва  узнав  о  нашем  присутствии,  враги
удалили носителей секретной информации назад в безопасное  место,  где  бы
они ни находились?
     Майор усмехнулась. Жутковатой усмешкой.
     - Иногда мне кажется, что я твержу одно: "Я не знаю. Мы не знаем. Они
не знают. Никто не знает".
     - Но при чем здесь я? - спросила Анна.
     - После почти сорока лет тщетных стараний  нам  известна  лишь  самая
чуточка об их военной технике и об их культуре. И вот перед нами  человек,
который прожил среди инопланетян двадцать лет. Один Бог знает, что  он  им
рассказывал. Один Бог знает, сколько он узнал.
     - Что вы намерены сделать?
     - Попытаться вернуть его. Один раз он сменил стороны. И не исключено,
что снова их сменит.
     - И вам нужна моя помощь.
     Майор кивнула.
     - Мне кажется, я не гожусь на роль Мата Хари.
     - А кто это? - спросил маленький капитан.
     - Шпионка, -  ответила  майор.  -  Из  Западной  истории.  Соблазняла
мужчин, чтобы получить информацию.
     - А! - Капитан поставил  чашку  на  столик.  -  Видимо,  мне  следует
рассказать о Сандерсе побольше. То, что мне стало ясно в ходе переговоров.
- Он умолк, что-то обдумывая. - Я расскажу вам  кое-что  о  главном  языке
хвархатов. Извините, что отниму у вас время. Майор уже ввела вас в курс.
     У Анны возникло ощущение, что, по мнению  капитана,  ей  уже  сказали
слишком много. Но почему? Считает он эти сведения сугубо  секретными?  Или
не относящимися к делу? В конце-то концов, все это она могла знать  и  так
или иначе догадаться. Кроме, конечно, проблемы с пленными  инопланетянами.
И тяжело было думать о том, как они гибли.
     - В этом языке есть пятьдесят  шесть  вариантов  местоимения  второго
лица единственного числа, - начал капитан. - Употребление  их  зависит  от
пола того, к кому обращаются, от рангов тех, кто разговаривает, от степени
родства, если оно вообще есть.  Они  близкие  родственники?  Дальние?  Или
совсем чужие друг  другу?  И,  наконец,  степень  эмоциональной  близости.
Близкий друг? Объект любви? Переводом почти все время занимается  Сандерс.
Он крайне официален, очень почтителен с хвархатами. Его чин - держатель  -
не очень высокий.
     - Единственно светлый момент во всей ситуации, - вставила майор. - Он
был капитаном двадцать лет назад, и все еще капитан теперь.  Смена  сторон
нисколько не содействовала его карьере.
     Капитан Ван кивнул.
     - Обращаясь к хвархатам, он всегда употребляет форму, соответствующую
"вы" в обращения и указывающую, что он говорит с мужчиной  более  высокого
ранга,  не  состоящим  с  ним  в  родстве  и  не  имеющим  с  ним  никаких
эмоциональных отношений. А они - почти всегда - отвечают парным вариантом,
указывающим, что они говорят с мужчиной ниже их рангом, не родственником и
относительно мало знакомым. Но держатся с ним хвархаты странно...
     Капитан помолчал.
     - Тут я должен быть сугубо осторожен, поскольку перехожу от фактов  к
предположениям. Они - за исключением генерала - слишком с ним вежливы. Это
проявляется в том, как они его обходят. Уступают ему место, учитывают, где
он находится и что делает. Они не ждут, что он посторонится, и  уклоняются
от его взгляда. Сандерс прожил среди  них  много  лет,  и  должен  был  бы
научиться опускать глаза.  Но  иногда  он  забывается,  и  только  генерал
смотрит на него в упор, пока он их не опустит. Остальные  отводят  взгляд.
Он  ведет  -  и  они  ведут  -  себя  так,  словно  он  куда  важнее,  чем
представляется. Это наталкивает на  еще  одно  соображение.  Иногда  он  и
генерал переговариваются на языке, видимо, неизвестном  другим  хвархатам.
Это почти несомненно хвархский язык, но не родственный  тому,  который  мы
изучили. У меня ощущение, что это родной язык  генерала.  По-моему,  язык,
известный нам, для него второй.
     Капитан Ван улыбнулся.
     - Во всяком случае его легче понимать, чем  остальных  хвархатов  или
Сандерса. Как бы то ни было, заметив все  это,  я  начал  обращать  особое
внимание на Сандерса и генерала. Я не главный переводчик с нашей  стороны.
Мне  не  приходилось  тратить  много  времени  на   обдумывание   языковых
тонкостей, и я мог сосредоточиться на поведении инопланетян. И вот в конце
очень долгого дня генерал перешел с одного языка на другой. Сказал  что-то
на родном языке, а потом заговорил снова на главном, и,  видимо,  мысленно
переключился не сразу. Он обратился к Сандерсу, употребив  интимную  форму
"ты". Самую интимную, которая не отражает ни ранга, ни семейного  родства.
Она указывает только на пол того, к кому обращаются.  Категория  рода  для
хвархатов крайне важна. Насколько можно судить, этой формой пользуются при
обращении к членам семьи, самым близким друзьям - обычно друзьям детства -
и к признанному предмету любви.
     - Я потом прослушал запись, - продолжал капитан Ван,  -  и  убедился,
что не ослышался, а кроме того получил возможность всмотреться по  очереди
в каждого члена хварской миссии. Все они буквально оледенели. У двоих было
выражение, словно они смутились или почувствовали себя крайне неловко. Я с
большим трудом разбираюсь в выражении их лиц. Хвархатский главный  язык  и
жесты много понятнее. Но особенно заинтересовал меня Сандерс. Он никак  не
прореагировал, а уж человеческое смущение или  растерянность  я  бы  сумел
уловить.  И,  отвечая   генералу,   употребил   его   полный   титул.   Не
"первозащитник", как он обычно его называет,  но  "Защитник-Очага-С-Честью
Первый-Впереди".
     - Я что-то не понимаю, - сказала Анна.
     - Мне кажется, генерал употребил форму, которой обычно  пользуется  в
разговорах с Сандерсом - почти наверное ту, к которой прибегнул на  другом
языке за секунду до того. А Сандерс, употребив его полный титул,  напомнил
ему: "Тут так не годится".
     Анна обдумала объяснение капитана.
     - Иными словами, если я вас правильно поняла, вы говорите, что Никлас
состоит в сексуальной связи с существом, покрытым серым мехом.
     - Так ведь, - заметила майор, - он не член семьи генерала  и  не  его
друг детства, а, насколько мы можем судить, враги обходятся без того,  что
мы считаем нормальной сексуальной жизнью. Все они.
     Анна засмеялась.
     - То есть как?
     - А вот так. Мы столкнулись с  культурой,  а,  может  быть,  и  целой
расой, которая не практикует гетеросексуальности, разве что -  тут  у  нас
полной уверенности нет - как извращение.
     - Но каким образом они размножаются?
     - А как вы думаете? - Майор явно смущалась.  (Странно,  о  войне,  об
умирающих пленных она говорила  с  полной  безмятежностью.)  -  Достижения
современной медицины. Искусственное осеменение.
     Логично. Но как могла возникнуть такая культура? И отчего? А как  они
обходились, пока медицина не достигла нынешнего уровня? Анна открыла  рот,
собираясь задать первый из этих вопросов.
     - Я заново проштудировала досье Сандерса, - опередила ее майор.  -  В
нем  нет  ничего,  абсолютно  ничего,  что  указывало  бы  хоть  на   одну
сексуальную проблему. Все психологические тесты он прошел прекрасно. Женат
он не был ни разу, но в ВР многие избегают связывать  себя  на  длительный
срок.
     А   как   проверить   склонность   к   сексуальному   партнерству   с
инопланетянами?  Особенно,  когда  в  наличии   не   имеется   ни   одного
инопланетянина? Анна попробовала вообразить соответствующий тест.
     (Отвечайте "да" или "нет".
     "Серый мех меня возбуждает сексуально".
     "Я испытываю тягу к людям с яркими синими глазами  и  горизонтальными
зрачками".)
     Она поставила чашку на столик.
     - По-моему, я получила столько информации, сколько  способна  усвоить
за один раз, и мне пора на дежурство.
     - Можно мы продолжим потом?
     Майор взглянула на капитана, он кивнул. В нем чувствовалось  какое-то
беспокойство, но Анна решила, что причина заключалась не в  инопланетянах,
а в майоре. Он, несомненно, специализировался в одной из наук о поведении.
Скорее всего различия в расах и их культурах волновали его гораздо меньше.
Анна встала.
     - Помните, - сказала майор, - ни единое из этих сведений не  подлежит
огласке.
     У Анны не возникало желания сбежать  с  холма,  вцепиться  в  первого
встречного и обсудить с ним сексуальную жизнь инопланетян, а также Никласа
Сандерса или  пожаловаться,  что  она  вляпалась  в  довольно-таки  жуткую
ситуацию.
     - Не беспокойтесь, майор. В настоящую минуту я  хочу  только  одного:
заняться наблюдением за тварями, которые все без исключения двуполые, и  в
данный момент обольщают друг друга, чтобы трахнуться раз в году.
     Она спустилась с холма, глядя на  широкую  панораму  бухты,  пылающей
огнями, как и пролив, как и океан за ним. Сперва это зрелище ее ошеломило,
а потом она задумалась о хварской культуре. Очень интересной. Нет, скучать
ей не придется! Вскоре  у  нее  возникла  потребность  засмеяться.  И  она
засмеялась.



                                    8

     Вечер я провел в помещении  генерала  -  смотрел  героическую  пьесу.
Гварха пил -  не  залпом,  а  понемножку.  Верный  знак,  что  к  ночи  он
натоксичится. Это превращается в проблему. {Спасибо за предупреждение.}
     Я пил вино. Он прихватил полдюжины бутылок с банкета на материке. Пил
я мало. От алкоголя я совсем отвык, а если бы мы напились оба, то  конечно
бы сцепились из-за пьесы или переговоров.
     Он навел голограф  на  дальнюю  стену  напротив  дивана  -  длинного,
низкого и не слишком удобного. Хварская  мебель  не  рассчитана  на  людей
моего роста. Когда он включил аппарат, стена исчезла и появилась сцена,  а
на ней - двое мужчин в ярко размалеванной броне. Длинные перья  на  шлемах
колыхались при каждом движении и подпрыгивали. Это  должно  было  казаться
смешным, но не казалось.  Мужчины  стояли  почти  лицом  к  лицу,  но  под
некоторым углом, так что их взгляды скрещивались на манер мечей  в  начале
поединка.  Зазвучала  музыка,  дисгармоничный  хвархатский  набор  звуков,
которые я теперь - через двадцать лет! - способен воспринимать как музыку.
Пьеса было новой, но перелагала старинный сюжет, а потому инструменты  все
были древними - колокольные, гонг, свисток и барабан.
     Гварха принял тот сосредоточенный вид, с каким устраивается  смотреть
очередную дурацкую штучку. {?} Я приготовился не слушать.
     Музыка  оборвалась.  Мужчины  посмотрели  прямо  друг  на  друга,   и
спектакль начался.
     Прежде я смотрел с интересом - в те дни, когда  только  знакомился  с
жизнью хвархатов. Костюмы всегда великолепны, а в спектаклях  есть  что-то
от аскетической красоты театра. Но  они  редко  длятся  дольше  пол-икуна.
Число действующих лиц почти никогда не превышает пяти. Монологи коротки, а
декораций  практически  нет.  Сюжет  неизменно  строится  вокруг   мужчин,
оказывающихся перед страшной этической дилеммой - конфликтом двух  понятий
о чести.
     Личная честь против рода.
     Возлюбленный против рода.
     Род против Людей.
     Немыслимый выбор, на который отводится менее часа. И почти  всегда  -
гибель, независимо оттого, какой выбор сделан.
     Несколько дольше меня интересовали пьесы,  где  действовали  женщины.
(Разумеется, женские роли исполнялись мужчинами. Это чисто  мужская  форма
искусства.)
     Что делать мужчине, когда он узнает, что его мать опасна для рода?
     Безусловно, ужасный конфликт.  Ни  один  хвархат  в  здравом  уме  не
способен причинить вред женщине или ребенку. Но род  он  обязан  защищать,
так же как женщин и детей.
     Серьезная дилемма.
     Думаю, интерес мой объяснялся тем, что узнать что-либо о  хвархатских
женщинах неимоверно трудно - во всяком случае мне, живущему  на  периметре
(Гварха не торопился взять человека домой с собой, когда навещал священную
семью и тетушек.) {Пожалуй, тут я воздержусь от замечаний.}
     Примерно, к той же категории, что и пьесы о женщинах,  или  чуть-чуть
иной, относятся пьесы о гетеросексуальной любви. Меня они  всегда  смешат,
что шокирует хвархатов. Для них эти пьесы - порождения  больной  фантазии,
патологически привлекательные. Детям не разрешается смотреть их, а иногда,
когда Сплетение впадает в консервативность,  они  вообще  оказываются  под
запретом. В  них  всегда  много  насилия,  часто  до  отвратительности,  а
кончаются они неизменно безумием и кровопролитием.
     Нередко в финале, когда  трупы  поднимаются  и  шествуют  за  кулисы,
протагонист   возвращается   и   произносит   эпилог.   (Хвархаты    любят
нравоучительность.) Вот, что происходит,  когда  необузданность  периметра
проникает в центр! Все гибнет. Семья не может уцелеть.
     И наконец, есть еще один вид  героической  пьесы,  который,  пожалуй,
интересен мне и теперь. Пьесы о  рахаках  -  мужчинах,  которые  не  хотят
умирать и остаются жить, когда всякий нормальный хвархат избрал бы смерть.
     Например, мужчина, чей род уничтожен: все мужчины убиты, кроме  него,
женщины  и  дети  ассимилированы  другим  родом.  Все  его  связи  в  мире
разорваны, но  он  стремится  выжить.  Ради  чего?  Зачем?  Хвархатов  эта
проблема завораживает. По сравнению с землянами они  умирают  легко  и  не
понимают, почему некоторые цепляются за  жизнь  без  всяких  причин.  Чаще
всего они усматривают в этом слабость характера, но иногда готовы признать
в этом особый вид героизма.
     Вот, например, старинная знаменитая пьеса о воине, медленно умирающем
от какой-то неизлечимой болезни. Он сидит на сцене. Его навещают  призраки
и  люди.  Они  беседуют.  Ему  предлагают  выбор.  Но  он  отказывается  и
продолжает медленно умирать. Под конец (эта пьеса длиннее обычных) у  него
уже нет сил сидеть. А в финале он еще чуть жив.
     В целом я все-таки предпочитаю комедии.

                                               Из журнала Сандерс Никласа,
                                            держателя информации при штабе
                                            первозащитника Эттин Гвархи
                                              ЗАКОДИРОВАНО ТОЛЬКО ДЛЯ ГЛАЗ
                                              ЭТТИН ГВАРХИ



                                    9

     Она вернулась на следующий день и получила  магнитофон.  Он  выглядел
как наручные часы и даже показывал время. Анна положила  его  в  карман  -
ведь Никлас мог заметить, что прежде на ней часов не было.
     Несколько дней спустя Никлас позвонил и договорился встретиться с ней
у катера под вечер, за два часа до ее дежурства. Погода держалась теплая и
тихая. Они устроились на  палубе.  На  этот  раз  Никлас  пришел  в  серой
хварской форме, скроенной по его  фигуре  и  сидевшей  на  нем  прекрасно.
Следовательно, проблема заключалась не в искусстве хвархских портных, но в
их восприятии человеческих мод. Глаза его  были  скрыты  за  человеческими
солнцезащитными   очками   в   оправе   из   тонкой   золотой   проволоки;
радужно-зеленые стекла блестели точно спинки двух жуков-златок.
     Хаттин надел хварские солнцезащитные очки  с  прямоугольными  черными
стеклами и тяжелой оправой из черной пластмассы. На его  плоском  хварском
лице они выглядели прекрасно, но человеческое изуродовали бы.
     - Это не вопрос стиля, - заметил Никлас. - Уши хвархатов  расположены
выше, а нос гораздо шире, чем у  землян,  и  более  плоский.  Мне  они  не
годятся.  Я  мог  бы  заказать  специально,  но  не  вижу  нужды,  я  ведь
значительную часть своей жизни провожу в закрытых помещениях
     Он забросил ноги на перила и оглядел бухту, сверкающую в косых  лучах
заходящего светила.
     - Теоретически я здесь, чтобы расспрашивать о ваших тварях.  Кажется,
я говорил вам,  что  генерал  очень  любознателен  и  интересуется  самыми
разными  предметами.  В  частности,  интеллектом  обитателей  иных  миров,
главным образом человеческим, но и всяким другим. Но  я  не  в  настроении
обсуждать  гигантских,  возможно,  разумных  медуз.  Почему  бы   вам   не
рассказать мне о Земле?
     Солдат-человек встревоженно переступил с ноги  на  ногу.  Незнакомый.
Коренастый паренек, чье лицо не  соответствовало  ни  одной  известной  ей
этнической группе. С берегов Черного моря? Продольная полоска  волос  была
подстрижена ершиком и выкрашена в красно-кирпичный цвет, гармонирующий  со
смуглой кожей. Цвета его глаз она не различила  -  радужки  прятались  под
угольно-черными контактными линзами.
     - Конечно, ничего стратегически важного, - добавил  Никлас,  взглянув
на солдата.
     Но что именно представляет стратегическую важность? Анне  требовалось
время, чтобы собраться с мыслями, и она спросила:
     - А вы скучаете по ней?
     - По Земле? Иногда. - Он помолчал. - Я  не  верю  в  сожаления.  Есть
эмоции-капканы, которые  заставляют  вашу  жизнь  застывать  на  месте.  И
сожаление - одно из этих чувств. Я предпочитаю быть в  движении,  то  есть
думать только о ситуации, в которой нахожусь в данный момент, о  том,  как
мне распорядиться собой в ней. -  Он  повернул  голову,  блеснув  стеклами
очков. - И очень верю в пассивное ее принятие. По  большей  части  мне  не
хватает самых простых обычных вещей -  приличных  человеческих  контактных
линз. Кофе. Бывают дни - даже через столько лет, когда я  готов  убить  за
чашку кофе.
     - Это дело поправимое. - Анна встала, спустилась в каюту и  попросила
Марию сварить кофе.
     - Надеюсь, Анна, ты знаешь, что делаешь, - заметила Мария.
     - Может быть.
     Анна  вернулась  на  палубу,  села  и  начала  рассказывать  о  своей
последней поездке в Нью-Йорк, который почти не изменился с его  времени  -
все такой же огромный, грязный, запущенный и великолепный.  И  как  всегда
перестраивается.  Чудовищные  стеклянные  башни  конца  двадцатого   века,
неутомимые  пожиратели  энергии,  почти  все  исчезли.   (Некоторые   были
сохранены как архитектурные памятники.)  Последним  стилем  в  архитектуре
была "Тоска по Позолоченному веку".
     - Это общепринятое название? - спросил Никлас.
     Она кивнула.
     - Стены из кирпича или  камня.  Вентиляционные  шахты.  Открывающиеся
окна. Фигурные водосточные трубы.
     - Вы ездили на экскурсию осматривать новейшую архитектуру?
     - И  систему  плотин.  Гавань  наконец  полностью  закрыли.  Это  был
единственный способ оберечь город от океана. Нью-Йорк уже не порт.
     - Жаль.
     Мария принесла кофе, поставила поднос и остановилась у  двери  каюты.
Родом она была из Центральной Америки  -  почти  чистокровная  индианка  с
бронзовой кожей и чудесными черными прямыми волосами.
     Анна рассказала, какие спектакли видела  там.  Ведь  вряд  ли  "Месть
человека-волка" или "Мера за меру" обладают стратегической важностью?
     - Эту пьесу я бы не отказался посмотреть еще раз, - сказал Никлас.  -
Помните речь, которую  герцог  произносит  перед  Клавдио,  когда  бедного
дурачка должны  казнить  за  блуд?  Монолог,  который  начинается  строкой
"Готовься смерть принять?" Как она звучит! А  затем  он  приводит  доводы,
почему жизнь не стоит того, чтобы за нее цепляться:

                       Ты жизни так скажи:
                       Тебя теряя, я теряю то,
                       Чем дорожат одни глупцы лишь.

     - Какой великолепный язык! И какая бочка дерьма! - Он отхлебнул кофе.
     - Совсем не тот вкус, который я помню.
     - Отличный кофе из Никарагуа, - заявила Мария. - И я умею его варить!
     Он виновато поднял ладонь.
     - Я так давно не пил его, мэм. И, наверное, забыл.
     - И вы все двадцать лет хранили в памяти эти шекспировские строки?  -
спросила Анна.
     -  Нет.  Хвархаты  собрали  целую  коллекцию  разрозненных   осколков
человеческой культуры. В том числе собрание сочинений Уильяма Шекспира,  и
много китайских книг в  переводе.  А  это  не  стратегическая  информация?
Сколько полезных сведений о хвархатах вы извлечете, узнав, что они никогда
не читали Ибсена?
     Они продолжали говорить о том о сем и добрались до моды. Никласа  эта
тема не слишком интересовала - за исключением военной моды. В ней,  сказал
он, есть нечто завораживающее.
     - И я рад, что сменил стороны. За всю вселенную я не  согласился  бы,
чтобы меня обстригли как Максуда.
     Солдат-человек насупился.
     - Ограничимся гражданской, -  сказала  Анна.  -  Уж  в  ней  вряд  ли
отыщутся стратегические секреты.
     - И в ней нет ничего привлекательного, -  вставила  Мария.  У  нее  в
каюте был журнал, посвященный, правда, не моде, а поп-культуре. - Почти то
же самое, особенно на севере. Янки всегда путали стили с жизнью. Но чего и
ждать от тех, у кого нет ни настоящем политики, ни настоящей религии.
     - А откуда вы? - спросила Анна.
     - Откуда я родом? Из пылевой чаши. Из Канзаса.  Выбрался  оттуда  при
первом же удобном случае. Как-то я читал интервью... не помню фамилии,  но
с писательницей из Канзаса. Она сказала, что в детстве обожала "Волшебника
страны Оз", потому что там объяснялось, что из Канзаса можно выбраться.  -
Он усмехнулся. - Мне всегда нравилась эта сказка.
     Мария принесла журнал, Никлас включил его и  пересел  так,  чтобы  на
экран падала тень. (К этому времени солнце уже почти опустилось за холм  с
дипломатическим лагерем.) Замерцали яркие цвета, загремела музыка, которую
он сразу приглушил.
     Анне с ее места  изображение  видно  не  было.  И  пусть.  Ей  больше
нравилось следить за Никласом. Он  несколько  секунд  смотрел  на  журнал,
потом вздохнул и снял защитные очки.
     - Вы понятия  не  имеете,  что  такое  ад,  если  дам  не  доводилось
пользоваться инопланетными очками! - сказал он и  извлек  из  кармана  еще
очки,  явно  хварского  изготовления  -  прямоугольные  стекла  и  толстая
металлическая  оправа.  -  Сделаны  на  заказ.  Сидят  хорошо,  и   стекла
справляются со своей задачей, но посмотрите... - Он надел очки.  Выглядели
они ужасающе. Мария зажала рот ладонью.
     - Я лелею надежду, что  хвархаты  когда-нибудь  захватят  космолет  с
оптикой на борту. Но пока - увы!
     - Они  бифокальные?  -  спросила  Анна.  -  Я  не  видела,  чтобы  вы
пользовались очками.
     - Мне - слава Богине - почти не требуется поправки на дальнозоркость,
и проще обходиться без них, когда  мне  не  нужно  читать.  -  Он  включил
журнал. Вновь замерцали цвета. Время от  времени  он  повторял:  -  Только
подумать!
     Хаттин смотрел через его плечо, солдат-человек отвел глаза,  из  чего
почти наверное следовало, что он принадлежит к религиозным  консерваторам.
Хаттин сказал что-то, Никлас поднял глаза и ухмыльнулся.
     - Он говорит, что все либо нелепо, либо омерзительно. Жаль, что у них
с Максудом нет общего языка.  Они  могли  бы  дружно  повозмущаться  самым
прелестным образом, пока не обнаружили бы, насколько различны их культуры.
     Солдат-человек   снова    насупился.    Хаттин    сохранял    обычную
безмятежность, но смотрел не на журнал, а на бухту, отвергнув человеческую
поп-культуру, даже плечами не пожав. А впрочем, пожимают ли  они  плечами?
Или хотя бы имеют аналогичный жест?
     - Что Хаттин думает о нас? - спросила она.
     - Он член личной охраны генерала  и  безоговорочно  ему  предан.  Раз
Эттин Гварха меня одобряет, этого для него достаточно. Рассуждать  не  его
дело. Но с вашего разрешения мне хотелось бы  досмотреть  эту  статью.  Ну
кому взбрело в голову назвать музгруппу "Сталин и эпигоны".
     Он сгорбился, сосредоточенно глядя на экран. Анна взглянула  на  небо
над лагерем. Оно было все в полосках и клочках облаков.
     Странный день! И был бы очень приятным, если бы не магнитофон у нее в
кармане. Она ощущала себя  предательницей,  хотя  лояльно  исполняла  свой
долг.
     Никлас дочитал  статью,  потом  проиграл  приложенную  к  ней  запись
"Сталина и эпигонов".
     - Противно, но - если я правильно понял статью - так и  нужно.  -  Он
выключил журнал и вернул его Марии. - Спасибо. А который сейчас час?
     Анна не вынула магнитофон, и Мария спустилась в каюту  посмотреть  на
часы. Никлас снял инопланетные очки и спрятал в карман.
     - В следующий раз я буду расспрашивать вас о ваших тварях. Как они?
     - Все хорошо. Примерно, на  следующей  неделе  световые  демонстрации
достигнут максимума. А потом они будут становиться все реже и тусклее.
     - Поразительное зрелище. Я завел привычку гулять  вечером  по  пляжу.
Конечно, иллюминация там поскромнее, чем в бухте, но  все-таки  в  океане,
куда хватает глаз, вспышки, вспышки, вспышки. - Он умолк  и  задумался.  -
Полагаю, мне следует прибавить, что островок по периметру отлично защищен.
     Он ушел в сопровождении солдат.
     - Странными ты обзаводишься друзьями, - сказала Мария.
     - Другом я бы его не назвала. Просто знакомый.
     - Так или не так, но я вижу, почему он тебе нравится. Но у знакомства
с ним нет никакого будущего.
     - Несомненно.
     Вечером на следующий день она поднялась в лагерь к майору - в кабинет
с отделкой из поддельного дерева. Земля  на  стене  продолжала  вращаться.
Облачный покров стал еще гуще.
     Когда она умолкла, майор сказала:
     - В том, как островок защищен, Сандерс не ошибся. Подобраться к  нему
можно только тут. - Она помолчала. - И неизвестно, сколько  еще  продлятся
переговоры. - Майор уставилась на Землю.
     Капитан Ван разлил чай.
     - Они и планировались, как предварительные. Просто, чтобы установить,
способны ли мы общаться лицом к лицу,  разработать  протокол  для  будущих
переговоров и уладить всякие мелочи. Например, вопрос о мебели.
     - Я уже в третий раз слышу про мебель, - сказала Анна.
     Капитан улыбнулся.
     - Хвархаты любят сидеть гораздо ниже, чем мы, и не желают,  чтобы  мы
возвышались над ними, так что пришлось вести переговоры о высоте стульев в
конференц-зале. И они требовали, чтобы стол был вынесен.  Утверждали,  что
люди не могут вести серьезный разговор, если их  разделяет  сооружение  из
пластмассы. Их  идиома,  соответствующий  нашему  "поговорить  по  душам",
переводится буквально "поговорить колено к колену".
     Майор наконец отвела взгляд от вращающейся планеты.
     - Продолжайте и дальше так, мэм Перес. Благодарю вас.
     Она  ушла  из  лагеря.  Иллюминация  в  бухте   была   еще   небывало
великолепной. Спускаясь к станции, она думала о  том,  как  сейчас  Никлас
гуляет по островку у темного края ярко сверкающего  сине-зелено-оранжевого
океана.



                                    10

     Большая часть моего журнала  находится  не  здесь,  а  на  Тейлинской
станции  или  на  корабле.  ("Пересекающий  великие  расстояния   хавата".
Прелестное название, хотя сейчас я вдруг осознал, что толком не знаю,  что
такое хавата. Все еще есть вещи мне о Людях неизвестные, причем  некоторые
- вполне обиходные и очевидные). {Да.} А здесь  при  мне  только  заметки,
которые я сделал после прибытия на эту планету. И я  не  могу  порыться  и
найти систему аргументов, которая привела нас к  нынешнему  положению.  Те
разговоры на корабле или на Тейлине. А потому  я  вспоминаю  и  вспоминаю.
Генерал назвал бы это зряшней тратой времени. Решение  мы  приняли.  Новой
информации не поступало, и нет оснований для  нового  продумывания.  Лучше
думать о чем-нибудь совсем другом. Но какого черта? Вреда от этого  никому
не будет, насколько я могу судить.
     {Тут я воздержусь от замечаний.}
     Идея была проста: чуточку -  самую  чуточку  -  изменить  ситуацию  в
отношении  землян.  Попытаться  снабдить   противную   сторону   кое-какой
информацией.
     Генерал не вполне представлял себе, как далеко он хотел  бы  зайти  в
этом направлении. {Да.} А я не люблю  сложных  планов.  В  голодрамах  они
прекрасны, но в реальной жизни дают отдачу  и  бьют  тебя  между  глаз.  В
реальности слишком много переменных величин.
     Малые поступки лучше.
     Соверши. Посмотри, что получится. Соверши еще что-нибудь.
     Наш малый поступок - включение меня в переговоры.  Это  было  не  так
просто.  Другие  головные  (хотя  бы  некоторые)  хотели   сохранить   мое
существование в тайне. Но генерал сумел их  переубедить.  Как  эксперт  по
землянам я первый впереди.
     Тут был - и есть - элемент риска, который тревожит меня  больше,  чем
генерала. Но так было надо. Прелестный способ передать информацию!
     Эффектный. Мы знали, что земляне будут поражены.
     Быстрый. Достаточно секунды, одного взгляда на меня -  и  мы  сообщим
все, что хотим сообщить.
     И открытый. Генерал не хочет общаться с врагом секретно.
     Мне требовалось всего только выйти из самолета под ливень.
     Мы сказали врагу, что человек может жить с хвархатами и среди них.
     Мы сказали ему, что земляне могут договорится с врагом.
     Мы сказали ему, что земляне могут работать с хвархатами и на них.
     (Последнее  двусмысленно.  Но  на  мой  взгляд,  найм,  угнетение   и
порабощение - это все отношения одинаковые по сути, хотя  бы  в  некоторой
степени.  Нельзя  нанять  или   поработить   белую   акулу   или   дерево.
По-настоящему чуждое либо игнорируется, либо уничтожается.)
     (Хлипкий довод. Я уже вижу. А собаки и кошки? Коровы?  Овцы?  Клумбы?
Дрожжи? А, брось!)
     {Пожалуйста, объясни все, что прямо впереди.}
     Мы привлекли их внимание к генералу,  к  его  необычному  интересу  к
человечеству и осведомленности в этой области. И мы привлекли их  внимание
ко мне. Мы сказали врагу, что есть кто-то не чуждый им, кто-то понятный им
без вопросов, кто живет среди хвархатов.
     Если повезет, дипломаты поймут. Другое  дело  военная  разведка.  Вот
из-за них я и тревожусь.


     Я подчитал о хавате. Крупный  летающий  хищник,  напоминающий  птицу,
который обитает на родной планете хвархатов,  на  двух  из  трех  северных
континентов. Прежде он водился  на  всех  пяти,  но  развитие  цивилизации
сократило его ареал. Он фигурирует в фольклоре и в  мифологии,  но  только
северного полушария. На юге, по-видимому, он вымер слишком давно.
     В легендах хавата способен похищать младенцев и маленьких детей.  (Но
только в легендах. Ученые указывают, что ни одного документального  случая
неизвестно.) Обычно в мифе или в сказке хавата  похищает  ребенка,  но  не
съедает. Его или ее спасают члены другого рода и растят как собственных.
     Со   временем,   естественно,    истинное    происхождение    ребенка
устанавливается  либо  благодаря  какому-нибудь  предмету  (драгоценности,
например, которая  была  на  ребенке,  когда  его  похитил  хавата),  либо
благодаря физической особенности. У ребенка  особенные  глаза  или  темная
полоса на спине.
     Если это  комедия,  открытие  ведет  к  примирению:  враждующие  роды
прерывают войну, узнав, что у них есть общий сын или дочь.  Чаще,  однако,
история принимает трагический оборот.  Влюбленные  обнаруживают,  что  они
братья или сестры и их любовь запретна. Мужчина накануне битвы узнает, что
враги - его истинные родичи. И должен сделать выбор.
     По какой-то причине хавата никогда не фигурирует в  звериных  пьесах,
и, насколько мне удалось установить,  ни  в  одной  героической  пьесе  не
используется похищение хаватой. А казалось бы, лучше завязки не придумать.
Я так и представляю ужасную финальную сцену.
     Пожалуй, следует сообщить Эйх Матсехару.
                                               Из журнала Сандерс Никласа,
                                            держателя информации при штабе
                                            первозащитника Эттин Гвархи
                                              ЗАКОДИРОВАНО ТОЛЬКО ДЛЯ ГЛАЗ
                                              ЭТТИН ГВАРХИ



                                    11

     Больше недели Никлас не давал о  себе  знать.  Анну  это  устраивало.
Брачный ритуал в бухте приближался  к  апогею.  Насколько  это  подходящее
слово? Надо будет заглянуть в словарь, когда найдется время.
     Днем вода насыщалась химическими вестями, часть которых фиксировалась
чувствительными  приборами,  подвешенными  к  плотинам  или   буям.   Иоши
расположил их в бухте в самом начале миграции. Они ее просто усеивали.  Но
добраться до них пока было невозможно, не потревожив животных  в  процессе
ухаживания, однако каждые несколько часов с них поступали радиосигналы.
     Животные пользовались и зрительными демонстрациями.  Не  столько  для
общения, решила она, но просто от избытка  возбуждения.  В  солнечные  дни
огни эти были еле различимы, но почти все время стояла  пасмурная  погода.
Серая вода посверкивала и мерцала под небом, затянутым черными тучами.
     После  наступления  темноты   демонстрации,   разумеется,   выглядели
ошеломляюще: розовые, красные, зеленые, синие, желтые, бледно-оранжевые  и
белые вспышки огней. Они заполняли бухту и развертывались в  океане.  Раза
два, когда тучи нависали особенно низко, огни переливались над ней в  небе
- смутные, бледные, трудно различимые отблески, и все-таки, и  все-таки...
У нее не хватало времени на сон.
     Как-то утром позвонил Никлас.
     - Генерал снова приглашен на выпивку и канапе. Меня  туда  не  тянет.
Можно я приду и буду вам надоедать?
     Черт! У Анны слипались глаза. Мозг затягивала серая паутина.
     - В шестнадцать часов, - сказала она. - К тому времени  я,  наверное,
проснусь. Встретимся на катере. На этот раз вы хотите говорить о животных?
     - Сойдут и они. - Никлас улыбнулся и  выключил  аппарат.  Анна  снова
легла.
     Через полчаса новый звон. Она выругалась и выбралась  из-под  одеяла.
На этот раз ее разбудила майор Ндо.
     - Вы можете прийти сюда? Как можно быстрее.
     Анна открыла было рот. Майор нахмурилась.
     - Это очень важно, мэм Перес.
     - Ладно.
     - Отлично! - Майор зубасто улыбнулась. Хищно, подумала Анна.
     Она оделась и поднялась на холм. Небо  было  облачным.  Дул  холодный
ветер, пригибая бурые ножки без спор,  теребя  ее  волосы,  разметывая  их
пряди. Иногда бросая ей в лицо капли дождя.
     У входа в лагерь ее ждал капитан Ван. Лицо у него было встревоженное.
     - Что случилось?
     Он прижал палец к губам - международный призыв молчать.
     Она кивнула, и он повел ее к лифту. Они спустились  на  один  этаж  и
вышли в коридор. Плафоны отбрасывали резкий белесый казенный свет.  Воздух
отдавал  стерильностью.  Чего,  собственно,  подумала  она  с  удивлением.
Металла и бетона.
     - Где мы? - спросила Анна.
     - В подвале.
     Они миновали серую металлическую дверь и по лестнице спустились в еще
один коридор. Анна все больше недоумевала. Для чего временному  сооружению
подвал?  Коридор  упирался  в  еще  одну  металлическую   дверь.   Капитан
остановился и нажал на кнопку в стене. Анна услышала  жужжание  и  подняла
глаза. Крохотная черная камера медленно повернулась, замерла  и  устремила
на нее красный луч.
     Дверь заскользила и ушла в стену, капитан сделал знак, и Анна  вошла.
Комната с бетонными стенами, письменный стол из серого металла, за  столом
сидит майор - вот что она  увидела  в  первый  момент.  Затем  -  мужчину,
стоящего справа от  стола.  Высокий,  худой,  в  бежевых  брюках,  бежевой
рубашке и куртке. Никлас, подумала она. Сговаривается с Землей.
     Тут она заметила трех мужчин слева у  стены.  Один  сидел  в  кресле,
опустив голову, упираясь локтями в колени и переплетя пальцы. По  сторонам
стояли два солдата - два человека. Максуд. И невысокий темный  индиец,  ей
незнакомый.
     Сидящий поднял голову.  Никлас!  Бледное  лицо  было  все  в  красных
пятнах, в глазах стыло что-то - она не поняла что. Его взгляд скользнул по
ней, по капитану Вану, по майору и остановился на закрывшейся двери.
     Его парализовал ужас. Вот откуда пятна и этот взгляд.
     - Что происходит? - спросила Анна. - И где тот солдат? Инопланетянин?
Хаттин?
     - Что происходит? Неужели не ясно? - сказала майор. -  Это  наш  шанс
захватить Сандерса. Хвархаты до позднего вечера его  не  хватятся.  У  нас
есть пять, шесть, может быть, семь часов, чтобы увезти его отсюда.  И  нам
нужна ваша помощь.
     - Зачем?
     - Для отвода глаз, - объяснила майор. - Нам нужно, чтобы вы  пошли  к
катеру с лейтенантом Гисласоном. - Она кивнула  на  мужчину,  похожего  на
Никласа. - Подниметесь на  борт  и  выйдете  в  океан.  Нам  нужно,  чтобы
хвархаты  были  сбиты  с  толку.  Пусть  решат,  что  Сандерс  скрылся  по
собственной воле. Он же явно проявил к вам большой интерес.
     - Вы с ума сошли! На этой планете некуда  деться.  Она  пуста.  И  он
вовсе мной не интересовался. Бога ради! Вы же говорили мне,  что  хварский
генерал - его любовник.
     Все это время она краем глаза  следила  за  Никласом.  Он  все  время
нервно двигался - поднимал глаза, опускал, менял  позу,  словно  собираясь
бежать и тут же передумывал. Бежать ему было некуда. Он не успел бы и двух
шагов сделать к двери. Несомненно он это понимал, но ничего не мог с собой
поделать. Побуждение защищаться или  бежать  было  слишком  сильно.  Майор
сказала:
     - По нашим данным, двадцать лет назад он  был  совершенно  нормальным
гетеросексуальным мужчиной. Может быть, он опять стал прежним.  Откуда  им
знать? Вряд ли они такие тонкие знатоки человеческой сексуальности. И  нам
все равно, что бы они там ни подумали - приятная  прогулка,  романтическая
ночь, - лишь бы смотрели на океан. - Она умолкла, сверля Анну взглядом.  -
Мы не можем упустить  такой  шанс.  В  этом  человеке  скрыта  информация,
накопленная за двадцать лет. Мы обязаны захватить его.
     - Они не поверят, что он исчез по собственной воле, - возразила Анна.
- Вспомните, кто он!  Они  не  допустят  этого.  Они  разберут  лагерь  по
кусочкам.
     Майор покачала головой, и темный голый череп заблестел.
     - Благодаря Сандерсу хвархаты знают о нас больше, чем мы о них, но  и
мы кое-что установили. Они пойдут на все, чтобы защитить или спасти женщин
и детей. Но все мужчины взаимозаменяемы. Наши специалисты абсолютно в этом
уверены. Они верят - я говорю про инопланетян  -  что  в  природу  мужчины
заложено  бросать  вызов  и  воевать.   И   судьба   мужчин   -   погибать
насильственной смертью. Que sera sera [Что будет, то будет  (исп.)].  Воля
Богини. Генерал Эттин не рискнет прервать переговоры из-за человека!
     - Ник, это правда?
     Он  поднял  голову.  Его  глаза  сохраняли  то  же  странное   пустое
выражение.
     - Да, - ответил он после некоторого молчания.
     - У нас нет времени  для  обсуждений,  -  сказала  майор.  -  Вы  нам
поможете, мэм Перес?
     - А у меня есть выбор?
     - Нет. Если вы хотите опубликовать свои материалы и если  не  хотите,
чтобы катер причинил вред вашим животным. С вами или без вас в море мы его
выведем, мэм Перес.
     Их камуфляж - романтическая ночь - требовал, чтобы она исчезла.  Анна
внезапно почувствовала,  что,  отказавшись,  останется  пленницей  в  этой
комнате, как Никлас.
     Нет, выбор у нее есть.  Либо  свобода,  публикация  ее  исследований,
безопасность животных в бухте. А против - только ее принципы и возмущение,
что из нее делают орудие. Никлас тут никакой роли не играл. Ничего сделать
для него она не может. Если  она  откажется  сотрудничать  с  ними,  майор
найдет другой способ тайно забрать его из лагеря.
     Она посмотрела на него. Он смотрел на нее, и в его взгляде  появилась
твердость, а все тело заметно напряглось. Он заставлял себя  не  двигаться
огромным усилием воли, и его глаза о чем-то просили ее. О чем? Она кивнула
майору.
     - Хорошо.
     Никлас опустил глаза.
     - Отлично, -  сказала  майор.  -  Сейчас  на  катере  Иоши  Нагамицу.
Позвоните ему и скажите, что придете пораньше. Скажите, что он может уйти.
     Анна шагнула к столу.
     - Не здесь, - остановила ее майор. - Гисласон проводит вас  в  другое
помещение. Как только вы подниметесь наверх, тщательно следите  за  своими
словами. У хвархатов есть просто замечательные подслушивающие  устройства.
Созданные не для нас. Видимо, они шпионят друг за другом.
     "Ха!" - подумала Анна.
     - Благодарю вас за вашу помощь, мэм Перес. Она не будет забыта.
     Гисласон повел ее к двери. Когда она открылась, Анна в последний  раз
поглядела на Никласа. Он смотрел в пол,  ссутулив  плечи.  Поза  человека,
который получил... что? Смертный приговор?
     Дверь закрылась за ними, и Гисласон сказал:
     - Сюда, мэм.
     Он провел ее по коридору в комнату, точно  такую  же,  как  первая  -
светло-серые бетонные стены, серый ковер, серый металлический стол,  а  на
нем коммуникационный аппарат. Она позвонила Иоши.
     Обычно он добросовестно доводил свое дежурство до конца, но  на  этот
раз обрадовался, что может уйти пораньше. Она не бралась решить, удача это
или неудача. Если бы он захотел обязательно  дождаться  ее,  возможно,  ей
удалось бы выпутаться из этого дурацкого спектакля.  Или  не  удалось  бы?
Майор как будто была полна решимости.
     Анна выключила КА и посмотрела на Гисласона. Не так уж он и похож  на
Никласа. Ну, тот же рост, общин тип сложения, бледность  и  рыжевато-седые
волосы. Глаза зеленые, но много светлее, чем у Никласа.  И  совсем  другой
тип лица - рубленый, нордический. Красив, но не в ее вкусе.
     - Что будет с ним? - спросила она.
     - С Сандерсом? Об  этом  спросите  майора.  -  Он  говорил  с  легким
скандинавским акцентом.
     - Он был скован ужасом.
     - А вы ожидали мужества  от  подобного  человека?  -  Гисласон  пожал
плечами. - Но наше время рассчитано по минутам, мэм. Идемте.



                                    12

     Они поднялись на первый этаж, не встретив никого ни на лестнице, ни в
лифте. Из-за дипломатического приема? Все отправились  туда?  Или  у  этих
людей короткий рабочий день?
     Вышли они не в дверь, через которую  она  вошла  с  капитаном  Ваном.
Гисласон свернул в еще один коридор, который кончался дверью с надписью:

                             АВАРИЙНЫЙ ВЫХОД
                          ВКЛЮЧИТСЯ СИГНАЛИЗАЦИЯ

     Гисласон открыл ее, и ничего  не  случилось.  Только  холодный  ветер
хлестнул дождем.
     Гисласон сделал приглашающий жест.  Анна  застегнула  куртку,  надела
капюшон и вышла под дождь. Небо начинало темнеть,  и  заметно  похолодало.
Дождь как будто зарядил надолго. Гнусный вечер.
     Он последовал за ней и закрыл дверь.
     - В такую погоду в океан выходить не стоило бы, - сказала Анна.
     Он прижал палец к губам. Они направились в обход  лагеря  по  тропке,
утоптанной в пружинящем  ковре  псевдомха.  У  главного  входа  их  тропка
влилась в дорожку, которая вела вниз по склону, -  настоящую,  проложенную
машиной  и  утрамбованную  галькой  с  пляжа.  Камешки  были  предательски
скользкими, Анна шла медленно. Гисласон шагал сзади.
     Чем дольше она думала,  тем  сильнее  становилась  ее  неуверенность.
Никлас знал о военной разведке куда  больше,  чем  она.  И  его  состояние
объяснялось вовсе не трусостью. Он знал, что с ним намерены  сделать,  вот
чем объяснялся  его  ужас.  Никогда  еще  она  не  видела,  чтобы  человек
испытывал подобный страх.
     Ей вспомнились секретные службы современной истории -  гестапо,  ЦРУ,
КГБ и другие - их названия она забыла, так  как  узнала  о  них  только  в
университете  из  курса  лекций,  анализировавших   звериную   жестокость.
Теоретически теперь с подобным было покончено. Но так ли это на деле?
     И вот, спускаясь с холма туда, где желтели огни научной станции, Анна
сообразила, что дипломаты, возможно, не санкционировали похищения -  ничто
на их участие не указывало. А в таком случае, если майор действует на спой
страх и риск, то она, Анна, предает не только Никласа и себя,  но  и  свое
правительство.
     Дерьмовое положение, дальше некуда.
     Холм остался  позади,  и  идти  стало  легче.  Дорожка  вилась  между
зданиями поселка. За стеклами освещенных окон в кабинетах  и  лабораториях
работали люди. А в комнате отдыха они собрались выпить перед  ужином.  Она
увидела рюмки, бокалы и представила себе их содержимое:  аперитивы,  вино,
какая-нибудь фантастическая вода. Такая уютная, такая домашняя обстановка.
О, черт!
     Здесь струи дождя блестели серебром в свете  фонарей.  По  сверкающей
черной гальке ползали подобия мохнатых голубых гусениц.
     - Что это за омерзительные твари? - спросил Гисласон.
     - По сути,  черви.  Покров  у  них  не  волосяной  и  не  служит  для
сохранения тепла. Собственно, это органы пищеварения.
     - Что?
     -  Ясмин,  зоолог,  который  ими  занимается,  называет  эти  волоски
ресничками, но полагает, что это  название  вряд  ли  привьется.  Реснички
вырабатывают пищеварительные ферменты и всасывают растворяемую ими пищу. У
них имеется кишечник,  но  нет  рта  -  только  анальное  отверстие.  Пища
поступает в организм через реснички, а шлаки выбрасываются из задницы.
     - Чем они питаются?
     -  По  словам  Ясмин,  всем,  что  им  попадается.  Главным   образом
микроорганизмами в почве, но еще и падалью,  а  также,  по  мнению  Ясмин,
корнями живых растений. Они обитают в норках  в  своего  рода  питательном
бульоне из пищеварительных соков и того, что эти соки переварили.
     Словно внутри собственного желудка. Поразительные существа!
     Гисласон неопределенно хмыкнул.
     - Выползли они из-за дождя. Их норки залило.
     Червей становилось все больше. Анна старалась не наступать на  них  и
молчала - отчасти, потому что должна была следить, куда ставить  ногу,  но
главное, потому что напряженно думала. Она не хотела выходить на катере  в
океан в такую погоду и не хотела участвовать в межпланетном  инциденте.  И
еще она - совсем уж иррационально - не хотела быть соучастницей в том, что
сделают с Никласом Сандерсом.
     Но как ей поступить? Бежать? Закричать?  Гисласон  рядом  -  высокий,
сильный.  Она  почувствовала,  как  он  хватает  ее,  душит  или  оглушает
каким-нибудь особым  приемом  (их  же  обучают  всяким  тайнам  рукопашной
схватки). И она проснется под замком, восстановив против  себя  майора,  а
катер все равно уйдет в океан. Ей представилось, как он поднимает волны  в
бухте, пугает ее инопланетян, безвозвратно нарушает хрупкий  мир  брачного
сезона.
     Если она и сумеет  привлечь  чье-то  внимание,  то  лишь  сотрудников
станции. А что они смогут сделать против разведки?
     Последнее здание осталось позади. Впереди лежала бухта,  непроницаемо
темная в эту минуту. Ее инопланетяне еще не  начали  ночную  демонстрацию,
или же дождь затуманивает вспышки. Однако фонарь у причала горел  ярко,  и
они различили очертания катера.
     Анна сошла на причал первой, ступая еще  осторожней.  Червей  тут  не
было, но металлическая поверхность стала очень скользкой от дождя. В  воде
неподалеку она заметила  слабую  бледную  вспышку  неопределенного  цвета.
Кто-то  из  инопланетян  заявлял  о   себе,   но   без   настойчивости   и
убедительности. "Я это я. Мне кажется, я почти убежден, что я это я."
     Гисласон почти наступал ей на пятки. Бежать некуда. И уж конечно, она
не прыгнет в воду, повсюду пронизанную стрекательными щупальцами.
     Иоши  ждал  на  катере  в  дверях  каюты,  прячась  под  зонтиком  из
солнечно-желтой промасленной  бумаги.  Едва  они  поднялись  на  борт,  он
сказал:
     - Это очень удачно, Анна.  Я  потом  объясню.  Добрый  вечер...  э...
держатель. Так ведь?
     - Да, - ответил Гисласон. Анна  покосилась  на  него.  Он  нахлобучил
капюшон куртки на самые глаза, и не было никакой  возможности  догадаться,
что он не Никлас.
     - Будьте как дома. Желаю приятно провести время. - Он поднял  зонт  и
прошел мимо них, кивнув Гисласону.
     Анна вошла в каюту. Гисласон присоединился к ней через минуту.
     - Он ушел. Можно отчаливать.
     - Надо отсоединить кабели аппаратуры на плоту, - сказала Анна. - И  я
должна предупредить псевдосифонофор.
     - Как так?
     - В бухте их полно, и они достигли  той  стадии,  когда  не  замечают
ничего кроме друг  друга.  Мы  можем  натолкнуться  на  них,  и,  конечно,
разрежем щупальца.
     - Как вы их предостережете? - Он нахмурился.
     - На плоту есть фонари - на большом, посреди бухты, и мы  располагаем
программой, переводящей английские фразы в световые сигналы. Они  общаются
именно так. Световыми вспышками.
     - Нет. - Он решительно покачал головой.
     - Я не отчалю, пока не предупрежу животных  в  бухте.  Возможно,  они
разумны, но в любом случае очень уязвимы. И  я  отказываюсь  причинить  им
вред. Такой ответственности я на себя не возьму.
     Бледно-зеленые глаза впились ей в лицо, на вытянутом  лице  появилось
задумчивое выражение. Он взвешивал возможности, анализировал  последствия,
и у него возникло ощущение - абсолютно четкое  -  что  некоторые  из  этих
возможностей ничего хорошего ей не сулят.
     - Ну, хорошо, - сказал он наконец.  -  Просигнальте  им.  Но  я  буду
следить за вами.
     Она кивнула, отошла к компьютеру и отыскала директорию для  перевода,
включавшую две программы. Одна переводила  английский  на  световой  язык.
Вторую составил Иоши, когда взялся научить животных петь "Был ягненочек  у
Мэри". Эта программа переводила  английский  на  международный  сигнальный
код.
     Она включила  вторую  программу,  озаглавленную  "СП2-МСК",  стараясь
придумать безобидную расшифровку для  засветившихся  на  экране  букв.  Но
Гисласон ее о них не спросил.
     - Я наберу восемь слов, которые программа преобразит  в  разноцветные
вспышки. А именно: "Опасность. Непонятный друг". Так обозначается катер. -
Она набрала. - И дальше: "Без промедления плывите к берегу".
     - И этого хватит? - поинтересовался Гисласон.
     - Угу.
     Она допечатала весть и нажала "ввод". В нижней части экрана появились
вопросы. Какими цветами посылать? Как часто повторять и  как  быстро?  Она
ответила стремительно, надеясь, что Гисласон не успеет сообразить, что эти
вопросы указывают не на перевод  на  язык  псевдосифонофор,  а  совсем  на
другое, и опять нажала "ввод". Экран  очистился,  только  курсор  мигал  в
верхнем левом углу.
     - Можно отсоединять кабели. Плот переключен на автоматическую систему
и будет сигналить на аккумуляторах.
     - Надеюсь, я не допустил ошибки, - заметил Гисласон.
     - Конечно, нет, - заверила она его.
     Они поднялись на палубу. Уже совсем стемнело, нее инопланетяне завели
свой ночной разговор: предварительные бледные сине-зеленые вспышки,  более
тусклые, чем обычно, из-за дождя. В центре бухты  "Моби  Дик"  переливался
огнями, как приземляющийся туристический лайнер. Вся его поверхность  -  и
над водой, и под водой - становилась то оранжевой, то голубой.
     - Давайте же! - нетерпеливо сказал Гисласон. -  У  нас,  правда,  нет
лишнего времени, мэм Перес.
     Они начали отсоединять кабели, связывающие катер с "Моби Диком".
     Весть - чередование точек и тире - для ее инопланетян никакого смысла
не имела,  но  цвета  они  должны  были  понять.  Оранжевый  -  злоба  или
опасность,  голубой  -  отсутствие  агрессивности.  Вместе   -   дружеское
предупреждение. Есть опасность, сообщала она им, - но не нападение.
     Когда  заработают  моторы  катера,  они  поймут,  в  чем  заключается
опасность. Они знали, что катера опасны. Когда земляне только появились на
планете, катера не пользовались для охоты  за  ними.  Именно  это  и  дало
толчок к предположению, что эти животные могут обладать интеллектом -  так
быстро они научились бояться катеров, и так быстро  страх  перед  катерами
охватил все особи.
     В любое другое  время  года  звук  моторов  послужил  бы  достаточным
предупреждением, но в данный момент они были сосредоточены на спаривании и
либо не обратили бы внимания на катер, либо - еще того хуже - впали  бы  в
панику, начали бы выбрасывать во  все  стороны  стрекательные  щупальца  и
поражать друг друга.
     Весть же предназначалась не для них. Но для кого, она и  сама  толком
не представляла. Никлас  говорил,  что  хварский  генерал  заинтересовался
псевдосифонофорами. Значит, он мог пересказать генералу  свой  разговор  с
Иоши. Может быть, хвархаты уловят, что плот передает что-то совсем  новое.
Может, они сумеют расшифровать сигналы.
     Рассчитывать на это не приходилось. Она  больше  надеялась  на  Иоши.
Он-то сразу поймет, что весть  дается  международным  сигнальным  кодом  и
сразу ее расшифрует. Но скорее всего не  поймет.  Зато,  конечно,  сообщит
Марте, а Марта не страдает недугом доктора Ватсона. Она поймет смысл. "Мой
неизвестный друг в опасности. Действуй без  промедления  и  не  смотри  на
океан, смотри на берег".
     Может, ей все-таки следовало закричать, когда они шли через  станцию,
или попробовать убежать, хотя она ниже Гисласона и всегда бегала плохо.
     Последний кабель ушел под воду.
     - Снимите чалки,  -  сказала  она  Гисласону  и  забралась  в  кресло
моториста.  Козырек  крышки  нависал  над  приборной  доской  и   креслом,
теоретически защищая их от дождя, но она уже промокла насквозь, а холодный
ветер швырял брызги сбоку.  Перед  собой  она  видела  ветровое  стекло  с
ползущими каплями, козырек крыши и нос. С флагштока свисал намокший вымпел
с девизом экспедиции "К звездам за знаниями!"
     Анна повернула выключатель, и на приборной доске  зажглись  лампочки.
Басистый приятный мужской голос сказал:
     - Добрый вечер! Приветствую вас в волшебном  мире  энергоуправляемого
плавания. Я  ваш  морской  компьютер  Марк  Десятый.  Если  вам  требуются
сведения, как управлять вашей новой  моделью  "Звездный  Семьсот",  прошу,
оставьте меня включенным или нажмите красную кнопку слева от штурвала.
     Она нажала на красную кнопку.
     - Теперь я умолкаю, - произнес голос, - если  только  не  потребуется
предупредить о чем-либо или возникнет что-либо непредвиденное.
     Она включила моторы.
     - Концы отданы, - крикнул Гисласон.
     Она прибавила  мощности.  Катер  двинулся  вперед,  и  она  повернула
штурвал, отводя его от причала и поворачивая носом к бухте.
     Многие животные еще давали синие или сине-зеленые  вспышки,  но  ритм
изменился.  Он  стал  быстрым  и  отрывистым  -  ритмом  кода.  А  кое-где
вспыхивали оранжевые огни, словно рвались бомбы.
     - Перед вами какое-то препятствие, -  заявил  катерный  компьютер.  -
Пожалуйста, посмотрите на экран вашего сонара.
     Она посмотрела:  экран  был  усеян  пятнышками,  мерцавшими  зелеными
огоньками:  псевдосифонофоры!  И  прямо  у  нее  на  глазах   они   начали
отодвигаться вправо и влево к краям  экрана.  Анна  посмотрела  на  бухту.
Перед катером открывался темный проход.
     - Бог мой! - сказал Гисласон.
     Вся бухта вспыхивала темно-оранжевым  огнем  и  холодной  голубизной.
"Опасность.  Непонятный  друг.  Опасность."  Несмотря  на  дождь,  который
хлестал по воде и туманил ветровое  стекло  перед  ней,  она  ясно  читала
весть.
     - Они расслышали вас, - с удивлением  произнес  Гисласон,  -  вернее,
увидели. Поняли ваше предупреждение.
     - Они не идиоты.
     Темный коридор тянулся мимо "Моби Дика" к океану. Она вела  катер  по
нему. Стеклоочистители метались по стеклу. Капли  дождя,  которые  они  не
успевали смахнуть, сверкали как сапфиры и топазы.
     - И у них прекрасная память, - добавила она. -  Некоторые,  вероятно,
бывали здесь прежде, когда катер покидал бухту. Вы обратили внимание,  как
они очистили нам дорогу? Они знали, куда мы направимся. - Она помолчала. -
А может быть, они съели того, кто бывал здесь.
     - Они едят друг друга? - спросил Гисласон с неподдельным ужасом.
     -  Это  неточное  слово.  Вернее  было  бы  сказать,  поглощают.  Они
захватывают друг друга - обычно крупные мелких.  Победитель,  или  хищник,
если хотите, парализует жертву, производит разъятое и синтезирует части.
     - И у всех на этой планете такие омерзительные привычки?
     Они уже вошли в пролив. Вода была темной, и на радаре не  мерцало  ни
единого пятнышка. Животных впереди катера не было.
     - У жизни много омерзительных привычек, - сказала Анна.  -  На  Земле
немало  животных,  особенно  среди  клещей  и  ос-паразитов,  от  способов
размножения которых мурашки по коже бегают.
     Гисласон что-то неопределенно буркнул. Согласился? Возмутился? Или  у
него просто несварение желудка? Она сосредоточилась на управлении катером,
пока сонар не показал, что пролив остался позади. Но она  и  без  приборов
знала, когда катер вышел в океан. Воздух изменился, крепкий бриз с востока
нес вкус соли и брызги. И катер задрыгал по волнам.
     - Половая жизнь людей тоже  не  всегда  аппетитна,  -  сказала  Анна,
доканчивая свою мысль.
     - Безусловно, - согласился Гисласон, и по его категоричному тону  она
заключила, что он думает о Никласе Сандерсе.
     Вокруг них повсюду были ее инопланетяне. Океан был усеян  сверкающими
огнями, качающимися с волнами, - синими,  зелеными,  желтыми,  оранжевыми,
розовыми. Некоторые повторяли ее весть. Другие продолжали свое обычное: "я
это я, я не нападу."
     - Поверните на юг, мэм, - сказал Гисласон.
     Она  повернула  катер.  За  спиной  у  них  и  справа  тянулся  мрак,
означающий сушу. Океан простирался впереди и слева.  Большинство  животных
располагалось поблизости  от  входов  в  бухту,  удерживаемые  химическими
вестями, которые волны выносили из бухты, где крупные особи  готовились  к
спариванию. Однако на юге и на востоке там  и  сям  вспыхивали  огни,  где
плавало одинокое животное, или скопления огней,  где  животные  собирались
группами.
     Анна решила вернуться к поглощению: тема  все-таки  более  спокойная,
чем сексуальное поведение человека.
     - Они не столько отдельные организмы, сколько колонии.
     - Кто?
     Она указала на свет в океане.
     - Различные их части во многом сохраняют древнюю самостоятельность. И
разделяться для  них  дело  относительно  простое.  Парализующее  вещество
обездвиживает схваченную особь, но временно.  Затем  другое  вещество,  а,
вернее, комбинация веществ, отдает команду частям разъединиться и прирасти
к победителю. Насколько мы пока можем судить, в размерах они увеличиваются
именно таким  способом,  а,  как  показывают  эксперименты,  каждая  часть
сохраняет собственную память. Нам неизвестен  предел  их  роста,  а  также
сколько  способна  прожить  крупная  особь  и  что  она   помнит.   Может,
столетия... или тысячелетия. Не исключено,  что  где-то  там  в  океанских
глубинах плавает вся история этого вида.
     Ну вот, опять она читает лекцию, как на  дорожке  о  червях.  Почему?
Чтобы заглушить страх? Ей же очень страшно!
     - Здесь штурвал возьму я, - сказал Гисласон. - Я знаю наш курс.
     Анна соскользнула с кресла, и он занял ее место.



                                    13

     Катер все так же плыл на юг сквозь завесу дождя.  Судя  по  приборам,
они шли более или менее  параллельно  берегу,  только  его  скрывал  мрак.
Инопланетяне попадались все реже  и  реже:  проблеск  голубизны  во  тьме,
мелькнувший и погасший, а через минуту-другую - еще  проблеск  -  зеленый,
синий или (очень редко) оранжевый. "Я  это  я.  Опасность."  (Может  быть,
"Злоба"). "Я не нападу."
     Анна осталась рядом с  Гисласоном.  Козырек  крыши  более  или  менее
спасал ее от дождя, который заметно  поутих,  так  что  ветер  теперь  нес
главным образом водяную пыль.
     - Нам эти тучи необходимы, - заметил  Гисласон.  -  Надеюсь,  они  не
разойдутся.
     - Но зачем? - спросила она.
     -  Над  нами,  мэм,  висит   вражеский   корабль   с   замечательными
детекторами. Тучи хотя бы немного нас экранируют.
     Два корабля, мысленно поправила Анна. На  стационарной  орбите.  Один
доставил дипломатов, другой - инопланетян, покрытых серым мехом.  В  ясные
ночи  их  можно  было  увидеть  в  небе  над  станцией,  и  ее  коллеги  -
астрономы-любители и профессионалы - указывали ей на них. Две  неподвижные
звезды. Хварский космолет висел над  океаном  на  востоке,  земной  -  над
дипломатическим лагерем. Их положение относительно станции  и  друг  друга
оставалось неизменным.
     Ответ Гисласона показался ей бессмысленным.  Если  приборы  хвархатов
настолько хороши, они безусловно обнаружат катер, пусть  не  визуально,  а
как-нибудь еще. Он же меньше всего шпионское судно и ничем не экранирован.
Только Богу - во всяком случае не, ей! - известно, что именно он излучает,
но в любом случае хвархаты сумеют  зафиксировать  это  излучение  и  сразу
установят, что оно означает. Ведь катер был единственным на планете.
     Анна посмотрела на своего спутника. Свет приборной доски  озарял  его
худое вытянутое лицо снизу - зеленоватый призрачный свет. Привидение не из
приятных. Она решила больше вопросов не задавать и отвернулась к океану.
     Тянулись минуты. Она совсем замерзла, но в каюту не спустилась, чтобы
не оставлять Гисласона без наблюдения.
     Они  миновали  последнюю  группу  инопланетян  -  малышей,   которые,
вероятно, боялись приближаться к бухте. Они висели в  воде  к  востоку  от
катера - огромное светящееся пятно, которое  поднималось  и  опускалось  с
волнами.  По  нему  пробегали  цветные  полосы  -  в  основном   синие   и
зелено-синие. Кое-где вспышки были оранжевыми и желтыми - злоба, обманутые
ожидания, возбуждение,  предостережение.  Внезапно  на  минуту  все  пятно
обрело удивительный лиловато-розовый цвет. Что он означал? Она  не  сумела
уловить  весть.  Может  быть,   вариант   успокаивающей   вести,   которой
обменивались крупные особи? "Я это я. Не бойся."
     Из скопления лились потоки света, вокруг него покачивались  скопления
поменьше. Хотя бы это она могла рассмотреть вопреки  дождю  и  мраку.  Ах,
если бы у нее был самолет, а небо было бы ясным! Это требовало  наблюдений
сверху.
     - Что тут происходит? - спросил Гисласон.
     - Не знаю. Мы не занимались  малышами,  которые  слишком  молоды  для
спаривания. И, видимо, напрасно. Я бы  очень  хотела  знать,  чем  вызвано
такое поведение. Думается, они тут вне поля зрения других инопланетян,  и,
следовательно, реакция на свет не может быть побудительной причиной.  И  я
хотела бы знать, почему они собрались тут. Во всяком случае не для  обмена
генетическим материалом. Они еще слишком молоды. - Она помолчала, глядя на
качаемый волнами свет. - И  еще  я  хотела  бы  знать,  действуют  ли  они
рефлекторно или отдают себе отчет в происходящем.
     Скопление инопланетян  осталось  позади.  Катер  продолжал  плыть  на
юго-восток еще час. И больше нигде ни единой вспышки. Черт, ну  и  холодно
же здесь! И страшно. На волнах появились еле различимые  в  темноте  белые
гребни.
     - Прошу  прощения,  -  вдруг  сказал  приятный  бас.  -  Ваш  морской
компьютер позволяет себе вмешаться второй раз. Если вы взглянете на  экран
радара, то обнаружите прямо по носу  некий  объект,  примерное  расстояние
тысяча метров. Объект сплошной и плавает на поверхности. Он  не  движется.
Если вы не хотите войти в соприкосновение с объектом, пожалуйста, измените
курс. А если хотите войти в соприкосновение, пожалуйста, снизьте скорость.
     Гисласон ударил по красной кнопке.
     - Вы изъявили желание  действовать  самостоятельно.  Я  буду  хранить
молчание.
     - Жопа! - буркнул Гисласон.
     Катер сбавил ход.
     Анна всматривалась в темноту, но ничего не различала.
     - Что там?
     - Самолет. Тут мы сойдем.
     - Что-о?! Посреди океана?
     - Враги могут засечь  катер,  мэм.  Вы,  конечно,  это  понимаете.  И
оставаться на нем нам нельзя. Я  предоставлю  управление  Марку  Десятому.
Полагаю, он справится.
     - Но это же единственный  катер  в  радиусе  десятков  световых  лет,
оборудованный ценнейшими приборами для научной работы!  Мы  не  можем  его
бросить!
     - И не бросим, мэм. Марку же не терпится  приступить  к  делу.  И  мы
дадим ему "добро".
     - Нет! - сказала Анна.
     - Мэм, у вас нет выбора.
     Она увидела впереди подпрыгивающие огни. Три  огня  над  поверхностью
океана - маленькие, тусклые, явно искусственные.
     Катер совсем замедлил  ход.  Анна  различила  силуэт  самолета.  Огни
помечали его нос, хвост и крыло.
     - Невозможно! - сказала Анна. - Я потеряю работу!
     - Поверьте, мэм Перес,  вам  будет  куда  хуже,  если  вы  откажетесь
сотрудничать с майором.
     Катер стал боком к волне, и его закачало еще сильнее,  пока  Гисласон
подводил его к самолету. Когда они уже почти соприкоснулись с  его  темным
фюзеляжем, распахнулась дверца и в глаза  Анне  ударил  желтый  свет.  Она
замигала и увидела фигуру на фоне желтизны.
     - Лейтенант? - спросил мужской голос.
     - Нам придется причалиться, - сказал он. - Помогите  Зангу,  а  потом
поднимитесь в самолет.
     Она открыла было рот, чтобы  возразить,  но  выражение  на  его  лице
заставило ее  умолкнуть.  Не  слишком  приятная  личность,  подумала  она,
помогая человеку в дверях привязать швартовы. Потом  он  протянул  руку  и
втащил ее через узкую полоску воды в самолет. Теперь она могла его  толком
рассмотреть. Высокий восточный азиат в форме. Обычный  гребень  на  голове
выкрашен в бирюзовый цвет. И такие же брови  -  жуткая  экзотика.  Как  бы
отнесся к этому Никлас? Хотя сейчас ему, конечно, не до таких пустяков.
     - Добро пожаловать на борт "Воина-Тени"! -  Солдат  указал  на  узкое
длинное помещение с сиденьями в дальнем конце перед металлической  стенкой
с   закрытой   дверью.   Сиденья   напоминали   кресла   ракетоплана   или
международного магнитопоезда на Земле... хотя в магнитке они без ремней. В
остальном помещение было совершенно  пустым.  Грузовой  самолет,  подумала
Анна.
     - Боюсь, у нас тут особых удобств не имеется,  а  я  должен  передать
пакет лейтенанту Гисласону. Так вы присядьте, я через пару минут  сварганю
вам кофе.
     Она пошла к креслам и села лицом к стенке, до  которой  был  какой-то
метр. Ярко освещенное помещение напугало ее больше плавания  по  открытому
океану.
     Действительно, азиат вернулся через  пару  минут,  сошел  в  дверь  в
стенке и тут же появился снова, держа в руке тяжелую  керамическую  кружку
без рисунка.
     - Боюсь, я могу предложить вам только черный. Но хоть кофе никуда  не
годится, чай еще хуже.
     Анна взяла кружку  и  отпила.  Кофе  действительно  был  из  рук  вон
скверный.
     - Вы хоть иногда чистите кофеварку?
     - Это не первоочередное дело. Извините. - Он ушел.
     Она сделала еще глоток, совсем крохотный, и уставилась на стенку.
     Минут через двадцать в самолет поднялся Гисласон, сел рядом с  ней  и
застегнул ремень.
     - Ну, вот. Теперь дело за Марком.
     Азиат закрыл наружную дверцу, забрал у нее кружку и прошел за стенку.
Что там? Кофеварка? Рубка?
     Заработали двигатели.
     - Вы застегнули ремень? - спросил  Гисласон.  -  Взлет  будет  не  из
легких.
     Так и оказалось, и Анна вспомнила, что  никогда  особенно  не  любила
летать. Она вцепилась в ручки кресла. Гисласон прижал руки к лицу.
     Анну охватил ужас.
     - Что с вами? Самолет не в порядке?
     Самолет подпрыгнул еще раза  два,  а  потом  ровно  взмыл  в  воздух.
Гисласон посмотрел на нее. Цвет его глаз изменился.  Они  стали  синими  и
настолько яркими, что словно светились изнутри.
     - Пресвятая Дева! - сказала Анна.
     Он ухватил прядь свисавших на лоб волос и дернул ее вверх и назад.
     - Черт! Больно.
     Волосы содрались, обнажив голый череп с обычным гребнем, желтым,  как
сливочное масло. Гисласон взлохматил гребень. Теперь он выглядел настоящим
скандинавом, и всякое сходство с Никласом исчезло.
     Самолет повернул - она почувствовала, как накренилась кабина.
     - Куда мы летим?
     - У нас есть место, неизвестное врагу. - Он бросил парик на  соседнее
сиденье. - Располагайтесь поудобнее. Лететь нам долго.
     Анна  откинулась  на  спинку  и  попыталась  расслабиться.   Она   не
представляла себе, куда они летят. На восток над океаном? На запад или  на
юг к суше? Если на юг, то  окажутся  над  той  частью  материка,  которая,
насколько  ей  было  известно,  оставалась  неисследованной.   Аэросъемку,
естественно, провели, и  ее  коллеги  биологи  взяли,  несколько  образцов
фауны. Фотографии запечатлели невысокие голые  горы  и  равнины,  покрытые
желтой мохообразной растительностью. Кое-где попадались лесочки из высоких
кустов или из кустов и карликовых деревьев.  На  желтых  мшистых  равнинах
паслись животные, смахивающие на помесь краба с броненосцем.  В  длину  от
кончиков передних клешней до конца покрытого броней хвоста  они  достигали
двух метров. Самые крупные сухопутные животные на планете. Внешний  скелет
и умишка с дерьмишко, как выразился ее коллега. Но дыхательная  система  -
поискать.
     Немного погодя Гисласон вытащил из кармана что-то вроде листа  бумаги
и развернул его. Получилась шахматная доска обычных размеров. Он  постучал
по краю и внезапно доска отвердела - негнущийся единый квадрат из  металла
и  силикона.  Красные  поля  засветились  мягким  розовым  светом,  черные
остались черными, как окна, выходящие в космос.
     Впечатляет, подумала Анна.
     Он снова постучал по краю  доски.  Тотчас  материализовались  фигуры,
хотя этот глагол тут не  подходил,  поскольку  они  были  голограммными  и
слагались из света, а не из материи.
     Два ряда китайских воинов. А позади них слоны и  советники,  генералы
верхом на конях и два великолепных императора,  стоящие  рядом  со  своими
изящными нарядными супругами.  Одежды  одного  императора  были  красными,
другой был облачен в белые с серебром.
     - Вы играете? - спросил Гисласон.
     - Знаю ходы.
     - Этого маловато. -  Он  потрогал  доску.  Один  воин  выхватил  меч.
Крохотный клинок ярко блеснул. Воин  взмахнул  им  над  головой  и  шагнул
вперед.
     Удержаться было невозможно, и Анна  не  отрывала  взгляда  от  доски.
Воины размахивали мечами и  знаменами.  Тяжело  ступали  слоны.  Гарцевали
генеральские кони.  Советники  скользили  точно  на  шарнирах.  Императоры
двигались властно, а опасные императрицы семенили слегка покачиваясь.
     Да, впечатляет, хотя  это  и  явная  голограмма.  Краски  бледноваты.
Красные и белые фигуры словно обведены радужным сиянием,  и  им  недостает
плотности, хотя они объемны и  все  детали  четко  проработаны.  Время  от
времени они начинали мерцать или вовсе исчезали на секунду.
     Две призрачные армии, подумала Анна. И сражаются - ради чего?
     - Наверное, они очень дорогие, - сказала она вслух.
     - Шахматы? Да. Но в космосе деньги тратить почти не на что. А я люблю
шахматы и всякие дорогие игрушки.
     Он продолжал играть, пока самолет не  пошел  на  снижение.  Тогда  он
отключил доску. Призрачные фигурки исчезли. Гисласон сложил доску и  сунул
в карман, когда самолет совершил посадку. На воду, решила Анна. Он погасил
скорость, повернулся и остановился. Дверь перед  ними  открылась,  из  нее
вышел синеглазый солдат.
     - Надо поторопиться, лейтенант. Облачный покров вот-вот разойдется.
     Гисласон кивнул и поднялся с кресла.
     - Мэм?
     Она пошла за ними к выходу. Синебровый  открыл  дверцу  и  прыгнул  в
темноту. Анна услышала всплеск.
     - Глубина метр, - сказал солдат. - Вода очень холодная.
     - Мэм! - сказал Гисласон.
     Она прыгнула, погрузилась  в  воду,  почувствовала  под  ногами  дно.
Ступни заскользили по песку, и она чуть не упала, но солдат подхватил ее.
     - Все в порядке, мэм?
     - Да.
     Они побрели к берегу, Гисласон следовал за ними. Выбравшись на берег,
Анна оглянулась и увидела в двери самолета еще  одного  солдата,  женщину,
которая сразу закрыла дверь и свет над водой исчез. И тут же на землю упал
луч света - синебровый солдат держал в руке фонарик, освещая галечный пляж
перед ними.
     - Идемте.
     И она пошла, как во  сне.  В  пятне  света  галька  сменилась  желтым
псевдомхом. Они начали подниматься на косогор. Вокруг них маячили какие-то
фигуры в рост человека, но неподвижные.
     "Что это?!" - подумала Анна.
     И словно прочитав ее мысли, солдат  навел  луч  на  корявое  деревце.
Ствол  и  ветви  были  покрыты   чем-то   вроде   густого   пуха.   Листья
отсутствовали.
     - Где мы? - спросила она. - На южной половине континента?
     - Боюсь, я не могу вас просветить, - сказал Гисласон.
     Будь теперь  день,  она  поискала  бы  взглядом  крупных  животных  с
клешнями. Но они вели дневной образ жизни.  И  им,  и  охотящимся  на  них
хищникам требовалось солнечное тепло.
     Луч фонарика лег на обрыв  впереди  -  низкий,  сложенный  из  темных
неровных камней. Они вошли в неглубокую пещеру. Ее  замыкала  дверь.  Даже
днем Анна ее не заметила бы, такой хорошей была маскировка.
     Солдат толкнул дверь, и она распахнулась. Открылся бетонный коридор с
плафонами, отбрасывавшими бледный голубоватый свет.
     - Добро пожаловать в Лагерь Свободы! - сказал солдат.



                                    14

     Они вошли. Сначала Анна, за ней Гисласон, а последним солдат, который
закрыл дверь. С внутренней стороны она оказалась металлической с  колесом.
Солдат повернул его, словно запирая подвал старинного банка.
     - Идите по коридору прямо, - сказал Гисласон.
     Их  шаги  отдавались  легким   эхом.   Еще   она   слышала   жужжание
вентиляционной системы, и больше ничего. Метров через сто  они  подошли  к
новой двери. Солдат открыл ее. За  ней  сиял  свет,  играла  музыка.  Анна
узнала  мотив  -  самый  модный,  когда  она  впервые  очутилась  на  Краю
конфедерации: "Эта жизнь на Краю". Название группы она успела забыть.  Они
появлялись и исчезали, точно кометы. Но песня была потрясающая: "Где никто
до меня не бывал, и все правила новы". А  потом:  "Вместо  вести  из  дома
помехи, помехи..."
     Но сейчас музыка гремела оглушительно, и она не могла разобрать слов.
Звуковая аппаратура не лучшая во Вселенной.
     - Что тут происходит? - спросил Гисласон.
     Синебровый солдат пожал плечами.
     В стенах этого коридора было много дверей. Ближайшие были закрыты, но
затем они поравнялись с открытой. Гисласон взял  ее  под  локоть  и  вошел
вместе с ней.
     Обычный  кабинет,  где  за  письменным   столом   сидела   ничем   не
примечательная женщина даже без гребня на  голове.  Ее  волосы  -  густые,
кудрявые и черные - торчали крутыми завитками от лба до шеи. Она была не в
форме, а в строгом костюме - темно-синем с серебристой рубашкой.  Галстук,
темный и узкий, был заколот под высоким воротничком серебристой булавкой в
виде дельфина.
     Гисласон закрыл дверь, и музыка сразу стала еле слышной.
     - Зачем вам эта какофония?
     - Плохая звукоизоляция, -  ответила  женщина.  -  Между  коридором  и
комнатами. Но и только. В соседних комнатах ничего не слышно, и наружу  не
доносится ни единого звука, я проверила. Но - учитывая все  обстоятельства
- музыка не такая уж плохая  идея.  -  Она  помолчала.  -  И  полезна  для
поддержания боевого духа. Напоминает, что  мы  сражаемся  за  человеческую
цивилизацию. Так вы - мэм Перес?
     - Да. И мне хотелось бы узнать точно, в какую ситуацию я попала.  Где
я? Что это за место? И что будет с моим катером? Разве  враги...  то  есть
хвархаты не сумеют его выследить? И что они подумают,  обнаружив,  что  на
нем никого нет?
     - Отвечать на все ваши вопросы я не стану, - сказала  женщина.  -  Но
что касается катера... - она взглянула на запястье, - к этому моменту  он,
вероятно, уже затонул.
     - Что?!
     - Враги найдут только обломки, и на такой глубине, что поднять их  на
поверхность будет нелегко.  Но  если  они  доберутся  до  них  или  сумеют
поднять, то обнаружат... что? - Она поглядела на Гисласона.
     - Следы пожара, вспыхнувшего в камбузе, - ответил он. -  Замыкание  в
кофеварке. Огонь добрался до топливных баков и бу-у-ум!
     - Сукин сын! - вскрикнула Анна.
     - У вас нет причин считать, что мать лейтенанта Гисласона в  какой-то
мере ответственна за его нынешнее поведение. Трупов враги, естественно, не
обнаружат. Взрыв ведь произошел в открытом океане. Их унесло течением. Кто
знает, куда? Хотя не исключено, что позже их выбросит на берег.
     - Что?
     - Один труп, -  успокоила  ее  женщина.  -  И,  конечно,  не  ваш.  А
Сандерса. Мы  предпочтем  сохранить  его  живым.  Тем  не  менее,  извлечь
значительную часть необходимой нам информации можно за неделю, две, три, а
тогда, если потребуется, мы можем разделаться с ним.
     Да кто она такая? Анна быстро  перебрала  в  памяти  всех  знаменитых
нравственных чудовищ  двух  последних  веков.  Никто  ведь  не  представил
убедительных доказательств смерти доктора Менгеле. Но через сто  девяносто
лет... А полковник Питерсон покоится под памятником  из  черного  гранита,
посвятив  всю  свою  жизнь  (если  верить  надписи)   Делу   Американского
Здравоохранения.
     - Он объявится, только  если  хвархаты  потребуют  доказательств  его
смерти. Что же, если они начнут настаивать, его труп  будет  обнаружен  на
том или  ином  пустынном  берегу.  -  Она  помолчала.  -  Не  в  идеальном
состоянии, но доступном опознанию и с наличием органов,  которые  позволят
им точно установить, что он утонул.
     Пресвятая  Дева,  эта  тварь  смакует  мысль  об  убийстве.  Об  этом
свидетельствовал ее голос, и ей явно нравилось пугать Анну Перес.
     - Если нам удастся провести их, если они поверят в несчастный случай,
вы и Сандерс покинете планету. Но не сразу. А пока, Анна - можно  мне  вас
так называть? - вам придется пожить в Лагере Свободы.
     - Он серьезно так называется?
     - Это единственное место на планете, где мы  свободны  от  вражеского
наблюдения. Да, Анна, он называется именно  так.  -  Она  встала,  и  Анна
увидела темно-синие элегантные брюки, довершавшие ее костюм. -  Я  провожу
вас в вашу комнату.
     Гисласон  остался  в  кабинете,  а  женщина  повела  Анну  дальше  по
коридору, в котором гремела новая песня, Анне неизвестная.  И  музыка  все
так же заглушала слова, хотя они были вроде бы английскими.
     Они свернули в боковой коридор, где было чуть потише.
     - Ну вот, - сказала женщина, открывая дверь.
     Еще одна абсолютно обычная комната, похожая  на  номер  в  общежитии.
Стол, кресло, шкаф, кровать, узкая дверь в ванную. Но, конечно, без окна.
     - В ванной есть полотенца и всякие  нужные  мелочи  -  зубная  щетка,
гребенка и прочее. В шкафу сменная одежда.  В  стол  вделан  компьютер.  Я
заказала вам ужин: рис с вегетарианским кэрри. Боюсь,  еда  у  нас  только
вегетарианская. Надеюсь, вам это будет не слишком тяжело.
     Анна услышала свой голос:
     - Нет, нисколько. Я почти не ем мяса.
     - Отлично. -  Женщина  улыбнулась.  -  Дверь  будет  заперта.  Мы  же
все-таки не можем позволить вам прогуливаться по всему лагерю. Входите же.
     Анна послушно вошла, потом повернулась и уже открыла рот,  как  дверь
закрылась и она услышала щелчок задвижки.
     Она села на кровать. Итак, ее захватили и арестовали  люди,  которые,
не  моргнув  и  глазом,  уничтожили  единственный  оборудованный   научной
аппаратурой катер в этом углу галактики, собственность  правительства,  на
службе у которого они состоят. Какие же они преступные подонки!
     Убийцы, заключила она затем. Теперь понятно,  почему  у  Никласа  был
такой испуганный вид. Он-то знал их.
     Она поступила правильно, оставив весть.
     - А если никто не поймет? Если никто ничего не предпримет?
     Анна откинула волосы и потерла виски. Все ее  мышцы  были  напряжены.
Что, если военная разведка узнает про весть? Теперь ей стало ясно, что это
вполне возможно, даже вероятно.
     Ее труп волны вынесут на какой-нибудь пляж, и тогда  им  не  придется
убивать Никласа. Ее труп убедит хвархатов, что катер действительно утонул.
     И узнают они про весть или нет, роли не играет. Скорее всего она была
обречена с самого начала. Она выполнила то, что им требовалось. Больше они
в ней не нуждаются, а она, как говорится в голопостановках, знает  слишком
много.
     Никлас же представляет огромную ценность. Логичнее убить ее первой.
     Ее начал бить озноб.  Как  она  умудрилась  попасть  в  такое  жуткое
положение?
     Поговорив с  приятным  человеком.  Приняв  его  таким,  каким  он  ей
показался. Проникнувшись симпатией, потому что он  искренне  интересовался
окружающим и задавал умные вопросы.
     Открылась дверь, и вошел синебровый солдат.
     - Обед! - возвестил он и поставил поднос на стол. -  Все  в  порядке?
Может, вам что-нибудь нужно?
     - Да. Выбраться отсюда.
     - Извините, мэм. И учтите, эта комната находится под наблюдением. Так
что поостерегитесь. - Он улыбнулся. - Мы ведь все, когда одни, ведем  себя
так, как при других не стали бы. Желаю приятного вечера.
     Он ушел. Анна встала. Есть ей  не  хотелось,  но  на  подносе  стояла
бутылочка белого вина. Маловато для такого дня, но придется обойтись.  Она
откупорила вино  и,  налив  себе  стакан,  снова  села.  Чуть  сладковато.
Шардонне.
     Допив стакан, она пришла  к  выводу,  что  паниковать  еще  рано.  Ей
известно слишком мало. Ее наставник в старших  классах  говорил,  что  это
главный ее недостаток - она формулирует теории и делает выводы, не  собрав
достаточно данных.
     Открыв шкаф, она обнаружила ночную  рубашку:  длинную,  из  настоящей
фланели с очаровательным цветочным узором.
     Что это за люди? И что  означает  ночная  рубашка?  Неужели  возможно
убить человека, прежде обеспечив его фланелевой рубашкой?
     Да, решила она после недолгого  раздумья.  Очень  даже  возможно,  но
некрасиво и нечестно.
     Она забрала ночную рубашку и открыла краны ванны. Из  горячего  пошла
горячая вода. Она обнаружила  гейзер.  За  этим  чувствовалась  безымянная
женщина, видимо, начальник Лагеря Свободы. Тут все дышало ею.  Безупречная
хозяйка. Это место было достойно занесения  в  "Путеводитель  по  сельским
гостиницам и концентрационным лагерям". Анна включила гейзер, и он отлично
вспенил воду.
     Потом она почистила зубы и легла. Долгое время она лежала в темноте и
думала о своей возможной смерти,  пока  наконец  не  забылась  беспокойным
сном, часто просыпаясь. Сны были обрывочными и  мучительными.  Кто-то  или
что-то гналось за ней. Ноги у нее не двигались.
     Проснувшись   окончательно,   она   услышала   музыку,   громкую    и
какофоничную. Дверь в ее комнату была открыта. На пороге стоял  синебровый
солдат.
     - Извините, что побеспокоил вас, мэм. Я сейчас же уйду. - Он поставил
на стол поднос и забрал прежний. - Ну,  и  мне  следует  извиниться  и  за
завтрак. На кухне что-то приключилось. Доктор хочет вас видеть,  когда  вы
кончите.
     - Кто?
     - Вы с ней вчера разговаривали.
     Женщина с курчавыми волосами.
     Он вышел, и она поднялась с кровати. На подносе стояла тарелка черной
фасоли с рисом и чашка с черным кофе. Не так плохо. Во всяком случае, кофе
был куда лучше, чем  в  самолете.  Кончив  есть,  она  надела  собственную
одежду, заскорузлую от морской соли.  Но  ей  хотелось  как  можно  меньше
соприкасаться с военной разведкой.
     Вернулся синебровый и отвел ее в кабинет доктора  Безымянной.  Доктор
сидела за своим столом. Одета на этот раз она была в огненно-красную блузу
и черный жакет. Галстук был из серебряной сетки.  Гисласон  прислонялся  к
стене, скрестив руки на груди с... с  каким  видом?  Сардоничным?  А  что,
собственно, подразумевает эпитет "сардоничный"? Однако что-то  было  очень
не так -  вот  о  чем  сказало  ей  его  лицо.  В  углу  в  кресле  сидел,
нахохлившись, капитан Ван.
     - Будьте добры сесть, - сказала доктор.
     Анна опустилась в единственное свободное кресло.
     - Возникли некоторые осложнения.
     - Какие?
     Ответил Гисласон:
     - Враги нанесли нам удар вскоре после того, как вас проводили в  вашу
комнату.
     Анна открыла было рот, но он жестом остановил ее.
     - Не здесь, мэм. В настоящее время это единственный пункт на планете,
удерживаемый землянами. Они накрыли космодром ракетами и выбросили  десант
на дипломатический лагерь и станцию. Молниеносно. Компетентно. Наши успели
послать только одно  сообщение.  А  затем  хвархаты  оповестили  нас,  что
захватили всех и вся. Все  человеческое  население  планеты  они  взяли  в
заложники. Ваших друзей, моих друзей, дипломатов.
     Черт!
     - У них два требования - мы должны вернуть Никласа Сандерса и дать им
достаточно времени благополучно отсюда выбраться. Либо оба  условия  будут
выполнены, либо они убьют всех землян на планете. И не только мужчин, но и
женщин.
     - Про женщин это, по-моему, блеф, - сказал капитан Ван. -  Но  мужчин
они, безусловно, убьют всех, и  военных  и  штатских.  В  их  культуре  не
существует понятия штатский мужчина. Все  мужчины  -  солдаты,  а  убивать
солдат их мораль не запрещает.
     - А ваш план? - спросила Анна.  -  Утверждение,  что  мы  с  Никласом
погибли?
     - Нам ничего не известно, - сказала доктор.
     - Видимо, не поверили, - заметил Гисласон.
     - Надо решить, как поступить, - сказала доктор.
     - Выполните их требования, - ответила Анна.
     Гисласон кисло усмехнулся.
     - У них есть еще одно требование,  -  вмешался  капитан  Ван.  -  Они
требуют вас,  мэм  Перес.  В  хорошем  состоянии,  указали  они.  Целую  и
невредимую. Как это объяснить, мэм?
     Конечно, ее весть. Инопланетяне получили ее.  Но  она  не  собиралась
признаться зловещей троице, что их план сорвался благодаря ей.
     - Понятия не имею.
     - Нет, вам все известно, - отрезал Гисласон.
     - Мы думаем, вы нашли способ предать нас, - подхватила доктор.
     Анна промолчала.
     - Разве теперь это имеет значение? - сказал капитан Ван.
     - Конечно, имеет. - Доктор  кивнула.  -  Если  мы  правы,  мэм  Перес
виновна в измене.
     - Не лучше ли вам решить, как вы ответите на хварский  ультиматум?  -
спросила Анна.
     Гисласон опустил руки и выпрямился.
     - Мы решили. Здесь у нас нет никакого транспорта. Это  было  ошибкой,
но мы хотели, чтобы самолеты базировались подальше, на случай  если  враги
их обнаружат. Значит, выбраться отсюда мы не можем. Мы застряли тут,  а  в
дипломатическом лагере кое-кому известно про Лагерь Свободы. И  кто-нибудь
да проболтается. Я думаю, до того, как враги появятся здесь,  у  нас  есть
день, от силы два.
     - Если мы окажем сопротивление, - сказал капитан Ван, -  будут  сотни
жертв.
     - Мы подумаем о том, чтобы убить Никласа Сандерса, - сказала  доктор.
- По крайней мере тогда он уже не сможет приносить пользу врагам.
     Гисласон поморщился.
     - Вы же видели, что с ним делалось вчера, доктор. Вел себя так, будто
мы рвали его на куски. А мы почти не прикасались к нему.
     -  Кое-какие  препараты,  -  объяснила  доктор   Анне.   -   И   все.
Предполагалось, что они заставят его отвечать на вопросы. Но...  -  Доктор
нахмурилась. - Эффект оказался парадоксальным. Он  пришел  в  еще  большее
возбуждение, а не успокоился. Казалось, что он галлюцинирует.
     - Этот тип никому  не  нужен,  -  буркнул  Гисласон.  -  Ни  нам,  ни
инопланетянам. - Получить от него они могли только информацию, и  конечно,
он им выложил все, что знал, уже много лет назад. - Он поглядел на Анну. -
Мы не намерены сопротивляться, мэм. Вывезти Сандерса с планеты или хотя бы
отсюда невозможно. Я не вижу смысла в том, чтобы его убить. Как и капитан.
- Он кивнул на Вана, который нахохлился еще больше. - Сегодня мы  свяжемся
с врагами и договоримся об обмене - вы с Сандерсом за всех  остальных.  Но
нам хотелось бы узнать, что и как вы устроили.
     Доктор наклонилась к ней.
     - Мы можем сами  узнать,  мэм.  Препараты,  которые  перепугали  Ника
Сандерса, воздействуют на любого человека.
     Все это напоминало скверную голограмму. Вот-вот один из этих маньяков
примется крутить несуществующие усы. "Ага, моя гордячка! Наконец-то  ты  у
меня в руках!" Но они были абсолютно серьезны. Это и внушало страх. Они не
бросали слов на ветер, когда говорили о препаратах и убийствах. Ей  смутно
припомнились  чьи-то  слова  о  банальности  зла  -  слова,  скорее  всего
написанные в двадцатом веке, который было бы трудно превзойти  по  разгулу
зла. О чем она думает? Как выбраться из этого дерьма?
     - Наверное, стоит применить ваши препараты, - сказала она. - Иначе вы
не поверите, что я  тут  ни  при  чем.  Может,  они  хотят  выяснить,  что
произошло. И намереваются меня допросить.
     - Ну, что ж, - сказала доктор.
     - Глупости, - пробурчал капитан Ван. - Здесь я старший в  чине  и  не
позволю вам допрашивать ее.  Она  должна  быть  выдана  врагам  в  хорошем
состоянии, как они настаивают. И я  не  подвергну  опасности  жизнь  сотен
землян ради того, доктор, чтобы вы удовлетворили свое  любопытство.  -  Он
посмотрел на Гисласона. - Будьте добры, отведите мэм Перес в ее комнату. И
тогда, - он вздохнул, - мы решим, как ответим хвархатам.



                                    15

     День она провела у  себя  в  комнате.  Солдат  -  латиноамериканка  -
принесла ей второй завтрак. Анна спросила, что нового.
     - Я ничего не могу вам сказать, - ответила женщина по-испански.
     Перекусив, Анна достала компьютер и проглядела  оглавление.  Обширная
развлекательная  программа  -  шахматы,  шашки,  бридж,   новые   варианты
"Монополии" и "Революций", поиски клада  и  десяток  романов.  Она  прочла
каталог. "Моби Дик"! Она давно намеревалась его прочесть, так почему бы не
сейчас? И она погрузилась в чтение.
     Латиноамериканка принесла ей обед  -  тушеные  овощи  с  рисом.  Анна
поела, приняла душ и рано легла спать. На этот раз она уснула тут же.
     А утром вновь принялась читать. И добралась до главы о белизне, когда
дверь отворилась. Завтрак, подумала она. Поздновато.
     Вошел хвархат, невысокий, подтянутый в обычной  серой  форме.  Мех  у
него был темно-серый, почти черный.
     Она удивленно посмотрела на него, он сразу опустил глаза.
     - Анна Перес? - спросил он.
     - Да.
     - Меня зовут Хей Атала Вейхар. Мой  ранг  -  дозорный  впереди,  и  я
прикомандирован к штабу первозащитника Эттин Гвархи. Меня  послали  спасти
вас.
     - Земным языком вы владеете просто прекрасно, - сказала она.
     Он на мгновение оскалил зубы. В улыбке?
     - Я учился у того, для кого он родной, однако Сандерс Никлас говорит,
что не совсем доволен моим произношением. Мой родной язык - тональный, и я
не могу избавиться от напевности.
     Она отключила  компьютер  и  надела  жакет.  Потом  после  секундного
раздумья сунула компьютер в карман. "Моби Дик" ее увлек.
     - Пойдемте? А то у меня от этой комнаты мурашки по коже ползают.
     - Прошу прощения?
     - Она вызывает у меня тревожные ощущения.
     - Да, идемте. Прошу, впереди меня. Мы  отправляемся  немедленно.  Мне
приказано доставить вас и держателя как можно быстрее.
     Она вспомнила, где находится  вход,  и  свернула  туда.  Хвархат  шел
следом за ней.
     - Что с Никласом? - спросила она.
     - В настоящий момент он усыплен. Врагами. Они говорят, что  он  очень
взволновался, и его необходимо было успокоить.
     - Они пытались его допрашивать.
     Помолчав, хвархат сказал:
     - Сандерс Никлас славится нежеланием отвечать на вопросы.
     В коридорах никого не  было  -  ни  землян,  ни  инопланетян.  Музыку
выключили. Анна слышала только мягкие  вздохи  и  жужжание  вентиляционной
системы,  да  их  собственные  шаги,  отдававшиеся  эхом  между  бетонными
стенами.
     Что произошло? Инопланетяне утвердились и тут?
     Они проходили мимо открытой двери. Она  заглянула  в  нее  и  увидела
хвархата, который наклонялся над компьютером, ловко и  быстро  нажимая  на
клавиши.
     Вот и ответ на ее вопрос.
     Они вышли в наружный коридор.  Плафоны  светили  так  же  тускло,  но
тамбур в дальнем конце был открыт, и внутрь врывались солнечные лучи.
     Выйдя на солнечный свет, Анна глубоко вдохнула воздух. Такой  свежий!
Дул ветер. Небо усеивали облачка.  Вокруг  ярко  желтели  холмы.  Ниже,  в
центре неглубокой долины голубело круглое озеро. У воды  росли  деревья  -
насколько она могла судить - одного вида: тускло-оранжевый пузатый ствол и
ветки-палицы. И ни единого листка на них.
     Хвархат остановился рядом с ней и указал  пальцем.  Справа  виднелась
выровненная площадка. На ней стояли два самолета. Хварские веерные крылья.
     - Где мы? - спросила Анна.
     -  Я  все  еще  путаюсь  в  человеческих   расстояниях,   -   ответил
инопланетянин. - Хотя сумел-таки  разобраться  в  том,  как  вы  измеряете
время. Мы в двух часах к югу и к западу от человеческой  научной  станции.
Сандерс Никлас уже в самолете. Пожалуйста, идите вперед, мэм.
     Она пошла по желтому псевдомху, он был густой, мягкий и пружинящий, и
воздух был пронизан  легким  и  суховатым  его  запахом.  Потом  вверх  по
металлической  лестнице  и  в  кабину,  почти  совсем  такую  же,  как   в
человеческих самолетах. Проход разделяли ряды сидений посредине. Но  много
ли есть способов перевозки большого числа гуманоидов?
     Сиденья были шире сидений  в  человеческих  самолетах  и  расположены
низко над полом. Широкие подлокотники и много места для ног. Странно, если
вспомнить, что в целом инопланетяне заметно уступали в росте  землянам.  И
никаких иллюминаторов. Странно. Неужели им  не  хочется  видеть,  где  они
летят?
     Хвархат указал на передние  сиденья,  и  Анна  направилась  туда.  На
полдороге она увидела Никласа: он полулежал на сиденье у стенки, прислонив
к ней голову. Его  закутали  в  одеяло.  Лицо  было  белее  бумаги,  глаза
закрыты. Рядом с ним сидел хвархат.
     - Ник! - Она остановилась.
     Инопланетянин, сидевший рядом с ним, взглянул на нее и отвел глаза.
     - Никлас.
     Он чуть повернул голову, веки его разомкнулись. Ей показалось, что он
ее не видит. Тут он заговорил на неизвестном ей языке. Голос  у  него  был
очень усталым. Ее инопланетянин сказал:
     - Думаю, он не узнал вас, мэм. Он говорит на нашем языке.
     - Но что он сказал?
     - Что ничего не знает. Нам лучше пройти вперед, я думаю.
     Она села через несколько рядов. Ее инопланетянин... (Как  его  зовут?
Вей... и что-то там?) сел рядом и объяснил, как застегнуть  ремни.  Минуты
через две заработали двигатели, и самолет поднялся в воздух. Анна вытащила
компьютер, который забрала из своей темницы, включила его и дочитала главу
о белизне кита.
     Инопланетянин сидел спокойно, сложив руки, и ничего не делал.
     Два часа спустя по часам в компьютере самолет пошел на посадку, и она
выключила "Моби Дика". Самолет почти замер, звук двигателей изменился,  он
повис  с  воздухе  и  опустился  на  поле.  Прекрасное  приземление,   она
практически не ощутила толчка.  Все,  что  делали  эти  люди,  производило
впечатление полной компетентности. Нечеловеческая черта!
     Двигатели смолкли, и Анна отстегнула ремни.
     - Пожалуйста, не вставайте, мэм. Сначала  заберут  Сандерса  Никласа.
Могу ли я спросить, что вы читаете?
     - Это история человека, который как одержимый стремился  выследить  и
убить крупное морское животное.
     - И ему это удается?
     - Животное убивает его.
     Она услышала, как открылась дверь, и по салону пронесся порыв сырого,
пахнущего океаном ветра. У нее за спиной слышались  шаги.  Кто-то  говорил
что-то на неизвестном языке.
     - Это знаменитая история, - добавила она.
     - И пристойная? - спросил хвархат.
     - По-моему, да. Но я, право, не знаю, что у вас считается пристойным.
     - Истории о мужчинах или истории о женщинах. Но не истории о мужчинах
и женщинах. Нам трудно изучать вашу  культуру.  Вы  просто  одержимы  теми
видами поведения, которые противны воле Богини.
     Почему-то его педантичный голос напомнил  ей  об  охраннике  Никласа,
молодом хвархате по имени Хаттин. Что случилось с ним? Он жив?
     - Один ваш солдат сопровождал Никласа. Он невредим?
     - Мы нашли его труп. Пепел будет отослан домой. Это очень  важно.  Мы
предпочитаем - в конце концов - возвращаться домой.
     Он оглянулся.
     - Мы можем идти, мэм.
     Она  последовала  за  ним  наружу  под  холодную  изморось  и,   едва
оглядевшись, воскликнула:
     - Но это же не станция!
     - Ваша станция? Нет.
     Здания вокруг были кубическими, серыми, безликими.  Ни  архитектурных
украшений, ни окон, только слепые плоские стены. Она не различала  дверей,
хотя как же без них?
     - Почему меня привезли сюда?
     - Первозащитник хочет поговорить с вами.
     - О чем?
     - Я мало значу,  мэм.  Первозащитник  не  рассказывает  мне  о  своих
намерениях.
     Анна постояла, глядя на серые кубы, потом пожала плечами.
     - Так куда идти?
     - Вон туда, - указал он.
     Когда  они  приблизились  к  зданию,  Анна  обнаружила  дверь,  почти
невидимую, так как края ее точно совпадали с краями стены.
     Хвархат открыл ее, и они вошли в  очередной  коридор  со  стенами  из
серого металла. Пол закрывала ковровая  дорожка  несколько  более  темного
серого цвета. До чего же им нравится этот  цвет!  В  воздухе  чувствовался
странный  запах.  Напоминающий...   что?   Незнакомый   запах   неведомого
животного.
     Сразу за дверью стояли двое часовых с винтовками. Один заговорил с ее
проводником, тот ответил, и часовой слегка качнул головой. Кивок?
     - Мэм? - сказал ее инопланетянин.
     Они пошли по коридору, где было людно. Их обгоняли, им навстречу  шли
инопланетяне - все двигались быстро  с  атлетической  грацией,  словно  бы
характеризующей всю расу. Неужели неуклюжих хвархатов не бывает? Никто  не
смотрел на нее открыто, но она  чувствовала,  что  ее  оглядывают  искоса.
Примерно половина инопланетян была вооружена, в основном винтовками,  хотя
она заметила кобуры с каким-то ручным оружием.
     Они подошли к следующей паре часовых. Ее спутник снова что-то  сказал
одному из них, крупному и коренастому, чей бледно-серый мех обладал  явным
голубым отливом. Его глаза, которые он  на  секунду  поднял,  были  одного
цвета  с  мехом.  Наконец  он  кивнул,  и  она  пошла  дальше   со   своим
инопланетянином.
     Этот часовой - урод или у хвархатов окраска бывает разной? В коридоре
большинство встречных были разных серых оттенков, но ее  спутник  выглядел
почти черным, а у одного  встречного  мех  оказался  двуцветным  -  темный
сверху, и чуть ниже - серебряный.
     Третья пара часовых. Еще один разговор и кивок. Наконец они дошли  до
конца коридора. Там  была  дверь  с  эмблемой  -  пламя  внутри  странного
щетинистого кольца.
     Ее проводник коснулся двери и сказал, когда она открылась:
     - Входите, мэм. Вас ожидают.
     Анна вошла. Дверь у нее за спиной закрылась. Перед собой она  увидела
стол. За ним сидел инопланетянин, широкоплечий и плотный.  Ей  показалось,
что он ниже среднего хварского  роста.  Мех  его  был  почти  металлически
серым. Он поднял голову. Ярко-синие глаза посмотрели прямо на нее.
     - Перес Анна. - Голос у него был басистым  и  мягким.  -  Мне  трудно
смотреть кому-нибудь в  лицо,  за  исключением,  естественно,  родича  или
друга. Но Ники говорит, что у вас прямой взгляд подразумевает честность  и
благородный дух. И я попытаюсь. Прошу вас, сядьте. - Он наклонил голову  в
сторону кресла перед столом.
     Она села.
     - Вы говорите по-английски.
     - Я знаком с Никласом почти двадцать лет.  Это  его  родной  язык,  а
также язык моих  врагов.  Разумеется,  я  выучил  английский.  -  Он  взял
какой-то инструмент, узкую металлическую полоску, и  начал  вертеть  ее  в
пальцах. Что это? Ручка? - Почему вы послали весть?
     - Вы разобрались в ней?
     Он помолчал.
     - Не непосредственно и не сразу. Мы узнали  про  нее  сегодня  утром,
когда допрашивали... как это сказать? Ваших  товарищей  или  компатриотов?
Ваших сослуживцев? Мы уже приняли меры, мэм. Ваша весть говорила об уме и,
по-моему, о мужестве. Но была бесполезной.
     - Тогда почему вы потребовали моей выдачи, если ни?  чего  о  ней  не
знали?
     -  Вы  женщина.  Я  подумал,  что  вам  может  грозить  опасность.  Я
предполагал, что человеки обойдутся с вами без уважения.
     Он бросил полоску на стол и откинулся в кресле.
     - Я говорю это не в знак неуважения,  но  почему  ваша  раса  вручает
власть  клиническим  идиотам?  И  как  могли  эти   плоды   непродуманного
осеменения вообразить - хотя бы на момент - что я поверю их  сказке?  Ники
отправился в океан на катере с человеком и с женщиной? Зачем?
     - Я им сказала, что этот номер не пройдет.
     Он нахмурился.
     - Я не понял.
     - Я им сказала, что их выдумка неправдоподобна.
     - Вы были правы. Разумеется, мы сделали вид, будто поверили.  Нам  же
надо было вернуться на нашу базу,  а  эти  поразительные  дураки  поверили
нашему притворству. Они дали нам улететь? - Он и говорил и  выглядел  так,
словно негодовал. Но затем успокоился, она заметила, что  его  плечи  чуть
расслабились, пушистая серая рука потянулась за металлической полоской.
     - Почему вы послали эту весть?
     Анна помолчала, стараясь точно вспомнить свои побуждения.
     - Мне нравится  Никлас  и  не  слишком  нравятся  сотрудники  военной
разведки. Они вынудили меня работать на них.  Это  было  нестерпимо.  И  я
видела Ника у них. Он был испуган. По-моему, я никогда ни у кого не видела
подобного страха. Один из них назвал Ника трусом. Я с этим не согласилась.
Я  подумала:  он  знает  их  и  знает,  что  они  с  ним  сделают.  Что-то
по-настоящему ужасное.
     Первозащитник задумался. Да? Правильно ли она толкует его выражение?
     - Вы правы. Ники не трус. Ха!  Безобразное  слово.  Но  вы  могли  не
понять того, что видели. Они собирались допрашивать его, мэм.  И  он  знал
это. Сомнений быть не могло. А он не любит допросов.
     Он вновь задумчиво умолк, потом положил руки на стол перед  собой.  У
нее возникло ощущение, что он принял какое-то решение.
     - Когда мы захватили его двадцать лет назад, то в первый раз  увидели
врага, который свободно говорил на нашем языке. Мы знали, что он  способен
понимать наши вопросы, а мы способны понять его ответы.  Нам  представился
неповторимый шанс получить большое количество точной информации. Ники  был
незаменим. Мы не могли экспериментировать с ним. Мы должны были... как это
сказать? Вести игру наверняка.  Мы  вынуждены  были  применить  старейший,
проверенный, самый безопасный метод  допроса.  Вспомните,  как  давно  это
было! Теперь у нас есть наркотические препараты, которые не позволяют  вам
лгать или уклоняться от прямого ответа. Теперь у нас есть приборы, которые
покажут, говорит человек правду или лжет.
     Он сделал паузу.
     - Но тогда ничем этим мы не располагали, а о человеческой  физиологии
знали очень мало. - Он чуть-чуть замялся. - Мы применили боль. Это просто.
Это надежно. Это великое универсальное средство.
     Ее начало подташнивать, и хвархат стал казаться все более и более  не
сходным  с  человеком.  Словно  она  вновь   увидела   потрясающую   сцену
преображения  из  "Возвращения  человека-волка",   когда   Льюис   Ибрагим
превратился - у самой рампы, на глазах у зрителей - в мохнатое чудовище.
     А мягкий голос продолжал:
     - Он быстро отозвался на наши методы, и мы получили много информации.
По большей части новой и не поддающейся проверке. Но кое-что проверить  мы
смогли и  обнаружили,  что  он  лгал.  Так  что  нам  пришлось  опять  его
допросить, но, проверяя новые ответы, мы находили новую ложь. Прошло много
времени, прежде чем мы убедились, что добрались до правды.  И  в  какой-то
момент Ники начал интересовать нас больше получения информации. Мы  хотели
проверить, сколько еще он сможет выдержать и  что  испробует  в  следующий
раз. Мы говорили друг другу, что получаем ценные сведения  о  человеческой
психологии.
     Он помолчал, глядя на инструмент в своей руке - длинную узкую полоску
металла.
     - Наконец мы прекратили. Думаю, мы извлекли почти  все,  что  он  мог
сказать, но я не вполне уверен. Лучшего лжеца, чем он, я не  знаю.  Но  до
сих пор ему снятся допросы.  Иногда,  проснувшись,  он  не  понимает,  где
находится. Глаза у него открыты, но  он  остается  в  своем  сне  и  полон
страха. Я должен... как это сказать?.. уговаривать  его.  Мостить  словами
дорожку, которая возвратит его к реальности.
     - Вы говорите  так,  словно  присутствовали  при  том,  как  это  все
происходило.
     - Двадцать лет назад? Когда Ники допрашивали? Да,  я  там  был.  Меня
всегда интересовало человеческое существо.
     Ей почудилось, что она стоит  на  краю  пропасти  и,  взглянув  вниз,
увидит извивающееся во тьме нечто. Увидит? Черт! Она уже смотрит вниз. Что
в мире... что во  вселенной  может  связывать  этих  двоих?  Пожалуй,  она
предпочтет не знать.
     - Почти  всегда  я  понимаю  выражение  человеческих  лиц,  -  сказал
первозащитник. - Вы кажетесь расстроенной. Но так и следует. Вы  вмешались
в борьбу мужчин. И тем самым вызвали  проблему  и  создали  обязательство.
Проблема заключается в том, что вы поставили  под  угрозу  свое  положение
среди своих. Пытаясь помочь Ники. Это создает то, что ваши  люди,  которые
как будто думают только о размножении и рыночной деятельности, назвали  бы
задолженностью. Мои люди назвали бы это... - Он  умолк,  его  синие  глаза
были устремлены вдаль. Странно, что она  способна  определить,  когда  эти
пугающие длинные зрачки смотрят  сквозь  нее.  -  ...назвали  бы  взаимным
обязательством. Это достаточно  точный  перевод.  Или,  мне  следовало  бы
сказать,  что  ваше  действие,   возможно,   создало   обязательство.   Вы
действовали,  насколько  я  могу  судить,  по  требованиям  чести   и   из
сострадания. Так отнимает ли бесполезность вашего действия у  него  смысл?
Вы поступили вопреки воле Богини и всем требованиям здравого смысла. Но вы
этого не знали. Как мне судить о поведении инопланетного существа, в  чьей
культуре не заложено даже понятия о пристойности?
     Он помолчал и втянул воздух с легким шипением.
     - Имеет ли важность намерение или только поступок? Имеет ли  важность
поступок или только результат? Это напоминает конфликт героической  пьесы.
То, что  верно,  и  то,  что  неверно,  так  спутаны,  что  их  невозможно
разделить. Тянешь светлую нить, а вытягиваешь что-то темное. И я  не  знаю
твердо, обязан ли я вам чем-нибудь.
     После некоторого молчания Анна ответила:
     - Этого я вам сказать не могу.
     - Я и не ждал, что представитель вашей расы может дать  мне  совет  в
области этики. - Он снова посмотрел сквозь нее рассеянным взглядом голубых
глаз. Потом сказал: - Я сделаю для вас, что смогу,  хотя  времени  у  меня
мало. - Его глаза опять смотрели на нее. - Как вы, возможно, знаете, здесь
было два человеческих корабля. Один, на краю  системы,  исчез.  По  нашему
мнению, нам известно, сколько времени требуется, чтобы добраться отсюда до
ближайшей вашей базы. Мы  следили  за  отправлениями  и  прибытием  зондов
связи. На следующие сутки мы должны покинуть эту планету.
     - Итак, - он помолчал, - я могу предложить вам две возможности, Перес
Анна. Выбор за вами. Если хотите, вы можете отправиться с нами.
     - Нет? - ответила она мгновенно.
     - Вы уверены?
     Он приглашал ее шагнуть в пропасть.
     - Я благодарна вам за приглашение, но нет.
     -  Хорошо.  Теперь  о  второй  возможности.  Насколько  мне   удалось
установить, этот нелепый заговор  был  задуман  и  осуществлен  солдатами,
сопровождавшими дипломатов. Дипломаты как будто  оставались  в  неведении,
хотя  не  исключено,  что  они  лгут.  Времени  выяснить  это  нет.   Ники
предупреждал меня, что сюда прилетели две группы и что они не сотрудничают
между собой. И предупредил, что солдаты опасны. Мне следовало бы  помнить,
что он говорил о своей расе. Я намерен обратиться  к  вашим  дипломатам  и
указать им, что это не обязательно должно стать  концом  переговоров.  Все
случившееся можно расценить, как выходку военных.  Дипломаты  -  если  они
умны  -  могут  выйти  из  положения,  сохраняя  честь.  И  я  попрошу  их
позаботиться, чтобы с вами ничего не случилось.
     - Благодарю вас.
     - Это не обязательно получится. - Он переменил позу  и  уставился  на
что-то на столе. - И еще одно, Перес Анна. Я хочу попросить вас об услуге.
Соглашаться или нет - ваше право. Мы воспользуемся сложившейся ситуацией и
конфискуем в лагере дипломатов, а также на  станции  все,  что  может  нам
пригодиться. Главным образом информацию.
     Она увидела блеснувшие зубы. Это несомненно была улыбка, а  его  зубы
оказались квадратными и  белыми,  совсем  человеческими.  Никаких  волчьих
клыков. Какое облегчение! Он продолжал:
     - Нам хотелось бы забрать побольше  человеческих  пищевых  продуктов.
Возможно, вам известно, что мы не разделяем человеческого интереса к еде и
что  наша  пища  плохо  усваивается  вашей  расой.  А  иногда  оказывается
смертельной. Наши лаборатории способны снабжать  пищей  наших...  тут  мои
познания в вашем языке мне изменяют... наших гостей? Наших  пленников?  Но
как бы то ни было, по словам Ники, наша человечья жратва  не  обеспечивает
того уровня удовольствия, какой его однорасники ожидают от пищи.
     Анна  спросила  себя,  не  чувство  ли  это  юмора  или   он   просто
самодовольный ханжа? Но представить  себе,  что  Никлас  способен  жить  с
кем-то, кто лишен чувства юмора, она не  могла.  Как,  впрочем,  не  могла
вообразить, что Никлас живет с тем, кто его пытал.
     - Вы хотите, чтобы я указала вам, какие продукты выбрать?
     - Да.
     Анна прикинула. Почему бы и нет?  Она  и  так  уже  попала  в  жуткий
переплет. Так почему бы не пойти до конца? Возможно, свою роль  сыграла  и
мысль о том, как пленных землян кормят сбалансированной питательной пищей,
точно домашних животных. "Человечья жратва", сказал он, и почему-то  такое
сочетание прозвучало зловеще.
     Она кивнула.
     - Я это сделаю.
     Он прикоснулся к чему-то на столе и заговорил на  своем  языке.  Стол
ответил. Первозащитник посмотрел на нее.
     - Дозорный Хей Атала проводит вас в человеческие кухни. Благодарю вас
за вашу помощь.
     Конец аудиенции. Анна встала.
     - Никласу ничего не угрожает?
     - Думаю, что нет. Он вынослив.
     Но у нее был еще один вопрос.
     - Военная разведка считала, что вы не станете  ничего  предпринимать,
даже если догадаетесь, что происходит. По их мнению, ваша культура считает
людей легко заменяемыми.
     - Ха! - произнес первозащитник на долгом  выдохе.  Словно  он  что-то
обдумывал и взвешивал. Но скорее всего у нее разыгралось воображение.
     Немного погодя он сказал:
     - Мы верим, что в натуре мужчины заложена  потребность  драться.  Те,
кто дерется, рискуют получить увечья или погибнуть.  Мы  должны  принимать
последствия того, чем мы являемся и как поступаем, Перес Анна.  Мы  знаем,
что наша  жизнь,  вероятно,  будет  недолгой.  Мы  знаем,  что,  вероятно,
потеряем друг друга. Но нам нелегко  терять  родичей  и  друзей,  и  я  бы
никогда не употребил слово "заменяемый", особенно говоря о Ники. Те,  кого
любишь, незаменимы.
     Недурная заключительная фраза.
     Ее инопланетянин Хей Атала стоял в  коридоре,  умудряясь  выражать  и
готовность и непринужденность, как будто он был  не  прочь  провести  весь
день в ожидании, не томясь от  бездействия  и  ничего  не  упуская.  Точно
бейсболист в дальнем конце поля. А можно ли научить их играть  в  бейсбол?
Заинтересует ли их? Наблюдая их движения, она подумала,  что  о  регби  не
может быть и речи. Слишком уж они грациозны и находчивы.
     Они пошли по коридору к выходу.
     - Да, о "Моби Дике", - сказала Анна. - Все главные действующие лица в
романе мужчины, а сюжет связан с охотой, убиванием, Богом и безумием.  Мне
представляется, что вы сочтете его пристойным.
     - Возможно, я прочитаю этот роман, - сказал Хей  Атала.  -  Благодарю
вас за ваш совет. Изучать вашу литературу очень  сложно.  Вы  помешаны  на
размножении. Неудивительно, что вас так много.
     Они вышли наружу. Дождь все еще сеялся в  туманной  дымке,  прятавшей
пологие желтые пригорки острова. Черный аэродром влажно блестел.
     Бок о бок они направились к самолету.



                                    16

     К тому времени,  когда  меня  выпустили  из  лазарета,  "Хавата"  уже
приближался к краю системы. Первый газовый гигант  остался  позади,  и  мы
наращивали скорость. И коридоры  начинали  вызывать  ощущение,  обычное  в
космическом полете. Вряд ли я подберу слова для этого. Назначение  корабля
- двигаться в пространстве, и когда он движется, люди на борту  занимаются
тем, чем им положено заниматься. Они несутся к своей подлинной  цели,  они
пребывают в фокусе своих жизней. Во всех чувствуется  сосредоточенность  и
невозмутимость, которые исчезают, когда они убивают  время  или  выполняют
наименее важные из своих обязанностей.
     Однако хвархаты одержимы работой, как никто другой.
     Я явился в кабинет генерала  согласно  распоряжению.  Он  был  меньше
кабинета на планете, хотя это не бросалось в глаза. Проектор был  включен,
и одна стена превратилась в ряд высоких узких окон. За  окнами  открывался
вид на гряду холмов, покрытых бледно-желтой растительностью. Я  видел  эти
растения вблизи. Они напоминали траву, но потом замечаешь, что у  них  нет
стеблей   с   семенами,   а   только   длинные,   узкие   гибкие   листья,
тускло-золотистые, как листья  кленов  на  исходе  осени.  Холмы  усеивали
деревья с толстыми стволами  и  пышной  листвой  -  их  листья,  помнится,
вырезаны тоже как у кленов. - Ярко-желтые, латунного оттенка.  На  склонах
холмов паслись крупные темные животные. Небо было чистым и бездонно-синим.
     Край Эттинов. Почти наверное вид со стороны одного из домов,  которые
держат женщины его рода. {Да.}
     Я сел. Генерал расхаживал взад и вперед, что очень на него не похоже.
Иногда он останавливался у своего рабочего стола  и  крутил  что-нибудь  в
пальцах - Богиню в ее ипостаси Хранительницы Очага или же длинный зловещий
нож, эмблему его ранга.
     Он спросил, как я себя чувствую. Я ответил, что прекрасно.
     - Ты предостерегал меня против этих людей, а я пропустил мимо ушей.
     - Мы все совершаем ошибки.
     Он посмотрел на голограмму.
     - Не нравится мне это.
     Что верно, то верно.
     - Мы опустошили их компьютеры. Как только к  тебе  вернутся  силы,  я
хочу, чтобы ты начал знакомиться с информацией. У тебя минуты свободной не
будет.
     - Ничего.
     - Пусть Шен Валха сам расскажет, как он забрал тебя у человеков.  Все
прошло гладко, если не считать вреда, причиненного тебе. И я не знаю,  что
будет с человечьей женщиной. Твоя раса для меня непостижима. Возможно, они
каким-то образом расправятся с ней. Кара, месть.
     После такого вступления он сообщил мне о своем разговоре с Анной.
     Потом я спросил:
     - Для чего ты рассказал ей эту историю?
     - Про первый год, который ты провел среди Людей?
     Я кивнул. Он взял статуэтку Богини, подержал ее и поставил обратно.
     - Ей не место на периметре. Как и всякой женщине. Но  твоя  раса  все
смешивает. Неприкосновенным не остается ничто. Никто не защищен.
     - Я не знаю, обязан ли ты  ей  чем-нибудь,  -  продолжал  он.  -  Она
попыталась, как представлялось ей, спасти твою жизнь и тем самым подвергла
себя опасности. Я старался внушить ей, что она  не  должна  вмешиваться  в
дела мужчин.
     - Как говорится.
     Он посмотрел на меня с недоумением:
     - Я старался,  чтобы  она  поняла,  что  периметром  правит  насилие.
Видимо, твои однопланетники постоянно лгут  друг  другу  о  природе  всего
сущего и особенно - о природе насилия. Я убежден, что она не понимает,  во
что впуталась, и хотел дать ей об  этом  хоть  какое-то  представление.  Я
хотел напугать ее, вызвать в ней отвращение и ужас.
     - Вероятно, тебе это удалось.
     - Очень хорошо. Как я уже сказал, у  меня  нет  уверенности,  что  мы
чем-либо ей обязаны. Но если  обязаны,  то  я  хотел  бы  выручить  ее  из
ловушки, в которую она попала.
     Он взял кинжал. Рукоятка  из  золота,  и  в  нее  вделан  драгоценный
камень, красновато-лиловый, вспыхивающий зелеными огнями. Александрит, мне
кажется. Лезвие, длиной тридцать сантиметров, острее бритвы.
     - В дипломатическом лагере были  женщины.  Мы  убили  одну,  хотя,  к
счастью, обнаружилось это много позже, и неизвестно, кто ее убил. Так  что
никому не потребовалось прибегнуть к  выбору.  Мы  сообщили  на  человечий
корабль, что уничтожим его, если он покинет орбиту. Я знал, что  на  борту
там есть женщины. Мы объявили заложниками все человечье население планеты,
не делая различий между мужчинами и женщинами, и оставили  ракеты  следить
за ними, пока мы не  улетим.  Программа  ракет  изменена,  теперь  они  не
проводят различий. Договориться с ними нельзя. Они не пощадят никого.
     - Господи Боже ты мой! - сказал я.
     - У меня не было альтернативы. А теперь я должен обратиться к  другим
головным и спросить их, как нам сражаться с таким врагом.  Но  еще  одного
вопроса я им не задал, потому что не жду от них верного ответа.  Но  тебе,
Ники, я его задам. Мне давно ясно, что я рахака. Я не прибегну  к  выбору,
если есть возможность избежать его. Как мне жить с тем, что я сделал?
     Ты будешь жить с этим, потому что должен, дурак проклятый! {А!}
     От него я пошел навестить Шена Валху, начальника штаба при  генерале.
В самый первый раз, когда я его увидел, я понял, что  он  Ватка.  Большой,
объемистый, мягонький на вид с мехом почти  совсем  белым,  ну  прямо  ком
ваты. На спине, плечах и предплечьях рассыпаны  пятна,  похожие  на  пятна
снежного барса: большие  неясные  кольца,  пустые  в  центре  и  часто  не
замкнутые. Бледно-бледно-серые.
     Массивный, пятнистый, смахивающий на плюшевого мишку  -  ну,  вылитый
Ватка. С моей  легкой  руки  почти  все  употребляют  это  прозвище,  даже
генерал.
     Он с острова на дальнем  Юге  родной  хварской  планеты.  Климат  там
состоит из чередования дождя, ледяной крупы, снега и опять сначала. И  мех
у людей очень длинный и густой.  Они  все  выглядят  большими,  мягкими  и
уютными. И пользуются репутацией закаленных головорезов.
     Он сидел у себя в кабинете, облаченный в обычный костюм  -  в  шорты.
Бедняге Ватке всегда жарко. Руки он сложил на широком мохнатом брюхе.  Его
бледно-желтые глаза посмотрели на меня.
     - Насколько я понял, своей жизнью я обязан вам.
     - Своей свободой. Не думаю, что человеки тебя убили бы. Садись,  если
хочешь. - Он поскреб  грудь,  а  потом  зевнул,  показав  мне  все  четыре
кинжальных  зуба.  У  большинства  Людей  эти  зубы  развиты   не   больше
человеческих клыков. Но кинжальчики Ватки очень длинные и  заостренные.  И
он часто зевает. Он  утверждает,  что  от  жары  его  клонит  в  сон.  Но,
по-моему, это что-то вроде ритуальной демонстрации.
     - Первозащитник сказал, чтобы я узнал у вас подробности операции.
     - Он пришел ко мне двадцать дней назад и сказал, что ты  тревожишься,
но  по  его  мнению  это  пустяки.  Однако   будет   неплохо   разработать
соответствующий план, не ставя тебя в известность.
     - Почему?
     - Я не могу сообщить тебе побуждения Эттин Гвархи. Что до меня, то  я
тебе никогда не доверял.
     - А, да. Это.
     - И потому я начал перебрасывать солдат и оружие с базы на  севере  -
понемножку почти каждый день на официальном самолете. Человеки  ничего  не
заметили.  Слишком  были  заняты,  продираясь  на  своих  не   поддающихся
обнаружению самолетах в запрятанные под землей тайные базы. После  захвата
мы нашли два самолета и две базы, но, конечно,  и  тех  и  других  имеется
больше. Бесполезная прихоть! Но отлично их отвлекавшая. Все - и  солдат  и
оружие - мы разместили в закрытой части базы.
     Куда меня не допускали.
     - И когда враги провели  свою  блистательную  стратегему,  мы  смогли
нанести ответный удар. Дело было относительно простое. Занять летное поле.
Уничтожить челнок. Сбросить десант на дипломатический  лагерь  и  станцию.
Помахать оружием и пристрелить парочку-другую врагов,  слишком  уж  глупых
или храбрых. Сообщить  кораблю  на  орбите,  что  мы  развернули  мыслящие
ракеты.  В  большом  количестве,  так  что  их  невозможно  обнаружить   и
перехватить все. При любой попытке покинуть орбиту или что-то предпринять,
мы уничтожим и его, и всех человеков на планете. Грозить, так  уж  грозить
по-настоящему, Ники.
     Он нахмурился и почесал широкий плоский мохнатый нос.
     - Была только одна загвоздка:  второй  человечий  корабль.  Я  сказал
первозащитнику, что хочу его уничтожить. Он находился  слишком  близко  от
пункта переброски и мог, думалось мне, скрыться. Первозащитник потребовал,
чтобы я только грозил.  Это  было  ошибкой,  Ники.  Разделайся  я  с  этим
кораблем,  мы  могли  бы  задержаться  на  планете  подольше.  Спокойно  и
неторопливо пройтись по всем информационным системам и допросить человеков
Первозащитник считает, что сумеет  сохранить  возможность  переговоров.  И
ограничил военные действия жесткой необходимостью. Быть  умеренным,  воюя,
всегда глупо.
     - На этом корабле почти наверное были женщины. И  вы  все  равно  его
уничтожили бы?
     - Да, конечно. - Он наклонился и положил толстые руки на стол. -  Эти
инопланетные извращенцы не первые, кто пытается укрыться  за  женщинами  и
детьми. Они не первые, кто нарушил правила войны. И  в  прошлом  мы  умели
карать таких оскорбителей воли Богини.
     Обычная схема образования союза. Старые ссоры забываются - во  всяком
случае на время. Заклятые  враги  объединяются,  и  все  выступают  вместе
против рода-нарушителя.
     По возможности женщинам и детям вреда не причиняют - во всяком случае
прямо. Но если преступный род не удается укротить без вреда для  женщин  и
детей, идут и на это, кто поднимает на них руку, прибегает к выбору,  едва
им представляется такая возможность. (В частности мне  в  хвархатах  очень
нравится их позиция, что можно нарушить почти любое правило, лишь бы потом
ты был готов на самоубийство. Они видят в этом помеху  для  укрепления  во
вредных привычках.)
     Никто не вступит в переговоры с родом, нарушившим  правила  войны,  и
финал  всегда  один  -  окончательное  решение  вопроса.   Род-оскорбитель
уничтожается полностью. Мужчин убивают, а женщин и детей не берут в другие
роды. Они становятся  бездомными  париями,  а  когда  дети  мужского  пола
подрастают, их убивают.
     Если женщины рожают новых детей, как иногда случалось в прошлом, хотя
хвархаты не любят признавать этого, их ждет та же судьба, что и остальных.
Им нет места среди Людей. Они тоже преступники.
     В конце концов род исчезает. На то может понадобиться одно, два, а то
и три поколения. Прощения нет. Хвархаты верят в возмездие  и  в  генетику.
Некоторые врожденные черты они предпочитают не сохранять.
     - Мы стоим перед альтернативой, - сказал Ватка. - Либо  мы  признаем,
что человеки - это  люди,  которые  нарушили  правила  войны.  Либо  можем
объявить их не-людьми.
     - То есть как?
     Его бледно-желтые глаза уставились на меня, и я  опустил  свои  -  на
иерархической лестнице он стоит заметно выше, чем я.
     - Мы  может  объявить,  что  человеки  -  очень  смышленые  животные,
способные  подражать  поведению  людей,  но  лишены   решающего   свойства
личности. Они не умеют различать, что верно и  достойно,  а  что  нет.  Им
недостает способности судить и делать правильный выбор. По-моему, найдется
много веских доводов в пользу такого заключения, а если они  животные,  мы
можем разделаться с ними, как с животными, не считаясь с правилами войны.
     - Ватка, вы меня пугаете.
     Он снова зевнул, показывая все зубы. Потом улыбнулся.
     - Мы не друзья, Ники. Я ни на сотую  ха-икуна  не  забываю,  кто  ты.
Инопланетянин. Враг. Предатель своего рода. В конце концов,  думается,  ты
предашь Эттин Гварху.
     - Думаю, что нет.
     - Возможно, непреднамеренно, но твой дух тянет в разные  стороны,  и,
как все человеки, ты легко сбиваешься с толку. Все перемешивается, и ты не
отличишь, что верно и достойно, а что нет.
     Два бодрящих утренних разговора! Я пошел заняться ханацином, а  потом
проверить съестные продукты, которые генерал экспроприировал у человеков.

                                    Из журнала Сандерс Никласа и так далее




                       ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПРАВИЛА ВОЙНЫ


                                    1

     Полет проходил точно  по  плану.  Они  совершили  первую  переброску,
следуя инструкции врагов, и оказались неизвестно где. Их встретил хварский
корабль и передал новые инструкции. Они  отправились  дальше,  а  хварский
корабль  остался  проверить,  не  следует  ли  кто-нибудь  за  ними.   Это
повторилось  еще  два  раза,  и  тогда,  после  четвертой  переброски  они
добрались  до  вражеской  станции.  Небесное  тело,  вокруг  которого  она
обращалась (на  большом  безопасном  расстоянии),  не  испускало  видимого
света, и станция оставалась просто изображением  на  экране  компьютера  в
наблюдательной рубке - короткий толстый цилиндр, больше  всего  походивший
на консервную банку с супом.
     Как было условлено, их  космолет  затормозил  на  большом  безопасном
расстоянии от банки  с  супом,  и  они  начали  ждать  прибытия  хварского
челнока. Анна упаковала вещи. Решить,  что  именно  взять  с  Земли,  было
нелегко, а теперь пришлось принимать новые решения. Какую  одежду  выбрать
для самых первых переговоров с  инопланетными  врагами  в  их  собственном
пространстве?
     Удобную одежду, допускающую разные сочетания. Одежду,  которую  легко
стирать и не надо гладить.
     Но сверх того один  ансамбль,  который  ослепит  голубые  равнодушные
глаза инопланетян. А если не  инопланетян  (кто  знает,  что  способно  их
ослепить?), так других  членов  ее  делегации  или  же  Никласа  Сандерса,
человека с приятном улыбкой и не такой уж приятной  историей.  А  впрочем,
она же не знает, будет ли он участвовать в новых переговорах.
     Кончив собирать вещи, она поднялась в наблюдательную  рубку,  где  на
экране жестянка с супом поворачивалась, вращаясь вокруг своей длинной оси.
     Там уже сидел один из ее товарищей, молодой дипломат Этьен Корбо.
     - Не понимаю! - сказал он. - Ведь этим станциям можно  придать  любую
форму. Почему же они выбрали такую безобразную?
     - Возможно, они видят ее по-иному. Красота в глазах смотрящего,  если
вспомнить старинную поговорку.
     Этьен покачал головой.
     -  Я  верую  в  эстетические  абсолюты.  Мораль  относительна,  но  в
искусстве заключена истина.
     - Чушь собачья.
     - Вам придется отучиться от некоторых выражений, милая Анна.
     С какой стати? Она включена в делегацию лишь по одной причине:  враги
попросили послать именно ее,  Перес  Анну.  Хвархаты  знают,  что  она  не
дипломат, и, наверное, не ждут, что она будет выражаться, как Этьен.
     Вражеский челнок прибыл, и дипломаты перешли на  него  -  широкозадые
земляне расположились на широких инопланетных сиденьях. Она была среди них
единственной женщиной: хвархаты специально это оговорили.
     В челноке пахло чем-то непривычным. Хвархатами, решила  Анна  секунду
спустя. За два года она успела забыть их  запах,  а  тут  вспомнила  почти
сразу. Он не был неприятным, просто нечеловеческим.
     Экипаж челнока был в шортах и сандалиях. Все держались очень вежливо.
Это их свойство она тоже запомнила,  когда  в  первый  раз  встретилась  с
хвархатами на планете псевдосифонофор. И двигались  они  с  непринужденной
грацией, видимо, характерной для всей расы. А вот выглядели более чуждыми,
чем тогда. Из-за того, что  были  без  формы?  И  было  видно,  какие  они
мохнатые? Или причина - их соски? Их у них оказалось  четыре  -  две  пары
больших темных, четко выделяющихся на широкой мохнатой груди.
     Сколько детей хвархаты рожают одновременно? Анна провела  специальное
исследование, но материала о хвархатах было слишком мало, а об их женщинах
и того меньше.
     - Меня от них всегда просто дрожь берет, -  сказал  Этьен.  Он  сидел
рядом с ней.
     - Почему?
     - Их глаза. Руки. Мех. Их агрессивность. Вас же не было  в  лагере  в
момент нападения.
     Нет. Она была захвачена человеческой, военной разведкой.
     Она ощутила толчок. Челнок отделился от земного  космолета  "Посланец
Мира". Минуту спустя сила тяжести в  нем  уменьшилась,  и  Анна  проверила
ремни.
     Полет был самым обычным.  Двигатели  заработали,  отключились,  опять
заработали. Сила тяжести все время изменялась. Смотреть  было  не  на  что
кроме стенок без иллюминаторов.  Неужели  хвархаты  не  используют  других
цветов кроме индустриальных? И почему их индустриальные цвета совпадают  с
земными? Конечно, ей ничего не известно об их зрении. Возможно, эти стенки
покрыты яркими узорами, невидимыми для нее. Возможно,  когда  инопланетяне
смотрят на разные оттенки серого, они видят - кто знает,  что  они  видят?
Ослепительные радужные краски?
     Вокруг нее  нервно  переговаривались  дипломаты.  Не  касаясь  ничего
важного  -  инопланетяне  могли  подслушать.  В  ряду  перед   ней   посол
рассказывал о своих гладиолусах, а Этьен рассказывал, как в последний  раз
был в нью-йоркском Музее современного искусства.
     Час  спустя  новый  легкий  толчок.   Челнок   пристыковался.   Двери
открылись, и делегация выплыла по воздуху в коридор с помощью инопланетян,
которые сами в воздухе не парили. Видимо, подошвы их сандалий прилипали  к
полу.
     Совсем как прибытие на  человеческую  станцию,  подумала  Анна.  Лифт
доставил дипломатическую делегацию от оси к краю. Когда лифт  остановился,
они больше не парили,  а  с  достоинством  вышли  в  коридор.  Хвархатские
космолетчики проводили их по коридору в большую ярко освещенную комнату  с
серо-бежевым  ковром.   Воздух   был   прохладным,   пахнул   машинами   и
инопланетянами: их там стояло шестеро, одетых в шорты до колен - и только.
     - Ну, что за костюмы! - сказал Этьен.
     Анна тоже предпочла бы  облегающую  форму,  которую  хвархаты  носили
прежде. Однако теперь они явно чувствовали себя вольготнее, хотя  и  менее
походили на воинов космической эры.
     С официальным приветствием к ним  обратился  очень  толстый  хвархат,
говоривший с сильнейшим акцентом. Не первозащитник. Почему  его  тут  нет?
Посол произнес ответную речь. Анна стояла позади других, и ей  было  плохо
слышно, но в любом случае казенные фразы ее не  интересовали.  Она  обвела
взглядом хвархатов, и один показался  ей  знакомым  -  невысокий,  темный,
подтянутый. Он взглянул в ее сторону, и на секунду их  глаза  встретились.
Он тут же отвел  их  и  улыбнулся.  Очень  знакомой  улыбкой:  мимолетной,
сверкающей, короткой, как его взгляд. Хей Атала Вейхар.
     Когда обмен любезностями закончился, он подошел к ней.
     - Мэм Перес!
     - Дозорный Хей Атала!
     - Вы меня помните. Я рад. Но должен сказать вам, что  меня  повысили.
Теперь я держатель.
     - Поздравляю.
     Он сверкнул улыбкой.
     - Как вы знаете, было  решено,  что  вам  следует  жить  подальше  от
мужчин. Я провожу вас в отведенное вам помещение.
     Она сказала об этом остальным  делегатам.  Этьен  явно  встревожился.
Помощник посла сказал:
     - Мне это не очень нравится, Анна.
     Начальник охраны попросил  ее  быть  осторожнее.  Хей  Атала  ждал  с
вежливым терпением.
     Минуту спустя они уже шли по  коридору.  Точно  такому  же,  как  все
остальные  на  хварской  базе  -  большому,  пустому,  серому  и   полному
инопланетян, куда-то спешащих с обычным уверенным видом.
     - Я прочел "Моби Дика", как вы посоветовали, -  сказал  держатель.  -
Очень хорошая книга и почти совсем пристойная. Я... как это  говорится?...
допекал Сандерс Никласа, чтобы он ее прочел. Мне хотелось бы обсудить ее с
человеком. Может быть, пока вы здесь...
     Они свернули в поперечный коридор. Анна посмотрела вперед  и  увидела
высокую  худощавую  фигуру.  Он  стоял  лицом  к  ним,  скрестив  руки   и
прислонившись к серой стене. Ноги он тоже скрестил и  опирался  только  на
одну. Все такой же. В ее памяти Никлас  всегда  горбился  и  расслаблялся.
Если не считать их последней встречи.
     Он выпрямился, отошел на шаг от стены и опустил руки так, что они  не
соприкасались  с  боками.  Видимо,  это  была  формальная  поза   -   руки
параллельно бокам, пальцы сжаты, ладони повернуты вперед,  большие  пальцы
отогнуты вверх. Что это означает? "У меня ничего не спрятано ни  в  руках,
ни в рукавах?"
     Хей Атала остановился и принял ту же позу.
     - Привет, Анна, - сказал Ник и улыбнулся. Он выглядел почти  так  же,
как два года назад. Пожалуй,  чуть-чуть  состарившимся.  В  волосах  стало
больше седины.
     Хей Атала объяснил:
     - Дальше, мэм, вас проводит Ники. На женской половине станции у  меня
нет родственниц. И мне не следует туда ходить. Ники же принадлежит к одной
с вами расе, и он говорил мне, что вы с ним  уроженцы  одного  края  вашей
родной планеты.
     - Это так? - спросила Анна у Никласа.
     - Я читал ваше досье. Вы выросли под Чикаго, а я в  Канзасе.  Мы  оба
уроженцы Среднего Запада. И, значит, почти родственники.  Разрешите  взять
вашу сумку?
     - Мне не положено выпускать ее из рук. Враги могут  подложить  в  нее
подслушивающее устройство или бомбу.
     - Нам достаточно подслушивающих устройств  в  стенах,  -  сказал  Хей
Атала. - И кто же это будет взрывать бомбы внутри собственной  космической
станции? - Он  задумчиво  помолчал.  -  То  есть  большие  бомбы.  Надеюсь
увидеться с вами позже, мэм. - Он повернулся и  пошел  по  коридору.  Анна
посмотрела ему вслед.
     - Мне чудится или он  действительно  движется  даже  грациознее,  чем
остальные хвархаты?
     - Им нравится придумывать имена друг для друга, -  сказал  Никлас.  -
Особенно это относится к мужчинам. Обычно это шуточные имена  и,  нередко,
обидные. Но его прозвали "Изящный мужчина". И дело не только в том, как он
движется. У  него  изящные  манеры,  изящная  душа,  и  он  гораздо  более
откровенен по натуре, чем большинство Людей. Прекрасный молодой человек, и
займет очень важное положение, если не вспыхнет серьезная война. А если  в
заключение  нам  придется   воевать   с   Конфедерацией,   вам   предстоит
сомнительное удовольствие иметь дело с Ваткой Шеном.
     - А у вас есть прозвище? - спросила Анна.
     - Целых два. "Тот, кто не любит отвечать на вопросы" и "Тот,  кто  не
терпит ковров". Он носком сандалии ковырнул ковровую дорожку.  -  Двадцать
лет я хожу по этой дряни и все не устаю ее ругать.
     На нем была коричневая блуза с длинными рукавами, брюки того же цвета
и сандалии. Как и тогда, его одежда выглядела  чуть-чуть  не  так,  словно
портной толком не знал, что у него получится. К его поясу были прикреплены
две  круглые  бляхи  -  металлические,  эмалированные,  с  эмблемами,   ей
непонятными и, почти наверное, обведенные надписью.
     - Так идемте, - сказал он.
     Они пошли дальше. Он почти сразу же засунул руки в карманы и шагал  с
ленивой  развалкой,  совсем  не  похожей  на  быструю  грациозную  походку
Вейхара.
     - Почему они без формы? - спросила Анна.
     - Вы видите обычный хварский мужской костюм. Вспомните: Люди  покрыты
мехом, а мужчины - в значительном большинстве - подолгу живут в  местах  с
искусственным климатом. Зачем им одежда? Все, что  требуется,  -  карманы,
что-то, чтобы прицеплять опознавательные бляхи и самый минимум,  чтобы  не
смущать Людей, принадлежащих к  целомудренным  культурам.  Все  это  вы  и
видите.
     - Форма на планете была маскировкой, - сказала Анна.
     - Своего рода театральными костюмами, - возразил Никлас. -  Я  сказал
генералу, что землянам будет трудно  с  полной  серьезностью  отнестись  к
людям  в  шортах.  Ну,  и  художественный  корпус  разработал  форму   для
космических  воинов.  Очень  симпатичную  на  мой  взгляд.  Особенно   мне
понравились черные глянцевые сапоги, хотя ума  не  приложу,  какой  в  них
смысл. Верхом по космическим станциям не ездят,  длинных  пеших  переходов
тоже не совершают. Опасность змеиного укуса маловероятна. Разве что пинать
подчиненных, изрыгая горловые проклятия на иностранном языке.
     Она совсем забыла звук его  голоса.  Легкий  приятный  тенор,  полный
веселой насмешки.
     - А это у них принято?
     - Пинать подчиненных? Нет. Да и проклятий они не  изрыгают.  Главному
хварскому языку непристойные выражения не свойственны.  Они  в  нем  вовсе
отсутствуют. Ни к какой матери вы никого послать не можете. И  не  найдете
аналога для мешка с дерьмом.  Порой  мне  кажется,  что  это  объясняет  в
хвархатах очень многое.
     Они свернули  в  новый  коридор  и  увидели  высокую  двойную  дверь,
охраняемую двумя  солдатами  с  винтовками  в  руках.  На  середине  двери
помещалась эмблема, разделенная пополам линией  створок  -  языки  пламени
высотой около метра, выпуклые и позолоченные.
     - Огонь очага, - сказал Никлас. - Он символизирует  Богиню  и  Родной
Мир, Средоточие Рода и Женщин, а, может  быть,  Женщину.  Я  так  и  слышу
заглавные буквы всех этих существительных. - Он  посмотрел  на  одного  из
солдат и произнес несколько слов. Тот повернулся и нажал на что-то.  Двери
отворились.
     За ними заблестел бледно-желтый деревянный паркет. Никлас вошел, Анна
последовала за ним, и створки позади них сомкнулись.
     Стены были словно оштукатурены -  белые  с  легким  голубым  отливом.
Красочные  гобелены  изображали  хвархатов,   занятых   чем-то   для   нее
непонятным. По коридору тянулся длинный ковер. Как и  гобелены,  он  пылал
красками - красной, синей, темно-зеленой, сочной оранжевой и ярко-желтой.
     - Пресвятая Дева, - сказала Анна.
     Никлас засмеялся.
     - Я прожил среди  хвархатов  почти  десять  лет,  прежде  чем  увидел
обстановку женских помещений. Тогда две  тетушки  генерала  решили  узнать
побольше про товарища,  которого  выбрал  себе  их  дорогой  племянник,  и
прибыли на одну из станций. - Говоря это, он вел ее по пестрому ковру мимо
гобеленов. - Они вызвали туда на свидание генерала и меня. Я  уже  слышал,
что женские помещения отличаются от мужских. И все же был ошеломлен.
     Анна  посмотрела  вперед.  В   глубине   виднелись   три   фигуры   в
красно-желтых  одеяниях.  Они  стояли  в  ожидании  с   обычной   хварской
невозмутимостью. Высокие, массивные, плотные.
     Никлас продолжал, понизив голос почти до шепота:
     - Требуется очень многое, чтобы хвархатские матриархи покинули родную
планету. Но генерал вился ужом. Они попросили его привезти меня в Эттин, а
он все находил и находил предлоги для отсрочек. Вот они и явились  к  нему
сами. Род очень честолюбивый,  а  генерал  самый  выдающийся  Эттин  среди
своего поколения. Тетушки не собирались  допустить,  чтобы  с  их  главным
представителем в мире мужчин произошло что нибудь нежелательное.
     Они приблизились к троим ожидавшим. Одеяния состояли из длинных узких
полос, сшитых на плечах. Ниже полосы  лишь  кое-где  соединялись  золотыми
цепочками. При любом движении  полосы  заколышутся  и,  может  быть,  даже
затрепещут, но просветы между ними не увеличатся.
     Материя показалась Анне похожей на шелковую  парчу.  Узор  у  каждого
одеяния был свой. Один напоминал цветочные гирлянды,  другой  слагался  из
геометрических фигур, а третий как будто состоял из животных, которых Анне
видеть не доводилось.
     Никлас остановился. Он вынул руки  из  карманов  и  опустил  ладонями
вперед. Обычная его  дерганость  исчезла.  Он  стоял  абсолютно  спокойно,
опустив глаза. Даже склонив голову, он был выше них сантиметров на десять,
однако рядом с их массивными фигурами казался очень хрупким.
     Они почти наверное были женщинами, хотя в  лицах,  широких,  плоских,
покрытых  мехом,  не  удалось  бы  отыскать   женственности,   как   и   в
бочкообразных торсах, как  и  в  обнаженных  по  плечо  руках,  толстых  и
мохнатых. На всех были  браслеты  -  широкие,  тяжелые,  простые  -  почти
наверное из литого золота, решила Анна.
     - Не смотрите на них прямо, - шепнул Никлас.
     Анна опустила глаза.
     Басистый, очень басистый голос что-то произнес.
     - Я должен вас представить, - сказал Никлас. - Женщина справа - Эттин
Пер. Рядом с ней Эттин Апци. А слева - Эттин Сей. Они сестры  и  в  данное
время руководят родом Эттина. Эттин Гварха - их племянник.
     Третья женщина - Сей - заговорила не  таким  низким  голосом,  скорее
баритоном, чем басом.
     - Она понимает английский, хотя предпочитает не говорить на нем.  Она
попросила меня сказать вам, что не  сочла  грубостью  ваш  прямой  взгляд.
Человечьи обычаи иные, она это понимает.
     Снова заговорила первая женщина - Эттин Пер, обладательница баса.
     - Она приветствует вас на женской половине, - сказал Никлас. - Они  с
нетерпением ждут возможности побеседовать с вами. Их  начало  интересовать
человечество, и особенно - человечьи женщины.
     - Скажите им, что  я  рада  быть  здесь,  -  ответила  Анна.  -  И  с
нетерпением  жду  возможности  побеседовать  с  ними.  Поэтому  генерал  и
пригласил меня?
     - Да, - сказала Эттин Сей.
     Заговорила третья женщина, Апци, тоже баритоном.
     Никлас поднял голову и посмотрел прямо на нее, отвечая на  их  языке.
Апци протянула серую мохнатую руку и легонько коснулась его плеча.
     - Нас отсылают, - объяснил Никлас. - Идемте.
     Три женщины продолжали стоять, точно  статуи  трех  Парок,  а  Никлас
повел ее по другому коридору, более  узкому,  но  из  того  же  материала.
Гобеленов на стенах не было. Они подошли к двери из серебристого  металла.
Рядом в стену была вделана квадратная пластинка,  тоже  металлическая,  но
более темная и тусклая. Никлас указал на нее.
     - Прижмите к  ней  ладонь.  Покрепче.  Отлично.  Теперь  дверь  будет
открываться только для двоих - для вас и меня.
     За дверью оказалась большая квадратная комната. Бледно-серый  паркет,
нижняя  часть  стен  обшита  панелями  из  такого   же   дерева,   радужно
переливавшегося. Как что? Рыбья чешуя? Перламутр?
     Анна потрогала панель. Словно  бы  деревянная,  но  выглядела  она  и
правда так, как будто по ней струилась вода. Бледные цвета переливались  и
менялись на прохладной полированной поверхности.
     - Вы разрешите мне сесть? - спросил Никлас.
     - Конечно.  Она  поставила  сумку  и  посмотрела  на  дверь,  которая
закрылась.
     Никлас расположился в большом низком кресле и вытянул ноги.
     - Я знаком с тетушками более десяти лет, но все еще чувствую  себя  с
ними не очень уютно. Легче всего ладить с Апци. Она спросила меня,  как  я
себя чувствую, и сказала, что рада меня видеть. - Он посмотрел на  Анну  и
улыбнулся. - После этого осмотра десять лет назад они меня одобрили - Апци
и Пер. Решили, что Гварха может оставить меня при себе. Я чувствовал  себя
не  слишком  привлекательной  дворняжкой.  Замурзанным  щенком,   которого
мальчик притащил домой. "Но  запомни,  Гварха,  ты  должен  хорошо  о  нем
заботиться, а если он нашкодит, то..."
     - Они такие крупные, - сказала Анна.
     - Что есть, то  есть.  Как-нибудь  я,  пожалуй,  объясню  особенности
диморфизма у Людей, но не сейчас. У вас есть кухня и ванная.  Я  руководил
их оборудованием.  Утварь  покажется  вам  странноватой,  но  все  приборы
работают и могут использоваться землянами. На кухне есть продукты -  часть
тех, которые генерал забрал в заключение прошлых переговоров. Все  розетки
снабжены  преобразователями  напряжения.  Если  у   вас   есть   с   собой
какой-нибудь  электроприбор,  включайте  его  спокойно.  Имеется   система
внутренней связи. Я написал, как ей пользоваться и как соединиться со мной
и со всеми вашими делегатами. И я перевел инструкции, что делать в случае,
если  отключится  энергия,  исчезнет  притяжение,   снизится   атмосферное
давление.
     - А это часто случается?
     -  Насколько  известно  мне  -  никогда.  Но  инструкции  прочтите  и
запомните хорошенько. Если что-нибудь произойдет, здесь  самое  безопасное
место. Хвархаты позаботились придать этой части станции особую надежность.
Все системы дублированы, и спасательные команды  бросятся  сюда  в  первую
очередь. Хвархаты относятся к защите своих женщин  со  всей  серьезностью.
Пожалуй, сейчас как раз время поговорить о  станции.  Она  была  построена
специально для этих переговоров и расположена на  больших  расстояниях  от
всего, что представляет для хвархатов какую-либо важность, и они обычно не
пользуются этим пунктом  переброски.  Полезной  информации  здесь  собрать
практически нельзя. Если ваши товарищи затеют шпионские игры, то  потратят
время зря и только раздражат хвархатов.
     - Такая огромная станция! - сказала Анна. - И они построили ее только
для нынешних переговоров?
     Никлас пожал плечами.
     - В данный момент она почти пустует. Если переговоры пройдут успешно.
Людям скорее всего понадобится больше  места,  если  же  нет,  я  полагаю,
взрывные устройства уже размещены, где следует.
     Анна поежилась при мысли о культуре, которая была способна  построить
такую станцию менее чем за два  года,  заранее  зная,  что  ее,  возможно,
придется уничтожить. И она переменила тему.
     - Шпионской возни не будет. Военной разведке  было  строго  приказано
держать свои мерзкие липкие лапы подальше отсюда.
     - Обернитесь, - попросил Никлас.
     Она послушалась и увидела на  стене  над  панелями  прямоугольник  из
лампочек - по три в пяти рядах. Они  все  горели.  Все  были  бесцветными,
кроме двух янтарных в нижнем ряду.
     - Это ваш монитор безопасности. Если все лампочки бесцветны,  значит,
ваши двери заперты, а внутренняя связь отключена и никто не  подслушивает,
никто не наблюдает за вами. Но если хоть одна лампочка станет янтарной, вы
изолированы не абсолютно.
     - Правда? - спросила Анна.
     -  Моя   репутация   лжеца   несколько   преувеличена.   Здесь   есть
подслушивающие устройства, Анна, но это не инопланетные жучки.  Сотрудники
службы безопасности генерала все здесь проверили,  ну,  скажем,  утром.  В
первый  икун.  Пока  вы  не  вошли  сюда,  это  помещение  было  абсолютно
изолировано.
     - Пожалуй, я воспользуюсь ванной.
     Никлас  указал  на  дверь  в  стене,  и  она  вошла  в  ванную.   Про
оборудование и принадлежности он сказал верно: бесспорно, странные, но все
работали и годились для землян. Туалетная  бумага  была  точно  такой  же,
какую она где только не видела на Земле. Генерал прихватил и ее?
     Анна умылась и посмотрела на себя в зеркало.
     Коренастая  женщина  среднего  роста  по  человеческим  меркам.  Кожа
коричневая. Волосы короткие, черные, волнистые. В брюках и куртке из синей
бумажной ткани, жатых. Белая блузка тоже из жатой ткани. Никаких украшений
кроме нитки бус из ляпис-лазури. Их купила ее  мать  во  время  поездки  в
Исламскую социалистическую республику, еще в те времена,  когда  на  Земле
существовали подлинно независимые страны.
     Так, значит, ты выглядишь в сотне световых  лет  от  родной  планеты?
Причем, только что воспользовавшись инопланетным унитазом?
     Да, и так выглядишь ты,  убедившись,  что  ни  такое  расстояние,  ни
инопланетная новизна не спасают от дураков.
     Фу! Какая сердитая рожа! Эти морщинки в уголках рта и  между  бровями
ей совсем ни к чему.
     В кармане куртки у нее была  ручка.  И  от  старомодных  вкусов  есть
польза. Положиться на компьютер она  не  могла.  Оторвав  кусок  туалетной
бумаги, она написала: "Уберите жучки!", показала язык своему  отражению  и
вернулась к Никласу.
     Он теперь стоял с  двумя  рюмками  в  руках.  Обе  были  до  половины
наполнены бледно-желтой жидкостью.
     - В вашем досье сказано, что вы любите  белые  вина.  Это  пуайи-фюм.
По-моему, недурное, но, должен оговориться, я сильно поотстал  в  подобных
вещах.
     Анна взяла рюмку и взамен вручила ему обрывок  туалетной  бумаги.  Он
прочел, кивнул и поднял рюмку.
     - За мир и дружбу.
     Они выпили. Вино было холодным и очень хорошим. Никлас поставил  свою
рюмку.
     - На сегодня ничего не назначено. Можете отдохнуть. И, судя по вашему
виду,  это  вам  не  повредит.  Завтра  предстоит   официальное   открытие
переговоров, много речей, которые ничего не значат. Я предпочту пропустить
церемонию, но вам следует на ней присутствовать. Утром я  зайду  за  вами.
Вам не следует никуда ходить без эскорта, причем вам  знакомого.  Со  мной
или с Хей Атала Вейхаром. Завтра я познакомлю вас еще с Эйх Матсехаром. Он
служит в художественном корпусе и  временно  прикомандирован  к  генералу.
По-английски говорит прекрасно, и, думается мне, его манеры вы стерпите.
     Ей не хотелось оставаться здесь  в  обществе  только  жучков  земного
изготовления, но она не знала, о чем говорить.
     - На кухне есть еще вино и еда, как я уже помянул. Войти  без  вашего
разрешения не может никто. Не думаю, чтобы тетушки  вас  побеспокоили,  но
если все-таки, то помните, что они много выше вас рангом. Держитесь с ними
уважительно и прямо. Не  лгите,  не  пытайтесь  уклоняться.  Если  вам  не
захочется отвечать на какой-то вопрос, так и  скажите.  Все  Люди  уважают
прямодушие, а люди Эттина славятся прямолинейностью. Одна  любовная  песня
начинается... - Он умолк и уставился на стену у нее над головой отрешенным
взглядом. - "Я, как  горцы  Эттина,  прямо  говорю,  что  думаю".  Перевод
довольно близкий. Слова этой песни мне всегда нравились, а теперь я нахожу
прелесть и в музыке. Потребовались годы, прежде  чем  я  уловил  что-то  в
инопланетной какофонии, какой она представлялась мне сначала. - Он подошел
к двери и коснулся стены рядом. Дверь открылась, и он оглянулся на Анну. -
Если  взгрустнется,  вспомните  про  ВС  и  поболтайте  с  кем-нибудь   из
дипломатов. Доброй ночи. И не надо ни сердитого, ни тревожного  выражения:
ситуация совсем не плохая. - Он улыбнулся.  -  Поверьте.  Мне  приходилось
попадать в куда более скверные.
     Дверь за ним закрылась.
     Анна опустилась в кресло.  Оно  было  глубоким  и  мягким,  а  обивка
гармонировала с бледным сложным узором ковра на полу. Она выпила еще вина,
сбросила туфли и положила ноги на столик из перламутрового  дерева.  Ножки
были резными и изображали извивающихся чудовищ. То есть на ее  взгляд  это
были чудовища - чешуя, шипы, когти, клыки и прочие атрибуты.
     Она подняла глаза.
     В потолке был плафон из  серого  металла  и  чего-то  вроде  матового
стекла.  Ей  почудилось  в  нем  что-то  земное.  "Арт  деко"   -   стиль,
господствовавший в искусстве Запада в середине двадцатого века. Любопытно!
     Или она по вечной человеческой привычке пытается претворить  чужое  в
знакомое. Встречаешь субъекта, покрытого серым мехом, с большими  ушами  и
горизонтальными  зрачками,  и  говоришь:  "Ну,  вы  просто   вылитый   мой
двоюродный брат, который проживает в Шомберге в Иллинойсе".
     Интересно, Никлас говорил когда-нибудь что-то подобное?
     Каково это - жить совсем одному среди инопланетян?
     Каково это - видеть сны, что тебя пытают?
     Во сне те, кто тебя пытают, не земляне. Ты пробуждаешься от  кошмара,
и кто-то тебя успокаивает. Кто-то тебя  утешает.  Как  выразился  генерал?
Мостить словами дорогу, которая ведет назад к действительности?
     Утешитель - нечеловек, и он пытал тебя.
     Бездна, подумала Анна.
     Она допила свою рюмку, а потом и другую, которую он только  пригубил.
А потом отыскала спальню.
     Голый паркет из перлодерева, голые стены из чего-то вроде штукатурки,
кровать - прямоугольный топчан с тонким матрасом. Только подушка выглядела
обычной, но на ощупь оказалась какой-то не такой. Слишком мягкой.  Потолок
был распахнут звездам.
     Господи, подумала она, поглядев вверх. Там сверкали одинокие солнца и
дальние скопления, облака мерцающего газа всех возможных цветов.
     Наверное, голограмма. Станция вращалась, а панорама не смещалась.  Да
и приближаясь к станции, ничего подобного они не видели.
     Но если это голограмма,  то  куда  лучше  тех,  какие  ей  доводилось
видеть.
     Она разделась. В ногах кровати лежало аккуратно сложенное одеяло. Она
его расстелила, легла на него и созерцала звездное великолепие, пока у нее
не начало рябить в глазах. Светила сливались в одно  смутное  пятно.  Анна
натянула одеяло на себя и заснула.



                                    2

     Генерал  был  у  себя  в  кабинете,  последнем  из   серии,   которая
протянулась (на моей памяти) через двадцать лет и уж не знаю  через  какое
пространство. Все они более или  менее  одинаковы.  Этот  отличался  новой
голограммой.
     Она сменила стену напротив его рабочего стола. Никаких  окон,  ничего
для конструирования или размышлений. Ковер кончался, а за ним  зеленоватые
волны накатывались на пляж из зеленовато-серого песка. Небо было  грозовым
и почти того же цвета, что и вода. В отдалении вздымались обрывы и  парили
крылатые твари. Совсем мне незнакомые.
     - Где это?
     - Один из заселенных миров. - Генерал умолк и поправился: -  Один  из
миров, которые мы пробуем заселить.
     Я рассказал ему про жучков.
     - Они подслушивают женщин. Какая гадость!
     - Я же говорил тебе, что подслушивают и будут подслушивать.
     Он потянулся к ВС.
     - Надо сообщить моим теткам.
     - Я сказал Эттин Пер.
     - Ха! - Долгий выдох. - И что сказала она?
     - Рассердилась. Я сказал ей, что завтра  к  концу  первого  икуна  их
уберут.
     Он посмотрел мимо меня на голограмму.
     - Нам не следовало просить человека послать Перес Анну. Мы  привносим
человечье поведение - человечье кощунство и бесчестье - в  места,  которые
неизменно следует беречь.
     - Скажи это своим тетушкам. Это они решили, что Сплетению  необходимо
получить сведения о человечьих женщинах.
     Направление его взгляда изменилось. Он следил за чем-то в голограмме.
Я обернулся. Одна из летающих тварей опустилась на пляж. На крыльях у  нее
были когти, и она поползла по  песку  на  манер  летучей  мыши  -  крупное
животное с чешуйчатой кожей в серых, зеленых и коричневых пятнах. Клюв был
оснащен множеством зубов, узких и острых.
     - Анна - разумный выбор. Мы ее знаем.  Мы  знаем,  что  к  Людям  она
настроена не особенно враждебно. И  она  прямолинейна,  первозащитник.  Не
знай я, что это не так, я бы назвал его птеродактилем.
     - Чем-чем?
     - Земное животное. Они вымерли вот уже - если  я  правильно  помню  -
шестьдесят пять миллионов лет назад. Никто толком не сумел объяснить,  как
они взлетали и приземлялись.
     - Возможно, вот так, -  заметил  генерал,  когда  тварь  подпрыгнула,
захлопала крыльями и взлетела.

                                         Из журнала Сандерс Никласа и т.д.



                                    3

     Ее разбудил запах жарящейся грудинки.
     Звезды исчезли: над собой она увидела простой белый потолок.
     Ванная примыкала к спальне, Анна забрала одежду, вымылась и оделась в
другой брючный костюм, на этот раз серый (любимый цвет хвархатов) с желтой
блузкой и серо-коричневыми агатовыми  бусами.  Золотые  клипсы.  И  больше
никаких украшений.
     Ее отражение выглядело не таким сердитым  и  усталым,  как  накануне.
Даже, пожалуй, счастливым. Она улыбнулась себе. Помни, Анна, повторяла  ее
мать, улыбка всех делает  красивей,  и  ты,  улыбаясь,  почувствуешь  себя
счастливее.
     Завтрак стоял на одном из столиков в большой комнате:  полная  кружка
кофе, нож, вилка, тарелка с ломтиком (поджаренным) хлеба и рядом три куска
поджаренной до хруста грудинки, а также  квадрат  чего-то  вроде  зеленого
желе.
     Никлас стоял, прислонясь к стене, с кружкой кофе в руке.
     - Что это? - Она ткнула вилкой в зеленый квадрат.
     - Главным образом белок. Очень питательно. Вкуса  не  опасайтесь:  он
практически отсутствует.
     Анна съела кусочек. Относительно вкуса Никлас был абсолютно прав.
     - Если желаете углеводов, у меня  имеется  нечто  желтое  и...  -  Он
помолчал. - И густое. Кажется, наиболее  подходящее  слово.  Что  касается
вкуса, определить не берусь. Иногда я сказал бы "картон", но  ведь  я  уже
столько лет не ел картона!
     - Это человечья жратва, - сказала Анна.
     Он улыбнулся.
     - Грудинка настоящая,  и  кофе,  и  хлеб,  но  я  подумал,  что  вам,
возможно, будет интересно попробовать, что в подавляющем большинстве  едят
земляне, наши - по прелестному определению генерала - гости.
     Анна принялась за еду, он следил за ней, прихлебывая кофе.
     - Уберу потом, - сказал он, когда она кончила. - Нам пора.
     Они прошли через женскую половину, никого не  встретив,  и  вышли  за
двойную дверь.
     В коридоре ждал хвархат - высокий, тощий, серый, в обычных шортах. Он
шагнул  им  навстречу.  В  его   движениях   была   какая-то   странность,
неуклюжесть. Людям не присущая.
     Он протянул левую руку, глядя на ладонь.
     - Так правильно? Я хочу обменяться рукопожатием.
     - Не та рука, - сказала Анна.
     Он протянул правую, и она ее пожала.
     - Как я? - осведомился хвархат.
     - Чересчур энергично. Давайте еще раз.
     Они повторили рукопожатие,  Никлас  следил  за  ними  с  нетерпеливой
усмешкой.
     - Нам надо идти, Анна.
     Они повернулись и пошли  дальше  втроем.  Ее  первое  впечатление  от
движений инопланетянина  подтвердилось:  они  были  плохо  координированы.
Такого хвархата она видела впервые.
     -  Матс  забыл  представиться,  -  сказал  Никлас.  -  Эйх  Матсехар,
наступающий. Иными словами он выше меня рангом и временно  прикомандирован
к штабу генерала. Главным образом для того, чтобы изучать  землян.  Вообще
же он служит  в  художественном  корпусе  и  является  лучшим  драматургом
нынешнего поколения.
     - Лучший драматург - мужчина, - возразил Эйх Матсехар. - Амит  Ашарил
замечательный драматург и, возможно,  не  уступает  мне,  хотя  сравнивать
мужское и женское творчество невозможно.
     - Арбуз и свиной хрящик, - добродушно заметил Никлас.
     - Я знаю это выражение, - сказал инопланетянин. - Два  ваши  туземные
лакомства, которые по неясной мне причине сравнению не подлежат.
     - Угу, - подтвердил Никлас.
     - А вы, - хвархат наклонил голову, глядя на нее искоса, - Перес Анна,
последняя жертва Ники.
     - Что-о?
     - Об этом поговорим в другое время, - вмешался Никлас.
     - А почему не сейчас? - осведомился Эйх Матсехар.
     - Неизвестно, кто нас слушает.
     - Здесь? - Инопланетянин оглянулся. - Скорее всего никто.  Да  и  что
они услышат? Коридорную болтовню?
     - Может быть, - сказал Никлас.
     Они шли и шли по коридорам, совсем одинаковым: голые  стены,  плотные
ковровые дорожки, все  (как  всегда)  серое.  Прохладный,  почти  холодный
воздух пахнул металлом и инопланетянами. Их нагоняли, с  ними  расходились
хвархаты, но их было меньше, чем накануне.  Их  делегация  прибыла  в  час
пересменки? Работают ли хвархаты посменно?
     Они вышли в коридор, охраняемый двумя солдатами с винтовками.
     - Это станция Переговоров-С-Врагом, - сказал Никлас. -  То  есть  так
переводится ее название. А это  секция  Переговоров-С-Врагом.  Дальше  вас
проводит Матсехар. А мне надо заняться кое-чем другим.
     Она пошла с инопланетянином. Он  проводил  ее  до  комнаты,  где  уже
собрались остальные делегаты, и ушел. Глава  службы  безопасности,  худой,
темнокожий человек в штатском костюме и со штатской прической, спросил:
     - Все нормально? - У него был певучий карибский  выговор.  -  Капитан
Мак-Интош.
     - Прекрасно. Я познакомилась с некоторыми женщинами.
     - О? - сказал помощник посла. -  Иметь  с  ними  дело  легче,  чем  с
мужчинами?
     - Не думаю, - ответила Анна.
     Он нахмурился.
     - Я надеялся услышать другое, Анна. Вы  будете  наблюдать  переговоры
отсюда. Никакие наши настояния не подействовали. Они не желают,  чтобы  вы
присутствовали в зале заседаний, хотя сами же просили, что бы мы  привезли
вас в такую даль.
     Ее это вполне устраивало.
     Делегаты вышли гурьбой, дверь за ними закрылась, и Анна оглядела  еще
одну серую комнату  с  ковром.  Единственное  кресло  стояло  перед  голой
стеной. Обычное - широкое, низкое, слишком  мягкое.  Анна  села,  и  стена
перед ней исчезла. Теперь она смотрела в другую  комнату,  заметно  больше
той, в которой находилась она. Там двумя рядами друг против  друга  стояли
кресла, совсем такие же, насколько она могла судить, как  ее  кресло.  Они
занимали середину комнаты, где больше не было ничего, кроме стен  обычного
цвета и без окон.
     Странно,  подумала  она,  устраиваясь  поудобнее.  Люди   как   будто
придерживались двух крайностей - унылой функциональности и того,  что  она
видела на женской половине, где обстановка отличалась богатством красок  и
форм, изукрашенностью и чудесной выделкой.  Мужской  и  женский  стиль,  и
только? То есть их мужчины обречены на  серые  тона  военных  кораблей,  а
женщины живут среди ярких ковров и гобеленов,  среди  дерева,  отливающего
перламутром?
     Комната начала  заполняться.  Первыми  через  невидимую  дверь  вошли
земляне, гуськом обогнули один ряд кресел и выжидающе встали каждый  перед
своим. Все это было обговорено и условлено: как кто войдет и где сядет.
     Хвархаты  вошли  с  противоположной  стороны.  Они   были   в   форме
космических  воинов.  Сапоги  были   высокими,   черными,   глянцевыми   и
действительно   дышали   силой,   надменностью,   воинственностью.    Куда
внушительнее сандалий.
     Шедший впереди был заметно ниже тех, кто следовал за ним. Он  обогнул
второй ряд  кресел  и  остановился  перед  креслом  в  середине,  а  затем
обернулся к землянам, коренастый, очень  широкий  в  плечах.  Держался  он
очень прямо, как они все - она еще не видела  хвархата,  который  горбился
бы. Он обладал обычной хварской грацией движений и поз,  но  также  чем-то
еще.  Только  чем?  Полной  уверенностью  в  себе?  Категоричностью?  Анна
подыскивала слово. Способность быть категорично точным. Остальные хвархаты
встали справа и слева от него. Она узнала Хей Атала Вейхара, вставшего  по
левую руку невысокого чуть сзади. Все остальные хвархаты тоже стояли почти
вплотную к креслам, чтобы невысокий один был впереди.
     Он быстро посмотрел по сторонам, проверяя,  все  ли  его  подчиненные
заняли свои места, потом взглянул на  посла  землян  и  кивнул.  Все  сели
одновременно, инопланетяне и земляне, после чего начались представления.
     Невысокий был  назван  Защитник-Очага-С-Честью  Первый-Впереди  Эттин
Гварха. Генерал Ника чуть наклонил голову в  сторону  Хей  Атала  Вейхара,
который служил переводчиком, но в остальном сохранял прямую позу и смотрел
на землян  с  невозмутимым  спокойствием.  Или  с  равнодушием?  Когда  он
заговорил по-хварски, она узнала его голос: глубокий мягкий бас, в котором
прятался металл. Он ничем не выдал, что понимает английский, хотя это было
уже известно всем.
     Вслед за представлениями начались речи.
     Наверное, она не подходит для такой работы. Подобные церемонии не для
нее. Хорошо еще, что она тут, а не в зале. Она бы начала ерзать и думать о
чем-нибудь поинтереснее. Жучки у нее  в  багаже,  инопланетные  интерьеры,
сколько детей в среднем рожают хварские женщины. Странно!  Псевдосифонофор
она часами наблюдала в бухте, и это ей не надоедало. Возможно, потому, что
они, насколько она могла судить, не лгали. Они  действительно  разрывались
между страхом и побуждением  к  спариванию.  Они  действительно  старались
успокоить друг друга.
     Господи, как она тоскует по этой планете!  С  тех  пор,  как  военная
разведка увезла ее, она туда не возвращалась. Она на секунду закрыла глаза
и  вообразила,  что  стоит  у  борта  бедного  старого  "Марка",  который,
наверное, все еще покоится на дне какого-нибудь подводного ущелья. Над ней
синее небо, вокруг золотистые  холмы.  В  прозрачной  воде  бухты  повсюду
колышутся псевдосифонофоры, а свет падает так, что  можно  рассмотреть  их
прозрачные тела.
     Заседание  длилось  четыре  часа.  Наконец  все  встали  и  разошлись
согласно заранее разработанному протоколу. Голограмма  исчезла.  Дверь  ос
комнаты отворилась, и на пороге появился Эйх Матсехар.
     - А почему вас там не было? - спросила она, махнув на стену.
     - У меня нет способностей к переговорам. Я здесь, чтобы  наблюдать  и
постараться понять. Если вы пойдете со мной,  Перес  Анна,  я  отведу  вас
туда, где ваши сотоварищи будут есть и  разговаривать  одновременно.  Ники
говорит, что у человеков это очень  распространенный,  почти  повсеместный
обычай, и я  читал  об  этом  в  ваших  пьесах.  Например,  сцена  пира  в
"Макбете".
     Они пошли по коридору в направлении какой-то еще комнаты. Не станция,
а лабиринт!
     Открылась еще дверь, и Эйх Матсехар сказал:
     - Я вернусь за вами через пол-икуна. Два часа с небольшим  по  вашему
времяисчислению.
     - Вы читали "Макбета"? - спросила она.
     - Да. В оригинале и в переводе Ники. И подумал, что сумею  что-то  из
этого сделать.  Гетеросексуальность  сюжетно  неважна.  Эта  женщина,  эта
удивительная и ужасная женщина может быть матерью  или  сестрой.  И  тогда
получится пьеса о честолюбии и кровопролитии, а это вполне пристойные темы
и никого из зрителей  не  смутят.  Но  пока  у  меня  ничего  не  выходит.
Возможно, когда я понаблюдаю побольше ваших людей...
     После паузы он продекламировал:

                  Способен ли весь океан Нептуна
                  Смыть эту кровь с руки моей? Навряд ли.
                  Моя рука окрасит ширь морскую,
                  И красной станет зелень волн ее.

     - Вот это подлинная литература!
     С этими словами он указал на дверь, и Анна вошла.
     Комната  была  полна  ее  коллегами,  которые  уже  расселись  вокруг
длинного и слишком низкого  стола.  Впрочем,  стулья  тоже  были  низкими.
Посол, дородный уроженец Юго-Восточной Азии, без труда поднялся  на  ноги,
говоря:
     - Мэм Перес, прошу вас сюда. Мне нужны сведения о хварских женщинах.
     Анна села между ним и  его  помощником,  который  ростом  не  уступал
Никласу и скорчился на своем стуле в три погибели.
     Чарли и Стен. Она рассказала им о своей встрече с  женщинами  Эттина,
одновременно расправляясь с псевдоуткой, сдобренной лимонной травой.
     Когда она кончила, Чарли положил палочки на тарелку и откинулся.
     - Здесь находится Никлас Сандерс. Почему  они  не  используют  его  в
переговорах?
     - Какое это имеет значение? - спросила Анна.
     - Не знаю. И не собираюсь придавать Сандерсу особую важность.  Вы  по
опыту знаете, что из этого воспоследовало. Если бы ВР  держала  свои  лапы
при себе, мы могли бы уже заключить договор. Вообще-то у нас есть  причины
быть ему благодарными. Я убежден, что пользоваться кухней мы можем не  без
его участия. Все снабжено инструкциями по-английски, подробными и четкими.
Возможно, ему следовало бы писать научно-популярные книги.
     - Что должна делать я? - спросила Анна.
     -  То,   что   уже   делаете.   Разговаривайте   с   инопланетянками.
Разговаривайте с Никласом Сандерсом. Докладывайте об этом. Я  уверен,  что
мало-помалу нам станет ясно, почему инопланетяне просили  прислать  именно
вас, а также какую роль в переговорах играют эти, судя  по  вашим  словам,
необыкновенные женщины.
     - Меня, - сказал Стен, - озаботило утверждение  этого  человека,  что
станция, где мы находимся, была построена  специально  для  переговоров  с
нами. Возможно ли подобное, капитан Мак-Интош? Мы бы сумели?
     - Не знаю. Но и знай я, такая информация засекречена. - Он  помолчал.
- Если это правда, то достижение внушительно. Думаю, это я  сказать  могу,
еще... Мне трудно поверить, что станция почти пуста. Будь у  меня  столько
помещений, я бы сумел ими распорядиться.
     Стен тревожно нахмурился. Чарли сказал:
     - Постараемся  избегать  неосновательных  предположений.  Что  делают
хвархаты со своими станциями в своем секторе космоса, нас не касается.
     Анна ушла после желе и черного кофе по-азиатски, сваренного с сахаром
и сгущенным молоком.
     Эйх Матсехар ждал в коридоре, такой же невозмутимый и терпеливый, как
остальные хвархаты. И только когда он пошевелился, она вновь  заметила  не
хварскую неуклюжесть. Они пошли назад по коридорам.
     Примерно на полдороге она спросила:
     - Что вы подразумевали, сказав, что я последняя жертва Ники?
     - Раз он не хочет, чтобы я разговаривал в коридорах, я  не  стану,  -
ответил инопланетянин. - Хотя и думаю, что он  ошибается,  потому  что  не
понимает правил шпионажа. Для  всего  есть  правила,  хотя  вы,  человеки,
словно бы этого не понимаете. Как в  результате  вам  должно  быть  трудно
жить!
     Он оставил ее перед высокой двойной дверью. Анна вошла и по широкому,
увешанному гобеленами коридору направилась к своим комнатам.
     В большой Никлас разговаривал с каким-то инопланетянином. Оглянувшись
на нее, он сказал:
     - Анна, это начальник службы безопасности генерала. Ему  хотелось  бы
проверить, нет ли на вас подслушивающих устройств.  С  вашего  разрешения,
разумеется.
     Она кивнула, Никлас что-то сказал, и  инопланетянин  поднял  руку,  в
которой держал что-то вроде серебристого пистолета с дулом раструбом,  как
у старинных мушкетонов. На стволе тускло подмигивали  лампочки.  Он  начал
водить пистолетом вокруг нее, ни разу не коснувшись ее и ни разу не подняв
головы настолько, чтобы  встретиться  с  нею  взглядом.  Прибор  пару  раз
мелодично зазвенел, лампочки замигали ярче и чаще.
     Очень красиво, подумала Анна. Но что, собственно, происходит?
     - Вы не могли бы дать ему свой пояс? И туфли? В них жучки.
     Она послушно сняла и отдала их.
     Ник и инопланетянин перебросились несколькими фразами.  Инопланетянин
был примерно одного роста с генералом и  еще  более  коренаст.  Его  грудь
напоминала бочонок. Руки и  ноги  были  короткими,  толстыми  и  могучими.
Волосы на голове образовывали гребень, который  тянулся  по  спине,  более
темный и длинный, чем остальной мех, и бросавшийся в глаза.
     Наконец, он обернулся к ней и заговорил, опустив взгляд.
     - Он благодарит вас за снисходительность и содействие.  Ваши  комнаты
теперь полностью изолированы.
     - Отлично.
     Инопланетянин ушел, захватив ее пояс и туфли.
     Едва дверь за ним закрылась, Никлас сказал:
     - Помните моего охранника в те наши встречи? Совсем мальчика?
     - Которого убили?
     Он кивнул.
     - Его звали Гва Хаттин. А тот, кто сейчас ушел, его старший брат. Гва
Ху. Всякий раз, когда я слышу  его  имя,  мне  вспоминается  военный  клич
старых американцев.
     Анна посмотрела на него с недоумением. Он ухмыльнулся.
     - Вахууу! Гва  связаны  с  Эттинами  более  трех  веков  и  регулярно
обменивались с ними  генетическим  материалом.  Малый  род  генерала,  его
мужской род - Гва. И обычно у него в штабе есть двое-трое Гва.
     - То есть военная разведка убила родственника Эттин Гвархи?
     - Да. Наступающий Гва Ху  забрал  вашу  сумку,  выбрасыватель  зубной
пасты и компьютер. Сумку и выбрасыватель вам вернут  скоро,  а  компьютер,
вероятно, задержат  подольше.  Лучшее  место,  чтобы  спрятать  дерево,  -
дремучий лес.
     - В моей зубной пасте был жучок?
     Никлас усмехнулся.
     - Как видите. Если вам нужен компьютер сейчас же, могу  одолжить  вам
земную модель. А если вы любите  играть,  то  у  меня  имеется  интересный
вариант поисков. Единственный тип игры, который я терплю.
     - Спасибо. - Она кивнула.
     - Так вот... - Он помолчал и обвел взглядом комнату. - Генерал решил,
что я буду вашим связным. Собственно, выбора и нет. Его штаб, естественно,
состоит из одних мужчин,  а  я  -  единственный,  кто  может  хоть  как-то
претендовать на хотя бы отдаленное родство  с  вами.  Он  объяснил  другим
головным,  что  мы  происходим  из  соседних   областей,   которые   часто
обмениваются генетическим материалом. Канзас и Иллинойс. Как Гва и  Эттин.
Это дает мне право, приходить сюда. Если хотите, я перенастрою дверь  так,
что открыть ее сможете только  вы,  однако  и  в  дальнейшем  не  избежать
случаев, когда, как сегодня, было бы удобнее, чтобы я мог войти сюда сам.
     Анна пожала плечами.
     - Оставьте настройку двери без изменений.
     - Ваша делегация, - сказал он, кивнув, - ждет вас  к  обеду.  Женщины
Эттина хотели бы побеседовать с вами завтра. Я  принесу  вам  компьютер  и
игру. В школе  мне  следовало  бы,  кроме  занятий  языками,  пройти  курс
управления отелями.
     Никлас ушел. Она приняла душ и принесла из кухни бокал вина.
     Вот так,  подумала  она,  садясь  и  забрасывая  ноги  на  столик  из
перламутрового дерева. Какие вопросы надо задать Никласу, раз  ее  комнаты
очищены от подслушивающих устройств? Она набросала список, начав  с  фразы
Эйх Матсехара.



                                    4

     В приемной генерала над дверью  кабинета  горел  сигнал  "занято".  Я
прохаживался взад и вперед - пока не вышел Вейхар, и генерал не велел  мне
войти.
     Голограмма все еще показывала зеленовато-серый пляж. Только  на  него
теперь накатывались более высокие волны, небо совсем потемнело,  и  в  нем
никто не парил. Начинался шторм.
     - Садись, - сказал генерал. - И попробуй не елозить. Что случилось?
     - Гва Ху проверил комнаты Анны. И нашел восемь приборов наблюдения.
     Генерал поморщился.
     - Только пять человечьих, первозащитник.  Остальные  три  изготовлены
Людьми.
     Он зашипел.
     - Новейшая серия. Доступна только высоким рангам.
     - А'атсех Лугала Цу, - сказал он.
     - Почти наверное.
     Он бросил стило, которое держал в  пальцах.  Оно  ударилось  о  стол,
подскочило и скатилось на пол. Я нагнулся, поднял его и вручил генералу.
     - Этому дурню  вообще  не  место  на  фронте.  Лугалам  следовало  бы
подыскать кого-то другого, чтобы выталкивать вперед. В таком большом  роду
должен быть хоть один способный мужчина. Но тетки всегда говорили мне, что
женщины Лугалы.... - Он замолчал прежде, чем у него вырвалась  грубость  и
сердито посмотрел на меня. Это воздействие человечества. Мы знаем, что там
находятся человеки. Мы знаем, что они живут без правил,  и  Богиня  их  не
уничтожила. Зная это, мы страшимся и  начинаем  задавать  вопросы.  И  вот
результат.
     - Ты будешь опять швырять стило? Если нет, я сяду.
     Он кивнул на кресло.
     - Ты не согласен.
     Я вытянул ноги, скрестил их, а потом потратил несколько секунд, чтобы
сделать  глубокий  вдох  и  медленный  выдох.   Если   мы   оба   сердимся
одновременно, ничем хорошим это не кончается.
     - Это куда больше связано  с  хварским  мужским  честолюбием,  чем  с
человечеством и дуростью. Ты никогда не считал Лугалов умными, а теперь мы
знаем, что  начальник  его  службы  безопасности  так  же  глуп,  как  он.
Начальнику следовало бы сообразить, что его приборы будут  обнаружены  при
тщательной проверке комнат. Правда монитор безопасности их не  засек.  Гва
Ху сказал, что нашел их потому, что его щупы не  выключились  после  того,
как он нашел и убрал человечьи жучки. И он продолжил поиски. Я велел...  я
попросил наступающего Гва поговорить с твоими тетушками. Их комнаты  также
следует проверить.
     Мгновение генерал молчал. Потом он сказал:
     - Я помню, как было объявлено, что мы  нашли  других  людей,  которые
способны путешествовать среди звезд, и что они нас  обстреляли.  Некоторые
мои дяди были дома, и я помню, до чего  все  обрадовались.  Наконец-то  мы
обрели врага после столетних  розысков.  Конец  нашим  проблемам!  Но  нам
следовало бы вспомнить, что чувство юмора у Богини очень загадочное.
     - Значит ли это, что ты сожалеешь о встрече Людей с человечеством?
     - А ты иногда не жалеешь?
     - Нет. Категорически нет. Чем бы я ни занимался,  если  бы  наши  две
расы не соприкоснулись, это было бы куда менее интересно, чем  то,  что  я
делаю сейчас. И я бы не хотел лишиться встречи с тобой Эттин Гварха. {Ха!}

                                         Из журнала Сандерс Никласа и т.д.



                                    5

     Вечер  она  провела  с  остальными  делегатами  за  профессиональными
разговорами,  продолжая  медленно  знакомиться  с   ними   поближе.   Стен
рассказывал ей о своем саде на острове под названием Готланд в  Балтийском
море, за  которым  пока  приглядывала  его  жена.  Но  садоводство  ее  не
интересует, и он побаивается того, что ему  предстоит  увидеть,  когда  он
вернется.
     Посол - Чарли - вспомнил о прошлых  переговорах  с  инопланетянами  и
высказал свое мнение о генерале:
     - Умный субъект, хотя на  мой  взгляд  странноватый.  С  человеческой
точки зрения - безусловно, хотя, сдается мне,  и  в  рамках  его  культуры
тоже. Вступить в сексуальные отношения с представителем инопланетной расы?
Расы, с которой его собственная раса ведет войну.  Хотя,  в  лице  Никласа
Сандерса он приобрел ценное орудие.
     В заключение она поболтала с капитаном Мак-Интошем, чьей страстью был
крикет, так что он очень огорчался, что не  сможет  побывать  на  решающих
матчах.
     - Чем только мы не жертвуем, мэм Перес, ради служения человечеству  и
ради карьеры! Конечно, обладай я талантом к крикету, меня  здесь  не  было
бы.
     В  конце  концов  она  устала.  Капитан  проводил  ее  до  выхода  из
человеческого сектора. Там стоял Никлас, разговаривая с хварским  часовым.
Он обернулся, увидел ее, улыбнулся и тут заметил капитана. Его лицо  сразу
изменилось, словно он замкнулся в себе.
     - Держатель Сандерс! - сказал капитан и протянул руку.
     Никлас явно удивился, но пожал ее.
     - Сиприен Мак-Интош. Попросту  Мак.  Сиприен  порядочная-таки  обуза.
Чего только родители не вытворяют со своими детьми! Хотя,  как  я  говорил
мэм Перес, в моем сердце живет вечная  благодарность  моему  отцу  за  его
подарок - первую крикетную биту  в  моей  жизни.  Это,  пожалуй,  искупает
Сиприена. Спокойной ночи, мэм, спокойной ночи, держатель.
     Капитан кивнул и скрылся за дверью.
     Никлас задумчиво посмотрел ему вслед.
     - Военный, - сказал он. - Какой род войск?
     - Регулярная армия, по-моему.
     - В таком случае, где его гребень посреди обритой головы?
     - Не знаю. Хотите, чтобы я выяснила?
     Он пожал плечами, и они направились на женскую половину.
     В ее спальне вновь была включена голограмма. Она уснула под звездами,
а утром, как  и  накануне,  проснувшись,  вдохнула  благоухание  жарящейся
грудинки.
     На этот раз  Анна  надела  платье,  длинное,  из  африканского  ситца
традиционной расцветки - желто-голубой с коричневым. Из  украшений  только
длинные серьги, коралловые с серебряными бляшками,  еще  один  подарок  ее
матери. Войдя в большую комнату, она увидела на столе завтрак, а в  кресле
Никласа с кружкой кофе под рукой. Он поглядел на Анну и кивнул.
     -  Превосходно.  Женщины  Эттина  одобрят  ваш  костюм.  Возможно,  я
пережарил грудинку, хотя и напрактиковался - запах пробуждает такие  яркие
воспоминания. Когда я был маленьким, у  нас  по  воскресеньям  на  завтрак
всегда бывала жареная грудинка, а вкус мне теперь не так уж и нравится.
     Анна  села.  Грудинка  выглядела  очень   аппетитно.   Снова   ломтик
поджаренного хлеба и квадрат чего-то ярко-желтого. Вроде чего? Кукурузного
хлеба, который не  поднялся?  Она  съела  кусочек.  Картон!  Еще  образчик
человеческой жратвы.
     - Я хотела бы кое о чем вас спросить.
     - Да? -  Его  тон  стал  настороженным.  Человек,  Который  Не  Любит
Отвечать На Вопросы.
     - Как мне вас  называть?  Я  держалась  Никласа,  поскольку  мы  мало
знакомы, но инопланетяне все называют вас Ники.
     - Вы знакомились с моими друзьями. Я далеко не всем позволяю называть
себя Ники, и лишь немногие называют меня Ники без разрешения.  Пожалуйста,
Ник или Никлас. - Он улыбнулся. - Я понял, что вы решили перейти на другую
сторону, когда вы назвали меня Ником в том подвале.
     В первый раз. И это была почти последняя  моя  мысль  в  тот  момент:
"Может быть, этот страшный и глупый план сорвется?"
     - Я не сменила сторон, Ник.
     - Просто неудачный выбор слов. Я знал, что вы  испытывали  сочувствие
ко мне, и это меня чуть-чуть обнадежило. Так лучше?
     - Да.
     Она принялась за еду, он молча выпил кофе, и они пошли на  встречу  с
женщинами Эттина.
     Комната встреч находилась на женской половине.  Гобелены  на  стенах,
большой малиновый ковер,  закрывающий  почти  весь  пол.  Мебель  обычная.
Кресла,  обтянутые  темной  богатой  парчой.  Низкие  столики  из   дерева
васильковой синевы.
     На этот раз на середине комнаты стояли четыре женщины, одетые как и в
прошлый раз в платья без рукавов.
     - Вы старше рангом, - шепнул Никлас. - Держитесь чуть  впереди  меня.
Отлично. А теперь остановитесь.
     Анна остановилась. Женщины повернулись к ней.  Никлас  представил  их
друг другу.
     Двух она уже видела - Эттин Пер и Эттин Сей.  Теперь  в  сравнении  с
двумя другими  она  осознала,  что  они  настоящие  великанши  -  высокие,
крупнокостные с широкими плечами и плотными круглыми  торсами.  Платья  их
были одинаковыми  -  из  полос  багряной  парчи,  скрепленных  серебряными
цепочками. Пер пророкотала приветствие на  хварском  языке.  Сей  пожелала
Анне доброго утра по-английски.
     Третья женщина была ниже и тоньше. Рядом  с  Эттинами  она  выглядела
почти стройной. Черный мех, а полосы платья - серые и серебристые с узором
из листьев и цветов.
     - Цей Ама Ул, - сказал Никлас. - Ее область  -  социальные  теории  с
упором на те, которые объясняют, как сложилась  нынешняя  культура  Людей.
Открыв человечество, они... то есть часть Людей, поняли, что  пути  бывают
разные.
     Женщина что-то коротко сказала высоким голосом, почти альтом.
     - Женщина Цей Амы говорит, что  встреча  эта  желанна.  Она  надеется
пополнить свои знания.
     Последняя женщина была ниже, но  и  массивнее  остальных.  Полосы  ее
платья  покрывала  вышивка  -  извивающиеся  животные,  зеленые,  золотые,
серебряные и голубые. Соединительные цепочки были многоцветными -  золотые
или серебряные звенья чередовались с эмалевыми, зелеными и голубыми.
     Костюм производил броское впечатление,  эстетически  убогое.  Слишком
много пестроты, слишком много блестящего металла и слишком  много  слишком
дорогих материалов.
     - Лугала Минти, - сказал Никлас негромко. - Ведущая женщина  Лугалов.
По-моему, это честная оценка.
     - Да, - сказала Эттин Сей своим низким спокойным голосом.
     - Ее сын. Лугала Цу, головной, единственный головной на этой  станции
кроме Эттин Гвархи. Очень важная женщина с важным сыном. Держитесь  с  ней
почтительно. С Лугала шутки плохи.
     - Да, - снова сказала Эттин Сей.
     Заговорила толстуха голосом таким же басистым, как у Эттин Пер.
     - Женщина Лугалы говорит, что вы здесь  желанны.  Эта  встреча  очень
важна. Судьба многих семей  зависит  от  того,  что  произойдет  здесь  на
станции.
     Ух  ты,  подумала  Анна.  Она  меньше  всего  нуждалась  в   подобной
ответственности.
     Они сели. Никлас рядом с ней. Видимо, все было подготовлено  заранее:
женщины сидели лицом друг к другу в огромных широких креслах, поставленных
кольцом, а мужчина - в кресле поменьше почти вне круга.
     Первой заговорила Эттин Пер.
     - Женщина Эттинов говорит: "Мы не  шпионим  и  не  подслушиваем,  как
мужчины. Но эта  встреча,  как  сказала  женщина  Лугалов,  очень  важная.
Поэтому мы просим у тебя разрешения открыто и честно записывать ее".
     Анна посмотрела на Никласа, он что-то сказал по-хварски.
     Эттин Пер ответила ему.
     - Хвархаты дадут вам копию  записей  вместе  с  аппаратом,  чтобы  ее
просмотреть. Действуйте, Анна. Вашим это будет интересно.
     Она подумала, потом кивнула.
     Потом заговорила маленькая женщина - Цей Ама Ул. Никлас перевел:
     - Мы довольно много узнали о человечьих женщинах из захваченной  нами
информации и от  Сандерса  Никласа.  Но  информация  отрывочна,  а  Никлас
мужчина. Мы хотели сами  увидеть,  каковы  человечьи  женщины.  Мы  хотели
узнать, каково быть женщиной среди ваших людей.
     Лугала Минти перебила ее и что-то долго объясняла.
     - Женщина Лугалов хочет знать, каким образом вы так перемешались.  Вы
же не можете  не  понимать,  как  опасны  мужчины  в  доме,  если  они  не
ограничиваются коротким визитом. Как вы можете подпускать к детям тех, чья
профессия насилие? Как вы позволяете  тем,  кто  способен  на  убийства  и
изнасилования, жить в ваших домах изо дня в день? Из года  в  год?  Вы  же
должны понимать, что рано или поздно неминуемо произойдет  нечто  ужасное.
Извините, Анна, я перевел неточно. Не "убийство", а преднамеренное лишение
жизни  других  людей,  что  не  обязательно   преступление.   Нравственная
подоплека поступка зависит  от  обстоятельств.  Убить  вражеского  мужчину
почти всегда нравственно. Обычно убивать мужчину - союзника или  родича  -
безнравственно.  То  же  относится  и  к  слову,  которое  я  перевел  как
"изнасилование". Оно означает половой акт  с  применением  насилия  и  без
согласия второго участника, но это не всегда  преступное  действие,  если,
конечно, жертва не женщина и не ребенок.
     Анна  попыталась  объяснить,  что  большинство  мужчин   -   существа
безобидные. Инопланетянок она как  будто  не  убедила,  хотя  и  не  могла
понять, что делается за этими широкими заросшими мехом лицами.
     - Нет, - наконец сказала ей по-английски Эттин Сей. -  Это  не  может
быть верным. Мы знаем... мы чувствовали... - Она запнулась  и  перешла  на
свой язык. Никлас начал переводить:
     -  Мы  испытали  насильственные  действия  человеков.  Твои  люди  не
безобидны, Перес Анна. Два моих брата были на  корабле,  который  взорвали
человеки, а моя сестра Апци потеряла сына. Ваши мужчины умеют убивать, как
мужчины Людей. Но вы не сумели отделить вашу склонность к насилию от всего
остального, как удалось нам - в значительной мере. У  вас  нет  безопасных
мест. Ваши дети вынуждены расти в  страхе.  Ваши  женщины  должны  жить  в
страхе, если только не станут такими же, как ваши  мужчины,  а  кто  тогда
будет растить детей?
     Лугала Минти заговорила на повышенных нотах.
     - Женщина Лугалов говорит,  что  человеки  омерзительные  извращенцы,
позор для всех разумных рас и оскорбление Богини, да восхвалим ее  имя.  А
ведь, Анна, мы еще не коснулись сексуальной жизни человечества.
     - Да, - сказала Эттин Сей по-английски.
     Снова заговорила Цей Ама Ул.
     - Это неучтиво, говорит женщина Цей Амы, и не ведет к знанию.  Мы  не
должны  просить,  чтобы  Перес  Анна  защищала  своих  людей,  будто   они
преступники. Расскажи нам о  своем  детстве.  Расскажи  нам,  как  женщина
растет среди человеков.
     И она рассказала. Они задавали вопросы. Как это - жить в одном доме с
родителями? Как она ладила  с  ними  и  с  братом.  Угрожал  ли  ей  отец?
Накладывал ли на нее руки?
     Он был  тихим  историком,  чьи  преступления  как  отца  сводились  к
неспособности обращать внимание на текущее столетие. Четырнадцатый век был
куда интереснее, хотя между ними имелось не так уж мало  общего:  страшные
эпидемии, крушение общественных устоев и открывающийся доступ в необъятную
вселенную. Неведомые континенты, ожидающие первопроходцев, небеса, готовые
открыться астрономам.
     - Равнодушие! - сказала Эттин Сей. - Это нехорошо. Но есть и женщины,
которые не интересуются своими детьми. В больших  семьях  это  не  так  уж
важно. В родовом доме всегда достаточно матерей.
     Почему у человеков такие крохотные семьи? Неужели она не  чувствовала
себя одинокой без тьмы родичей? Неужели она не  задыхалась  от  темноты  в
полдесятке комнатушек?
     Нет, ответила она им. Такая жизнь казалась обычной. Одинокой она себя
не чувствовала. Квартира ее семьи казалась просторной. В  конце-то  концов
ее родители были специалистами и хорошо зарабатывали.
     Женщины слушали серьезно, но вряд ли понимали. Вопросы  продолжались.
Как можно жить в море  людей,  не  связанных  общностью  рода,  совершенно
разъединенных?  Крохотные  семьи  подобны  волнам,  которые  вздымаются  и
опрокидываются, оставляя за собой лишь пустое пространство, где  возникает
новая волна - новая семья.
     Девять миллиардов человек! Непостижимо. А половина - мужчины, живущие
там  постоянно.  Улицы  городов  -  пугающе  огромных  городов   -   кишат
разнузданными мужчинами. Как себя  чувствовала  женщина  Пересов,  проходя
среди мужчин, не связанных с ней родством?  Без  какой-либо  защиты,  если
Никлас рассказывал им правду?
     И она тоже рассказала правду. Да, ходить по  Чикаго  бывает  страшно,
особенно в районах, где жители бедны. Бедность рождает в человеке злобу, а
озлобленный человек опасен, особенно, если ему нечего терять.
     Когда  она  кончила,  некоторое  время  длилось  молчание,  а   затем
заговорила Эттин Пер.
     - У вас  слишком  много  людей.  Не  хватает  простора,  а  пристойно
разделять тот, который есть, вы не можете, потому что разделены. Но и умей
вы его делить, теснота все равно осталась бы. Сейчас, Анна, предстоит речь
о порочности гетеросексуальности.
     Цей Ама Ул что-то сказала, наклонившись вперед.
     - Она говорит,  что  вы,  наверное,  устали,  хотя  она  и  не  знает
признаков человечьего утомления. Но все мы - плоть,  говорит  женщина  Цей
Ама.
     Анна взглянула на свой хронометр. Миновало три часа. У нее было такое
ощущение, что она проиграла бой.
     - Пока мы кончим, - сказала Эттин Сей. - Благодарю вас, Перес Анна.
     Они ушли. Едва покинув комнату встреч, Никлас вздохнул.
     - Господи Боже ты мой! Вы преуспели, Анна, а я совсем вымотан.
     Они вернулись в ее помещение. Никлас прижал ладонь к двери,  а  когда
она открылась, посмотрел на Анну с высоты своего роста.
     - У вас измученный вид. Почему бы вам не прилечь? Если после захотите
куда-нибудь пойти, позвоните мне.
     Вежливый способ избавиться от нее. Он куда-то торопится, возможно,  к
своему генералу.
     На голограмме в ее спальне громоздились  немыслимые  кучевые  облака.
Они слагались в пейзаж - белые горы, серо-зеленые долины в тени, скошенные
плато, разломы и клубящиеся склоны, будто заросшие лесом. Анна лежала не в
силах даже думать. Над ней облака непрерывно менялись. Горы  уплощались  в
равнины или раздвигались,  образуя  долины.  Долины  смыкались,  невысокие
холмы вырастали в грозные пики. Ничто не сохранялось надолго.
     Вечером она пошла в человечий сектор и сообщила об утренней встрече.
     - Мне неясна картина их культуры, - сказал  Стен.  -  Кто  управляет?
Мужчины или женщины? И что это за маниакальная одержимость идеей насилия?
     - Судя по словам этих женщин численность  их  населения  должна  быть
заметно ниже нашей, - заметил капитан Мак-Интош. - Возможно, тут лежит  их
слабость. Хотя, Пта свидетель, наша численность  особым  преимуществом  не
стала.
     - Мы находимся на вражеской станции, - нервно вмешался  Этьен.  -  Мы
уверены, что они нас не подслушивают?
     - Да, - сказал капитан Мак-Интош.
     Чарли заключил:
     - Будем продолжать переговоры без уловок.  Мы  прекрасно  знаем,  чем
оборачиваются попытки обойти хвархатов.



                                    6

     Голограмма в кабинете генерала была  новой:  заснеженная  равнина.  В
отдалении высилась  зубчатая  цепь  невысоких  гор,  скорее  всего,  стена
кратера. Небо над стеной почти целиком заполняла планета - желтый  газовый
гигант с кольцами и полдесятком лун - их можно было обнаружить  по  теням,
которые они отбрасывали на планету. Небо - те лоскутки, которые я видел, -
выглядело густо-синим, что означало присутствие какой-то атмосферы.
     По снегу тянулась цепочка следов, начинаясь  прямо  от  генеральского
ковра, пересекала равнину и терялась вдали. Отпечатки одной  пары  больших
широких сапог.
     - Неужели вы собираетесь селиться тут? - спросил я.
     - Нет. Возможно, там была наблюдательная  станция.  Или  дело  вообще
ограничилось одной высадкой.
     Я кивнул и сел.
     - Вот так! - Он взял стило. - Перес Анна встретилась с женщинами один
раз, и человеки уже получили стратегически ценные сведения.
     - О численности населения?
     - Да. Я не знаю, в какой мере это возможно контролировать, и не знаю,
насколько разумно использовать тебя  в  качестве  переводчика.  Почему  ты
объяснил  точное  значение  слов,  которые  перевел   как   "убийство"   и
"изнасилование"? Когда я смотрел видеозапись, то подумал,  что  ты  хочешь
сказать женщине Пересов, что мы не убиваем женщин и детей.
     - Я помогал составить первый словарь вашего языка, и эти  определения
вошли в него. Я не сказал Анне ничего, о  чем  земляне  не  имели  бы  уже
достаточного представления. - Я взглянул вниз,  а  потом  поднял  глаза  и
встретил взгляд генерала. - Язык  -  единственная  область,  в  которой  я
силен. И мне хотелось бы пользоваться им  честно.  Насколько  возможно,  я
намерен быть ясным. (Я говорил на главном хварском языке. Первое  значение
этого  слова  -  прозрачный.)  Если  из-за  этого  возникают  затруднения,
отстрани меня. Но как вы сможете вести серьезные  переговоры,  если  линии
связи перепутаются?
     Он расстроенно фыркнул и положил стило.
     - Прошлый вечер я провел с Лугала Цу. Он никогда не  умел  пить.  Вот
еще причина, почему его роду не следовало делать  из  него  головного.  Не
стану повторять всего, что он  наговорил.  К  концу  это  была  бессвязная
болтовня. Но выяснились две важные вещи. Он надеется, что  настало  время,
когда я потерплю неудачу в чем-либо. Он надеется, что в этих переговорах я
допущу серьезный просчет.
     - И (он снова взял  стило  и  принялся  вертеть  его  в  пальцах)  он
высказал предположение...  намекнул  на  возможность,  что  ты  ненадежен.
Некоторые из его задних не настолько опьянели, чтобы  не  понять,  как  он
заговаривается. Ха! Видел бы ты выражение на их лицах. Но  они  не  знали,
как заставить его замолчать. Вот что получается, когда  набирают  штаб  на
его манер.
     Я слышал и раньше,  как  генерал  рассуждал  на  эту  тему.  Красивая
внешность не повредит, и всегда стоит учитывать род кандидата, но  не  это
главные критерии.
     - Кого ты взял?
     - Хей Атала Вейхара.
     Прекрасный выбор. Вейхар  пьет  достаточно,  чтобы  не  отставать  от
общества, но никогда не натоксичивается и всегда умеет найтись  в  сложной
ситуации.
     - Я не могу точно повторить тебе слова, какие употребил сын  Лугалов.
Это было на исходе  вечера,  и  не  всегда  удавалось  разобрать,  что  он
бормочет, но он упомянул, что ты человек и что  человеки  в  очень  важных
отношениях - другие, так кто может  точно  предвидеть,  как  ты  поступишь
теперь, когда ты проводишь время с человечьей  женщиной,  которая,  может,
тебе родня, а может, и нет.
     Иными словами, я способен предать Людей, и, возможно, я извращенец, а
также, пожалуй, склонен к инцесту.
     {Тут ты ошибаешься. Он намекал на  две  возможности,  равно  опасные.
Может быть, Анна твоя родственница, и тогда ты  обязан  ей  верностью.  Ни
один нормальный мужчина не предаст и не оставит на произвол судьбы женщину
своего рода. Или ты лжешь и не состоишь с ней в родстве. В таком случае ты
получил доступ в ее комнаты ради того, о чем мне неприятно упоминать.  Так
что, либо ты предатель, но не извращенец, или ты извращенец  и,  возможно,
предатель. Но не думаю, что Лугала Цу подозревал инцест.}
     - Как поступил ты? - спросил я.
     - Сказал, что будущее в руках Богини, мы  никогда  заранее  не  можем
точно предвидеть, как поступит кто-то другой. И тут Вейхар рассказал очень
длинную и скучную историю про  одного  своего  дядю,  который  всегда  был
предсказуем, после чего мы ушли. Не знаю, хватит ли духа у кого-нибудь  из
его молодых людей без утайки сказать Лугала Цу, что он  мне  наговорил.  -
Вероятнее всего, нет.
     Он фыркнул в знак согласия.
     - Я намерен поговорить  с  Эттин  Пер.  Возможно,  ей  удастся  унять
любопытство женщин или затормозить его.  Ты  будешь  сопровождать  меня  в
комнате, где мы разговариваем с врагом. - Зачем?
     - Я хочу, чтобы сын Лугалов увидел тебя рядом со мной. Ты наш  лучший
переводчик, и наш первый-впереди специалист по человечеству. Я хочу, чтобы
этот плод непродуманного осеменения запомнил  это.  И  я  хочу,  чтобы  он
запомнил, что ты для меня.
                                         Из журнала Сандерс Никласа и т.д.



                                    7

     На следующий день Никлас показал ей, как обращаться с кухней.
     - Женщинам нужно время, чтобы обдумать услышанное от вас.  А  генерал
хочет, чтобы я опять участвовал в переговорах. И потому на некоторое время
вы будете предоставлены сама себе.
     Она кивнула, и он  продолжал  инструктировать  ее,  как  пользоваться
различными... как их назвать? Приспособлениями? Кончив, он  прислонился  к
ближайшей степей скрестил руки на груди.
     На левом запястье у  него  поблескивал  браслет  из  толстых  золотых
звеньев. В  каждое  был  вделан  покрытый  резьбой  темно-зеленый  камень,
похожий на нефрит. Великолепное изделие, подумала Анна, но не  гармонирует
с его одеждой.
     - Я принес компьютер, - сказал Никлас. - Модель не очень новая. Но мы
берем то, что можем.  Программа  слишком  уж  дружелюбная.  Я  предпочитал
держать компьютеры на эмоциональном расстоянии. Я напишу, как связаться  с
Вейхаром или Матсехаром. Если вам захочется куда-нибудь  пойти,  позвоните
им.
     Он помолчал, словно преодолевая смущение.
     - Мне необходимо кое о чем вас спросить, Анна.
     Она выжидающе посмотрела на него.
     - Два года назад Эттин Гварха рассказал вам одну историю, перед  тем,
как мы покинули планету, где велись первые переговоры.
     Она кивнула.
     - Кто-нибудь еще знает?
     - ВР схватила меня, едва вы улетели. Меня допрашивали.
     Он застыл в полной неподвижности. Потом спросил:
     - Как? - Голос его был спокоен.
     - Препараты. Вреда мне не причинили, но, думаю, они  знают  все,  что
известно мне о вас и о Людях.
     - А!  -  Он  отвел  глаза.  -  Ну,  ВР  никогда  не  любила  делиться
информацией. Возможно, остальных ваших делегатов они в это не посвятили.
     - Вас это трогает?
     - Пожалуй. История не из красивых. Мне не очень хочется войти  в  эту
комнату завтра, зная, что они думают: вот  подонок,  который  прислуживает
тем, кто его пытал.
     - А это правда?
     Он был готов замкнуться -  об  этом  ей  сказали  его  лицо  и  поза.
Замкнуться, замолчать, сказать ей, чтобы она не совала нос в чужие дела.
     -  Никлас,  я  не  собираюсь  говорить  вам,  что  вы   обязаны   мне
объяснением.
     - Вот и хорошо.
     - Но моя карьера погублена, и я не думаю, что смогу вернуться к  моим
исследованиям. Я чуть было не кончила тюрьмой.
     - Вы сами выбрали, Анна. Я ни о чем вас не просил.
     - Там, в подвале, вы умоляли меня взглядом. Я попыталась помочь  вам.
Генерал сказал, что это было не нужно, но я-то сделала  все,  что  было  в
моих силах.
     Его лицо сказало: ну и что?
     -  Я  знала,  что  они  свихнутые  сволочи.  А  вы   мне   показались
относительно нормальным человеком.
     - Вы знали, что я переметнулся на другую сторону во время войны.  Это
подводит нас к девятибуквенному слову, начинающемуся с  "п",  которое  мне
крайне трудно выговорить. Тот, кто  действует  коварно  или  изменяет.  Вы
называете это нормальным? Да с кем вы в конце-то концов?
     - Пресвятая Дева, вы умеете аргументировать. Мне никогда  не  загнать
вас в угол. Я действительно думаю,  что  вы  обязаны  мне  объяснением.  Я
сказала, что не скажу этого. Беру свои слова назад. Или вы  считаете,  что
можете пренебрегать любыми обязательствами, потому что совершили  то,  что
начинается на "п"? Ну и что, если вы предали этих сумасшедших в ВР?  Я  их
тоже предала. И пусть бы все так делали. К черту ваше чувство  вины,  и  к
черту вашу безответственность.
     Он посмотрел по сторонам.
     - Вы знаете, еда меня мало интересует, но это не разговор для  кухни.
Уйдем отсюда.
     Они сели в кресла в гостиной. Никлас сбросил сандалии,  закинул  ноги
на перламутровый столик и посмотрел на нее.
     - Что вы хотите узнать?
     Анна   замялась,   подыскивая   верные    слова.    Ей    требовались
доказательства, что он не безумен в отличие от людей в  ВР.  Каким  должен
быть человек, чтобы работать с тем, кто его пытал?
     - Это бывало и прежде, - сказал Никлас.
     Она попыталась объяснить про пропасть. Такое место, где  узнаешь  про
другие вещи, которых не хочешь знать. Заглядываешь в нее и видишь тьму,  и
уродливость, и сумасшествие, и боль. И думаешь, а может, динозавры вымерли
напрасно. У них, наверное, получилось бы лучше.
     Он засмеялся.
     - Лучше расскажите мне, что вам говорил генерал.
     Она рассказала. Он слушал,  полузакрыв  глаза,  его  лицо  ничего  не
выражало, когда она кончила, он заметил:
     - Ему удалось сделать гнусную  историю  еще  гнуснее,  и  я  не  могу
понять, зачем. Надо будет спросить у него.
     - А это было? - спросила она.
     - Да.
     - Генерал сказал, что присутствовал там.
     - Я его там не помню. Всякий раз, когда мне  предстоял  допрос,  меня
забирали в комнату. Всегда одну и ту же. Одна стена  была  зеркалом  -  от
потолка до пола, от левой стены до правой. Вот так, обычно, начинаются мои
сны - я вхожу в эту комнату,  вижу  свое  отражение  и  знаю,  что  сейчас
произойдет что-то ужасное. По ту сторону зеркала был наблюдательный пункт.
Я слышал шаги, из аппарата внутренней  связи  доносились  голоса.  Задайте
этот вопрос. Задайте тот. Остановитесь. Продолжайте. Вероятно, Гварха  был
там. В комнате я его ни разу не видел. И голоса по аппарату не слышал.  Он
тогда еще не достиг высокого ранга, а область его компетенции допросов  не
включала. Скорее всего, он наблюдал и слушал. Если бы я видел его  в  этой
комнате, то вряд ли смог бы работать с ним. Понятия  не  имею,  что  бы  я
сделал, встреться мне кто-нибудь из тех. Но пока я видел их только в  моих
снах, и обычно, не знаю почему, только как отражения в зеркале.  Возможно,
психолог нашел бы объяснение. Но где его взять?  То  есть  специалиста  по
человеческой  психологии.  Обратиться  к  хварскому  душезнатцу  было   бы
любопытно, но сомневаюсь, чтобы это принесло пользу.
     Он упирался локтями в широкие ручки кресла, небрежно сплетя пальцы. В
его позе, как и в спокойном  ровном  голосе,  не  проскальзывало  никакого
напряжения. И все-таки она улавливала внутреннее волнение.
     - Я помню, как увидел его в первый раз, когда он пришел и сказал, что
все позади. Допросы прекращены. Боли больше не будет. И тогда... -  Никлас
улыбнулся. - Очень церемонно,  во  всеоружии  своих  прекрасных  манер  он
принес мне извинения. Не за большую часть допросов или большую часть боли.
Они  были  необходимы,  а  Гварха  не  извиняется  за  то,  чего   требует
необходимость. Нет, он извинился за  последние  вопросы.  Они  не  служили
ничему полезному и, по его убеждению, диктовались злорадным  любопытством,
свойственным маленьким мальчикам. Вы представляете, что  я  имею  в  виду?
Первый шаг в науку, как я  это  называю.  Что  произойдет,  если  оторвать
заднюю ножку у кузнечика? Что произойдет, если оторвать крыло у мухи? "Эй,
Ники, знаешь, что будет, если поджечь лягушку?" Я работаю не на того,  кто
меня пытал, я работаю на того, кто сказал, что все это позади, и извинился
передо мной.
     Он все еще работал на врага и на  тех,  кто  обошелся  с  ним  крайне
жестоко. Какой толк  от  извинений  в  подобной  ситуации?  "Ах,  я  очень
сожалею, что вам пришлось вытерпеть адские мучения". Чушь!
     - Это часть моего объяснения, а в остальном... Если бы я  не  простил
Эттин Гварху, как я мог бы простить себя?
     - Не понимаю.
     - Как, по-вашему, добывалась информация, позволившая нам изучить язык
хвархатов? Вы думаете,  наши  пленные  добровольно  делились  ею?  И  как,
по-вашему, применялись мои познания в этом языке?
     - Вы делали то же, что и он.
     Никлас  кивнул.  Он  не  изменил  позы,  и  в  ней   по-прежнему   не
чувствовалось напряжения. Голос его оставался спокойным и ровным.
     - Я сохранил свои руки чистыми. Я ни разу пальцем  не  прикоснулся  к
пленным  хвархатам,  но  я  знал,  как  получены   сведения,   которые   я
анализировал, и куда поступают вопросы, которые я составлял.
     Вновь пропасть. Порядочные люди не ставят себя в подобное  положение.
Порядочные люди ведут законопослушную жизнь, никогда никому  не  причиняют
вреда сознательно, никогда не соучаствуют в пытках, зная об этом.
     - Я получил хорошее воспитание в духе  среднезападного  методизма,  -
сказал Никлас. - В воскресное утро после грудинки -  посещение  церкви.  Я
усвоил, что такое зло, и я усвоил, чем можно больше  всего  угодить  Богу.
Богу особенно угодно, когда мы заботимся о  вдовах,  сиротах,  бедняках  и
чужих нам. Ну, трудно найти кого-либо более чуждого нам, чем  хвархаты,  а
когда они оказывались в руках у нас, то безусловно становились  последними
бедняками. Им не принадлежало ничего - даже их собственные тела, и  мы  не
давали им сделать то, чего они хотели больше всего - умереть. Для Людей  -
наивысшая степень бедности потерять право  на  собственную  смерть.  Самое
ценное, что у них есть, это право сказать: "Довольно!" Хоть что-нибудь вам
помогло? Или вы все еще на краю пропасти?
     - Все еще.
     - Понять людей не так-то просто, и на этом перле мудрости я удаляюсь.
- Он встал и улыбнулся ей сверху вниз. - Знаете, все, о  чем  вы  думаете,
очень и очень далеко от истинной проблемы моих отношений с Эттин  Гвархой.
Суть не в том, что он инопланетянин, или враг,  или  был  причастен  к  не
самому приятному приему, который мне оказали на первых порах. Со всем этим
мы разобрались. Но есть один совет, который каждая мать должна  бы  давать
своим детям, прежде чем отправить их в университет. Никогда не трахайся на
работе или службе и никогда-никогда не трахайся с начальством. Не  попадай
в ситуацию, когда твоя личная жизнь сплетается с тем, чем  ты  занимаешься
по службе. Мы с генералом несколько лет потратили на вырабатывание правил,
как вести себя, когда работаем вместе и когда не работаем. Это  далеко  не
просто.
     Он помолчал.
     - Вы спрашивали меня (очень тактично), как я могу залезать в  постель
врага. Ну, враги ведь не  постоянная  величина.  Всегда  можно  попытаться
заключить мир. А вот подумайте, каково это заниматься любовью с  тем,  кто
раз в полугодие дает оценку тому, как  вы  работаете.  Вот  вам  ситуация,
чреватая крайне неприятными возможностями. Пусть  в  бланке  и  нет  графы
"сексуальные  старания".  Интересно,  как  Гварха  выходит  из  положения?
"Отношение к тем, кто впереди?"
     - Зачем вы это делаете?
     Он засмеялся.
     - Анна, вы неподражаемы! Вопросам нет конца. Но я достиг предела моей
способности отвечать на них. - С этими словами он ушел.



                                    8

     На следующий день он принял участие в переговорах. Анна в одиночестве
наблюдала за экраном в соседней комнате. Никлас вошел прямо за  генералом,
одетый в серую форму космического воина, которая сидела  на  нем  отлично.
Она впервые увидела его с Эттин Гвархой. Он был почти на голову выше.  Что
за странная пара! Против  обыкновения  он  не  сутулился  и  не  улыбался.
Бледное худое лицо казалось замкнутым, отчужденным.  Когда  все  сели,  он
представился:
     - По-моему, я имел удовольствие познакомиться почти со всеми вами  на
прошлых переговорах.
     Чарли ответил утвердительно, а затем принес извинения за  злополучное
происшествие, их прервавшее, и так далее.
     Никлас выслушал и перевел. Хвархаты чуть-чуть  изменили  позы.  Затем
заговорил Эттин Гварха:
     - Ваши извинения излишни, - перевел Никлас. - Они уже были  принесены
и приняты, прежде чем Люди согласились на нынешние.
     Чарли открыл было  рот,  но  закрыл  его.  Извинение  отчетливо  было
предназначено лично Никласу. Столь  же  отчетливо  хвархаты  сделали  вид,
будто Никласа тут вообще нет. Или он просто не  существует  как  личность?
Анна не знала, какой сделать вывод.
     Еще одна какая-то бессмысленная игра.
     После этого ничего существенного не  произошло.  Дипломаты  обсуждали
возможность  обмена  пленными,  хотя  обе  стороны   уклонялись   признать
официально, что эти пленные у нее  есть.  Генерал  продолжал  делать  вид,
будто не знает английского. Ну, для  чего?  Так  он  выигрывает  время  на
обдумывание? Никлас переводил  ровным,  безразличным  голосом,  совсем  не
похожим на его обычный голос, который поднимался и понижался, менял  ритм,
передразнивал, посмеивался.
     Она пообедала с делегацией, но ничего не сказала  о  своем  последнем
разговоре с Никласом, хотя его имя  и  было  упомянуто.  Им  не  терпелось
узнать,  почему  его  снова  использовали  как  переводчика.  Анна  пожала
плечами. Она понятия не имеет. Так захотел генерал.
     Днем пришел Хей Атала Вейхар и проводил ее на женскую  половину.  Она
проверила  компьютер,  который  принес  Никлас.  Как  он  и  предупреждал,
компьютер был слащаво дружелюбным - у нее даже мурашки по коже бегали. Она
выбралась из программы обучения, как могла  быстрее,  и  перешла  к  игре,
которую рекомендовал Ник.
     За основу был взят китайский роман  "Обезьяна".  Игрок  (она  выбрала
вариант для одного  игрока)  действовал  как  главный  персонаж  романа  -
волшебная каменная обезьяна, которая устроила бедлам на Небесах:  похитила
персики бессмертия и всячески допекала китайских богов.
     В  наказание  Обезьяну  заточили  под  горой.  Чтобы  освободиться  и
искупить свою вину,  она  должна  была  сопровождать  буддистского  монаха
Трипитаку в Индию и назад, чтобы Трипитака мог доставить китайскому народу
три корзины со священными буддистскими книгами, и тем спасти этот народ от
алчности, похоти и злобы.
     Путешествие  в  Индию,  естественно,  было  сопряжено  со  множеством
опасностей,  и  ей  приходилось  вступать  в   единоборство   со   всякими
чудовищами. Некоторые,  потерпев  поражение,  превращались  в  друзей,  но
большинство оставались свирепыми. В играх она никогда не блистала и теперь
почти во всех стычках терпела  поражение.  Игра  допускала  корректировку.
После того как Обезьяна погибала энное число раз, Анна нажимала  кнопку  и
продолжала игру с того же места,  не  возвращаясь  к  началу.  Легендарная
Обезьяна  жульничала  при  всяком  удобном  случае,  так  почему   бы   не
последовать ее примеру?
     В заключение, если бы  ей  удалось  доиграть  до  конца  и  доставить
корзины с Писанием, она (как сообщалось в инструкциях) обрела бы свободу и
преображение, став истинным Буддой. Однако на это должно было  уйти  много
времени даже с корректировкой.
     Ее  дни  обрели  определенный  распорядок.  Утром  она  наблюдала  за
переговорами землян с хвархатами, днем разговаривала со своими  коллегами,
иногда оставаясь в их секторе весь вечер. Но чаще возвращалась  к  себе  и
читала или странствовала с Обезьяной.
     Хварские  женщины  оставались  на  станции,  хотя  она  с   ними   не
встречалась.  Головной  Лугала  Цу  тоже  оставался  тут   и   следил   за
переговорами, как и Анна, издалека с помощью голограмм.
     Все это она узнала от своих сопровождающих,  но  и  только.  Ей  было
неизвестно, ни что делают все вышеупомянутые, ни что они  намерены  делать
дальше. Эйх Матсехар сказал, что не знает, а Хей  Атала  Вейхар  объяснил,
что не ему предполагать, о чем думают женщины или головные.
     Лугалы, мать и сын,  представлялись  ей  пауками  в  центре  паутины,
настороженными, готовыми действовать, едва настанет  момент.  Хотя  Лугала
Минти больше смахивала на жабу. Впрочем, Анна скорее симпатизировала жабам
и  прочим  земноводным.  Беззащитные,  уязвимые  земноводные  вымирали  от
загрязнения среды обитания быстрее всех остальных животных на  Земле.  Жаб
следовало лелеять и оплакивать, а не сравнивать с Лугала Минти.
     Собственно, у нее не было сколько-нибудь веской причины относиться  к
Лугалам с недоверием - только безвкусная любовь матери  к  пышности  и  ее
склонность ораторствовать о пакостности человечества. Достаточно ли этого,
чтобы осудить двоих людей, когда сына она даже ни разу не видела?
     Если  ее  сопровождал  Вейхар,  они  разговаривали   о   человеческой
литературе.  Он  спросил,  какую  бы  еще   книгу   ему   прочесть.   Анна
рекомендовала "Гекльберри Финна". Ему не мешает узнать про рабство.
     - Да-да, - сказал Вейхар, - я о нем знаю, но  мне  оно  непонятно.  С
какой стати кому-то вздумается  порабощать  -  это  правильный  глагол?  -
женщин и детей? И почему мужчина соглашается подчиняться подобному?
     Как всегда в разговорах с хвархатами Анна почувствовала, что упускает
что-то самое существенное. Она  не  могла  ответить  на  вопросы  Вейхара,
потому что не понимала, о чем он, собственно, спрашивает.
     Когда ее сопровождал Матсехар, они говорили о театре. Вернее, говорил
Матсехар, а она слушала. Он начал работу над своей версией "Макбета".
     - Я начинаю  понимать,  как  действуют  человеки,  когда  ведут  себя
коварно. Ники сказал, что мне будет полезно прилететь сюда, и он  оказался
прав. По обыкновению.
     Однажды  в  коридоре  она  увидела   Никласа.   Он   разговаривал   с
инопланетянином, чей мех был  снежно-белым.  В  позе  Ника  ей  почудилось
что-то непривычное, хотя она не сразу поняла, что именно. Ник заметил  ее,
выпрямился с улыбкой и приветственно поднял руку.  А  затем  повернулся  к
своему собеседнику.
     - Не понимаю, чем ему интересен этот меховой ком! - сказал Матсехар.
     - Что?
     - Снежный дурень. Умалишенный. Шут.
     - Кто он?
     - Чемпион по ханацину этой  станции.  Это  его  единственный  талант,
если, конечно, не зачислять в таланты хорошее телосложение.
     Анна спросила, что такое ханацин. Вид воинского  искусства,  а  также
танец.  Если  он  исполняется  как  воинское  искусство,  двое  участников
выступают как противники, и один должен одержать победу над  другим,  а  в
танце они партнеры и одержать победу могут только вместе. Снежный дурень -
мастер воинского искусства.
     - Не  знаю,  что  затевает  Ники,  хотя  он  занимается  ханацином  и
настолько овладел этим искусством, что нуждается в хорошем  противнике.  -
Матсехар помолчал. - Но он не настолько в нем преуспел, чтобы нуждаться  в
таком противнике. Кирин... погодите, я знаю, есть такой человечий идиом...
Кирин употребит его в пищу еще живым. В  вашем  языке  поразительно  много
фигуральных оборотов,  связанных  с  едой.  Иногда  это  вызывает  у  меня
тошноту, хотя это, конечно, пустяки в сравнении с гетеросексуальностью.
     О, конечно!
     - А Ник? -  Она  не  нашла  приемлемого  выражениям  чтобы  докончить
вопрос.
     - Сандерс Никлас широко известен склонностью глядеть по сторонам.  Он
говорит, что воздерживаться было бы богохульством.
     - Что-что?
     - По его словам, у вас, у человеков, есть ряд неприятных заболеваний,
передающихся сексуально.
     - Да.
     -  У  нас  тоже  есть  такие,  хотя  несравнимо  более  легкие,   чем
изнурительные недуги, которые описывал Ники.
     Венерические  заболевания.  Каждые  четыре-пять  лет  возникал  новый
штамм, получавший название, как и новые штаммы гриппа, по месту,  где  его
обнаруживали в первый раз.
     - Но Ники нашими болезнями не заражается. Никакими. Он походит  и  на
нас, но только внешне. На том уровне, где живут и размножаются болезни, он
совсем другой.
     - Но какое это имеет отношение к благочестию?
     - Он говорит, что случай привел его туда,  где  можно  иметь  секс  с
многими людьми, не боясь умереть.  Это  дар  Богини.  А  дарами  Той,  что
сотворила Вселенную, надлежит пользоваться.  Вполне  возможно,  он  только
шутит, но полной уверенности нет. Он шутит  так,  что  кажется,  будто  он
говорит серьезно, а когда  думаешь,  что  он  шутит,  выясняется,  что  он
говорил серьезно. Но что он глядит по сторонам, это бесспорно.
     Они молча прошли еще один коридор, а затем Матсехар вернулся к своему
"Макбету"  и  объяснил,  как  прекрасно  леди   Макбет   преображается   в
честолюбивую   мать,    которая    подстрекает    и    улещивает    своего
сопротивляющегося сына-воина, пока он в конце концов не становится -  кара
за честолюбие! - чудовищем, не признающим ее власти.



                                    9

     Вечер я провел с Матсехаром. Он был в странном настроении -  грустном
и одновременно кусачем.  Я  не  мог  понять,  почему.  Ну,  да  он  всегда
мрачноват - плата за гений и непохожесть.
     Когда его что-то тревожит - если он рассержен, утомлен или  находится
под стрессом, Матсехар становится  неуклюжее  обычного.  Пытаясь  заложить
свою версию "Макбета" в мой мини-компьютер для чтения, он  его  уронил,  и
нам пришлось ползать на коленях в поисках рукописи, которая провалилась  в
ворс ковра. Наконец я ее углядел -  радужный  проблеск  среди  ворсинок  -
подобрал кристалл и  отдал  ему.  А  он  опять  его  уронил  и  разразился
английскими ругательствами. Я забрал у него компьютер, зарядил рукопись  и
налил нам выпить - ему халина, себе воды.
     - Ну, как тебе нравится Анна? - спросил я. Мы еще не виделись  с  тех
пор, как он начал ее сопровождать, а насколько  я  его  помню,  он  всегда
интересовался землянами.
     Он подвигал чашей с халином. Судя  по  его  состоянию,  он  рано  или
поздно ее опрокинет.
     Наконец он заговорил:
     - Эттин Гварха куда поразительнее, чем я думал. Он способен  смотреть
на тебя, как на одного из Людей. Когда я смотрю  на  Перес  Анну,  я  вижу
инопланетное  существо.  Не  могу  подняться  над  внешними  признаками  -
странными пропорциями тела, рук и ног,  которые  не  сгибаются  нормально,
кожи, голая и словно выдубленная, глаза... - Он содрогнулся и посмотрел на
меня,  наши  взгляды  встретились.   -   Я   считал,   что   способен   на
непредвзятость,  Ники.  Но  нет,  я  полон  предубеждений,   точно   тупой
земледелец на равнине Эйха. Я чувствую, что попал в ловушку  самого  себя.
Ха, Никлас! И я чувствую себя одиноким. Я завидую  тебе,  хотя  зависть  -
эмоция, мне неприятная. Я видел, как ты  в  коридоре  разговаривал  с  Шал
Кирином. Это великий  дар,  Ники,  -  смотреть  на  людей  и  находить  их
достойными любви.
     - Только не распусти вредных  слухов,  Матс.  Я  хочу,  чтобы  Гварха
сосредоточился на переговорах.
     - Так Кирин тебя не интересует?
     - Сейчас - нет. Хотя, Богиня свидетельница, тело у него великолепное,
а такая расцветка мне всегда нравилась - белый мех и полоски темной  кожи.
На Земле есть дерево береза. К зиме оно сбрасывает листья, а кора  у  него
белая с черным. Вот на что похож Кирин. На березу в снегу.
     Матсехар погрустнел еще больше. Конечно, я рассердился на  него.  То,
как он воспринял Анну, показало мне, как он воспринимает меня.  И  я  тоже
урод, тоже инопланетянин.
     У меня мелькнула фраза, которую я не произнес вслух.
     Матсехар, хотелось мне сказать, вселенная очень велика и почти  везде
холодна, темна и пуста. Не  стоит  быть  слишком  разборчивым,  ища,  кого
любить.
     Но мудрость  старших  всегда  нудна,  а  проблемы  Матса  -  это  его
проблемы. У меня нет способа помочь ему, и не следует  предлагать  советы,
пока сердишься.
     Я протянул руку:
     - Дай-ка мне "Макбета". Мне хочется взглянуть, что у тебя получается.
     Он встал, чтобы отдать мне компьютер, и смахнул свою чашу со столика.


     Первой пьесой Матсехара, которую я видел, была  "Старуха-горшечница",
которую поставил художественный корпус для фестиваля станции. Какой именно
станции, я уже не помню. Возможно, Тейлин. Торчали  мы  там  довольно-таки
долго,  а  она  достаточно  просторна,   чтобы   вместить   представителей
художественного корпуса.
     Пьеса  современная  и  расплывчатая,  то  есть   она   отчетливо   не
принадлежит ни к героическим, ни к жестким, ни к  звериным,  и  ни  с  чем
толком не сочетается.
     Воин, путешествующий по делам своего рода, встречает женщину, которая
лепит горшки у дороги. Воин молод, горд,  удачлив  и  принадлежит  к  роду
(Эйх), могущество которого быстро растет. Женщина  стара  и  почти  слепа.
Горшки она лепит практически на ощупь и глазирует  их  просто  солью.  Она
ощущает контуры и текстуру, но уже не способна различать цвета и узоры,  а
потому обходится без них. Если она и принадлежит к какому-то роду, нам  об
этом ничего не известно. Возможно, ее род потерпел поражение  в  войне,  а
она, как, иногда случалось,  не  стерпела  мысли  о  том,  чтобы  войти  в
победивший род, и предпочла одинокую жизнь.
     Между ними завязывается разговор.  Женщина  толкует  о  горшках  -  о
всяких технических проблемах, и о том как трудно ей справляться с  работой
теперь, когда пальцы от старости не гнутся, а глаза не видят. Воин говорит
о  битвах,  в  которых  побывал,  о  могуществе  своего  рода,   о   своих
честолюбивых замыслах.
     Постепенно зрители начинают подозревать, что женщина эта  -  ипостась
Богини. И уж во всяком случае ясно,  что  молодой  человек  глуп.  Женщина
задает ему вопросы, проницательные и остроумные. Вопросы  эти  подводят  к
мысли: "Что, по-твоему, ты делаешь?" Ответа он не находит и сыплет  клише,
заимствованными из старинных героических пьес, и не умеет спрятать детскую
жадность.
     В финале старуха спрашивает: "Почему ты не положишь свое оружие и  не
займешься чем-нибудь полезным? Слепи-ка горшок!"
     Молодой человек опускает глаза, не зная, что ответить. На этом  пьеса
кончается.
     Гварху она вывела из себя, и он с парой старших  офицеров  отправился
натоксичиться и ругать современный театр. А я пошел погулять по станции.
     На следующий день я  решил  найти  автора  и  отыскал  его  в  театре
художественного корпуса  -  он  спорил  с  кем-то,  кто  оказался  главным
музыкантом. Мне на него указали: для хвархата высок,  хотя  и  ниже  меня,
крупнокостный, худой и  совсем  юный.  Его  юность  объясняла  проблемы  с
пьесой. Он поднял глаза, когда я подошел. (Хвархаты, когда ведут серьезный
спор, обычно смотрят вниз.)
     - Ха! - сказал он на долгом выдохе. Его синие глаза расширились. Даже
узкие длинные  зрачки  словно  раздвинулись.  Он  повернулся  -  неуклюжим
движением. Позже я узнал,  что  в  детстве  он  тяжело  болел  -  какое-то
инфекционное поражение нервной системы. Врачи так и не установили, что это
было.
     Болезнь постигла его в благоприятное время. Будь он моложе, врачи  не
стали бы особенно  бороться,  чтобы  сохранить  ему  жизнь.  (Хвархаты  не
считают маленьких детей Людьми.)  Будь  он  взрослым,  ему  предложили  бы
прибегнуть к выбору, и он мог бы - особенно, молодым - сделать его.
     Однако в конце концов он, к всеобщему удивлению, выжил и  даже  почти
выздоровел, чего никто не ожидал. Однако в его нервной  системе  произошли
необратимые изменения, сказавшиеся в  основном  на  чувстве  равновесия  и
координации движений.  Он  всегда  чуть  неуклюж  и  постоянно  что-нибудь
роняет.
     "Я видел спектакль, - сказал я ему. - Он мне понравился".
     Не помню его ответ, но он  словно  загорелся  интересом.  (Позднее  я
обнаружил, что его влечет к уродам и изгоям, что  они  действуют  на  него
завораживающе.) Мы поговорили о пьесе, а потом перешли на тему героических
пьес. К тому времени мне они уже приелись, а он их презирал.
     "Напыщены и фальшивы! Жизнь не такова. Мы не герои  на  подмостках  и
подобного рода выборов не делаем. Мы вообще почти никогда не выбираем, как
поступить, а поступаем так, как нас учили матери  и  как  нам  приказывают
старшие по рангу".
     Тут вмешался музыкант, который до тех пор слушал молча: им необходимо
было решить что-то касающееся музыкального сопровождения.
     Матсехар сказал: "Я хочу снова с вами встретиться.  Это  возможно?  Я
хочу узнать, как чувствует себя живущий среди чужих. Почему вы перешли  на
сторону врага? У человеков есть свое понятие о чести?"
     Я ответил, что да, мы можем встретиться,  и  мы  начали  встречаться,
хотя Гварха как будто удивился, когда я сообщил ему об этом.
     "Его произведение - неблагочестивая  наглость.  Почему  тебе  хочется
говорить с ним?"
     Я сказал, что пьеса мне  понравилась,  а  мальчику  интересно  узнать
побольше о землянах.
     "Материал для еще одной отвратительной поделки", - сказал Гварха, или
что-то похожее.
     (Возможно, я что-то присочиняю. Ведь с тех пор прошло  больше  десяти
лет. Можно, конечно, поискать в моем журнале первое упоминание про  Матса.
Пожалуй, я этим займусь, когда допишу.)
     Мальчик довел хварскую прямолинейность  до  предела  -  не  прошло  и
пол-икуна, а он уже принялся расспрашивать меня, каково это - ощущать себя
предателем рода. Как я мог это сделать? Ведь, конечно же,  мне  предложили
прибегнуть к выбору? Почему я отказался?
     "И все это воплотится в пьесу?"
     "Только так, что никто не поймет. Я дерзок, но не безумен. Я не  хочу
раздражать любимого сына рода Эттинов".
     От большинства личных вопросов я уклонился, хотя позднее и ответил на
них. Матс настойчив. Но я сказал ему кое-что о человечестве  и  кое-что  о
моей жизни среди хвархатов.
     "Ты видишь то же, что я, - сказал он. - Все изменилось,  а  мы  ведем
себя как прежде. Это ведь не равнина Эйха и не холмы Эттина. Это космос, и
враг, с которым мы сражаемся, не похож на нас. Мы будем  уничтожены,  если
не научимся думать по-новому".
     С тех пор у меня вошло в привычку встречаться с Матсом. Он был  самым
одаренным из всех,  кого  я  встречал  среди  хвархатов,  может  быть,  за
исключением Гвархи. Матс был более свободен от предрассудков, чем  Гварха,
и обладал более живым воображением. Уже в двадцать  четыре  года  он  стал
лучшим мужским драматургом своего поколения.
     Когда я покинул станцию, то продолжал поддерживать с ним связь  через
зонды. Он присылал мне экземпляры своих пьес или голограммы спектаклей.
     Я посылал ему сведения о театрах Земли, а также изложения  знаменитых
пьес с переводами наиболее выразительных  сцен.  Отбор  был  странноватым,
поскольку мне приходилось довольствоваться тем, что я отыскивал в хварских
информационных системах, в свою очередь ограниченных тем, что отыскивалось
на захваченных земных кораблях.
     "Как важно быть серьезным" в  кратком  пересказе  выглядит  плоско  и
глупо. Реплики в переводе  теряют  все.  (Хвархаты  не  отличаются  тонким
остроумием.) Шекспир,  с  другой  стороны,  звучит  и  в  передаче.  Матса
особенно взволновал "Отелло". Из этого вышла  бы  потрясающая  героическая
пьеса, заявил он. На тему об опасностях гетеросексуальной любви. Кончилось
тем, что я перевел всю чертову трагедию - такой  тяжелой  работы  мне  еще
делать не доводилось.
     Два года спустя мы опять оказались на одной станции. И  я  помню,  на
какой. Ата Пан.  Я  нашел  его  опять  в  театре.  И  снова  он  спорил  с
музыкантом. К тому времени я уже знал его прозвище (в  примерном  переводе
оно означает  "Человек,  Который  Устраивает  Скандалы  Из-за  Музыки")  и
выяснил, откуда оно взялось. После своей детской болезни он слегка  оглох.
И носил слуховой аппарат - пару пластмассовых кнопок,  укрытых  в  глубине
его больших ушей. Это позволяло ему вести нормальные разговоры, но  музыку
он слышал иначе, чем другие.  Он  знал,  что  принадлежит  к  меньшинству,
исчисляемому одним человеком, но кроме того он знал, какой слышит музыку в
постановках его пьес, и как, во  имя  Богини,  ему  требуется,  чтобы  она
звучала. Музыканты работали с ним, потому что он так талантлив, но  вид  у
них всегда был затравленный. Один как-то сказал мне: "Мое дело не сочинять
музыку, а улаживать отношения Эйх Матсехара со всеми прочими".
     Матс бросил спорить и отвел меня в сторону поговорить о новой  пьесе,
переработке "Отелло". У них возникла  идея  поставить  ее  в  масках,  как
звериную пьесу.
     "Только маски будут человеческими. Я создаю  новую  форму  искусства,
Ники! С твоей помощью. И ты будешь упомянут в афише, обещаю.  Погоди,  вот
увидишь костюмы! Все складывается прекрасно. Но вот музыка..."
     Он дал мне экземпляр, и я прочел его вечером, пока Гварха  возился  с
игорной доской -  набирал  задачи  и  корпел  над  ними.  Напрасная  трата
времени, по моему мнению,  но,  с  другой  стороны,  игры  меня  не  очень
интересуют.
     "Одурачивание темного мужчины" - так  называлась  пьеса,  и  Матсехар
умудрился  во  многих  местах  передать  язык  Шекспира.  Его  Отелло  был
великолепен - героичный и любящий. Его Дездемона была удивительно милой  и
кроткой. Я не совсем представлял себе, как ее воспримут хвархаты. Его  Яго
сумел бы проползти под змеей.
     Кончив, я отдал пьесу Гвархе. Он пробежал ее с начала и до конца,  но
молчал, пока не выключил компьютер. А потом посмотрел на меня.
     "Написано чудесно. Ты правильно оценил мальчика. Богиня  простерла  к
нему обе руки. Но конец неверен".
     Я спросил, что он имеет в виду.
     "Пьеса о такого рода любви должна бы  оставить  у  зрителей  ощущение
ужаса и отвращения. Но я ничего подобного не чувствую. Мне  грустно,  и  я
негодую на этого мужчину с растленным честолюбием..."
     "Яго".
     "И еще одно чувство: будто я только что  вышел  из  чего-то  тесного,
темного - лесной чащи, прохода  в  укрепленное  жилище.  И  стою  на  краю
равнины. Между мной и горизонтом нет ничего. И надо мной -  ничего,  кроме
пустого неба. Ха!" - закончил он  на  медленном  долгом  хварском  выдохе,
который может выражать практически что угодно.
     "Катарсис, - сказал я. - Очищение через трагедию".
     Гварха нахмурился, и я попытался объяснить.
     "Вы используете пьесы, чтобы очищать пищеварительную систему?"
     "Я неверно выразился".
     В конце концов он понял, но мне было очень жаль, что у меня  нет  под
рукой "Поэтики" Аристотеля.
     "И все-таки я считаю, что конец  не  срабатывает.  Конечно,  если  он
поставит спектакль в масках, если персонажи  будут  отчетливо  человеками,
то, может быть, спектакль окажется приемлемым".
     Матс с головой ушел в проблемы постановки, так что некоторое время  я
его не видел - как и Гварху, которого вызвали на Ата  Пан  как  арбитра  в
очень  скверной  ссоре  между  двумя  головными.  Его  главный  талант   -
переговоры, но, сказал он, его ресурсы почти исчерпаны.
     "Эти двое не поддаются никаким уговорам, а между их родами  отношения
никогда не были дружескими. Мы тут пробудем очень долго, Ники".
     "Я найду себе какое-нибудь занятие".
     Он оценивающе поглядел на меня.
     Несколько  дней  спустя  я  случайно  встретил  Матса  в   одном   из
Гимнастических залов станции. Я там тренировался в  ханацине  с  одним  из
изысканно вежливых, ревностных и  умных  молодых  людей,  которыми  всегда
окружает себя Гварха. (Его способность  подбирать  многообещающих  молодых
офицеров поистине замечательна.) Я уже не помню, как звали этого  молодого
человека. Полагаю, делал он то же, что и  большинство  их,  -  опрокидывал
меня на мягкий  пол,  потом  помогал  встать  и  с  предельной  учтивостью
объяснял, в чем заключалась моя ошибка.
     Матсехар  не   занимался   ни   одним   военным   искусством,   кроме
обязательного минимума, который установлен для периметра, и не  участвовал
в спортивных состязаниях. С его плохой координацией движений все это  было
ему не по силам. Но он сполна обладал хварской  потребностью  поддерживать
себя  в  наилучшей  физической  форме,  а  потому  ежедневно  плавал   или
тренировался на спортаппаратах.
     И не было ничего удивительного в  том,  что  мы  сошлись  в  хварском
эквиваленте раздевалки, как и в том, что он забыл взять с собой гребень на
длинной ручке. (Матс помнит о мелочах только в театре.) Когда я вошел,  он
сидел на краю скамьи и пытался дотянуться гребнем без ручки до меха  между
лопатками.
     Я сказал "разрешите мне", сел у него  за  спиной  и  забрал  гребень.
Некоторое время все  шло  нормально.  Хвархаты  много  времени  тратят  на
причесывание друг друга. Это общепринято, а я успел набить руку с Гвархой.
     На теле хвархатов волосы в разных местах растут под разными углами, и
я  научился  поворачивать  гребень   в   нужную   сторону,   приспособился
расчесывать колтуны, не причиняя боли, и расчесывать более длинные  волосы
гривки, которая тянется от затылка до  конца  позвоночника.  Я  знал,  как
нажимать на гребень, чтобы ощущение было приятным.
     Видимо, мои мысли обратились к Гвархе - или к тому из молодых  людей,
который швырял меня на пол в ханацинском зале. Я вдруг обнаружил, что  моя
свободная рука уже не просто  слегка  опирается  на  плечо  Матсехара,  но
соскальзывает ниже и ниже. Я массировал - ласкал - толстую плечевую мышцу,
постепенно  продвигаясь  к  изумительным  шелковым  волосам   на   шее   и
позвоночнике.
     Матс  сидел  неподвижно,  уже  не  наклоняясь  ко  мне.  Эта  поза  и
напряжение  мышцы  под  моей  ладонью,  сказали  мне,  что  он  испытывает
неловкость.
     Такая реакция меня удивила, но не очень.  Некоторые  хвархаты-мужчины
не испытывают потребности в  сексе.  В  их  культуре  в  этом  нет  ничего
постыдного, им не нужно лгать или притворяться. Некоторые  моногамны.  Как
Гварха - по большей части. По его словам, частая смена  партнеров  требует
хлопот, несоизмеримых с получаемой  наградой.  Лучше  отдать  эту  энергию
своей карьере, добиться чего-то важного для себя  и  своего  рода.  Ну  и,
наконец, у очень многих хвархатов - у  подавляющего  большинства  -  я  не
вызываю ни малейшего интереса.
     Я пробормотал  "извини!"  и  кончил  расчесывать  его  спину,  орудуя
гребнем, как мог быстрее, и держась нейтрально, а затем встал и отдал  ему
гребень. Он поблагодарил меня несчастным голосом, опустив голову.
     "Забудь, Матс! Ты же знаешь мою репутацию. Я не  мог  не  попытаться,
это почти неизбежно. Но больше такого не повторится."
     Он посмотрел на меня с расстроенным видом.
     О том, чтобы прикоснуться к нему теперь, не могло быть и речи.
     "Не огорчайся", - сказал я, поскольку на главном хварском языке  есть
почти такое же выражение, но только для них он означает "не будь  темным",
а не "не будь горьким".
     Он продолжал смотреть на меня с той же тоской  и  молчал.  "Поговорим
потом", - сказал я и ушел.
     После я не видел его дней двадцать. Он явно избегал  меня.  Но  я  не
собирался за ним  гоняться.  Я  старался  подольше  заниматься  работой  и
проводить с Гвархой все время, насколько это было возможно.
     Как-то вечером Гварха сказал:
     "Что происходит между тобой и исполнителем Эйхом?"
     Я ответил что-то неопределенное.
     Гварха посмотрел на стол перед собой, на игральную  доску.  Я  помню,
какая это была игра - эха. Доска из  светлого  дерева  была  квадратной  с
вырезанной решеткой из  прямых  линий.  В  месте  пересечения  линий  были
углубления для фишек. Фишками служили мелкие круглые камешки, собранные  с
речных пляжей в краю Эттина. Камешкам полагалось бить из  края  игрока.  В
идеале он сам их и собирал. Мастера эхи  тратили  сотни  дней,  разыскивая
безупречные камешки. Гварха мастером не был и таким свободным временем  не
располагал никогда. Камешки ему прислала одна из теток.
     Теперь он передвинул камешек и посмотрел на меня.
     "Он не из тех, кто обычно тебя интересует, а к тому же он... я слышал
две версии. Что он вообще  не  интересуется  сексом  и  что  ему  нравятся
актеры, исполняющие роли женщин".
     "Ты наводил справки".
     "Я люблю быть в курсе  того,  что  ты  делаешь.  -  Он  покосился  на
компьютер рядом с  ним  на  диване.  Программа  воссоздавала  манеру  игры
мастера эхи давних времен. - Ха! Я попался!"
     Я сидел и злился. Бывают моменты,  когда  непрерывная  борьба  внутри
хварского  мужского  общества,  сплетни,  шпионаж  и  интриги  дико   меня
раздражают. Но не Гварху. Наконец я сказал:
     "Я попытался. Меня отвергли, и теперь  исполнитель  ныряет  за  угол,
едва увидит меня в конце коридора".
     "Глупый мальчишка", - заметил Гварха и передвинул другой камешек.
     Довольно скоро после этого мне позвонил Матс.
     "Мне требуется поговорить с тобой, Ники, и в надежном месте".
     Он имел в виду место без подслушивающих устройств  -  просьба  не  из
легких, учитывая маниакальное стремление хвархатов не выпускать друг друга
из  вида.  Но  Гварха  уже  обзавелся  собственной  службой   безопасности
(настолько вперед он продвинулся), и мои комнаты  были  проверены,  как  и
его.
     "Здесь", - сказал я.
     "А защитник?"
     "Года два назад мы  пришли  к  взаимопониманию.  Я,  почти  наверное,
заслуживаю полного доверия, и, мне требуется полное уединение. Земляне  не
так общительны, как Люди".
     "Ха!" - сказал Матсехар.
     Он явился ко мне с кубическим кувшином. Я знал, чем объясняется такая
форма.  Толстые  керамические  стенки   прячут   миниатюрную   холодильную
установку, так что температура напитка внутри  поддерживается  ниже  точки
замерзания воды. Халин (или калин, в зависимости от произношения) -  очень
сильный токсин, а я ни разу не видел Матса даже слегка пьяным.
     Он вошел, извлек чашу из кармана шортов, сел и наполнил ее халином  -
прозрачным и зеленым, как весенняя трава.
     "Тебе обязательно нужно пить эту штуку?"
     "Да. Такой разговор не на трезвую голову".
     Он выпил чашу до дна, снова ее наполнил и заговорил. Сначала  петлял,
перескакивал с одной темы на другую -  новая  пьеса,  разные  сплетни.  За
спиной у него (я прекрасно помню) был монитор моих  комнат.  Все  лампочки
светились бесцветно. Иными словами все двери были заперты, а система связи
отключена. Значит, его никто не слушал - кроме меня.
     Наконец, когда я уловил в его голосе легкую сиплость, он вдруг  умолк
и посмотрел на  меня  пристально,  но  его  зрачки  начали  сужаться.  Еще
чаша-другая, и они превратятся в еле заметную черточку, а он будет пьян  в
нитку - очень милое выражение и абсолютно точное.
     "Дело не в тебе, Ники. У меня нет предубеждения против инопланетян. Я
считаю тебя другом. Дело во мне самом".
     Я выжидающе молчал. Он вздохнул и продолжал.
     Иногда я  сомневался,  что  поступил  правильно,  приняв  предложение
Гвархи работать у него. Может  быть,  мне  следовало  проявить  героизм  и
остаться в тюрьме. Но послушайся я призыва Чести и Верности, то  не  сидел
бы в этой комнате внутри станции Ата Пан  и  не  слушал  бы,  как  глубоко
несчастный юноша с трудом объясняет, что вообще не интересуется мужчинами.
     Нет! Лишиться этих минут я не хотел бы.
     И  никогда  не  интересовался,  продолжал  Матсехар.  Насколько  себя
помнит. Все его сексуальные фантазии всегда были связаны  с  женщинами.  В
его голосе звучало отчаяние, а я с трудом удерживался от смеха.
     Он пытался... Богиня свидетельница, он попытался быть как все.
     "Если я думаю о том, с кем я, ничего не получается. Я просто не могу.
А если воображу, что я с женщиной...  -  Он,  содрогнувшись,  умолк.  -  Я
чувствую  себя  бесчестным,  я  чувствую..."  -  Он  употребил  прелестный
хварский архаизм, означающий  "запачканный"  или,  пожалуй,  точнее  будет
"вымазанный в экскрементах".
     "Обычно легче прибегнуть к рукоблудию. Тогда я хотя бы не вовлекаю  в
это кого-то еще. Но я чувствую себя таким одиноким... - Он опять  наполнил
чашу уже нетвердой рукой. -  Я  все  думаю...  если  бы  я  в  детстве  не
заболел!"
     "Ты  полагаешь,  что  гетеросексуальность  это  следствие   вирусного
заболевания центральной нервной системы? Это  интересная  мысль,  Матс,  и
заслуживает исследования".
     "Нет. - Он посмотрел на меня с удивлением. - Я так не думаю. Я  хотел
сказать... если бы я вел нормальную жизнь, если бы я учился в  школе,  как
все остальные".
     "Ты можешь свести себя с ума, пытаясь выяснить, почему ты такой".
     "Ты понимаешь, правда, Ники? Ведь в вашем обществе это норма.  Там  я
не был бы извращенцем".
     Я встал, достал чащу и протянул ему. Матсехар налил ее, и я отхлебнул
халина. Он был ледяным, горьким и жгучим. Если не  поостеречься,  похмелье
затянется на целых три дня.
     "Матс, я и своей-то жизни  не  понимаю,  что  уж  говорить  о  чужой!
Наверняка среди Людей есть и другие мужественные мужчины".
     Он взглянул на меня с недоумением. Я перевел  на  хварский  буквально
словом, которое синонимично "храбрый", "прямой", "достойный".
     "Другие мужчины, сексуально анормальные. Почему бы тебе  не  поискать
их?"
     "Я знаю таких. Они увиваются возле актеров, играющих женщин.  Но  что
они могут мне сказать? Только то, что я и сам знаю. Наша проблема не имеет
решения".
     Он продолжал говорить, оставив чашу, однако халин  уже  возымел  свое
действие: он спотыкался на словах и порой растерянно умолкал, будто забыв,
что намеревался сказать. Когда он поднимал глаза, они казались  пустыми  -
зрачки сузились так, что их трудно было различить.
     Разрыв между двумя сторонами хварской культуры слишком велик. Мужчина
просто не может познакомиться с женщиной, если она не  принадлежит  к  его
роду, а инцест внушает Людям глубокое отвращение и ужас. (Половые  акты  с
животными рассматриваются как относительно безобидное  извращение  и,  что
любопытно, с самцом или с самкой значения не имеет.)
     Гетеросексуальной субкультуры  не  существует  вовсе,  нет  мужчин  и
женщин, которые занимались бы любовью друг с другом.
     Матсехар был способен мастурбировать,  рисуя  в  воображении  женщин,
которые часто роковым образом напоминали его родственниц. Он мог бы искать
общества актеров, играющих женские роли и тяготеющих  к  ним  мужчин.  Что
иногда и делал, но, вопреки костюмам  и  разученным  жестам,  актеры  были
мужчинами. И любовники занимались самообманом.
     "Все это иллюзии. Никто не бывает  тем,  кем  хочет  быть.  Никто  на
занимается любовью со своей мечтой".
     Его посещали ужасные, жуткие мысли о соблазнениях и изнасилованиях.
     "Я больше не езжу домой. Боюсь повести себя, как  мужчины  в  пьесах.
Буйно. Безумно".
     Мне уже не хотелось смеяться. Бедняга погибал у  меня  на  глазах,  а
меня тянуло обнять его и сказать: "Ну, будет, будет! Жизнь это ад". Только
я знал, что подобное исключается. "Но чего ты ждешь от меня?" - спросил я.
     "Ты ничего не знаешь, ничего не можешь сказать, чтобы  это  стало  не
так невыносимо?"
     Но почему я?
     А потому что я обладал особой точкой зрения, потому что я  видел  его
культуру извне; и еще, возможно, потому, что он представлялся себе изгоем,
отщепенцем, и видел во мне существо еще более одинокое.
     "Матс, я могу только посоветовать тебе сосредоточиться на том, что  у
тебя есть. В некотором смысле, мы противоположности. У меня  есть  Гварха,
то, чего, по-моему, ты жаждешь больше всего - великая любовь, спасение  от
одиночества и теплое тело в постели. Поверь мне, и то и другое я  ценю  во
всю меру. Но я потерял мою семью, и моих земляков, и мою расу.  И  хотя  я
все еще могу заниматься своим ремеслом, использовать свой талант к языкам,
у меня нет возможности делиться тем, что я узнал, с моими  соплеменниками.
А у тебя есть Люди, есть твой род и твое искусство, так цени  же  их,  как
они того стоят".
     Он покачал головой.
     "Этого мало".
     "Другого утешения у меня для тебя нет".
     Мы еще поговорили. Матс все больше и больше утрачивал ясность  мысли.
Наконец я сказал, что провожу его до его двери. Думаю, один он не добрался
бы.
     Когда мы добрались туда, он открыл ее, а потом обернулся ко мне:
     "Я хотел бы любить тебя, Ники. Если бы мог".
     В тот момент он не был особенно  привлекательным,  и  я  не  мог,  не
покривив душой, ответить, что жалею  об  этом.  И  сказал  ему,  чтобы  он
поскорее лег спать. Он,  шатаясь,  вошел  внутрь,  и  дверь  закрылась.  Я
пошарил взглядом, ища камеру, просматривающую  этот  отрезок  коридора.  И
убедился, что она нас засекла.
     Я вернулся к себе. Лампочка над  дверью  из  моих  комнат  в  комнаты
Гвархи янтарно светилась, говоря: "Дверь отперта. Входи". И я вошел.
     Он лежал, растянувшись на диване в передней комнате, одетый в обычный
домашний костюм хварского мужчины. Нечто среднее между кимоно и  купальным
халатом и яркое до рези в глазах. Какой был на нем в тот вечер, не  помню.
Их у него много - почти все  подарки  любящих  родственниц.  Возможно,  из
бордовой парчи, с тех пор давно отправленный  в  переработку,  но  в  свое
время очень шикарный. Узор из цветов, среди которых извивались  чудища,  а
рукава и нижний край украшены золотым шитьем.
     При моем появлении он поднял голову и отложил плоский  мини-компьютер
для чтения.
     "Говоря по-человечьи: не знай я тебя, так сказал бы, что ты пил".
     "Заходил  Матсехар.  И  жутко  натоксичился.  А  я  слегка.   Вовремя
остановился,  по-моему.  Но  Матс  напился,  как  одно   земное   домашнее
животное".
     "Твои трудности с ним разрешились?" (Это был вопрос.)
     "Думаю, теперь при виде меня он перестанет сворачивать  за  угол,  но
сексуально я его не интересую. Нисколько".
     "Очень хорошо. Мне бывает нелегко сдерживаться, когда ты смотришь  по
сторонам".
     Я присел на край дивана.
     "Знаешь, есть жизни много хуже той, какую веду я".
     "Совершенно верно", - сказал Гварха.
     Я взял его руку и погладил мех  на  тыльной  стороне,  серо-стальной,
мягче бархата, потом повернул ее и поцеловал темную безволосую ладонь.

                                               Из журнала Сандерс Никласа,
                                          держателя информации  при  штабе
                                          первозащитника Эттин Гвархи.
                                             ЗАКОДИРОВАНО ДЛЯ НИЧЬИХ ГЛАЗ.



                                    10

     Как-то вечером, едва дверь открылась, на Анну повеяло запахом кофе.
     - Никлас? - спросила она входя.
     В комнате было темно, если не считать лампы, горевшей в ногах дивана.
Там сидел Ник, как обычно закинув ноги на стол.  (Стол  переливался  серым
перламутром.) В одной руке он держал кружку, а стена  перед  ним  исчезла:
темный откос уходил к бухте, полной сверкающих огней.
     Она сразу узнала прерывистый ритм и цвета - оранжевый и голубой.  Это
было предостережение, заложенное в компьютер: "Опасность. Непонятный друг.
Опасность".
     - Что это, Господи? - спросила она.
     - Хварский эквивалент туристических слайдов.  Они  производят  съемку
всякий раз, когда высаживаются на новой планете. Я знал,  что  обязательно
отыщу что-нибудь о вашей. Как вы ее назвали?
     - Рид тысяча девятьсот тридцать пять-це.
     - Просто песня. Я подумал,  что,  возможно,  вы  захотите  посмотреть
запись.
     Темный холм и сверкающая бухта  стали  смутными.  Анна  пробормотала,
сама не зная что, но горло ей свела судорога и язык не  слушался.  Секунду
спустя она почувствовала его руки, обвившие ее.
     - Я не хотел причинить вам боль, Анна.
     Тело у него было худощавым и мускулистым. От  одежды  исходил  острый
чистый запах, ей незнакомый. Инопланетное мыло?
     - Сядьте! - Он подвел ее к дивану и исчез. Она утерла глаза. Вспыхнул
плафон. Пейзаж перед ней погас.
     - Сейчас-сейчас! - донесся его голос.
     Он вернулся с другой кружкой.
     - Я добавил коньяку. Генерал на Риде, как его там, разжился  недурным
запасом напитков. Ну, а теперь - почему? Как я умудрился наступить вам  на
ногу?
     - Они вышвырнули нас оттуда, Ник. Не  только  меня.  Всех.  И  никого
больше туда не  допускают.  Планета  стала  уязвимой.  Хвархаты  могут  ее
отыскать.
     Он кивнул.
     - Бывают  моменты,  когда  я  стыжусь  своей  расы.  Почему  они  для
переговоров выбрали именно эту  планету?  Разве  нет  других,  где  нечего
изучать?
     - Не знаю. - Она отпила кофе.
     - Ну, планета для них  потеряна,  если  только  переговоры  здесь  не
увенчаются успехом. Вы это имели в виду, когда сказали, что  ваша  карьера
кончена?
     Анна кивнула.
     - Моя область -  внеземной  разум.  Что  остается,  если  мне  нельзя
вернуться  к  псевдосифонофорам?  Корпеть  на  других  планетах,  наблюдая
животных, которые  в  сообразительности  уступают  дельфинам?  Корпеть  на
Земле, наблюдая дельфинов? И это еще при условии, что получу субсидию.  Вы
налили кофе в коньяк? Или коньяк в кофе?
     - Вы хотите, чтобы я изменил пропорцию?
     - Добавить еще кофе было бы недурной идеей.
     Он взял у нее кружку, сходил на кухню и, вернувшись, сказал:
     - Можно, я погашу  плафон?  Когда  Люди  отдыхают,  они  предпочитают
полумрак, и, видимо, я адаптировался. Яркий свет  вызывает  у  меня  позыв
пойти и сесть за работу.
     - Пожалуйста.
     Свет погас, комната опять погрузилась в сумрак, который лампа в ногах
дивана почти не рассеивала. Ник снова сел у лампы и взял свою кружку.  Она
увидела мерцание металла на его запястье - браслет, который  был  на  нем,
когда он в последний раз разговаривал с ней.
     - Значит, генерал оказал вам услугу, когда попросил  включить  вас  в
делегацию. И вот вы тут в окружении внеземного разума.
     - Только я ожидала другого. Ведь свое время  я  трачу  на  то,  чтобы
слушать рассуждения Матсехара о "Макбете" и  Хей  Атала  Вейхара  о  "Моби
Дике".
     -  Ждите  перемен,  -  сказал  Никлас.  -  Вейхар  выискал  экземпляр
"Гекльберри Финна". Он был в блоках, которые мы забрали с вашей станции, и
Вейхар уже принялся задавать мне вопросы по тексту. Я переадресовал его  к
вам. И я читал записи ваших наблюдений. Они в  тех  же  блоках.  По-моему,
ваши животные разумом не обладают.
     - Почему же?
     - По  нескольким  причинам,  -  ответил  он,  помолчав.  -  Ну,  как?
Перечислить их? Мне не хотелось бы снова довести вас до слез, Анна.
     - Можете быть спокойны.
     - Ну, хорошо.
     Он изложил свои доводы. В основном они сводились к  тому,  о  чем  ей
твердили  ее  коллеги  на  Риде-1935Ц.  У  псевдосифонофоров   отсутствует
материальная культура. Их язык - это не язык в собственном смысле слова. У
него нет грамматики, а без грамматики невозможно выражать причинные  связи
и следствия.
     - Мне кажется, - говорил Ник, - интеллект  подразумевает  группировку
по общим признакам и, пожалуй, причины и результаты. Я не вижу,  для  чего
им потребовался  бы  язык.  Мы  используем  язык  для  кодирования  опыта,
воплощения его в форму, понятную другим людям.  Как  только  мы  достигаем
этого, мы можем обмениваться знаниями. Так мы учим  и  учимся.  Но  вашему
приятелю, если ему потребуется что-то узнать, достаточно  скушать  другого
псевдосифа. Насколько я могу судить по вашим записям, у  них  это  главный
способ передачи информации. Бесспорно, очень практичный и освобождающий от
необходимости  вырабатывать  сложные  системы  общения.  Если  не  считать
брачного сезона, единственного времени,  когда  они  приближаются  друг  к
другу, после того как без малого год провели в одиночестве из страха  быть
съеденными. А по-настоящему крупные  ребята,  те,  кто,  предположительно,
наиболее  умны  и  информированы,  поскольку   съели   большинство   своих
родственников, эти ребята проводят в одиночестве круглый год.  Они  больше
не спариваются.
     Анне вдруг стало легко. То ли коньяк в кофе, то ли рассуждения  Ника,
которые ей нравилось выслушивать, хотя она с ними и не соглашалась.
     - И вот завершающий довод, почему  я  не  могу  считать  ваших  ребят
разумными существами. Они слишком прохладно относятся к сексу.
     Он взглянул на нее, и Анна уловила белозубый блеск улыбки.
     - Не понимаю, о чем вы. Вы же видели бухту! Видели океан.
     - В брачный сезон. Но у землян нет  брачного  сезона.  Его  нет  и  у
Людей. Мы сексуально активны  и  нацелены  на  секс  постоянно.  По-моему,
неугасающая похотливость имеет эволюционную ценность. Она  поддерживает  в
индивиде интенсивный интерес  к  другим,  побуждает  поддерживать  с  ними
хорошие отношения. Сплачивает нас. Нам необходимо ладить  друг  с  другом,
если мы хотим, чтобы с нами спали.
     Анна покачала головой.
     - Общественный образ жизни свойствен многим животным.
     - Но не такой, как наш. Какие еще животные питают такой интенсивный и
постоянный интерес друг к другу, как мы или  Люди?  Если  бы  ваши  ребята
покончили с брачным сезоном, если бы их взаимный интерес стал  постоянным,
а самые крупные сохранили бы потребность в сексе, тогда,  быть  может,  им
пришлось бы  взяться  за  создание  какой-нибудь  культуры.  И  выработать
настоящий язык. И развить интеллект.
     - Вы серьезно? - спросила Анна.
     Он засмеялся.
     -  Скорее  всего,  нет.  Но  отсутствие   материальной   культуры   я
действительно считаю серьезным доводом против. А что касается  языка,  вам
бы следовало ко мне прислушаться. Как-никак это моя область. Но я пришел к
вам с новостью и отвлекся. Хварские женщины  теряют  терпение.  Они  хотят
возобновить ваши беседы, но генерал не  хочет  отпускать  меня.  А  потому
женщины приведут своего переводчика. Тоже  женщину.  Я  посижу  на  первых
двух, чтобы проверить ее работу, а затем  выхожу  из  игры  -  к  большому
сожалению. Предчувствую, что женщины окажутся куда интереснее  дипломатов.
Но генерал принял решение. Собственно, я пришел предупредить вас об этом и
не совсем понимаю, каким образом  добрался  до  ваших  инопланетян.  -  Он
поставил кружку, и снова  Анна  увидела,  как  блеснули  золото  и  нефрит
браслета. - Нет, вру.  Я  заговорил  о  них,  потому  что  вас  расстроила
видеозапись, и  ваша  реакция  меня  встревожила.  Знания  -  единственное
надежное утешение. По-моему, я это уже вам говорил. И, как я  убедился  на
опыте, есть только два занятия, способные отвлечь от вечной боли  жизни  -
секс и жонглирование идеями. - Он встал. - Мне забрать запись?
     - Нет. Оставьте ее.
     Он показал ей, как работает проектор и пожелал доброй ночи.  Едва  он
вышел, как Анна  включила  проектор.  Вновь  стена  исчезла  и  перед  ней
открылся вид с холма, на котором стоял дипломатический лагерь.  Сохранился
ли он?
     Ее животные вспыхивали огнями, передавая свои вести. Она допила  кофе
с коньяком. Нет, Ник ошибается, признавая только человеческий тип разума.
     Она  словно  увидела,  как  взрослые  представители  ее   инопланетян
дрейфуют в океанских течениях, раскинув щупальца на сто метров или больше.
Внутри  их  колоколоподобных  тел  сквозь  прозрачную  плоть  просвечивали
(смутно) двенадцать мозгов. Ведь нужна же  причина,  объясняющая  все  эти
нейроны и всю эту информацию.  Ей  представились  интеллекты  -  огромные,
невозмутимые, одинокие, отданные  созерцанию.  Раса,  для  которой  полная
изолированность  индивидов  была  естественной.   Они   не   нуждались   в
Восьмеричном Пути. Четыре Высокие Истины не имели к ним отношения.  Их  не
тревожили ни похоть, ни жадность. И не нужно им было, чтобы к  ним  пришла
Обезьяна с корзинами, набитыми Священными Писаниями. Они уже  обрели  свое
преображение.
     Тут она сообразила, что  коньяк  оказывает  свое  действие,  пошла  в
ванную и приняла душ.  А  потом  легла  спать.  Потолок  скрывала  розовая
туманность.  Ее  нитевидные  выбросы  придавали  ей  странное  сходство  с
нейроном. За ее пределами и сквозь нее светили мириады звезд.



                                    11

     На  следующий  день  она  рассказала  остальным  делегатам  о   своем
разговоре с Никласом.
     - Очень жаль, что вы потеряете  контакт  с  ним,  -  заметил  капитан
Мак-Интош.
     - Почему? - спросила Анна.
     - Мне бы хотелось узнать его получше,  -  сказал  Мак.  -  Прямо  или
опосредованно.
     - Никаких тайных интриг, мы мыслим стратегически.
     - Я армеец, саб. Мы не интригуем, мы мыслим стратегически.
     - Ну, хорошо. - Чарли засмеялся. - Но не трогайте Никласа Сандерса.
     Хей Атала Вейхар провожал ее  назад  по  прохладным  ярко  освещенным
коридорам станции.
     - Ники сказал вам, что я отыскал вторую книгу?
     - Да.
     - А река подлинная? Она существует на Земле?
     - Миссисипи? Да.
     - Я бы хотел ее увидеть.
     Анна решила не говорить ему, как все там  изменилось:  леса  сведены,
старицы почти все высохли, сама река (на больших протяжениях) превращена в
прямой и узкий канал с глубиной едва достаточной  для  движения  по  нему.
Звери и птицы - орлы и цапли, рыбы, раки, медведи, пумы,  олени,  еноты  и
поссумы - почти полностью исчезли.
     Триста лет цивилизации. Сто лет Великой Среднезападной Засухи.
     Читать Марка Твена теперь было мучительно.
     - Мой край, - сказал Вейхар, - лежит в глубине материка. И  я  рос  у
реки, хотя и не такой большой. Я исследовал ее берега, плавал на  острова.
- Он помолчал. - Я не понимаю, что происходит между Геком и Джимом.
     - Я читала эту книгу много лет назад.
     - Принадлежи они к моей расе, я бы  точно  знал,  что  происходит,  и
осудил бы их. Они же разного возраста.  Детей  надо  оберегать  при  любых
обстоятельствах. Однако... - Он нахмурился и встал как  вкопанный  посреди
коридора. - Разница  в  возрасте  между  ними  не  ощущается.  О  мальчике
недостаточно заботились, а мужчине не дали достаточной  самостоятельности.
А потому мальчик почти мужчина, а в  мужчине  есть  детские  черты.  Очень
странно! Вы, человеки, все смешиваете воедино.
     Он пошел дальше, Анна держалась рядом.
     Перед входом в сектор землян он снова заговорил:
     - Приходит время, когда мальчики начинают влюбляться  друг  в  друга,
как положено, как пристойно. Они мечтают  убежать.  -  Он  бросил  на  нее
быстрый взгляд. - Обычно  мы  узнаем  любовь  тогда  же,  когда  осознаем,
скольким обязаны нашим семьям и Сплетению. Детство почти позади. Нас  ждет
жизнь взрослых. Это нелегкое  время.  Нам  хочется...  -  Он  помолчал.  -
Спастись, уклониться от ответственности.  Мы  хотим  всецело  принадлежать
нашей любви. Вот о чем эта книга. Мечта о спасении через бегство. Но все в
ней чуть-чуть не так. Все слегка отклоняется от того, как должно быть. Мне
кажется, я понимаю, и вдруг перестаю понимать. И это меня тревожит.
     Он ушел, и Анна отправилась к себе.
     Вечером она снова включила запись.  Ее  инопланетяне  уже  передавали
собственную сине-зеленую весть. "Я  это  я.  Я  не  нападу."  Огни  тускло
просвечивали сквозь дождевую пыль. Ей были  видны  желтые  фонари  научной
станции у бухты. Конечно, хвархаты были там, пока делалась  эта  запись  -
шарили в компьютерах, допрашивали ее друзей. Она словно увидела, как Люди,
точные и вежливые, ходят по таким ей знакомым коридорам, будто танцоры или
инспектора.


     Несколько дней спустя на переговорах вновь появился Вейхар, и днем за
ней зашел Никлас в своей штатской, странно скроенной коричневой одежде.
     - Цей Ама Ул хочет побеседовать с вами.
     - Хорошо.
     Они пришли в ту же комнату, что и прежде. Их ожидали там две женщины.
Одну она узнала - женщину Цей Амы, на этот раз одетую  в  платье  белое  с
серебром. Вторая женщина была одного роста с Анной и стройной.  Ее  платье
было  сине-зеленым  и  простым,  не  парчовым,  хотя  материал  и  отливал
шелковистым блеском. Мех ее был таким же черным, как у Цей Ама Ул.
     - Не поднимайте глаза на Ул, - негромко сказал Никлас.  -  Но  вторая
женщина ваша ровня. Глядите ей прямо в лицо. Следите  за  тем,  чтобы  все
время находиться чуть впереди меня. Я здесь самый младший и ни с кем не  в
родстве кроме вас.
     Анна подошла уже так близко, что увидела цвет глаз стройной женщины -
сине-зеленый. По краям ее очень больших ушей блестели ободки из серебряных
клипсов.
     - Остановитесь, - сказал Ник.
     Она остановилась, а он продолжал:
     - Вы уже знакомы с женщиной Цей Амы. А вторая  женщина  это  Ама  Цей
Индил. Эти два рода - партнеры. Что это такое, я объясню вам как-нибудь  в
другой раз. А это Перес Анна.
     - Рада познакомиться с вами, - сказала стройная женщина.  У  нее  был
низкий хрипловатый голос, а по-английски она говорила безупречно.
     Цей Ама Ул сказала что-то на своем языке. Анна поняла  одно  слово  -
Ники.
     - Нас приглашают сесть, - сказал Никлас, -  а  я  должен  вести  себя
чинно и не баловаться.
     - Очень вольный перевод, - возразила Ама  Цей  Индил.  -  Моя...  как
это?.. кузина?.. выразилась гораздо вежливее.
     - Попробуйте "старшая партнерша", -  порекомендовал  Ник.  -  Точного
аналога не существует.
     Они сели. Никлас сбоку от Анны и несколько позади, обе  инопланетянки
лицом к ней.
     Цей Ама Ул наклонилась вперед и заговорила:
     - Прошло слишком много времени,  и  мы  слишком  многое  предоставили
мужчинам. Я не уверена, что это так уж хорошо. Служение  мужчин  -  искать
врагов. Возможно, они видят врагов там, где врагов нет. В  природе  мужчин
думать  об  опасности,  которая  может  скрываться  в  каждой  неизвестной
ситуации, и, встречая неизвестных, они смотрят,  где  и  какое  оружие  те
прячут.  Возможно,  это  не  самый  верный  подход,  и,  хотя,  бесспорно,
обязанность мужчин заниматься твоими мужчинами, заниматься тобой -  не  их
обязанность и не их право. Я собираюсь задать тебе  еще  вопросы  о  твоих
людях, Перес Анна. Пожалуйста, отвечай прямо. Боюсь,  если  мы  не  найдем
способа говорить друг с другом, нам не избежать решений,  которые  сплетут
мужчины из подозрений и страха.
     Следующие  два  часа  Анна  снова  рассказывала  о  жизни  на  Земле.
Переводила почти все время стройная женщина. Иногда Никлас  поправлял  ее,
или они обсуждали оттенки в смысле слов.
     Наконец Цей Ама Ул сказала:
     - Мне ясно, что старые способы  понимать  поведение  не  годятся.  Вы
слишком уж другие.  Мне  казалось,  я  не  столкнусь  с  затруднениями.  Я
занимаюсь наукой и я  изучала  вашу  культуру,  но  должна  признаться,  я
растеряна, а, возможно, я боюсь. - Она помолчала, а затем что-то торопливо
добавила.
     - Женщина Цей Амы говорит, что пугает ее не вооружение человеков. Она
хочет, чтобы вы поняли  это.  Наши  мужчины  заверили  нас,  что  способны
одолеть человечьих мужчин,  если  те  нападут.  Но  одно  дело  знать  про
непонятность в неизмеримой дали, и совсем другое, когда непонятность здесь
перед нами.
     Переводчица  кончила.  Цей  Ама  Ул  молчала,  и  у  Анны   сложилось
впечатление, что она о чем-то размышляет. Наконец  она  снова  заговорила.
Перевел Ник:
     - Женщина Цей Амы сказала, что получила столько информации, сколько в
силах осмыслить за один раз. Ей нужно подумать. Мы можем идти.
     Они встали, Цей Ама Ул взглянула на них и сказала что-то  напоследок.
Ник засмеялся, кивнул и показал на дверь. Анна пошла впереди  него.  Но  в
коридоре сразу же спросила:
     - А заключительные слова?
     - Ул? Она поздравила меня с тем, что я вел себя почти пристойно.
     - Она ваш друг? Она ведь называет вас Ники.
     - Мы переписываемся. Ее интересует человечество. Мы  служим  для  нее
средством сравнения, служим, так сказать, контрольной группой,  когда  она
анализирует историю собственной расы.
     Они  подошли  к  ее  двери,  Анна  приложила  ладонь  к  панели.  Ник
попрощался и ушел.
     Войдя, Анна включила голограмму: солнечный день на Риде-1935Ц.  Бухта
была синей, холмы золотистыми. Со стороны океана  плыли  высокие  перистые
облака. Как их называют? Кошачьи хвосты? Ее инопланетян видно не было,  но
над станцией и холмом с  лагерем  летали  самолеты.  Хварские  с  веерными
крыльями курсировали между бухтой и базой на острове.
     Наверное,  можно  было  бы  провести  тройственное  сравнение   между
землянами,  хвархатами  и  ее  инопланетянами  в  бухте.   Необходима   ли
материальная  культура?  Что  такое  язык?  Насколько  важен  секс?  Этого
материала хватило бы на десятки статей, и из землян только у Никласа  было
больше информации о хвархатах, чем у  нее.  Не  захочет  ли  он  стать  ее
соавтором? Пресвятая Дева, использовать то, что он знает о Людях!
     Но об этом нечего было и  думать.  Разве  что  переговоры  увенчаются
успехом. В ней пробудилась яростная решимость. Надо сделать все для  этого
успеха!



                                    12

     У меня в кабинете лежала записка. Гварха ушел к себе. Если  хочу,  то
могу присоединиться к нему. Приглашение, а не приказ.
     Я отправился к себе и вымылся. Он отпер дверь между нашими  комнатами
со своей стороны. Я вошел в  его  большую  комнату  и  увидел  голограмму.
Пейзаж. Из глубины комнаты лился свет, и  я  увидел  стену,  сложенную  из
серых неотесанных камней, высокую и проломанную.  На  земле  перед  стеной
валялись обрушившиеся камни. За проломом  виднелись  деревья  с  бронзовой
листвой, трепетавшей под ветром.
     Камни обросли чем-то вроде лишайников,  главным  образом  желтых.  Но
некоторые отливали  серебром,  а  кое-где  проглядывали  красные  пятна  и
полоски.
     Место было мне знакомо. Я побывал там с Гвархой во  время  одного  из
наших посещений его родины. Старинная крепость в глуши  на  былой  границе
Эттина.  Теперь  граница  лежит  много  дальше.  Крепость  принадлежит   к
временам, когда род только начал расширять свои владения.
     Мы тогда облазили развалины,  и  Гварха  рассказал  мне  о  строителе
крепости, своем предке,  беспощадно  волевом  и  жестоком.  За  время  его
главенства род Эттинов увеличился более чем вдвое. Два  других  рода  были
уничтожены - мужчины перебиты, женщины и  дети  ассимилированы.  Ничто  не
влияло на этого  предка,  кроме  слова  матери  или  старшей  сестры.  Его
родственницы прославились как  замечательные  политики;  чего  он  не  мог
осуществить с помощью мечей, они добивались словами. "Какое сочетание!"  -
воскликнул Гварха.
     Весна переходила в  лето,  и  день  выдался  жаркий.  Развалины  были
нагретыми и пыльными.  В  конце  концов  мы  спустились  к  ручью  в  тени
бронзово-алой листвы у подножия крепости. И напились. Потом Гварха сбросил
одежду и вошел в воду.
     Я остался на берегу. Ручей брал начало в горах, и вода  была  слишком
холодной для меня. Он плескался и бродил по отмели как ребенок, разыскивая
камешки, высматривая рыбешек и многоногих тварей. Рыбешек он, естественно,
распугал, но сумел-таки схватить нечто длинное, плоское, сегментированное.
Каждый сегмент имел пару ножек. "Погляди-ка, Ники! Хорошо, а?"
     Тварь извивалась у него в кулаке. Один конец завершался  мандибулами,
а может быть, клешнями. На другом конце колыхались два длинных усика.
     Просто прелесть, ответил я. Тварь  продолжала  извиваться,  и  он  ее
бросил.
     Потом ему вздумалось затащить меня в воду.  Я,  правда,  отбился,  но
порядочно вымок. Мы поднялись по  склону  во  двор  крепости,  я  разложил
одежду на камнях сушиться, и мы занялись любовью. Затем Гварха задремал, а
я лежал под солнцем, чувствуя рядом его тело, еще влажный мех.
     У меня возникло ощущение, что он  привел  меня  сюда  не  без  задней
мысли. Даже любовь входила в его планы.  Представление  для  предка:  "Вот
гляди, где я побывал, старец. В местах, какие тебе и не  снились.  Смотри,
кого я захватил в плен и привез с собой!"
     И тут я впал в дремотное состояние, когда сновидение кажется явью. Во
дворе крепости был кто-то кроме нас. Я  приподнялся  и  встал  на  колени.
Гварха продолжал лежать рядом и спать.
     Передо мной стоял хвархат с мехом, посеребренным годами. На нем  была
кольчуга,  достигавшая  колен.  На  боку  висел  меч.  В  руке  он  держал
обнаженный кинжал, и лезвие сверкало в косых лучах предвечернего солнца.
     Предок, кто же еще! Он выглядел крайним воплощением физических  черт,
характерных для Эттинов: невысокий, страшно широкоплечий с толстыми руками
и ногами. Темная гривка начиналась на макушке его обнаженной головы.  Лицо
было широким, плоским и безобразным.
     Гварха привстал и сел с испуганным видом.
     "Какая в тебе червоточина, малый? - спросил предок на  языке  Эттина,
который я знал, хотя старика понимал с трудом. - Хочешь иметь врага,  будь
по-твоему. Да рядом с ним не засыпай! Прежде вот как надо". -  Он  ухватил
меня за волосы, запрокинул мне голову и перерезал горло.
     Тут я проснулся. И к лучшему. Еще немного - и солнечный ожог  был  бы
мне обеспечен. Гварха спал - проснулся он  только  в  моем  сновидении.  Я
встал и потрогал одежду. Еще не высохла. Тогда  я  сел  в  тени  у  стены,
прислонившись спиной к теплым шершавым камням, и  ждал  так,  пока  он  не
перекатился на другой бок и, охнув, не сел на земле. И все это  время  мне
было не по себе, словно старик  все  еще  прятался  где-то  рядом,  сжимая
кинжал.
     С тех пор прошло много лет,  но  при  виде  этой  стены  я  поежился.
Псевдолишайники - красные -  напоминали  цветом  запекшуюся  кровь.  Одной
Богине известно, зачем Гвархе  понадобилось  украшать  свою  комнату  этой
голограммой. Я покрутил проектор, пока не нашел пейзаж,  более  отвечающий
моим вкусам: волны с барашками на Круглом озере Эттина. По пенным  гребням
скользила лодка с красными парусами.
     Я сел. Лодка была прогулочной, узкой и быстроходной. Она  накренялась
под ветром, бьющим в большие красные паруса.
     Потом вошел Гварха и остановился у меня  за  спиной.  Он  только  что
принял душ - я почувствовал запах влажного меха и душистого мыла.
     - Тебе не понравилась крепость.
     - Да.
     Мне на плечо легла ладонь.
     - Я ходил к истолковательнице, когда ты рассказал  мне  свой  сон.  Я
тебе не рассказывал? Она объяснила, что я прогневал старика, и я  исполнил
необходимый ритуал. Он не из тех, с кем я  хотел  бы  поссориться.  И  она
сказала еще одно. - Ладонь скользнула вверх, пальцы взъерошили мои волосы.
- Между его миром и моим лежит непреодолимая пропасть. Я пытался  говорить
с ним, окликать его через бездну. Не призывай  мертвых  к  жизни,  сказала
она. Их обычаи остались в былом. Я смотрел на стену и вспоминал ее  слова.
Ха! Она права. Но я не вижу, какими должны быть новые обычаи. Я  не  знаю,
как идти вперед. Что мне делать, Ники?
     Я не ответил. Гварха уже слышал все мои теории и все мои ответы.
     А прогулочная лодка перед нашими глазами легла на воду.  Секунду  она
оставалась в таком положении, потом выпрямилась.
     - Считать предзнаменованием? - спросил я.
     - Нет. Предзнаменования принадлежат  реальному  миру,  пора  бы  тебе
знать. Голограммы никому будущего не пророчат.
     Вот так.

                                               Из журнала Сандерс Никласа,
                                            держателя информации при штабе
                                            первозащитника Эттин Гвархи.
                                              ЗАКОДИРОВАНО ТОЛЬКО ДЛЯ ГЛАЗ
                                              ЭТТИН ГВАРХИ.



                                    13

     Дня два спустя Анна  провела  весь  вечер  с  остальными  делегатами.
Капитан Мак-Интош проводил ее до выхода.
     - Передайте держателю Сандерсу, если увидите его.
     Он протянул ей папку.
     - Что это?
     - Копия его биографических данных. Проглядите,  если  вам  интересно.
Секретного тут ничего нет.
     - А для чего вам нужно, чтобы он получил папку?
     - Возможно, он будет рад. Там есть сведения о его семье.
     Анна взяла папку и, вернувшись к себе,  устроилась  просматривать  ее
содержимое.
     Сандерс  Никлас  Эдгар  родился  14.7.89  г.  в  Деко,  штат  Канзас.
Родители: мать - Женевьева Пирс, ветеринарный врач, отец - Эдгар  Сандерс,
инженер, служащий Управления защиты сельского хозяйства. Единственный сын,
одна сестра моложе на три года - Беатрис Холен Пирс.
     Образование: местные школы и Чикагский университет. Степень  магистра
получил в 2110. (Анна быстро  прикинула  и  решила,  что  он  прошел  курс
ускоренным темпом.)  Специализировался  по  теоретической  лингвистике,  а
также по системному программированию. Сразу  же  после  получения  степени
поступил  в  Объединенные  вооруженные  силы  и  продолжал  образование  в
Женевском  университете,  вновь  занимаясь  лингвистикой.   Биографические
данные обрывались на 2112 годе.
     Три  года  спустя  он  был  на  разведывательном  космолете,  который
захватили хвархаты. Видимо, в промежутке он изучал хварский язык.
     Удивительно скупая история. Никаких следов личной жизни. А была ли  у
него личная жизнь? И не все ли ей равно?
     Анна  проглядела  остальное  содержимое  папки.  Его  сестра  кончила
Висконсинский университет, вышла замуж и родила  дочь,  названную  Николь.
Брак  завершился  разводом.  Сестра  обосновалась  в  Чикаго  и   работала
профсоюзным организатором. Приложенная голограмма показала высокую женщину
лет сорока, худую, с  пышными  светло-рыжими  волосами.  Она  щурилась  на
солнце и улыбалась. Улыбка Ника и его поза - чуть ссутуленные плечи,  руки
в карманах. Одета в джинсы, выцветшую красную рубашку и жакет со  значками
на лацканах. Прочесть призывы на значках Анне не удалось.
     Рядом с ней стояла ее дочка, худенькая, нескладная. Кожа у  нее  была
цвета кофе с молоком, курчавые волосы коротко подстрижены.  Анна  дала  ей
лет двенадцать-тринадцать, но она явно обещала стать высокой. На ней  были
джинсы и черная рубашка с  короткими  рукавами.  Красные  буквы  на  груди
призывали: "Не тоскуйте! Организовывайтесь!"
     Анна посмотрела на двухмерную фотографию.  Пара  в  зрительном  зале.
Снимали чуть сбоку и явно скрытой камерой.  Мужчина  и  женщина,  высокие,
худые, сидящие очень прямо. Оба совсем седые.  Женщина  заплела  волосы  в
косы, обвивавшие голову. Волосы мужчины падали ему на плечи и кудрявились.
В них было костлявое изящество, и Анне они напомнили цапель.
     Она заглянула в документы. Они, выйдя на пенсию, поселились в  Фарго,
штат Северная Дакота, и были все еще живы. (Снимок был сделан пять месяцев
назад на лекции в местном  университете  в  честь  северодакотского  поэта
Томаса Мак-Грата.) Почему  кто-то  решает  удалиться  на  покой  в  Фарго?
Женевьеве было восемьдесят пять, Эдгару - восемьдесят три.  Они  принимали
активное участие в мероприятиях местной методистской  церкви  и  различных
других организаций, озабоченных (по большей части)  проблемами  сохранения
окружающей среды и социальными вопросами.
     Все во имя благого дела! Никлас происходил из семьи борцов,  творящих
добро.
     Она снова поглядела на них: сестра с рыжими волосами, которые треплет
ветер, его серьезная юная племянница, родители, похожие на цапель. Как все
это соотносится с человеком, известным ей?
     Наконец Анна закрыла папку и легла спать.  Так  странно  -  лежать  в
темноте на расстоянии сотен световых лет от дома и  думать  о  людях,  чья
жизнь прошла на американском Среднем Западе, и кто так, наверное, и  умрет
в  этом  пыльном,  медленно  гибнущем  краю,  где  реки  мелеют,   колодцы
пересыхают, а небо затягивают бурые облака.
     На следующий день она позвонила Никласу и попросила его зайти.
     Он явился днем по завершении очередного заседания, все еще в  костюме
космического воина вплоть до высоких черных сапог.
     Анна отдала ему папку. Он сел и начал читать. Потом посмотрел на  два
снимка. И наконец поднял голову. Его лицо было как маска.
     - Где вы это взяли?
     Она еще на разу не слышала у него такого тона. Арктически ледяного.
     - Мне дал ее капитан Мак-Интош и попросил отдать ее вам.
     - Зачем? И что я должен сделать?
     - Ничего. Он подумал, что вас могут заинтересовать сведения  о  ваших
близких.
     - Почему?
     - Бога ради, Ник, это же ваши близкие!
     Он собрал листы в ровную  стопку,  положил  сверху  снимки  и  закрыл
папку. Каждое движение было точным и гневным.
     - Я не совсем  понимаю,  что  вы  ожидали  от  меня,  -  произнес  он
полушепотом. - Что я зальюсь слезами и скажу, что соглашусь на что угодно,
лишь бы увидеть папочку и мамочку, пока они еще живы. Скажу,  что  мне  не
терпится увидеть племянницу, которую  явно  назвали  в  мою  честь.  Если,
конечно, она существует, а не выдумка разведки.  Я  здесь.  Я  никогда  не
вернусь домой. Я выбрал свою сторону. Меня нельзя ни купить, ни  запугать,
ни соблазнить, ни одурачить. Со мной нельзя заключить сделки. Никакой. Так
для чего капитан Мак-Интош захотел показать мне эту папку?
     - Ник, я не знаю. - Она чуть не плакала.
     Он вздохнул и откинулся на спинку кресла.
     - Вполне вероятно, Анна, эти  люди  хуже  отравы.  Не  позволяйте  им
использовать вас. Они не извлекают никаких уроков. Они не  способны  стать
лучше. И продолжают свои игры. Упорно  считая,  что  эти  игры  необычайно
важны. Не берусь судить, что именно важно для истории, но игры  шпионов  -
это пошлость, бессмыслица, коварство и злоба. Не дайте втянуть себя в них.
-  Он  встал  и  взял  папку.  -  Поблагодарите  капитана  Мак-Интоша   за
информацию. Я не прошу вас послать его на... Это пожелание лучше высказать
лично.
     Он ушел, а она все-таки заплакала.



                                    14

     Я дождался вечера, чтобы поговорить с Гвархой. По нашим  правилам  на
людях и в рабочие  часы  я  обязан  вести  себя  примерно,  как  офицер  и
джентльмен. Я знал, что хочу дать волю злости,  и  не  исключал,  что  мне
захочется бегать по комнате и орать. А  потому  я  дождался,  пока  он  не
устроился у себя, и тогда принес ему папку.
     Он прочел ее, потом положил два снимка на стол перед собой, изучил их
и посмотрел на меня.
     - Мне трудно улавливать сходство человеков между собой. Но, по-моему,
они все похожи на тебя. Особенно сестра и ее дочь.
     - Они пытаются переманить меня. Похищение им не удалось. И теперь они
пробуют воззвать к тем или иным чувствам. Верность семье. Ты  знаешь,  как
это оценит Лугала Цу?
     - Он злобный дурак. Его  мнения  нельзя  поколебать  ни  фактами,  ни
логикой, а потому принимать их во внимание нет смысла. Важно вот это. - Он
перевел взгляд на снимок Беатрис и Николь. - У тебя есть потомок. И лучший
из возможных. Дочь сестры. Родной сестры. - В его  голосе  мне  почудилась
грусть. Он единственный  живущий  ребенок  своей  матери.  Ближайшими  его
родственниками  в  следующем  поколении  будут   дети   родственниц.   Его
собственные дети - а они, конечно, у него будут, в счет,  естественно,  не
идут. Они будут принадлежать семьям их матерей. Ее назвали твоим именем?
     - Николь? Думаю, что да. Если она существует.  Гвар,  я  хочу,  чтобы
твои специалисты изучили снимки. Проверили, если возможно, не были ли  они
изменены или подделаны.
     - Человеки способны лгать о таких вещах?
     - Да. Вполне возможно,  что  все  мои  близкие  умерли.  У  меня  нет
оснований верить хоть чему-то тут.
     - До чего презренна твоя раса. Я прикажу моим людям сделать, что в их
силах. Но я не очень уверен, что они обнаружат какой-нибудь  обман.  -  Он
прикоснулся к снимку Беатрис с Николь. -  Ты,  правда,  думаешь,  что  они
солгут о таком?
     Я кивнул.
     Он расстроенно фыркнул и убрал снимки в папку. Я сел.
     - Если мы когда-нибудь выберемся из всего этого, давай съездим к тебе
домой. Мне хочется побыть снаружи. - Я вытянул ноги.  -  Скажем,  поход  в
горы. Разомнемся как следует, побольше секса и  никаких  мыслей.  Черт,  я
устал думать.
     - Так  не  думай.  С  проблемой  Лугала  Цу  я  справлюсь.  Махинации
человеков можно игнорировать. Выполняй приказы и занимайся своей  работой.
Всегда есть  выход,  Ники.  Тебе  не  нужно  интриговать.  Тебе  не  нужно
манипулировать. Тебе не нужно играть в дурацкие игры.
     - Богиня! Очень соблазнительно.
     - Так действуй, а, вернее, бездействуй. Сиди тихо, и пусть  все  идет
само собой. Если будет что-нибудь важное, если нужно будет что-то сделать,
все будет сделано без того, чтобы ты мельтешил вокруг.

                                           Дзен и искусство жить среди
                                           мохнатых серых инопланетян. {?}
                                         Из журнала Сандерс Никласа и т.д.



                                    15

     Она провела еще один вечер с остальными делегатами. Этьен  рано  ушел
спать, как и маленький китайский  переводчик  Хаксу.  Остальные  остались:
Чарли, Стен, капитан  Мак-Интош,  доктор  Азизи  и  Дай  Сингх,  настоящий
верующий сикх в тюрбане.
     Они пили кофе - кто с коньяком, кто без. Анна рассказала им  о  своем
разговоре с Никласом.
     Чарли нахмурился.
     - Мне кажется, мы договорились обойтись без интриг, капитан?
     - Я чист, саб. Просто подумал, что держатель Сандерс  захочет  узнать
что-то про своих близких.
     - Но почему вы дали ему такой выхолощенный вариант его досье?
     - Дать ему полное досье я не мог. Большая часть информации  там  либо
строго засекречена, либо получена из источников, не подлежащих огласке.  А
снимать копии со всего остального подряд я не видел оснований - там  полно
всякой всячины. Сотрудники военной разведки  просто  маниакально  собирают
любые сведения и - насколько мне дано судить - понятия  не  имею,  как  их
отбирать. Если бы я принимал все это  всерьез,  то  мог  бы  сообщить  вам
размер его обуви и все оценки, какие он когда-либо получал  на  экзаменах.
Все это не представляет ни малейшего интереса. Видимо, в юности  он  ничем
особенным не выделялся среди сверстников. ВР тогда смущали  его  родители:
они были слишком уж социально активными.  Но  в  личной  истории  Сандерса
проверяющие не обнаружили никаких оснований для тревоги, и в конце  концов
они приняли.
     - Вы не ответили на мой вопрос, - сказал Чарли. - Почему вы дали  ему
копию материалов из его досье?
     - Хотел напомнить ему, что когда-то он был одним  из  нас  и  что  на
Земле у него остались близкие. Я подумал, что это,  если  не  сделает  его
нашим другом, так расположит его к нам.
     - По-видимому, это  только  усилило  его  нерасположение,  -  заметил
Чарли. - Если представится случай, извинитесь перед ним. Скажите, что наши
побуждения были самыми лучшими.
     - Постараюсь.
     Дай переменил позу с тяжеловесным и внушительным нетерпением.  Никлас
Сандерс его не интересует, сказал он, но ему  хотелось  бы  узнать  мнение
Чарли о ходе переговоров. И  разговор  перешел  на  эту  тему.  Чарли  был
осторожен, но оптимистичен.
     - В настоящий момент у нас две цели. Во-первых, установить постоянную
систему связи, что выглядит все более  и  более  вероятным,  или  хотя  бы
возможным. И нам хотелось бы вернуть всех наших, кого  хвархаты  держат  в
плену. Думаю, так и будет. Они явно заинтересованы в  том,  чтобы  вернуть
своих молодых людей. Правда, мне становится страшновато при мысли,  что  я
должен буду сказать, как мало их осталось в живых.
     Наступило молчание. Затем доктор Азизи осведомился, как  долго  могут
продолжаться переговоры.
     - У меня нет ответа на этот вопрос, -  сказал  Чарли.  -  Но  мне  не
хотелось бы их прерывать, пока мы не добьемся чего-то положительного.  Уже
несколько обсуждений завершились жалким провалом.
     Он посмотрел в свою рюмку и нахмурился.
     - Меня не оставляет ощущение, что нам чего-то  не  хватает.  Какой-то
существенной информации.  У  меня  возникает  образ  станции  вроде  этой,
которая обращается вокруг  одинокой  звезды.  Нами  управляет,  нас  ведет
гигантский фактор, нам неизвестный. - Он обвел их взглядом и улыбнулся.  -
Когда  дипломат  бросается  метафорами,  это  опасный  симптом.  Возможное
ошибаюсь, возможно, мы знаем о хвархатах все, что нам требуется.
     Доктор Азизи откинулся  на  спинку  кресла  с  выражением  покорности
судьбе на лице.
     - Но я все-таки считаю, что мы добились  определенного  прогресса,  -
объявил Чарли решительно. - И  намерен  оставаться  тут,  пока  не  получу
возможности сообщить на Землю о полном успехе.
     Назад  по  ярко  освещенным  прохладным  коридорам  ее  провожал  Эйх
Матсехар. Он - как порой случалось - был в молчаливом  настроении,  а  она
очень устала. Они и двумя словами не обменялись.
     У себя в спальне она  выключила  потолочную  голограмму  и  лежала  в
темноте.  Решимость  Чарли  оставаться  здесь  до  победного  конца  остро
напомнила  ей  о  сотне  световых  лет,  отделяющей   ее   от   остального
человечества. Станция хвархатов показалась  ей  хрупкой  и  совсем  чужой.
Снаружи необъятная враждебная пустота, внутри непонятные инопланетяне.
     Наконец она уснула и очутилась в  лабиринте.  Блуждая  по  нему,  она
иногда видела впереди дверь, ведущую в золотистые холмы Рида-1935Ц, но  не
могла до нее добраться и оказывалась в еще одном сером коридоре.
     Проснулась она усталой и слегка  угнетенной.  Кофе  не  помог.  Надев
темно-зеленый брючный костюм с белой бумажной блузкой, она посмотрелась  в
зеркало в ванной и пожалела, что  так  и  не  научилась  краситься.  Такое
несчастное лицо! Губная помада,  несомненно,  помогла  бы,  и  что-нибудь,
чтобы замаскировать усталость в глазах.
     Анна выпила еще чашку кофе и вышла навстречу Хей Атала Вейхару.
     - Ну, как "Гекльберри Финн"? - спросила она.
     - Я прочел уже больше половины. Очень странное  повествование.  Почти
все,  кого  описывает  Твен  Марк,  невежественны  и  подлы.  Это   точное
изображение человечества?
     Она пыталась объяснить, что персонажи писались как комические.
     - Нет, - сказал Вейхар.  -  Юмор,  это  когда  один  индивид  подл  и
невежествен.  Его  показывают  как  пример  неправильного  поведения.  Все
смеются над ним. Ему стыдно.  Но  если  все  такие...  Ха!  Какое  ужасное
общество!
     Анна попыталась объяснить характеры тех,  кто  осваивал  приграничные
земли.
     - Вы посылаете людей четверками  и  пятерками?  То  есть  практически
одних? - В его голосе прозвучал ужас. - Кто же так  осваивает  девственную
глушь?
     - А как поступаете вы?
     - Род разделяется, и младшая часть отправляется  вдаль,  много  людей
вместе. Они могут опираться друг на друга и на старшую часть рода. Они  не
теряют все, что у  них  было.  Не  уподобляются  животным  или  тем,  кого
описывает Твен Марк.
     Он задумчиво замолчал. А потом продолжал:
     - Начинают они с того, что строят  храм  и  совершают  обряды.  Затем
возводят другие общественные здания - зал заседаний и, может быть,  театр.
Это зависит от того, насколько в этом роду любят  смотреть  представления.
Но гимнастический комплекс и школу строят обязательно.
     - Религия, политика, искусство, физическая культура и образование,  -
продолжал он. - Это фундамент любой общины  и  должен  быть  заложен,  как
можно быстрее. После этого строят жилища, помещения для животных и заводы.
Закладываются сады, вскапываются огороды, пастбища обносятся изгородями. И
тогда - обычно на это уходит около года - прибывают женщины с детьми.  Вот
как положено это делать. Вот как мои предки покинули Хей  и  поселились  в
долине Атала. Мы все еще посылаем дары  нашим  родичам,  совершаем  обряды
вместе с ними и с благодарностью и любовью помним все, что они сделали для
нас в первые годы.
     - Но в одиночку вы что-нибудь делаете?
     - Почти нет. Ники говорит, что практически все, чем стоит заниматься,
требует по меньшей мере двоих. Но,  видимо,  у  вас  это  не  общепринятое
мнение. В сущности вы привержены одиночному образу жизни. Я подметил это в
ваших книгах, которые читал. Посмотрите на Гека с Джимом.  Они  плывут  по
течению реки,  как  любовники-подростки,  которым  удалось  избавиться  от
обязательств, чего мы вопреки своим мечтам никогда не делаем. И даже в той
книге на корабле, полном мужчин, я почувствовал дух  одиночества.  Капитан
всегда один. И тот, кто  рассказывает,  тоже...  Ха!  Какие  вы  все-таки!
Невозможно понять!
     Анна не нашла, что ему сказать,  а  потому  задала  вопрос.  К  поясу
шортов Вейхара были прикреплены три металлические круглые бляхи - как и  у
всех встречных. Что означают эти бляхи?
     - Одна удостоверяет личность, вторая ранг, а третья - род. У Ники  их
только две, потому что у него нет семьи. Или  во  всяком  случае,  эмблемы
семьи. Я привык его видеть и не задумываюсь о том, что это такое -  носить
только две бляхи. Но иногда взгляну на  него  и  вспомню.  У  меня  волосы
встают дыбом. - Он искоса бросил, на  нее  взгляд...  Какой?  Озабоченный?
Несчастный? - Просто не понимаю, как он не прервет свою жизнь.
     Они подошли к человеческому сектору, и он простился с ней. Она  вошла
и села наблюдать за переговорами. Ник, сидевший рядом со своим  генералом,
не показался ей несчастным. На форме Люди блях не  носили,  а  потому  его
отличие от остальных не бросалось в глаза.
     Обсуждался  обмен  пленными.  Где  его  производить?  Как  обеспечить
невозможность обмана? И единственное выражение, какое можно  было  уловить
на лице Никласа, исчерпывалось скукой.



                                    16

     Я сидел на краю кровати Гвархи и  натягивал  носки,  обнаружив  их  в
дальнем углу кровати, где, насколько мне помнилось, я их не оставлял.
     Он протянул руку и легонько погладил меня по плечу.
     - Я все смотрел на человеков и думал,  как  должно  быть  странно  не
иметь меха, быть таким незащищенным, таким уязвимым.
     Кроме того, я не помнил, чтобы вывернул носки наизнанку.
     - Не удивительно, что вы  сверху  до  низу  прячетесь  в  одежде.  Не
удивительно, что движения у вас  такие  скованные,  словно  вы  все  время
ожидаете нападения. Как, наверное, жутко  быть  такими...  таким...  -  он
поколебался, - открытым для вселенной. Я это хочу сказать?
     - Может быть.
     Он смотрел на меня сощуренными глазами. Я не видел ни  горизонтальных
зрачков, ни нечеловечески-ярких радужек. Между темно-серыми веками  только
чуть-чуть что-то поблескивало. И все  равно  лицо  оставалось  далеким  от
человеческого: черты широкие и приплюснутые, уши слишком большие, посажены
слишком высоко и все покрыто бархатом меха. Последнее время я  все  острее
замечаю различия, скорее всего потому, что постоянно вижу землян.
     - И все-таки интересно,  -  продолжал  он,  -  обладать  телом  всюду
чувствительным, как губы, рот и ладони.
     - Вот, значит, о чем ты думаешь по время переговоров!
     - Только, когда ты переводишь  мои  слова.  Я  знаю,  что  было  мной
сказано, и знаю, что ты переведешь точно. Я гляжу на  человеков  и  думаю:
каково этим двоим заниматься любовью? Оба не защищены, оба  чувствительны.
Все обнажено и эротически доступно.  Ничто  -  ни  единая  часть  тела  не
укрыта.
     Черт и черт! Я покосился на остальную мою одежду на вешалке  рядом  с
одеждой Гвархи. Как бы выпутаться их этого разговора!
     -  А  ты  спроси  у  человеков,  каково   это.   Все-таки   некоторое
разнообразие в обсуждаемых темах. "На что это похоже,  когда  вы,  ребята,
трахаетесь?" Или попроси у них что-нибудь порнографическое.  Но,  конечно,
пристойно-порнографическое. Это выйдет забавно.
     - Почему?
     - Так они же не могут выписать для тебя, что под  руку  попадется.  А
вдруг  это  окажется  таким  пакостным,  что  вы  решите  больше  дело   с
человечеством не иметь.
     - Но что может быть хуже того, что мы уже знаем?
     Я пропустил это замечание мимо ушей.
     - Нет, мне очень нравится мысль, как на Земле состоится совещание для
того,  чтобы  определить,   какой   тип   гомосексуалистской   порнографии
представит человечество в наилучшем свете.
     - А почему ты  не  хочешь  сказать  мне,  что  чувствуют  человеки  в
процессе любви?
     - Я забыл.
     -  Лжешь,  -  заметил  он  после  некоторого  раздумия.  -  Такое  не
забывается.
     - Мы же принадлежим  к  разным  расам,  разным  биологическим  видам,
первозащитник.  И  сексуальный  опыт  у  нас  разный.  Даже  и  теперь  мы
воспринимаем одно и то же по-разному. С чего ты взял, будто знаешь, что  я
помню и чего не  помню?  И  я  же  без  конца  твердил,  что  у  человеков
стремление к укромности гораздо сильнее, чем у Людей.
     Он уставился на меня уже широко открытыми глазами.
     - Ты говоришь так много, что, по-моему, ты правда  высказываешь  свои
мысли.  Мне  бы  вспомнить  твое  прозвище.  Под  шумом   -   тишина.   Ты
закутываешься в него как в плащ.
     Я промолчал.
     - А все потому, что у  тебя  нет  естественной  защиты,  -  он  снова
коснулся моего плеча. - И о чем только думала Богиня?
     Я встал и кончил одеваться.

                                         Из журнала Сандерс Никласа и т.д.



                                    17

     На следующий день ее провожатым был Вейхар. Когда они пришли в сектор
Переговоров-С-Врагом, один из хварских часовых сказал что-то.
     - После того как я провожу вас в наблюдательную комнату,  -  объяснил
Вейхар, - мне приказано присоединиться к нашим делегатам. Ха! Хорошо,  что
я надел мою военно-космическую форму.
     - Но что произошло?
     - Не знаю. Мне неприятно торопить вас, Анна, но...
     Они торопливо направились к комнате наблюдений.  Вейхар  расстался  с
Анной у двери. Внутри голограмма уже была  включена  и  показывала  зал  с
двумя рядами кресел. Анна села. Вошли земляне.  Вид  у  них  был  обычный.
Однако хвархаты словно бы в  чем-то  изменились.  Впервые  Люди  выглядели
неуклюжими. Секунду спустя Анна обнаружила причину. Среди них  был  кто-то
новый, громоздкий и темно-серый. Форма была ему тесновата. Он вошел вместе
с генералом. Затем они обошли ряд кресел с двух сторон, стараясь  (так  ей
показалось) двигаться синхронно, так  чтобы  сойтись  у  двух  центральных
кресел одновременно.
     Встретившись, они разом повернулись к землянам, стоя плечом к  плечу.
Массивный хвархат возвышался над Эттин Гвархой на полголовы и был  заметно
шире. Остальные хвархаты тоже обошли кресла с двух сторон, очень  неохотно
(как показалось Анне) и стараясь держаться как  можно  ближе  к  сиденьям.
Даже Вейхару было словно бы не по себе, и его  движения  утратили  обычную
грациозность.
     Генерал посмотрел по сторонам. Его  массивный  сосед  кивнул,  и  все
сели. Генерал, захваченный врасплох, чуть помедлил и опустился в кресло на
секунду позже остальных.
     В нем чувствовалось напряжение. Рассержен, подумала Анна.  В  ярости.
Затем он расслабился и, наклонившись к массивному  соседу,  что-то  сказал
вполголоса. Тот усмехнулся. Зубы у него были крупные, квадратные  и  очень
белые.
     - Мне должно представить Головного Лугала Цу,  -  перевел  Вейхар.  -
Рядом с ним Мин Манхата, его переводчик.
     Хаксу представил делегацию землян.
     Интересно, подумала Анна. Но что стоит за этим?
     Ничего хорошего, поняла она к концу заседания. Лугала Цу  ни  секунды
не сидел спокойно. Это не слишком  бросалось  в  глаза,  не  переходило  в
открытую грубость, но тем не менее он менял позу - особенно, когда говорил
Эттин Гварха, хмурился, кривил  губы.  Иногда  чуть  наклонялся  к  своему
переводчику, словно собираясь что-то ему сказать, но  ни  разу  ничего  не
шепнул. В начале заседания генерал несколько  раз  поглядывал  на  второго
головного и наконец обратился прямо к нему.
     Вейхар сказал:
     - Эттин Гварха спросил:  "Вы  хотите  что-нибудь  добавить,  Головной
Лугала? Итак, ваше мнение?"
     Нет, ответил  тот.  Ему  нечего  добавить.  Он  впервые  участвует  в
переговорах. И пока хочет только слушать. Говорить он будет потом.
     Генерал  слегка  откинул  голову.   Она   слышала   от   кого-то   из
переводчиков-землян, что это движение может означать согласие, или желание
обдумать, или просто подтверждение, что сказанное услышано. Затем  генерал
откинулся на спинку кресла. То есть  принял  какое-то  решение,  заключила
Анна. Но вот какое?
     После этого он ни разу не взглянул на второго головного.
     Атмосфера в зале незаметно изменялась. Непринужденность, определенное
доверие, укреплявшиеся в прошлые  недели,  начали  ослабевать,  тем  самым
впервые заставив ее осознать их. Они складывались  так  медленно!  Хотя  с
самого начала генерал и  Чарли  держались  очень  любезно  и  уважительно,
атмосфера была напряженной. А потом смягчилась. И  вот  напряжение  начало
возвращаться.
     Теперь ей стало ясно, какими разумными и  относительно  прямыми  были
переговоры, пока ими руководили Чарли  и  генерал.  Медленными  -  да,  и,
возможно, излишне осторожными. Однако дипломатия - не ее сфера.  Возможно,
дипломатам положено ходить вокруг да около.
     Ну, а теперь... Вейхар выглядел расстроенным. Чарли (его она видела в
профиль), казалось, все больше напрягался.
     Она обедала с делегатами. Тушеные овощи - самое  подходящее  блюдо  в
такой ситуации. Разговор за столом шел только об утреннем заседании:  что,
собственно, происходило, какие могут быть последствия.
     Наконец Чарли сказал:
     - По-моему, между  этими  двумя  идет  борьба  за  первенство.  -  Он
поковырял вилкой в овощах. - Знать бы их позиции! Лугала Цу настроен к нам
враждебно? Эттин Гварха нам друг в том  или  ином  смысле?  Анна...  -  Он
обернулся к ней. - У  вас  есть  привилегированные  контакты.  Попытайтесь
что-нибудь выяснить у Сандерса, или хвархаток, или  у  этих  двух  молодых
людей.
     Она кивнула.
     - Сделаю, что смогу.
     Сразу  после  обеда  она  ушла  из  сектора  землян.  Ее  сопровождал
Матсехар, и она спросила у него, что происходит.
     - Где?
     - На переговорах.
     - То, что вы видели. Сын Лугалов принял в них участие. Это его  право
и обязанность. Головные-В-Связке не должны иметь одного представителя.
     Она получила официальное объяснение, формальную отсылку на  протокол.
Матсехар нахмурился - то ли предостережение, то ли одна  из  его  странных
гримас. Он начал описывать махинации леди Макбет и ее сына. Мать  начинает
утрачивать уверенность в  себе,  и  центр  сцены  теперь  занимает  сын  -
кровожадный воин.
     -  Вот  что  происходит,  -  сказал  Матсехар,  -  когда  женщины  не
сдерживают своих сыновей. Мужскую  склонность  к  насилию  всегда  следует
направлять в надлежащее политическое русло.
     Они расстались  у  входа  на  женскую  половину,  и  Анна  прошла  по
величественным коридорам к себе. Голограмма  была  включена:  рассвет  над
океаном Рида-1935Ц. Над горизонтом разгоралось розовое  сияние.  Высоко  -
почти на самом потолке ее  комнаты  -  сверкала  утренне-вечерняя  звезда.
Теперь  она  выглядела  двойной  -  планеты   разошлись   настолько,   что
разделились на два блистающие пятнышка.
     В воде бухты сверкали другие огни. Смутные, словно  утомленные.  Ведь
завершалась долгая ночь сигналов, утверждающих личность  и  успокаивающих.
Ей известно, что это такое. Анна помассировала мышцы лица и шеи.
     Взошло светило. Такое яркое, что на  него  невозможно  было  смотреть
прямо. Анна встала, подошла к аппарату внутренней связи  и  позвонила  Ама
Цей Индил.
     - Мне, пожалуй, необходимо поговорить с вашими женщинами.
     - Вы имеете в виду мою старшую партнершу?
     - Да, это так.
     - По-моему, при встрече следует присутствовать Сандерс Никласу.
     - В этом я уверена менее, но разрешите, я посоветуюсь с женщиной  Цей
Амы.
     Аппарат отключился. Анна повозилась  с  проектором  и  сумела  быстро
довести голограмму до более позднего часа. Светило уже не било лучами в ее
комнату.  По  золотистому  склону  протянулись  длинные   тени:   какое-то
сооружение на опорах. Может быть, треножник съемочной камеры. Небо было  в
узорах из круглых облачков. Яркую синь океана испещряли белые гребни.  Она
словно почувствовала ветер - холодный и соленый.
     Анна села и начала следить, как тени, отбрасываемые треножником,  все
удлиняются и удлиняются.
     Наконец Ама Цей Индил позвонила и сказала, что ее  старшая  партнерша
встретится с ней.



                                    18

     В конце пятого икуна генерал прислал мне приглашение прийти к нему  в
кабинет.
     Он сидел на своем обычном месте, положив руки на  стол  перед  собой,
слегка переплетя пальцы и глядя на  стену  -  слепое  пространство  серого
металла. Он посмотрел на меня.
     - Ты вспомнил воинский декорум. Ты сердишься на  меня?  Или  думаешь,
что я сержусь?
     - А разве нет?
     - Сердился. Сядь. Мне не по себе, когда ты стоишь, точно солдат.
     Я сел в кресло перед его столом. Он откинулся на спинку и  взял  свое
стило.
     - Ты следил за заседанием?
     Я кивнул.
     - Из наблюдательной.
     И не добавил:  после  того,  как  ты  сказал,  что  снимаешь  меня  с
переговоров.
     {Пришлось, Ники. Он - Головной. От него не отмахнешься.}
     - Я рассылаю вести  головным,  которым  доверяю,  и  прилагаю  записи
сегодняшнего заседания. Этой глупой злобности надо положить конец. Иметь с
ним дело - словно продираться через чащу репейника.  Не  хочу,  чтобы  мне
приходилось выдирать его из моего меха. Я хочу, чтобы он убрался отсюда.
     - Думаешь, ты сумеешь от него избавиться?
     - Да. Его замысел очевиден, его манеры возмутительны, а  в  Связке  у
него мало союзников. - Он положил стило. - Какой  это  мужчина?  Предельно
глупый и жадный. Пытается ухватить больше, чем способен справиться,  и  не
видит последствий своих поступков.
     - "Лишь честолюбие, что тщится себя перескочить", - сказал я на языке
оригинала.
     Генерал нахмурился.
     - Строка из новой пьесы Матсехара.
     Генерал отмахнулся от Эйх Матсехара и от Шекспир Уильяма.
     - Я позвал тебя не для того, чтобы обсуждать Лугала Цу.  Женщина  Цей
Амы попросила, чтобы ты присутствовал на ее встрече с Перес Анной.  Иди  и
отыщи способ сообщить ей, что происходит. Она относится к тебе дружески  и
она - специалист по человечеству.  Сплетение  отнесется  к  ее  выводам  с
уважением.
     - Я не так в этом уверен. Большинство специалистов считают ее  теории
нелепыми.
     Он поднял ладонь, и я заткнулся.
     - Ее род не имеет тесных связей ни с Лугалой, ни с Эттином. Если  она
скажет, что прав я, это услышат. Если она скажет, что  Лугала  Цу  срывает
переговоры, это тоже услышат. И, может  быть,  настало  время  подумать  о
союзе с Цей Ама и Ама Цей. Оба рода не принадлежат  к  влиятельным,  но  с
ними считаются, а женщины последних двух поколений обладают  превосходными
качествами.
     Он замолчал, углубившись в хварское планирование, которое  объединяет
политику с генетикой.  Какие  семьи  влиятельны?  Какие  семьи  производят
сильных и талантливых  людей?  Как  Эттину  найти  наилучших  союзников  и
получить наилучший генетический материал?
     Наконец он поглядел на меня.
     - Сегодня вечером мне требуется твое общество, Ники, но  я  не  желаю
выслушивать твои мнения или советы. Сегодня я уже сделал все, что  мог.  Я
хочу разговаривать о том, что не имеет никакого отношения ни к  человекам,
ни к Лугала Цу.
     - Заметано, - сказал я.
     Когда я пришел, мы заговорили о походе в горы на  западе  Эттина.  Он
включил голограмму - заросший деревьями склон, который уходил все вверх  и
вверх. Деревья по большей  части  были  сине-зелеными.  Кое-где  виднелись
бронзово-багряные купы. Вдали вздымались снежные  вершины.  Гварха  назвал
их: Ледяная Башня, Клинок, Мать.
     Голограмма сливалась в доме одной из его  двоюродных  сестер,  сказал
он. Она с радостью примет нас. Восхождение на эти горы не очень сложно,  а
ему хочется показать  мне  кое-какие  достопримечательности:  ущелье,  где
произошла знаменитая битва, и знаменитый водопад Серебряная Сеть.
     - Он занимает всю ширину обрыва. Потоков сто, не меньше, и  когда  их
озаряет солнце... Ха! Обязательно отправимся туда, Ники, когда покончим  с
этим.
     Он надел синий халат. На столе перед ним стояла  чаша  с  халином,  и
квадратный кувшин из комкастой красной  глины.  Глазурь  на  кувшине  была
прозрачной и тонкой. Я видел отпечатки, оставленные пальцами горшечников.
     Что-то во мне потребовало: будь внимателен,  сумей  увидеть  то,  что
впереди. Помни, как сильно ты его любишь.
     {Ха.}

                                         Из журнала Сандерс Никласа и т.д.



                                    19

     Она проснулась утром и вдохнула аромат кофе, забрала одежду в  охапку
и пошла в ванную. Ей было слышно, как Ник  на  кухне  насвистывает  что-то
вроде бы классическое. Из какой-то оперы?
     Анна приняла душ и надела балахон из домотканой гватемальской ткани с
узором из узких вертикальных полосок - красных, зеленых, голубых,  желтых,
черных и белых. Сандалии на плоской подошве, очень удобные, прятались  под
краем балахона. В уши она вдела длинные серьги  и  посмотрела  на  себя  в
зеркало, на круглое бронзовое лицо, напоминавшее о предках-метисах. Черные
чуть раскосые глаза над широкими скулами. Полные губы  и  нос  с  изгибом,
типичным  для  индейцев  майя.  Она  даже  не  огорчилась,  что  не  умеет
краситься. В это утро она выглядела замечательно.
     - Анна? - окликнул ее Ник из большой комнаты.
     Она вышла  к  нему.  Завтрак  стоял  на  одном  из  столиков,  а  Ник
прислонялся к стене с кружкой в руке. Оглядев  ее  с  головы  до  ног,  он
сказал:
     - Очень мило.
     Анну  обожгло  раздражение.  Какие  типичные  взгляды  и  слова   для
мужчины-землянина. Ему  следовало  бы  за  двадцать  лет  среди  хвархатов
приобрести манеры получше.
     Она села. Завтрак состоял из кофе, ломтика поджаренного хлеба и миски
с  серой  массой.  Еще  вариант  человечьей  жратвы,  подумала  она,   но,
попробовав, обнаружила, что это овсянка. И вдруг увидела сахарницу, полную
коричневатых кристалликов, и кувшинчик с жидким голубоватым молоком. Когда
она добавила их в миску, они немного помогли, но  овсянка  сохранила  вкус
овсянки.
     - Что произошло вчера?
     - На совещании? Лугала Цу внезапно решил,  что  хочет  участвовать  в
переговорах. Право на это у него есть. Он головной.
     - И вас убрали?
     - Да. - Он отхлебнул кофе.
     - Почему?
     - Этот головной чувствует себя со мной неуютно. Он готов сидеть лицом
к лицу с инопланетянами. Без этого не обойтись, иначе какие же переговоры?
Но он не желает, чтобы инопланетянин маячил сбоку от него.
     Прямой намек, что Ник ненадежен, что в зале он на стороне землян?
     - Какая жопа!
     - Если вам угодно, но вы  незаслуженно  оскорбляете  крайне  полезную
часть тела. Я предпочитаю считать Лугалу злокачественной опухолью.
     Она засмеялась.
     - Значит ли это, что вы сможете участвовать в беседах с женщинами?
     - Не исключено. Цей Ама Ул попросила, чтобы меня прислали сегодня,  и
вот я здесь. Однако Лугала Минти скорее  всего  разделяет  чувства  своего
сына. Для нынешней встречи это роли не играет. Она на  ней  присутствовать
не будет. Но потом...
     - Они стараются сорвать переговоры.
     Ник помолчал.
     - Пожалуй, об этом я воздержусь высказываться. А как вам  понравилась
форма, в которую облекся сын Лугалы?
     - Ее следовало бы сшить на размер больше.
     - Поразительно, правда? Но художественный корпус обычно очень и очень
надежен.
     Она впервые слышала, чтобы  он  говорил  таким  тоном  -  злокозненно
сладким, и вспомнила, что он участвовал в постановках  пьес.  Вероятно,  в
художественном корпусе у него немало друзей.
     - Не слишком ли это мелочно?
     - Анна, вы еще не видели настоящей мелочности! Когда  парочка  крутых
личностей вроде генерала и Лугала  Цу  готовы  к  открытому  столкновению,
распахивается такая перспектива мелочности, какой нам с вами толком  и  не
осмыслить. Помните свое впечатление, когда вы  впервые  увидели  Скалистые
горы? Или океан? Или Землю из космоса? Если эти ребята разбушуются  вовсю,
то получится что-то именно в этом роде.
     - А они разбушуются? Намечается что-то вроде междоусобицы?
     - Не знаю.
     Анна допила кофе, и они отправились в уже привычную  комнату  встреч.
Обе инопланетянки ждали их там, облаченные,  как  всегда,  в  великолепные
наряды. У Цей Ама Ул он был из мерцающей синей ткани, у Ама Цей Индил - из
сверкающей желтой парчи. В большие уши были вдеты несколько пар серег - на
этот раз цепочки из золота, завершавшиеся золотыми  шариками.  При  каждом
движении шарики раскачивались и блестели.
     Как они обожают  броскую  пестроту!  И  почему,  если  художественный
корпус так надежен, а портные способны создавать такие  одежды,  почему  у
Ника столь нередко вид, как у чучела?
     После обычных церемонных приветствий они  сели.  Ник  по  обыкновению
чуть сзади.
     - Моя старшая партнерша сказала, чтобы я начала, - заговорила Ама Цей
Индил. - По ее мнению, мужчины... - Она закончила фразу на родном языке.
     - Мужчины увязают в дерьме, - перевел Ник.
     Ама Цей Индил наклонила голову, шарики закачались.
     - В нашем языке мы  пользуемся  другим  идиоматическим  выражением  -
запутывают пряжу. Что стало особенно ясно теперь, когда сын  Лугалы  решил
затеять ссору с сыном Эттина. Цей Ама Ул не станет ничего говорить о таком
поведении, типичном для мужчин, и вовсе не  рекомендующем  ни  Лугалу,  ни
Эттин  как  источник  желательного  генетического  материала.  Однако  она
убеждена, что переговоры очень важны и не должны быть сметены  в  сторону,
потому лишь, что двое мужчин стараются оттеснить друг друга назад. Женщина
Цей Амы не будет говорить о войне или о военных  делах.  Сражения  -  дело
мужчин. Но переговоры касаются не только войны, но и мира,  а  мир  -  это
сфера женщин.
     До чего они прямолинейны! Она бы не смогла  говорить  так  почти  без
единой оговорки или уточнения - особенно после стольких  лет,  посвященных
писанию научных статей и докладов.
     - Цей Ама Ул желает услышать, что произошло вчера, прямо  от  Сандерс
Никласа, а затем она хочет  узнать  ваше  мнение  о  переговорах,  женщина
Переса.
     - Хорошо, - сказала Анна.
     Ник заговорил по-хварски. Тон его ничего Анне не сообщал - слишком уж
непривычно  было  само  звучание  языка.  Голос  его  оставался  неизменно
спокойным. Инопланетянки внимательно всматривались в него. Он не  поднимал
глаз кроме тех случаев, когда Цей Ама Ул обращалась к нему -  вероятно,  с
вопросами. Тогда, прежде чем ответить, он быстро взглядывал на нее.
     Этот язык взглядов оказался, сложнее, чем ей  представлялось  раньше.
Когда Ник встречал взгляд женщины, он словно утверждал: "Я говорю  правду.
Я говорю, как равный. Я говорю, как друг".
     Наконец он кончил.
     - Теперь моя старшая партнерша хотела  бы  услышать,  как  оцениваете
происходящее вы, - сказала затем Ама Цей Индил.
     Анна на мгновение встретила взгляд желтых глаз женщины Цей Амы.
     - Я не вполне уверена. В дипломатии я разбираюсь плохо. Моя область -
инопланетный разум. И сюда я попала более или менее случайно, из-за  того,
что произошло во время прошлых переговоров. Что, по-моему,  происходит?  -
Она  посмотрела  на  ковер  темно-винного  цвета.  -  Мне  кажется,  Чарли
Хамвонгса искренен - честный человек, который хотел бы  заключить  мир.  У
меня создалось впечатление, что искренен и Эттин Гварха, хотя мне не очень
ясно, что им движет. Лугала Цу, по-моему, ищет ссоры.
     - Это переведите вы, - сказала Ама Цей Индил Нику. Что он  и  сделал.
Цей Ама Ул ответила:
     - Здесь вы вовсе не случайно. Ваши прежние поступки показали, что  вы
будете поступать порядочно и с честью,  даже  если  это  вызовет  конфликт
между вами и остальными человеками. И очень хорошо,  что  при  обсуждениях
присутствует специалист, привыкший размышлять над проблемами  разума.  Для
того, чтобы мы могли разговаривать, нам нужно подумать  о  том,  чем  люди
отличаются от животных. Иначе различия между  хвархатами  и  человечеством
покажутся непреодолимо огромными.
     - Трудно описать,  -  продолжала  она,  -  насколько  ваше  поведение
смущает и тревожит нас. Мы всегда считали, что  секс  составляет  одно  из
важнейших отличий между  людьми  и  животными.  У  животных  есть  брачные
сезоны. У людей их нет. У животных секс и произведение на  свет  потомства
почти одно и то же.  У  людей  такая  связь  практически  отсутствует.  Мы
считали это естественным и само собой разумеющимся. Стоит животным обрести
интеллект, позволяющий сделать выбор, и они отвергнут  образ  жизни  своих
предков, мешавших все воедино - драки, размножение, выращивание потомства,
поиски любви. И без  малейшей  попытки  к  обособлению.  Ха!  Подобное  мы
наблюдаем в полях и на берегах нашей планеты. Как самцы набрасываются друг
на друга, как рвут клешнями, как затем спариваются в бешеном  исступлении,
как погибают детеныши... - Ама Цей Индил замолчала, переводя дыхание.
     В заключение Цей Ама Ул сказала:
     - И вот мы  обнаружили  существа,  обладающие  речью  и  материальной
культурой, способные проникать в космос, - и они ведут себя друг с  другом
таким образом, который, по нашим  понятиям,  несовместим  с  разумом.  Вот
почему так важна ваша специальность, мэм Перес.
     Пресвятая Дева! Анна поглядела на Ника.
     - Что мне сказать?
     - Правду, ничего, кроме правды, Анна.
     Но в чем правда? Анна опять быстро посмотрела на Цей Ама Ул.
     - Я не уверена, что ответить. Я даже не знаю, задали ли вы вопрос. Мы
всегда считали гетеросексуальность нормой.  Она  же  присуща  всем  другим
животным нашей планеты, размножающимся половым путем. Мы  считаем  нормой,
что мужчина и женщина  живут  вместе  и  вместе  растят  детей.  У  многих
животных это именно так. Наша реакция на вас была примерно такой  же,  как
ваша на нас. Весь прошлый год  я  беседовала  с  множеством  специалистов.
Большинство твердо считает, что ваше общество не укладывается ни  в  какие
рамки, что оно попросту не может существовать. И многие убеждены, что  оно
и не существует вовсе, что наша информация неверна. Пленные либо лгут нам,
либо принадлежат  к  изгоям  общества,  к  аберрантной  культуре.  Перевод
привнес искажения. Или переводчики лгут. Один так мне прямо и  сказал.  Он
знал про Ника.
     Никлас засмеялся.
     - Мы находимся в такой же ситуации, как и вы. Мы  ожидали  встречи  с
инопланетянами, не имеющими с нами никакого сходства. Вообще  никакого.  И
не ожидали встретить инопланетян удивительно сходных с нами при нескольких
резких отличиях. Это выбило нас из равновесия и, некоторые  из  нас...  не
скажу, что они хотят войны, но просто не в состоянии  вообразить,  что  ее
возможно избежать, и опасаются  предпринять  шаги,  ведущие  к  миру.  Они
думают, что нас обманут и предадут. И секретность тут плохая подмога.  Как
мы можем вести переговоры, не располагая достаточной информацией?
     Никлас перевел ее речь.
     Цей Ама Ул слегка вздернула голову - движение, которое могло означать
почти все что угодно. Потом что-то сказала.
     Ама Цей Индил перевела:
     - Вы считаете, что большинство ваших людей хочет мира?
     - Ник, вероятно, рассказывал сам  про  нашу  планету.  Прежде  у  нас
существовало много разных обществ  -  разных  наций,  и  объединились  они
совсем  недавно.  У  нас  еще  нет  ни   единой   культуры,   ни   единого
правительства. Различные группы хотят разного. Большинство хочет мира,  но
есть исключения, а в  настоящий  момент  наше  правительство  имеет  такую
сложную структуру, включает столько различных фигур, что сложно решить,  к
чему оно стремится, и стремится ли вообще.
     Цей Ама Ул выслушала, а потом спросила.
     - Вы думаете, что эти переговоры могут принести вред вашим людям  или
Людям?
     - Не знаю. Сама я считаю, что знание всегда лучше невежества,  и  что
обмен информации будет  полезен  и  вам,  и  нам.  А  сверх  этого...  кто
возьмется предсказывать? Вполне возможно, что человечеству в данный момент
нужен внешний враг, поскольку мы  объединились  совсем  недавно.  В  таком
случае, заключение мира, пожалуй, причинит нам вред. А вдруг вы -  злобные
чудовища? Я ведь не могу судить. Правда, Ник за вас ручается, а я  доверяю
ему.
     Он снова засмеялся.
     - А, может быть, человечество заключает в себе что-то, представляющее
серьезную опасность для вашего общества. Опять-таки, я не знаю.
     Цей Ама Ул выслушала перевод, после чего сказала:
     - У нас всегда были враги. Наши мужчины всегда сражались. Им было  бы
трудно отказаться от этого. А нам было бы трудно придумать, что  делать  с
ними, если бы наша долгая история непрерывной борьбы пришла к  концу.  Ха!
Страшная мысль! Для чего нужны мужчины, если  нет  врагов  и  нет  границ,
которые нужно защищать? На что они  будут  тратить  свое  время?  Как  они
сумеют сохранить уважение к себе?
     Она уставилась на Анну, словно в мрачном размышлении.  Анна  опустила
глаза.
     - А во что превратится вселенная, если по ней распространятся  такие,
как вы? Не слухи, не смутно прогнозируемое будущее, а как наши соседи. Уже
мы начинаем ставить под сомнение нашу историю, наши  понятия  о  том,  что
верно и что неверно. Однако мне не нравится мысль о войне  с  неизвестными
из-за  неосведомленности   без   установленных   правил,   без   пределов,
поставленных насилию. Это означало бы возвращение к  свирепости  животных.
Это означало бы отказ от всего, чего мы достигли с  тех  пор,  как  Богиня
вручила черную шкатулочку с моралью Первой Женщине и Первому Мужчине.
     После паузы она что-то добавила.
     - Беседа окончена, - сказал Ник. - Женщина Цей Амы говорит, что у нее
заболела голова.
     Когда они с Никласом вышли, он спросил:
     - Вы правда говорили с кем-то, кто считает, что  я  сочинил  хварское
общество?
     - Ну-у, так прямо он не формулировал, но указал, как интересно - нет,
он употребил слово "многозначительно",  -  что  ключевым  лицом  в  группе
человеческих переводчиков  был...  -  Она  слегка  замялась,  ища  как  бы
смягчить.
     - Скажите прямо "гомосексуалист". - Голос его был невозмутимым,  чуть
весело насмешливым. - Тут есть  одна  закавыка.  Мне  в  этом  термине  не
нравится  его  неправомерное  образование,  и   какой-то   антисептический
привкус, запашок науки и интеллектуальности. Я бы предпочел определение  с
запахом будничной жизни. Но для групп, вызывающих  антипатию,  никогда  не
бывает симпатичных названий.
     Ей почудилось, что невозмутимость и насмешливость прячут гнев.
     - Что вы подразумеваете под неправомерным  образованием?  -  спросила
она.
     - Коренные слова взяты из  разных  языков.  "Гомо"  -  из  греческого
"однородный" и "сексуалист" из латыни от  "пол".  Кто-то  в  девятнадцатом
веке спаял их, и я просто не понимаю, о чем он думал!
     Они пошли к ее комнатам. Свернув в очередной коридор. Ник сказал:
     - Иногда мне приходило в голову, что этот термин не подходит для меня
с Гвархой. Мы не принадлежим к одному эволюционному виду.  Можно  было  бы
указать... Черт, я укажу, что мы принадлежим к сходному  или  аналогичному
полу. В таком случае верным было бы слово "гомосексуалист"  от  латинского
"пол" и греческого "подобный". Есть что-то  завлекательное  в  изобретении
совершенно новой формы секса, а также обозначения для нее.
     В его голосе прозвучало  искреннее  удовольствие,  а  гнев  полностью
исчез. Они подошли к ее двери, и она приложила ладонь к панели.
     - Я должен явиться к генералу, - сказал Никлас.
     - Что вы думаете о том, как прошло совещание?
     - Не знаю. Все слишком усложнилось. Лугала Цу  решил  вмешаться.  Цей
Ама Ул решила, что женщины обязаны принять меры. Только Богиня ведает, кто
примет следующее решение.
     Он ушел, и Анна вошла в открытую дверь, сразу за ней закрывшуюся. Она
обессиленно опустилась на  диван.  Который  сейчас  час?  Конец  утра.  Ей
следовало бы пойти в человеческий сектор и позавтракать  с  делегатами.  К
черту! Она приняла душ и легла вздремнуть.
     Ближе к вечеру (если такое  определение  годилось  для  станции)  она
отправилась к Чарли и рассказала ему об утренней встрече.
     - Могу понять, почему у Цей Ама Ул началась головная боль,  -  сказал
он. - У меня у  самого  голова  раскалывается.  По-моему,  пора  запросить
совета с Земли.
     Ей уже объяснили, как осуществляется  такая  связь.  Почти  столь  же
запутанно, как их делегацию доставляли  на  станцию.  Хвархаты  доставляли
запечатанное сообщение на первый пункт  переброски,  затем  с  собственным
зондом отправляли его на ожидающий земной космолет,  где  зонд  вскрывали,
извлекали сообщение и передавали его по адресу.
     Ответ  доставлялся  тем  же  способом,  но  в  обратном   порядке   -
человеческий зонд до первого пункта переброски, а затем хвархатским зондом
или кораблем.
     Такой  способ  исключал  всевозможные  приемы  перехвата  и  подмены,
чересчур сложные, чтобы их запоминать, и, как показалось ей,  на  редкость
скучные. Бесспорно, доверие сэкономило бы время и позволило бы  употребить
энергию с большей эффективностью.



                                    20

     Генерал был занят до второй половины шестого икуна. Я написал  рапорт
о беседе с Цей Ама Ул, потом отправился в ближайший зал и  поупражнялся  в
ханацине без партнера, отрабатывая перед зеркалом медленные движения,  что
было  трудно.  Не  люблю  зеркала,  и  медленные  движения  тоже.  Но  это
дисциплинирует, а я, пожалуй, сторонник дисциплины.
     {Нет. Терпишь ее, когда у тебя нет другого выхода, и избегаешь, когда
можешь. И никогда не обнимаешься с ней.}
     Потом бродил по станции, пока не подошло время для доклада.
     Генерал предупредил меня, что  будет  у  тетушек.  Комната  оказалась
поразительно пустой. Пол из отшлифованного  камня,  оштукатуренные  желтые
стены, никаких признаков дверей, хотя я ведь только что вошел  туда  через
дверь. Зато в каждой стене по большому высокому окну, которые выходили  на
обдуваемый ветром берег. С двух  сторон  виднелся  океан  -  пенные  валы,
одевающие  кружевом  песок  пляжа,  с  остальных  двух  -  дюны,  поросшие
серебристо-серым кустарником. Среди кустарника  рыскало  высокое  двуногое
животное, шаря головой на длинной  шее  в  серебристой  листве,  явно  ища
добычу. Его кожный покров был глянцевым и голубым, возможно, чешуйчатым.
     Вся  мебель  в  комнате  исчерпывалась  пятью  деревянными  креслами,
расставленными кругом. В одном сидел генерал,  в  трех  -  его  тетушки  в
платьях из простой тусклой ткани - деревенская одежда, которую носят дома.
     Я сделал жест почтительного приветствия.  Комната  была  озвучена:  я
слышал грохот  океанских  валов,  пронзительные  крики,  видимо,  каких-то
неведомых мне животных. Но не голубого охотника.
     - Сядь, - сказала Эттин Апци.
     Я сел в свободное кресло.
     - Докладывай, - распорядилась Эттин Пер.
     Я изложил беседу Цей Ама Ул с Анной.
     Когда я кончил, Эттин Пер сказала:
     - Какого ты мнения о женщине Земли?
     Я на мгновение поднял глаза, но посмотрел мимо  ее  лица  на  вершину
дюны. Ветер колыхал длинные узкие листья. По синему небу бежали облака.
     - Она мне нравится.  С  первой  же  нашей  встречи.  Другие  человеки
смотрели на Людей со смущением и тревогой.  А  на  меня  тем  более.  Меня
поразило выражение ее лица, когда она посмотрела мимо меня на Гва Хаттина:
словно ребенок на рождественскую елку.
     - Ты употребил слова, нам непонятные, - сказала Эттин Сей. - Объясни.
     - Это праздничное дерево, на которое раз в году человеки -  некоторые
человеки - вешают подарки для своих детей. Праздник этот приходится  почти
на зимнее солнцестояние в самое темное время года, а там, где рос  я  -  и
Анна - и очень холодное. Подарки должны приносить радость. Анна посмотрела
на Хаттина и увидела подарок. Когда она посмотрела на меня,  ее  выражение
изменилось, но я не уверен, что  сумел  его  понять.  Но  неловкости  она,
по-моему, не почувствовала. Скорее любопытство.  И  настороженность.  И  я
подумал, что ее  не  отпугивают  люди,  которых  она  не  понимает.  Среди
человеков это редкое качество.
     - И среди Людей тоже, - произнесла Эттин Пер  своим  глубоким  низким
голосом. - По-твоему, мы можем ей доверять, Ники?
     - Да.
     - А она считает, что человечий посол достоин  доверия,  -  продолжала
Эттин Пер. - Гварха?
     - Согласен, хотя не  понимаю  положения  посла.  Человечьи  воины  не
подчинились ему во время прошлых переговоров. Это как будто указывает, что
он не головной и не один впереди. Если мы заключим с ним  соглашение,  так
чего оно будет стоить? Я понятия не имею.
     - Ники? - спросила Эттин Сей.
     - Определенный риск тут  есть.  Как  сказала  Перес  Анна,  структура
землянского правительства  очень  сложна,  и  отдельные  части  не  всегда
поддерживают друг друга. Но, насколько  я  могу  судить,  положение  посла
теперь лучше, чем прежде. Военные по-настоящему облажались и, думается, им
пришлось отступить далеко назад. Среди тех, кто с  ним,  никто  не  станет
противостоять ему открыто или игнорировать его приказы. Так  мне  кажется.
Но мне неизвестна ситуация на Земле, и даже тут ситуация может измениться.
     - Тем не менее, - сказала Эттин Пер, словно размышляя вслух, - у  нас
среди человеков есть два возможных союзника. Об этом стоит подумать.
     - Имеются три проблемы, - начала Эттин Сей. - Человеки, Лугалы и  Цей
Ама Ул. То, что Гварха говорит о Цей Ама, стоит взвесить.
     - По словам Ники, Цей Ама Ул  предостерегла  нас,  -  добавила  Эттин
Апци. - Эта ссора бросает тень и на Эттина, и на Лугалу.
     - В данный момент, возможно, и так, - возразила Эттин Пер. -  Однако,
если Гварха сумеет оттеснить сына Лугалы назад и  заключить  соглашение  с
человеками, он окажется впереди всех головных. Ведь так?
     - Я буду в хорошей позиции, - осторожно согласился Гварха.
     -  У  него  нет  детей,  и  он  приближается  к   возрасту   наиболее
благоприятному для детей. Если текущие трудности будут преодолены  удачно,
Цей Ама проявит интерес. Вопрос в том, помогут ли они нам теперь? И что мы
можем им предложить?
     Последнее было очевидно даже мне: первая заявка на семя Эттин Гвархи,
плюс гарантия, что  число  его  детей  будет  ограничено.  Очень  выгодная
сделка, которую Цей Ама Ул вряд ли упустит, если только не решит,  что  ей
требуется больше информации о Гвархе. Если у нее есть  серьезные  сомнения
относительно него и его  генетических  качеств,  она  подождет  разрешения
нынешней ситуации. Но в  таком  случае  безвозвратно  упустит  выгоднейшую
сделку.
     {Тут ты абсолютно прав.}
     - Ники нам еще нужен? - спросил Гварха.
     Тетушки ответили, что нет, и любезно меня поблагодарили. Гварха  явно
обрадовался. Он знает мое мнение о генетических подборках.  Если  бы  меня
прельщали разговоры вроде этого, я бы  остался  в  Канзасе  и  поступил  в
сельскохозяйственный колледж.
     Я ушел, оставив их взвешивать и прикидывать. Мне хотелось узнать  про
вид из окон, но случая спросить не представилось.
     {Запись сделана в доме  на  восточном  побережье  большого  северного
континента. Мои тетки гостят там, когда заседает  Сплетение.  Как  сказано
поэтом: "есть горы, и еще есть океан".}
     Позже вечером я спросил  у  него,  бывают  ли  эти  разговоры  ему  в
тягость. Он раскладывал доску, готовясь сыграть еще одну партию  в  эху  с
давно умершим мастером.
     - Не понял, - сказал он.
     - Тебе не в тягость, что другие решают все, что касается твоих  детей
- и даже, иметь ли тебе их?
     Он кончил раскладывать камешки и посмотрел на меня.
     - У меня есть право голоса. Я сказал теткам, что мужчины  Цей  Амы  и
Ама Цей ничем не выделяются. Если договариваться о ребенке,  то  только  о
девочке. Мужчины, которых  производят  эти  два  рода,  не  поднимут  нашу
репутацию, и ленивые сыновья мне не нужны.
     Ну, конечно, нет, радость моя. Тебе нужны  умные  закаленные  молодые
люди  с  безупречными  манерами,   стремящиеся   к   власти   с   пугающей
настойчивостью. Через двадцать лет, если я  еще  буду  тут,  то,  глядишь,
повстречаюсь с ними на периметре.
     {И повстречаешься.}
     - Не понимаю, что ты предлагаешь? Чтобы я учил  моих  теток,  как  им
выполнять свои обязанности? Мне бы не понравилось,  если  бы  они  взялись
учить меня, как быть головным.
     Ну, как объяснить? Меня уязвляло, что он благодушно слушает, как  его
тетушки  взвешивают  наиболее  выгодную  возможность   распорядиться   его
потомством, точно он племенной бык. Меня уязвляло, что нечто принадлежащее
ему - его связь с будущим. Богини ради! - превращается в фишку, в карту  в
игре женщин Эттина.
     Он слушал, не шевелясь, очень серьезно. А когда я  наконец  замолчал,
поднял на меня глаза. В тусклом свете его зрачки расширились, и я их видел
ясно - широкие черные полоски поперек радужек.
     - Ты  словно  бы  считаешь,  что  у  меня  есть  право  на  все,  что
вырабатывает мое тело. От такого права я отказываюсь с радостью.  Никакого
желания держать при себе мое дерьмо у меня нет. Мне все равно, что  с  ним
произойдет, лишь бы произошло это заведенным порядком.
     Он помолчал.
     - И в каком смысле мой генетический материал принадлежит мне? Я  ведь
не сотворяю его из ничего. Он восходит к женщине Эттина и мужчине  Гва,  а
они получили его от своих родителей, и так от  поколения  к  поколению  до
времен, когда ни единого рода еще не было. По-моему, с тем же правом я мог
бы утверждать, что мне принадлежат холмы Эттина, или реки,  текущие  между
ними, или небо вверху, или дом, где я родился.

                                         Из журнала Сандерс Никласа и т.д.



                                    21

     В следующие дни ничего примечательного не происходило. Она  наблюдала
переговоры, которые приняли плохой оборот. Лугала Цу больше не ерзал и  не
гримасничал, а сидел в своем кресле, откинувшись на  спинку  неподвижно  и
угрюмо. Все остальные - и земляне, и хвархаты - выглядели  встревоженно  -
кроме генерала, сохранявшего невозмутимое спокойствие.
     Как-то утром ее разбудил аппарат внутренней связи - словно  зазвенели
под легким ветерком храмовые колокольцы.
     Ама Цей Индил предупредила ее, что назначена еще встреча с  хварскими
женщинами. Никлас присутствовать не будет. Так потребовала Лугала Минти.
     - Заметано, - сказала Анна.
     - Что-что? - спросила Индил.
     - Я не возражаю.
     - Возражать, Перес Анна, вам было бы трудно. Лугала Минти принадлежит
к старшим членам очень влиятельного рода. У вас  же,  насколько  мы  можем
судить, нет даже настоящей семьи.
     - Э-эй! - воскликнула Анна, -  я  женщина  Чикаго  и  Иллинойса.  Это
чего-нибудь да стоит! - И она отключила аппарат прежде, чем  Индил  успела
спросить, как котируется род Чикаго, и пошла одеваться. Что касается  Ника
- очень жаль. Ей нравилось, чтобы завтрак ее уже ждал, а к тому же  варить
кофе она никогда толком не умела.
     Так  что  она  съела  бутерброд  с  арахисовым  маслом   и   напилась
инопланетной водой из-под крана. Вторично обработанной, отфильтрованной  и
кристально-чистой.
     А потом пошла в комнату встреч.
     Женщины  -  в  полном  составе  -  уже  ждали  ее.   Три   сестры   в
малиново-золотых платьях, Цей Ама Ул - в  серебряном,  Лугала  Минти  -  в
черном, а Ама Цей Индил - в бледно-сером.
     Они снова заговорили о положении женщин на Земле. На этот раз  беседа
текла медленнее - просто  Ама  Цей  Индил  справлялась  с  переводом  хуже
Никласа.
     У  Анны  возникло  то  же  чувство,  какое  она  часто  испытывала  в
разговорах с Вейхаром. Хотя они говорили на одном языке (во всяком случае,
она и Ама Цей Индил) и даже обычно как будто одинаково воспринимали  смысл
слов, которыми  пользовались,  общение  оставалось  обрывочным,  и  у  нее
возникало ощущение, что самые важные вопросы обходятся стороной. Хвархатки
как будто описывали круги, не  приближаясь  к  по-настоящему  существенной
теме.  Но,  может  быть,  это  лишь  ее  воображение,  подстегнутое  идеей
обращения вокруг единственного светила,  высказанной  Чарли?  Наконец  она
попросила:
     - Я в меру моих способностей рассказала вам о  Земле,  а  теперь  мне
хотелось бы узнать побольше про вашу родную планету.
     Ответила Лугала Минти:
     - Наше общество организовано надлежащим образом согласно с правилами,
которые дала Людям Богиня.
     Видимо, это был исчерпывающий ответ  во  всем,  что  касалось  женщин
Лугалы, и Лугала Минти откинулась на спинку кресла, сложив руки на животе.
Свет ложился на ее одежду под выгодным углом, и Анна различила черный узор
на черном фоне  -  слагающийся  из  множества  веток,  которые  по-всякому
перекрещивались друг с другом. В точках пересечения развертывали  лепестки
изящные цветы, а в остальном ветки были голыми, если  не  считать  длинных
острых шипов.
     Эттин Пер нахмурилась и сказала что-то рокочущим голосом, и  Ама  Цей
Индил перевела:
     - Женщина Эттина напомнила  нам,  что  пути  Богини  не  просты.  Нам
известно, что одной теорией невозможно объяснить ее вселенную. Быть может,
и правота обретается не одним способом.
     Лугала Минти, видимо, рассердилась.
     Цей Ама Ул наклонилась вперед и заговорила.
     - Женщина Цей Амы указывает, что многого касаться нельзя.  Помни,  мы
враги, по крайней мере  пока,  а  какая  информация  имеет  стратегическое
значение, определяют мужчины. Она, женщина Цей Амы, говорит, что расскажет
легенду о  сотворении  мира.  Против  этого  даже  у  мужчин  не  отыщется
возражения. Все согласны, что ее  нельзя  понимать  буквально,  это  очень
древнее сказание и,  значит,  ничего  вам  не  откроет  о  нашей  нынешней
ситуации. Но о нашем мире вы из него можете  кое-что  почерпнуть.  Вначале
существовали только Богиня и чудовище. Едва они увидели  друг  друга,  как
стали врагами и сражались, пока Богиня не  убила  чудовище.  А  тогда  она
вырезала его яичники и своим семенем оплодотворила яйца в них.
     Как же так?
     - Потом она взяла тело чудовища и  сотворила  мир.  Горы  -  то,  что
осталось от чешуйчатого зубчатого гребня на его спине.  Равнины  и  долины
созданы из его широкого морщинистого брюха. Зубы чудовища стали  звездами,
из глаз возникли четыре главные планеты. А солнце - это его  мозг,  полный
необузданных пылающих мыслей.
     - Когда Богиня кончила творить мир, она взяла яйца чудовища и создала
из них живые существа. Яйца правого яичника стали животными,  а  левого  -
предками Людей. В то  время  эти  предки  не  обладали  ни  рассудком,  ни
способностью  проводить  различия.  Они  были   просто   немного   другими
животными, только слабее и несчастнее многих других. Но Богиня знала,  чем
им суждено стать, и поместила их в мир с нежной осторожностью. Они тут  же
начали ползать и ходить по огромному телу чудовища, а Богиня  смотрела  на
них с любовью.
     Наступило молчание. Женщины слегка изменили позы, расправляя  платья,
разглаживая складки.
     - Как же так? - спросила Анна. - Вы сказали, что Богиня оплодотворила
яйца. Я представляла ее себе женщиной.
     Цей Ама Ул ответила. Ама Цей Индил перевела:
     - Как указала женщина Эттина, Богиня не проста для постижения. У  нее
есть много форм  и  обличий.  И  обычно,  сражаясь,  она  принимает  облик
мужчины.
     Что она почерпнула о Людях из этого мифа? Мир  возник  из  насилия  и
смерти. Богиня двусмысленна. Солнце - светоч  мира  -  это  огненный  мозг
чудовища.
     Не слишком-то милая раса.
     Беседа закончилась. Анна  отправилась  к  себе,  приложила  ладонь  к
панели и в открывшуюся дверь увидела, что на диване сидит Ник.
     - Ну, как? - спросил он.
     - Одну минуту! - Она пошла на кухню и налила в два бокала вино  -  на
этот раз красное - бургундское L-5, букет которого ей нравился.
     Она  вручила  один  бокал  Нику,  села  напротив,  отпила,  а   потом
рассказала ему про беседу. Она устала от осторожности и недоверия. К  тому
же он почти наверное узнает  обо  всем  от  генерала,  которому  расскажут
тетки.
     - У меня ощущение, что меня ограбили и одурачили, - пожаловалась она.
- Я им нарассказала о Земле очень много. И что получила  взамен?  Паршивый
миф.
     - Интересный миф, которого, кстати, я не знал. Впрочем,  Цей  Ама  Ул
просто кладезь всякой информации. - Он уставился на противоположную стену.
- Насилие и зачатие. Интересно, кому она это адресовала?  Женщинам  Эттина
или вам? Легенда кое-что сообщает вам о Людях.  И,  возможно,  не  так  уж
мало.
     - Неужели?
     Он кивнул.
     - Хотя не знаю, сумею ли я объяснить. Очень сложная история, и многое
в ней прямо противоположно тому, чем ему следовало быть.
     - Злобное чудовище не должно было бы стать матерью Людей.  Богиня  не
должна воплощать мужское начало - во всяком случае, в  мифе  о  сотворении
мира. - Он помолчал.  -  Люди  очень  склонны  верить  в  разум  и  умение
различать, однако они верят и в то, что есть вещи,  постигнуть  которые  с
помощью анализа невозможно. А потому мне не  стоит  анализировать  миф.  И
вообще, мне пора. - Он встал.
     - Вы заглянули узнать, как прошла встреча?
     - Естественно. Я же  говорил  вам,  что  не  умею  вмешиваться.  И  я
по-настоящему зол на Лугал. И не  позволю  им  оттолкнуть  меня  вбок  или
назад.
     Анна допила вино. Его бокал так и стоял на столике, полный до  краев.
Она взяла его, отнесла на кухню и перелила вино назад в бутылку.



                                    22

     Генерала в кабинете не было,  и  я  сел  ждать,  разглядывая  лиловые
джунгли, которые завершали одну сторону  комнаты.  Между  тенями  мелькали
летающие  твари.  Животные,  напоминающие  больших  клопов,  всползали  по
древесным стволам. Это место я знал: адская дыра,  которую  Люди  в  конце
концов покинули, хотя им было невыносимо, абсолютно  невыносимо,  признать
поражение. Эттин Гварха отправился туда договариваться об эвакуации - не с
туземцами, с которыми Людям так и не удалось установить  хотя  бы  подобие
контакта, - но с офицерами высокого ранга, которые  от  бессильной  горечи
буквально набрасывались друг на друга.
     Как-то во время переговоров я заскучал,  пошел  прогуляться  по  краю
нашего лагеря и познакомился с поистине потрясающим биологическим оружием,
которое создали туземцы - а, может, они сами им и  были.  Эта  дрянь  чуть
меня не прикончила.
     Почему генерал созерцал место, где его раса потерпела  самую  крупную
свою неудачу? Впрочем, сам он там преуспел: склонил ссорящихся офицеров  к
сотрудничеству, и эвакуация осуществилась в идеальном порядке. Он  получил
повышение, а я  получил  урок  не  забывать  об  осторожности,  когда  мне
захочется потрогать что-нибудь неизвестное.
     Его дверь открылась. Я взглянул на него и снова на джунгли.
     - Они почти наверняка не были разумными, - сказал он.
     - Какие виды?
     - Да все. То, что нам показалось сотрудничеством, было симбиозом.
     Он  обернулся  к  лиловым  джунглям.  По  земле  там  ползло   что-то
многоногое и длинное - метра в два длиной, насколько я мог судить.
     - Мне вот что  пришло  в  голову,  -  продолжал  он.  -  Может  быть,
сражаться с существами других биологических видов вообще нельзя,  а  уж  с
такими, как на этой планете, и  подавно.  Их  можно  только  убивать,  как
животных. Но к чему лишние хлопоты? На этой планете не было ничего, в  чем
мы нуждались бы, кроме врагов, а они не понимали правил войны.
     Он сел за свой стол, махнув на другое  кресло,  единственное  в  этой
комнате кроме его собственного. Я сел и рассказал  ему  о  беседе  Анны  с
женщинами.
     - Этого мифа я не знал, - сказал он, когда я кончил. -  Вероятно,  он
принадлежит одной из культур, которые она изучала. Насколько мне известно,
мои тетки не говорили с Цей Ама Ул. А следовало бы. Она думает о продлении
рода, а значит, о союзах. Интересная  легенда  и  раскрывается  во  многих
разных формах. - Он поглядел мимо меня на джунгли, и глаза у  него  широко
раскрылись. Я обернулся.
     На  поляне  появилось  нечто  новое  -  шарообразное  тело  на  шести
ногах-ходулях. Оно встало над многоножкой, которая замерла. Шар  развернул
еще две конечности и принялся поглаживать многоножку сначала по голове,  а
потом по жутковатым челюстям.
     - Добывает пищу. Помнится,  в  одном  из  докладов  указывалось,  что
многие существа экскретируют вещество, сходное с медом. - Он  взглянул  на
меня,  проверяя,  правильный  ли  термин  употребил.  -   Если   на   него
воздействовать надлежащим образом, оно  срыгивает  это  вещество.  А  наше
положение все усложняется. Лугала Цу не такая уж проблема. Быть головным -
значит, уметь вести дело с другими головными. Но женщины! Ха!
     Он умолк, видимо, дав волю мрачным  мыслям,  но  остерегаясь  сказать
что-нибудь вслух. Есть хвархаты,  имеющие  привычку  жаловаться  на  своих
родственниц, причем вслух и подолгу. Генерал  считает  это  верхом  дурных
манер, а также доказательством слабости, немужественности характера.
     - Мне кажется, - сказал он наконец, тщательно взвешивая слова, -  они
могли бы усмирять Лугала Минти и вести переговоры с Цей Ама  Ул  дома,  не
отправляясь в такую даль.
     - Ты не можешь предписывать Сплетению, что делать и чего не делать.
     - Знаю, Ники. Можешь идти. Я хочу смотреть на мои джунгли и думать.
     У двери я оглянулся. Длинноногий прекратил свои маневры, сложил  руки
и изящно удалился. Многоножка продолжала  лежать  неподвижно.  У  нее  был
ошеломленный вид.
     - Иди же! - сказал Эттин Гварха.



                                    23

     Вечером  он  устроил  попойку.  Я  оставался  у  себя  в  кабинете  и
прослушивал записи частных  разговоров  землян  в  комнатах,  которые  они
считали безопасными. Не видео, только аудио - их голоса, обсуждающие все и
вся. Большая часть никакого стратегического значения  не  имела.  Хварская
служба безопасности уже их прослушала. Я просто перепроверял.
     Хотя мне сдается, что люди разговаривают по той же причине, по  какой
обезьяны приводят в порядок шерсть друг друга. Это  не  обмен  мыслями,  а
просто контакт. "Я здесь. Я друг. Ты не один".
     Возможно, поэтому Люди менее склонны к  болтовне,  чем  земляне.  Они
тоже могут приводить в порядок  свою  шерсть.  Им  не  нужно  толковать  о
погоде, об успехах местной спортивной команды или - как в данном случае  -
чего им особенно не хватает тут: крикета, сада в Швеции, индийской  кухни,
нью-йоркских театров.
     Пожалуй, я готов терпеть ностальгию, но это ближе к сожалениям.
     Наконец я выключил аппаратуру, вернулся к себе, принял душ,  соорудил
бутерброд и расположился почитать.
     В конце восьмого икуна позвонил Эттин Гварха.
     - Ники, иди сюда.
     Приказным голосом. Я оделся и пошел.
     Едва я открыл дверь, в нос мне  ударил  смрад:  горько-сладкий  запах
халина в смеси с кислым запахом хварских тел, избавляющихся  от  токсинов.
Видимо, еще недавно там было много людей. Столики были заставлены чашами и
кувшинами.
     Но задержались только трое. Хей Атала Вейхар посмотрел на меня трезво
и с тревогой. Шен Валха  сидел  с  ним  в  кресле  напротив  генерала.  Он
горбился, опустив голову над чашей с халином.
     - Ники, сюда! - Гварха похлопал по дивану рядом с собой.
     Я сел, покосившись на него, и встретил  его  взгляд.  Зрачки  у  него
сузились, но были еще различимы.
     - Мы разговаривали о человечестве. - Гварха говорил  со  старательной
отчетливостью. - Я подумал, что тебе может быть интересно. Ватка...
     Шеи Валха поднял голову. Его желтые глаза смотрели слепо. Беззрачково
пьян. Я уставился в пол.
     - Первозащитник поставил  вопрос.  -  Он  натоксичился  куда  сильнее
Гвархи, но говорил прекрасно. - Как нам сражаться  с  людьми,  которые  не
понимают правил войны? Как мы можем заключить мир, если не можем  получать
детей друг от друга? Я  сказал  -  никак.  Я  сказал,  мы  должны  убивать
человеков, как убиваем животных.
     - А я позвал тебя, -  сказал  Гварха.  Его  низкий  голос  был  очень
мягким.
     - Возможно, это не разговор под конец веселого вечера, - сказал я.
     Ватка одним глотком допил свою чащу и поставил на столик перед собой.
Потом наклонился вперед, упершись локтями в широкие мохнатые бедра.
     - Ты прав, Ники. Но трезвым я не скажу то, что думаю, а если не скажу
этого, то нарушу свой долг перед первозащитником  и  Людьми.  Я  обращаюсь
прямо к Эттин Гвархе и к тебе. Человеки - не настоящие  люди,  а  если  мы
будем считать их такими, то обманем себя и попадем в опасную ловушку.
     - Но кто такой Ники, если не личность? - спросил Гварха.
     Я взглянул на Вейхара. Он сидел,  выпрямившись,  неподвижно,  опустив
глаза - классическая поза младшего  офицера,  присутствующего  при  стычке
старших чином. Старайся ничем не привлечь  к  себе  внимания  и  не  делай
ничего, что могло бы навлечь на тебя выговор.
     - Ты  знаешь  ответ,  первозащитник.  Он  -  животное,  очень  умное,
способное подражать поведению личности. Знай я только его,  то  решил  бы,
что он - личность. Но подумай о прочих одного с ним вида!  -  Он  наполнил
свою чашу из кубического черного кувшина, великолепного изделия  гончарной
станции Азут. Какого черта Гварха поставил его на милость пьяниц?
     - Они все смешивают вместе. В этом мы согласны. И согласны в том, что
делает нас людьми. Разум и способность проводить...  -  В  первый  раз  он
запнулся, словно не находя слова. -  Различия.  Вот  что  выделяет  нас  в
сравнении с животными и красным  народцем.  А  эти  существа  не  отличают
мужчин от женщин, детей от взрослых. Разве мужчина  может  убить  женщину?
Или заниматься сексом с женщиной?
     - Мужчины проделывали и то, и другое, - заметил Гварха.
     - Для продления рода! А человеки и в этом  путаются.  Они  словно  не
различают секс и зачатие детей. Девять миллиардов их! Это ли не безумие?!
     Он замолчал, выпил и поставил чашу на столик твердой рукой.
     - Они словно бы даже не понимают разницы между  подлинными  людьми  и
людьми только по внешности. Я читал  доклады.  Они  тратят  много  усилий,
чтобы  поддержать  жизнь  тех,  кто  не  является  личностью  -   ребенка,
родившегося уродом, неизлечимой жертвы болезни или увечья.  Они  объясняют
это тем, что жизни человеков священны. Ха! Но позволяют  другим  человекам
умирать от голода и болезней, поддающихся излечению  -  причем  не  только
мужчинам, что, конечно, достаточно скверно. Но позволить здоровой  женщине
умереть от голода или ребенку от обычной болезни...  -  Он  умолк,  словно
оцепенев от ужаса, и, по-моему, он  действительно  испытывал  ужас.  Ватка
большой почитатель традиций. От мысли об убийстве женщин и детей,  о  том,
чтобы допустить по небрежности их гибель, у него  наверное,  шерсть  могла
стать дыбом, хотя я этого как будто не заметил. Или он  все-таки  выглядел
пушистее обычного?
     Он посмотрел на меня и сказал:
     - Так или не так?
     - Человеки очень редко умирают от голода, - сообщил я  ему.  -  Кроме
как во время стихийных катастроф вроде наводнения или  землетрясения.  Но,
учитывая численность населения Земли, трудно  обеспечить  всем  адекватное
питание. Думаю, следует признать, что некоторая часть населения недоедает,
а недоеданию сопутствуют болезни.
     А сверх  этого,  загрязнение  среды  обитания,  скученность,  система
здравоохранения, дышащая на ладан  даже  в  самых  преуспевающих  странах.
Медицинское обслуживание, которое описывал Ватка, существует и на Земле, и
его показывают  в  телевизионных  новостях,  но  подавляющему  большинству
землян оно не доступно. Ни о чем таком я упоминать на стал.
     А Ватка продолжал:
     - Если жизнь священна, то почему Богиня дала нам смерть? Или человеки
смеют спорить с ней, утверждать, что она ошиблась?
     - Священны они обе, - сказал Гварха. - И жизнь, и  смерть  -  великие
дары.
     - Так почему человеки не относятся к ним с почтением? И разумно,  как
наставляла Богиня праотцов всех нас? Они убивают,  когда  убивать  нельзя.
Они не убивают, когда убить надо. Нет способа  вести  пристойную  войну  с
такими существами.
     Гварха наклонился вперед и взял  чашу  со  столика  -  свою  любимую,
круглую и гладкую. Покрытую белоснежной глазурью.
     - Скажи мне еще раз, кто такой Ники.
     - Для тебя это не секрет, - ответил Ватка. - Все знают  про  браслет,
который ты ему подарил.
     Я точно не помнил, куда  положил  его,  когда  снял.  Где-то  в  моих
комнатах. Но вспомнить, как он выглядит, мне не требовалось.
     Каждое звено имело форму свернутой в кольцо лозы. В середине  каждого
звена среди золотых листочков кусочек нефрита, вырезанный  в  форме  тлая.
Гварха подарил его мне много лет назад после поездки домой, в которую меня
не взял. Тогда я еще ни разу не видел тлая,  но  знал,  что  он  такое,  -
маленький хитрец в звериных пьесах.
     - Лжец, - сказал Ватка. -  Обманщик,  животное,  которое  изготовляет
орудия для больших и благородных животных.
     - Ха! - сказал Гварха. Голос у него стал сердитым. Пора было  кончать
застольную беседу.
     Я наклонился и начал массировать мышцы у основания его шеи.
     - Что? - спросил он.
     "Что, по-твоему, ты делаешь, Ники?" Так должен был бы прозвучать этот
вопрос. Я нажал ногтем большого пальца. Он посмотрел на меня и замолчал.
     Умница!  Он  все  еще  был  способен  уловить  сигнал.  Я   продолжал
массировать его шею. Мышцы были как каменные.
     Некоторое время царило молчание. Ватка завершил свою речь о том,  чем
плохи человеки и, в особенности, Ники Сандерс. Он сидел  как  груда  меха,
глядя в никуда.
     Вейхар поднял голову, то ли ободренный тишиной, то ли заинтригованный
ее  причиной.  Наши  взгляды  встретились.  Я  покосился  на  дверь.  Этот
прелестный чуткий мальчик зевнул и сказал, что совсем  засыпает,  что  ему
пора. Он встал, как всегда  с  неподражаемым  изяществом,  и  поблагодарил
первозащитника за интереснейший вечер. И даже не солгал: уж, наверное,  он
был интересным!
     Потом он обернулся к Ватке. Не пойдет ли наступающий с ним? Он был бы
так рад его обществу!
     Словно возвращение в свои комнаты было эпохальным путешествием, а  не
коротенькой прогулкой (правда, на неверных ногах, если говорить  о  Ватке)
по отлично освещенным коридорам.
     Ватка поднял голову. Наконец-то халин одолел его. Это было  очевидно.
Причем сразу, как удар грома. Не знаю, разглядел  ли  он  улыбку  Вейхара,
расслышал ли его интонацию  -  почтительность  и  дружелюбность  с  легким
обещанием. Вейхар делает правильно. Зазывности было ровно  столько,  чтобы
придать интереса его просьбе составить ему компанию, но не столько,  чтобы
его к чему-то обязать.
     Не знаю, воспринял ли Ватка хоть что-нибудь. Он почти впал в забытье,
но все же сумел вытащить себя из кресла и промямлить  слова  благодарности
за приятный вечер. Вейхар обвил его косматую тушу и  направился  с  ним  к
двери. Я пошел за ними. Когда дверь открылась, Вейхар сказал по-английски:
     - С тебя причитается, Ники.
     - Чего? - спросил Ватка.
     - Я пожелал Ники доброй ночи.
     - Не личность, - заявил Ватка и, спотыкаясь, вышел.
     Дверь закрылась, позади меня что-то разбилось вдребезги. Я обернулся.
Гварха поднялся из кресла. Руки у него были пустыми, а по  стене  напротив
стекал халин. На ковре валялись осколки его любимой чаши.
     - Зачем ты?
     - Я был сердит. И сейчас я сердит. Что там между Вейхаром и Ваткой?
     - Ты из-за этого сердишься?
     - Конечно, нет.
     - Вейхар увел Ватку, пока он еще не потерял своего  места,  а  ты  не
лишился лучшего начальника штаба на всем периметре.
     - Я его лишился, - сказал Гварха. - Я не  потерплю  у  себя  в  штабе
таких, кто говорит о тебе подобные вещи.
     - Обсудим это утром.
     - Решать не тебе.
     - Да, первозащитник.
     Он посмотрел на меня. Его зрачки заметно сузились, хотя он  не  выпил
ни глотка с того момента, как я вошел в комнату.
     - Как ты терпишь? Почему не пришел в ярость?
     - Я не хочу разговаривать.
     - Тогда уходи.
     - Прежде я присмотрю, чтобы ты лег, если только ты не хочешь провести
ночь возле установки для утилизации органических отходов.
     - Меня не вывернет. Я пил мало.
     - И хорошо делал.
     На секунду мне показалось,  что  он  заупрямится  или  опять  возьмет
начальственный тон. Но тут он приглушенно кашлянул, что означало смешок.
     - Я не желаю больше спорить. То есть  с  тобой.  То  есть  по  такому
поводу. Спокойной ночи. - И он направился к своей  спальне,  почти  твердо
держась на ногах.
     Я решил, что он сам справится, и оглядел комнату.  Следовало  бы  все
оставить именно в таком виде: кольца и лужицы халина на столиках,  широкое
пятно на стене и липкая дрянь на ковре. Пусть Гварха выйдет сюда  утром  и
увидит, какая он свинья.
     Но чистоплотность и аккуратность всегда были проклятием моей семьи, и
мне было мучительно оставлять комнату в подобном беспорядке.  А  потому  я
прибрал ее, составил чаши и кувшины на  его  кухне  и  все  перемыл,  даже
осколки чаши, которую он разбил. Потом заглянул в спальню, проверить,  как
он. И услышал храп, который он всегда издает, когда засыпает пьяный.
     Ну и вечер! Я налил вина в стакан и сел в гостиной  напротив  отмытой
стены, поставив вентиляционную систему  на  отсос  и  освежение.  Смрадные
запахи  заметно  ослабевали.  Я  прислушался  к  гудению  вентиляторов   и
размышлял о тлаях.
     Всякий раз, когда я бывал на хварской планете, то обязательно хотя бы
раз видел этого зверька, обычно за  городом  в  сумерках  или  очень  рано
утром. Он копался в компостной куче  или,  посапывая,  кружил  по  саду  в
поисках пищи - круглое пушистое создание, нечто  среднее  между  крысой  и
поссумом. Мордочка  заостренная,  уши  с  кисточками  и  длинный,  тонкий,
пушистый, цепкий хвост.
     А однажды я увидел очень  крупную  особь  посреди  проулка  в  центре
хварской столицы.
     Они живут повсюду, едят  все.  Избавиться  от  них  невозможно.  Люди
относятся к ним с досадой и уважением.
     Когда Гварха дарил мне браслет, он сказал, что  нефрит  -  цвет  моих
глаз. Свой выбор он  объяснил  только  этим,  хотя  я  несколько  раз  его
спрашивал, почему тлай? И какой тлай?
     В звериных пьесах для детей, всегда нравоучительных, тлай - обманщик,
вор, коварный интриган. Его замыслы всегда терпят неудачу, и в конце пьесы
он всегда наказывается.
     Звериные пьесы для взрослых  непристойны  и  высмеивают  все  главные
ценности хварского общества - иногда даже гомосексуальность, хотя и  очень
осторожно. Во взрослых пьесах тлай напоминает Братца Кролика -  находчивый
малыш, который надувает и выставляет на посмешище больших  зверей,  буянов
или лицемеров, и никаких не героев.
     Так кто же я? Реальный тлай, жрущий мусор  и  обитающий  в  подполье?
Трус и негодяй из детских пьес? Или Братец Кролик? И нравится ли мне  хоть
какая-то из этих ролей?
     Гварха спросил, почему я не пришел в ярость. А потому что я  не  могу
себе этого позволить. Тлай не дерется, если только его не загнали в  угол,
или он не обезумел от болезни.
     Я допил вино, вымыл стакан и поставил его рядом с  осколками  любимой
чаши Гвархи. А потом пошел к себе и лег спать.
     Дверь я не запер. Он пришел в середине первого икуна. Я сидел в своей
большой комнате и пил кофе. Гварха вошел в халате из простой тусклой бурой
ткани. Деревенская одежда. От него пахло влажным мехом, и выглядел  он  не
то чтобы чудесно.
     - Поглядите, что мне принес в подарок маленький домашний  истребитель
грызунов.
     Он сел, потер лицо, помассировал лоб и за ушами.
     - Ты остришь, - сказал он по-английски. - Воздержись.
     - Хочешь знать, что произошло вчера вечером? Или ты помнишь?
     Он потер шею.
     - Я спорил с Шеном Валхой.
     - В яблочко.
     - Перестань, Ники!
     - Что?
     - Употреблять слова, которых я не знаю. Богиня  свидетель,  сейчас  я
еле понимаю язык Эйха и Ахары.
     Я перешел на его родной  язык  и  описал  все,  чему  был  свидетелем
накануне. Когда я кончил, он сказал:
     - Почти все я помню. Мне придется найти замену Ватке.
     - Пожалуй, да, хотя, возможно, во мне говорит предубеждение. Но  тебе
надо найти для него новые обязанности. Он ведь очень  хороший  специалист.
Ты же не хочешь превратить его во врага, и нельзя его карать за то, что он
говорил прямодушно.
     - Не учи меня, как быть головным.
     - Слушаюсь, первозащитник.
     - Черт, ну и дела, - сказал по-английски.
     - И это широко распространено?
     Он посмотрел на меня с недоумением.
     - Сколько людей утверждают, что человеки - животные?
     Он помолчал, а потом заговорил, подбирая слова:
     - Ватка не один такой. По-моему,  такие  разговоры  идут,  и  я  знаю
далеко не обо всем. Я же любитель человеков. И еще вещи, о которых в  моем
присутствии не говорят. Мои родичи сообщали мне о том, что происходит, но,
думаю,  даже  они  о  многом  умалчивают.  И,   видимо,   эти   настроения
усиливаются. Все больше таких, кто считает, что переговоры ни  к  чему  не
приведут, и нам придется  воевать  с  человеками,  а  если  они  не  будут
сражаться как люди, нам придется их истребить.
     Истребить. Зарубить. Зарезать. Возможны все три перевода. Это мерзкое
слово, полное злобы, и его не употребляют, когда  речь  идет  о  сражениях
людей.
     - Почему ты мне про это не рассказывал?
     - Я не обязан говорить тебе все, что знаю.
     - Это моя раса, Эттин Гварха. Если они животные, то и я тоже.
     Он снова умолк, уставясь на ковер. Потом поднял голову.
     - А что это дало бы? Ты бы смотрел на своих  товарищей  офицеров,  на
людей, среди которых живешь, и спрашивал бы  себя:  который?  Кто  из  них
считает, что я не личность?
     - Ха!..
     Он посидел еще немного в угрюмом молчании, потом встал и ушел к себе.
     Я налил себе кофе и начал медленно пить,  вспоминая,  как  я  был  на
хварской  планете  последний  раз  после  прошлых  наших  катастрофических
переговоров  с  землянами.  И  одно  утро  -  особенно.  Я  был  в  садах,
спускавшихся от величественного дома Эттин Пер к реке,  вдыхал  прохладный
воздух,  ступал  по  росе,  промачивая  ноги,  любовался  яркими  листьями
декоративных растений Пер и столь же ярким оперением халп. Она разводит их
ради яиц и украшения садов. Они расхаживали повсюду, слишком  отяжелевшие,
слишком прирученные, чтобы взлетать.  Я  обогнул  зелено-багряный  куст  и
увидел тлая, кругленького, толстого, темно-рыжего  с  белыми  кольцами  на
хвосте. Он грабил гнездо халпы. С его  мордочки  капал  желток,  и  ловкие
передние лапки тоже были вымазаны в желтке. Я остановился. Он посмотрел на
меня. На секунду-другую мы оба замерли. Потом он убежал  вперевалку,  а  я
остался стоять и смотреть на яичную скорлупу.
     Да, пора снова побывать там.  Пора  подышать  воздухом  под  открытым
небом вдали от вечной борьбы за власть на периметре.
     Вечная борьба  за  власть  в  центре  -  дело  женщин.  Тетки  иногда
приглашают Гварху присутствовать на их совещаниях. Изредка зовут меня, как
специалиста по врагам-землянам. Я докладываю, и меня отсылают -  и  больше
никаких забот. Богиня,  как  заманчиво!  Но  пока  еще  нельзя.  Некоторые
проблемы необходимо решить тут!

                                         Из журнала Сандерс Никласа и т.д.



                                    24

     Раздался звонок. Ей потребовалась минута, чтобы сообразить,  что  это
дверь, а не ВС. Она  приложила  ладонь  к  внутренней  пластине,  и  дверь
открылась, там стоял Никлас. Его бледное лицо застыло в маску.
     - Что происходит? - спросила она.
     Он вошел, и дверь закрылась.
     - Анна, мне надо вам кое-что сообщить. На это  потребуется  время,  и
вам нужно быть очень внимательной.
     Такой тон она слышала не впервые - обычно, когда речь  шла  о  смерти
кого-то близкого.
     - У меня ничего не запланировано. Нам не помешают.
     - Сядьте, хорошо? Мне нужно место, чтобы расхаживать.
     - Ник, в чем дело? Вы меня пугаете.
     Он уже  прошел  в  дальний  конец  комнаты,  а  теперь  повернулся  с
усмешкой.
     - Я в ужасе, Анна. Да сядьте же!
     Она послушалась, а он постоял немного, глядя  мимо  нее  на  дверь  в
коридор.
     - Во-первых, это никак не связано с первозащитником. Инициатива  моя,
и он не знает, что я решил сделать.
     Анна открыла было рот, но промолчала.
     - Есть сведения, которые необходимо довести  до  вашей  стороны.  Как
именно сообщить их послу, придумайте сами. Здесь у вас было бы  безопасно,
если вы придумаете предлог, чтобы пригласить его сюда  одного.  Еще  лучше
было бы на борту вашего космолета. О человеческом секторе забудьте, там  и
унитазы прослушиваются.
     - Наши специалисты провели проверку, и нам сказали...
     - Поверьте мне. Люди подслушивают. И я тоже. Примерно каждый  день  я
просматриваю записи. Люди не любят лгать,  но  идут  на  это,  особенно  с
врагами, и не отказываются от преимуществ.  -  Он  обходил  комнату  вдоль
стен, и ей приходилось поворачиваться следом за ним.
     - А вы не сядете? У меня шея разбаливается.
     Он бросился в кресло и угрюмо посмотрел на нее.
     - По-моему,  мы  достигли  какого-то  поворотного  пункта.  Если  эти
переговоры будут сорваны, возможно, уже ничего нельзя будет  исправить.  И
мне  кажется,  что  ваши  делегаты  не  отдают  себе  отчета  в  опасности
положения. Вы должны добиться положительного результата.
     Он помолчал. Она выжидающе смотрела на него, ожидая продолжения.
     - Значит, сведения, - наконец сказал он. - Ведя войну,  Люди  следуют
правилам, абсолютным  и  нерушимым.  И  первое,  самое  важное,  запрещает
хварскому мужчине причинять  физический  вред  женщине  или  ребенку.  Они
хорошие воины, имеющие долгую и кровавую историю, но на всем ее протяжении
хварские армии практически никогда не нападали на  гражданское  население.
На мужчин - да, поскольку, выйдя из  детства,  каждый  мужчина  становится
воином. И всегда - законный объект для нападения, пусть он  тяжело  болен,
пусть он столетний старец. Но к женщинам и детям  нельзя  прикасаться.  То
есть физически. - Он улыбнулся. - Я читал  кое-какие  женские  пьесы.  Они
рассказывают о судьбе тех, кто принадлежал к роду, потерпевшему поражение.
Все родичи старше двадцати лет, а иногда и пятнадцати, - истреблены.  Ваши
братья. Ваши дяди.  Ваши  более  дальние  родственники.  Вы  и  ваши  дети
становитесь членами рода, который уничтожил вашу семью. Некоторые  женщины
прибегают к выбору, но это считается не слишком достойным  поступком.  Вам
положено жить ради детей. А детям положено забыть своих  дядей  и  старших
братьев.  Едва  война  оканчивается,  едва  их  принимают  в  род,   месть
оборачивается убийством внутри семьи, а это ужасающее преступление.
     - Ник, это имеет отношение к делу?
     - Я отвлекся? Но это трудно. Я говорил, что Люди не убивают женщин  и
детей. Такое случалось, хотя и редко.  И  рождало  своего  рода  священную
войну. Все соседи объединяются и  истребляют  род,  поставивший  себя  вне
закона. - Он помолчал, глядя ей в глаза. - Земляне нападают на гражданское
население. Именно так главным образом велись наши войны последние  два-три
века. Хвархаты это знают. И  знают,  что  окажутся  в  вопиюще  невыгодном
положении, если, воюя с нами, будут соблюдать свои правила. Земляне смогут
нападать на их города, а они не  смогут  ответить  тем  же.  Я  исхожу  из
предположения, что мы отыщем планеты друг друга -  родные  планеты.  Черт,
Люди практически уверены, что знают местоположение Земли. Они могли бы уже
сейчас захватить нашу с вами родную планету, если бы не их правила.
     Он помолчал.
     - И еще они знают, что рано или поздно  люди  разберутся  в  хварских
правилах войны,  а  тогда  какой-нибудь  умный  дурень  среди  землян  или
какая-нибудь группа умных дурней заявит: "У нас есть враги. Нам  известно,
как их уничтожить!" А тогда, я убежден, земляне выберут  войну.  Я  сказал
генералу, показал ему, что, по моим расчетам, у Людей есть  год,  от  силы
два. В материалах, которые мы  захватили,  содержалась  информация  такого
рода - в материалах, которые мы забрали с вашей планеты... Рид...  как  ее
там?
     - Тысяча девятьсот тридцать пять-Ц, - подсказала Анна, он кивнул.
     - Кое-кто из  ваших  людей  уже  почти  нащупал,  когда  по  хварским
правилам можно убивать, а когда нет. Однако многое другое о  Людях  понять
не так-то  просто,  и  человечество,  вполне  вероятно,  будет  втянуто  в
полномасштабную войну, когда мы начнем разбираться.  Знаете,  Анна,  я  бы
чего-нибудь выпил - и предпочтительно не кофе.
     Она сходила на кухню, принесла  бутылку  розового  анжуйского  и  два
стакана, налила их и протянула один Нику. Он поставил его на столик.
     - Хвархаты считают, что личность подразумевает  разум  и  способность
судить и проводить  различия.  Особенно  в  сфере  морали.  Внешность  для
определения личности, по их мнению, особой роли не играет. Скажем,  на  их
планете сохранились их близкие  биологические  родственники,  которых  они
называют красным народцем. Примерно, наши... ну, не знаю... Гомо  хабилис,
пожалуй. Они умудрились выжить до настоящего времени на десятке  островов,
как орангутаны на Земле до... до...
     - До прошлого века, - докончила Анна, ощутив  привычную  горечь.  Еще
один безвозвратно исчезнувший вид.
     - О родстве с красным народцем Люди знают, но людьми их  не  считают,
поскольку у них не  существует  системы  морали,  которую  Люди  могли  бы
признать. Некоторые хвархаты тоже не настоящие люди. По  убеждению  Людей,
убить того, кто находится в коме, не  значит  совершить  убийство.  Как  и
того, чей мозг ущербен  по  любой  причине,  будь  то  несчастный  случай,
болезнь, врожденный дефект. Когда вы приканчиваете такого, то  прекращаете
страдания животного. Они считают нас сумасшедшими, раз мы считаем  внешнее
сходство с нами признаком личности.
     Анне стало немного не по себе.
     - То же относится и к преступникам. Они  попадаются  и  среди  Людей,
хотя их заметно меньше, чем у нас. То есть, насколько могу  судить  я.  Во
всяком случае они твердо  знают,  что  некоторые  члены  их  расы,  вполне
нормальные в смысле интеллекта, абсолютно  лишены  нравственного  чувства.
Они  предпочитают,  чтобы  индивиды  кончали   самоубийством,   а   потому
предлагают им прибегнуть к выбору и  дают  на  это  некоторый  срок.  Если
преступник  остается  жить,  его  скорее  всего  убьют.  Это  зависит   от
преступления. Но это не кара.  Хвархаты  не  мстительны,  и  наши  идеи  о
справедливости и воздаянии им чужды. С их точки зрения, убить  преступника
равносильно тому, что убить опасное животное.
     Он взял свой  стакан  и  медленно  повернул  в  ладонях,  глядя,  как
колышется бледно-красная жидкость. Но пить не стал. Видимо, ему нужно было
теребить что-нибудь.
     - Некоторые хвархаты - не знаю, сколько их, - утверждают, что земляне
похожи на красный народец или  же  на  тех  членов  их  собственной  расы,
которые не способны на разумные  нравственные  решения.  Мы  выглядим  как
люди, но мы не люди. А просто умные животные, умеющие  ловко  подражать...
как бы это  выразить?  Достойному  поведению.  Невнимательный  наблюдатель
обманывается, но если присмотреться... Анна! Люди не ведут  переговоров  с
животными. Они бережны в обращении с любыми живыми существами, особенно на
всей планете, но ничего похожего на культ Матери-Природы у них  нет.  Если
животное опасно, покончи с опасностью, а правила ведения войны тут ни  при
чем. И  думаю,  они  вряд  ли  остановятся  перед  окончательным  решением
вопроса.
     - Хреновина! - сказала Анна.
     - Вот и я так думаю. - Он усмехнулся. - Это, во-первых. А  во-вторых,
хвархаты столкнулись с очень серьезной проблемой. Более ста лет у  них  не
было никаких войн.
     - И это проблема? Жаль, что мы не можем сказать того же о себе.
     Он поставил стакан, и откинулся на спинку  кресла.  Анне  показалось,
что он заставляет себя расслабиться.
     - По убеждению Людей, мужчины по своей природе склонны к насилию и...
как бы это получше сказать? И  по  природе  же  иерархичны.  Они  одержимы
понятиями "впереди" и "сзади", одержимы победами и  поражениями.  Если  их
предоставить себе, они попытаются взять верх в любой ситуации. Прибегая  к
физической расправе.  Должен  сказать,  я  считаю,  что  это  ерунда.  Но,
безусловно,    хвархаты-мужчины    запрограммированы    к     обостренному
соперничеству и убеждены, что насилия стесняться нечего.
     Он помолчал.
     - Как бы то ни было. Люди стараются подольше держать мужчин  подальше
от дома. Они не хотят, чтобы их дети или их женщины жили в страхе. Они  не
считают постоянный страх полезным - даже слабый  страх.  Например,  вечные
опасения, что кто-то в семье - Дядя или Старший Брат -  вдруг  сорвется  и
нанесет  удар.  Мой  отец  был  вспыльчив.  И  при  всей  его  безусловной
цивилизованности, помнится, в детстве он вызывал у меня страх.  Не  часто.
Время от времени. Мужчин хвархаты отправляют на периферию своего общества,
туда, где их склонность к насилию полезна, и где убивают  других  взрослых
мужчин.
     - Не слишком приятная культура, - заметила Анна.
     Ник пожал плечами.
     - Во  многих  отношениях  они  добрее  землян.  А  кое  в  чем  более
жестоки... Или просто более откровенны и честны в своей жестокости.  Я  их
люблю. - На мгновение его губы сложились в улыбку.  -  Как,  возможно,  вы
заметили,  я  их  предаю.  Все,  что  я  вам  рассказал,  -  засекреченная
информация.
     - Тогда зачем?
     - Так больше продолжаться не может, а ничего другого я  не  придумал.
Разрешите, я договорю?
     Анна кивнула.
     - Я уже сказал вам, что за их спиной - долгая и кровавая история. Она
привела к возникновению Сплетения, которое  превратилось  во  всепланетное
правительство. Мир во всем мире приносит несомненные блага, и отказываться
от него они не хотят. Но не знают, что  им  делать  с  их  мужчинами.  Они
думают (и почти наверное, они правы), что без врага  не  сумеют  сохранить
свое общество  в  его  настоящем  виде.  Что  произойдет,  когда  молодежь
перестанет верить в войну? Что, если  мужчины  начнут  говорить,  что  нет
смысла тренироваться для сражений, и нет смысла жить  на  периметре?  Черт
побери,  они  же  захотят  вернуться  домой,  и  не  просто  для   отдыха.
Устрашающая мысль. То есть для хвархатов. В одном  отношении  им  повезло.
Они открыли гиперпривод и получили возможность отсылать своих мужчин -  во
всяком случае  значительное  их  число  -  в  космос  в  исследовательские
экспедиции, для основания колоний и поисков врага.
     Ник посмотрел на нее и улыбнулся.
     - Им требовалась война,  достаточно  большая,  чтобы  занять  мужчин,
чтобы они не путались  в  меху  у  женщин.  Достаточно  далеко  от  родной
планеты, чтобы не угрожать ей, но  и  достаточно  близко  для  поддержания
постоянной связи. И такой враг, чтобы  одержать  над  ним  победу,  но  не
слишком легкую. Не думаю, чтобы они особенно размышляли о том,  что  будут
делать с инопланетными женщинами и детьми, когда прикончат всех мужчин.  И
вот они обнаружили человечество.  Мы  оказались  почти  теми,  в  ком  они
нуждались, но только мы не играем честно. Мы не знаем правил войны.
     Он  снова  взял  свой  стакан  и  наклонил  его.   Розовая   жидкость
заблестела. На что она  похожа,  подумала  Анна.  На  кровь,  разбавленную
водой?
     - И еще одно, что вам следует знать о Людях. Я  был  на  человеческом
корабле, подвергшемся нападению - на "Гонце Свободного Рынка", когда попал
в плен к людям. И дважды на хварских  кораблях  оказывался  в  аналогичной
ситуации.  Один  раз  на  корабле,  который   достиг   пункта   переброски
одновременно с человеческим. Неприятный сюрприз для обоих, но  для  землян
заметно более неприятный. Второй раз я путешествовал с  Эттин  Гвархой,  и
вдруг нарушилась связь. Наш уютный транспортный кораблик вмазал в середину
учебного сражения. Хвархаты стремятся доводить свои учебные войны почти до
настоящих, насколько возможно. И пользуются настоящими боеприпасами. -  Он
печально  улыбнулся.  -  Так  что  солдаты  довольно  часто  гибнут   тоже
по-настоящему.
     - Возможно, - докончил он, - во всей вселенной только  я  наблюдал  и
человеческих и хварских солдат в боевой обстановке. Они несравненно  лучше
нас. Насколько я могу судить, человечество попросту не котируется.
     - Но если нажим на них столь силен, как мы можем заключить мир?
     - Поговорите с женщинами.  Мне  кажется,  это  единственная  надежда.
Должен быть способ объяснить им. Если Люди  начнут  истребительную  войну,
они обрекут себя на гибель - не физическую, но нравственную. Она развратит
их. К каким бы софизмам  они  не  прибегали,  они  намереваются  полностью
уничтожить другую разумную расу. Мы не так рассудочны,  как  хвархаты,  не
так моральны, но и нам не чужды  ни  рассудок,  ни  мораль.  Геноциду  нет
оправдания. И если они пойдут на это, они разрушат свое общество. Однако я
не уверен, что хоть кто-нибудь из мужчин - даже Гварха - отдает себе отчет
в риске, которому они себя подвергают. Поговорите с Чарли либо здесь, либо
на вашем корабле, и обдумайте,  что  вам  сказать  женщинам.  -  Он  одним
глотком выпил половину вина в стакане, поставил его и поднялся. - Ну,  мне
пора. Вы поговорите с Чарли?
     - Да.
     Он направился к двери. Она открылась. Снаружи стояли два солдата.
     Ник что-то сказал по-хварски, быстро и резко. Один ответил.
     Ник оглянулся и посмотрел на нее. Его лицо побледнело еще больше.
     - Они просят вас пойти с ними.
     - Зачем? - В ее голосе прозвучал страх.
     - Генерал хочет видеть нас обоих. - Он улыбнулся. - Вряд ли по  очень
важному поводу.
     - Скажите им, я сейчас.
     Она встала и направилась в ванную. Сердце у нее колотилось, ее прошиб
пот. Не будь дурочкой, сказала она себе, воспользовалась унитазом, а потом
вымыла руки и лицо холодной водой. Это помогло. Особого испуга  в  зеркале
не отразилось. Она причесалась и вернулась в большую комнату.  Ник  стоял,
засунув руки в карманы,  нетерпеливо  хмурясь.  Солдаты  сохраняли  полную
невозмутимость.
     Они пошли по коридорам. Солдаты шли рядом.  Ник  задал  новый  вопрос
по-хварски, выслушал ответ и сообщил ей:
     - Им приказано сопровождать нас. Он не знает почему.
     - Вам не кажется это странным? - спросила Анна.
     Он пожал плечами.
     Они остановились перед дверью. Она открылась, и они вошли в маленькую
квадратную комнату,  где  вся  обстановка  исчерпывалась  ковром.  Солдаты
остались в коридоре. Дверь закрылась, и Никлас огляделся.
     - Мы здесь, - сказал он по-английски.
     Открылась другая дверь, и Ник первым вошел в  следующую  комнату.  Со
столом,  тремя  креслами,  обычным  серым  ковром  и  гобеленом  с  огнем,
окруженном на некотором расстоянии кольцом из мечей.
     Позади стола стоял хвархат -  Эттин  Гварха.  Он  заговорил  с  Ником
по-хварски. Она уже несколько недель слушала этот голос.  Обычно  это  был
мягкий бас, в котором пряталась  еле  заметная  резкость.  Пушистый  такой
голос, в сущности, довольно приятный. Теперь он звучал  хрипло  и  жестко.
Хвархат был в ярости.
     Ник стоял неподвижно, с руками в карманах, чуть  наклонив  голову,  и
вежливо слушал, пока Эттин Гварха не замолчал.
     - Он установил жучков в ваших комнатах, Анна. Не представляю, как  он
понудил Гва Ху пойти на такое.
     - Она не принадлежит к Людям, - сказал генерал по-английски.
     - Я думал, не пригласить ли мне вас для этого  разговора  к  себе,  -
ровным спокойным голосом продолжал Ник. - Я  бы  мог  сочинить  подходящий
предлог, но мне казалось, что у вас будет безопасно. Гва Ху ведь  проводил
регулярные проверки.
     - Где бы ты не решился на измену, - перебил генерал, -  это  никакого
значения не имело бы. Я все равно услышал бы.
     - Мои комнаты прослушиваются? Ты это сделал?
     - Да.
     - Во имя Богини, Гварха! Мы же обсудили это давным-давно.  Ты  обещал
мне, что я могу рассчитывать на такую укромность. Ты дал мне слово!
     Генерал сверлил его  взглядом,  в  котором  не  было  заметно  ничего
дружеского. Ник несколько мгновений отвечал  ему  тем  же,  потом  опустил
глаза. Эттин Гварха посмотрел на Анну.
     - Этот  мужчина...  этот  предатель  поставил  нас  обоих  в  тяжелое
положение, мэм Перес. И я не уверен, что найду выход. Я не могу допустить,
чтобы  вы  передали  информацию,  которую  только  что  получили,   другим
человекам.
     - Убей ее, - сказал Ник. - Никто ведь не застрахован  от  несчастного
случая. Ты уже начал нарушать правила, и что останется, когда ты  кончишь?
От тебя? От Людей?
     Генерал ответил ему по-хварски коротко и резко.
     Ник промолчал.
     - Вам не надо тревожиться, мэм Перес, - сказал генерал  по-английски.
- Я и помыслить не могу о том, чтобы причинить вред  женщине,  и  в  любом
случае это привело бы только к новым осложнениям.
     Ник засмеялся.
     Генерал ответил ему свирепым взглядом.
     - Ты покончил с собой, безмозглый кусок дерьма! И почти наверняка  со
мной, а также, вполне вероятно, и с шансами заключить  мир,  какие  у  нас
были. Не исключено, что и со всей своей  расой.  Подумать  только,  что  я
доверял тебе!
     Ник ответил ему по-хварски,  быстро,  гневно,  подходя  все  ближе  к
столу.
     Он вытащил руки из  карманов,  оперся  ладонями  на  стол,  продолжая
говорить с тем же гневом.
     - Замолчи! - сказал генерал по-английски.
     И Ник перескочил через стол. Все произошло так молниеносно, что  Анна
ничего на успела  увидеть.  Секунду  назад  они  кричали  друг  на  друга,
разделенные столом, а теперь генерал лежал на полу, а Ник стоял  над  ним,
тяжело дыша - единственный звук во внезапно  наступившей  тишине.  Генерал
лежал неподвижно рядом со своим опрокинутым креслом.
     Ник выпрямился, сбросил куртку и взял лежавший на столе нож.
     - Что вы задумали?
     - Свяжу его и отправлю вас на  земной  космолет.  -  Он  располосовал
куртку.
     - Черт! Веревка из этой  дряни  получится  самая  паршивая.  Черт  бы
побрал всю синтетику!
     - Я ничем не могу помочь?
     - Ничем. Разве что у вас при себе есть клейкая лента?
     - Нет.
     Ник нагнулся, засунул смятый лоскут в рот генерала,  потом  перекатил
его на живот и крепко завязал ему руки за спиной.
     - Эта дрянь долго не продержится. Помню, как моя мать советовала моей
сестре всегда иметь при себе минимум две  надежные  булавки.  Я  счел  это
одной из женских тайн и пропустил ее совет мимо ушей. Жаль, что для мужчин
не существует подобного правила. "Сын мой, всегда имей  при  себе  катушку
надежного пластыря!" - Он связал ноги Эттин Гвархи и выпрямился.  -  Толку
от них  будет  мало.  А  теперь  помолчите.  Мне  нужно  отдать  кое-какие
распоряжения.
     Он дотронулся до поверхности  генеральского  стола  и  переговорил  с
одним, потом с другим. Такого начальственного голоса она  у  него  еще  на
слышала. Наконец он обернулся к ней.
     - Сейчас придет Матс. Он проводит вас к челноку, который доставит вас
на земной космолет. Что вам делать дальше,  судить  не  берусь.  Объясните
капитану, что происходит. Думаю, он вряд ли покинет остальных делегатов на
произвол судьбы. Ничего лучше мне в голову не приходит.  Так  мы  выиграем
время, и Гварха не сможет помешать распространению информации - разве  что
решит уничтожить земной космолет. Черт. Не знаю, облегчаю  ли  я  ситуацию
или ухудшаю.
     - А что будете делать вы?
     - Останусь тут и прослежу, чтобы генерал не развязался.
     - Полетим на космолет вместе, Ник.
     - Не говорите глупостей. Я не собираюсь отдать  себя  в  лапы  земной
военной разведки.
     - Вы думаете, это хуже того, что произойдет с вами тут?
     - Я, правда, не люблю отвечать на вопросы, а Люди  не  будут  их  мне
задавать.
     - Я здесь, Ники, - раздался голос Матсехара.
     - Идемте, - сказал Никлас. - Увидеть этого он не может, и ничего  ему
не говорите. Я не хочу, чтобы у него были неприятности.
     Он подождал, пока она не подошла к двери. Потом открыл  дверь,  почти
вытолкнул Анну наружу и вышел следом за  ней.  Дверь  в  кабинет  генерала
закрылась.
     Матсехар спросил с недоумением:
     - Почему такая спешка?
     - Анне нужно показаться человечьему доктору.
     - Надеюсь, ничего серьезного?
     В ситуации было что-то сюрреалистичное, если  она  правильно  выбрала
слово. Вежливый  вопрос  Матсехара!  Такой  воспитанный  молодой  человек!
Чуть-чуть излишне мохнатый, может быть, и запрограммированный считать, что
в насилии нет ничего дурного, но тем не менее, украшение любой компании. И
так изысканно говорит по-английски!
     - Нет, - ответила она, - ничего серьезного. - Но мне пора.
     - Да-да, конечно.
     Дверь в коридор открылась. Солдат там не оказалось.  Одной  проблемой
меньше. Она вышла, Матсехар последовал за ней, а Ник остановился в дверях.
Пройдя шагов пятьдесят, она оглянулась.  Ник  все  еще  стоял  там,  успев
засунуть руки в карманы. Вид у него был немного тревожный.
     Матсехар заговорил о своей переделке  "Макбета".  Он  приближается  к
финалу. Все планы честолюбивой матери и ее сына терпят неудачу.  Мать  уже
мертва, сделав выбор, но не достойно, не из  благородства,  а  в  безумии,
чтобы спастись от сознания своей вины.
     Ее кровожадный сын остался один разделываться с  последствиями  своих
поступков. Он уже достиг предела отчаяния.
     - Послушайте! - воскликнул Матсехар и продекламировал:

                  Медлительные завтра, завтра, завтра
                  Влачатся еле-еле день за днем
                  К черте последней данного нам срока,
                  И все вчера лишь освещали дурням
                  Их путь к могиле. Догорай свеча!
                  Жизнь - только тень, убогий лицедей,
                  Что пыжится на сцене час-другой
                  И сгинет без следов, как не был, повесть,
                  Рассказанная идиотом. В ней
                  Полно неистовства и громких криков,
                  Но смысла нет.

     - Какой великолепный язык.  Могу  лишь  надеяться,  что  мне  удастся
перевести этот монолог, как он того заслуживает. Одного у вас,  человеков,
не отнять - писать вы умеете! - Он перевел дух. - И должен признаться, мне
нравится Макбет! Его мужество вне всяких сомнений.  Он  не  сдается  даже,
когда достиг предела отчаяния. Вот что  происходит  с  людьми,  когда  они
пренебрегают достойным поведением.  Макбету  и  его  матери  следовало  бы
принять старого короля, как положено, и с честью проводить его.
     - Угу, - сказала Анна.
     - Что-то случилось? - спросил Матсехар.
     - Я не хочу говорить об этом.
     Он помолчал, продолжая вести ее по незнакомым коридорам.
     - У Ники неприятности? - спросил он наконец.
     - Да.
     - Какие?
     - Этого я вам сказать не могу.
     - Мне вернуться и узнать у него?
     - Он не хочет навлекать на вас неприятности,  -  сказала  Анна  после
паузы.
     - Значит, что-то серьезное. Я вернусь, как только провожу вас.
     Они подошли к лифту, поднялись на нем в невесомость и вошли в  челнок
под взглядами двух обслуживающих его хвархатов, которые стояли на полу,  к
которому прилипали их сандалии. Анна  опустилась  в  кресло  и  застегнула
ремни.
     - До свидания, - сказал Матсехар. -  Надеюсь,  у  вас  все  обойдется
благополучно.
     Он ушел. Анна услышала, как, скользнув, закрылась дверь.
     Один из хвархатов сказал:
     - Мэм Перес, мы должны вас предупредить, что летит еще один пассажир.



                                    25

     Я  проверил,  как  Гварха.  Он  все  еще  был  без  сознания,   и   я
встревожился. Ему пора было прийти в себя. Я  начал  бродить  по  комнате,
стараясь не думать  о  будущем.  Я  знал,  что  выбора  не  сделаю.  Такая
возможность у меня была все время, пока я находился в тюрьме - более  трех
лет - и ни разу не показалась заманчивой даже слегка,  хотя  альтернативой
были двенадцать комнатушек, в  которых  мне  предстояло  провести  остаток
жизни в обществе членов экипажа  "Гонца  Свободного  Рынка".  Словно  круг
дантовского ада, или пьеса как его там?.. Ну, французского философа.
     - Ники! - произнес голос.
     Матсехар! Он был в прихожей.
     - Почему ты вернулся?
     - Анна сказала, что не все в порядке.
     - Она ошиблась. Она же плохо себя чувствует. Все прекрасно.
     - Выйди сюда, - потребовал он. - Ты же знаешь, я люблю видеть тех,  с
кем разговариваю.
     Черт! Это я знал, и знал также, что Матс бывает упрямее осла.  И,  не
высказав всего, не уйдет.
     - Сейчас, - сказал я, проверил Гварху и убедился, что он все еще  без
сознания,  узлы  затянуты  крепко,  а  пульс  у  него  ровный  и  хорошего
наполнения.
     Я вышел в прихожую очень быстро, чтобы  Матс  не  успел  заглянуть  в
кабинет.
     Он стоял прямо, развернув плечи, и выражение у него  было  словно  он
спорил с  актерами  или  музыкантами:  угрюмая  решимость  в  сочетании  с
непоколебимой уверенностью в  своей  правоте.  Матс  видит  мир  в  разных
оттенках серого, лишь иногда - пока пишет пьесу.
     - Я тебе не верю. Я не знаток человеков,  но  Анна  выглядела  вполне
здоровой, а лгуньей она мне не кажется.
     Я-то лгун, как всем известно. Такая уж у меня репутация!
     - Она ошибается, Матс. Положись на меня.
     Угрюмая решимость стала еще угрюмее.
     - Первозащитник сегодня не в лучшем настроении.  (Мягко  сказано!)  И
тебе лучше уйти, до того как он рассердится.
     Матс посмотрел на дверь кабинета.
     - Он там?
     - Да.
     - Я бы хотел его увидеть.
     -  Зачем?  Никакого  дела  у  тебя  к  нему  нет,  и  вы  не  слишком
симпатизируете друг другу.
     - Я прикомандирован к его штабу. Я имею права его видеть. И хочу  это
право осуществить.
     Тут я вспомнил об аппаратуре наблюдения  за  прихожей.  Скорее  всего
наблюдение ведет только компьютерная программа. Но если  программа  решит,
что происходит нечто необычное,  она  просигнализирует  специалисту,  и  я
пропал. Впрочем, я уже пропал.
     Черт бы побрал Людей и их манию следить за тем,  кто  где  находится.
Почему судьба не связала меня  с  менее  параноической  расой?  Или  менее
параноическим полом.
     - Матс, ты прервал мой спор с первозащитником. Спор сугубо частный, и
мне хотелось бы довести его до конца.
     - Ах, так? - Уверенности у него  поубыло.  -  Очередная  ваша  ссора.
Почему ты  не  сказал  Анне?  Она  ведет  себя  так,  словно  встревожена.
По-моему, она встревожена. Но с человеками определить это не легко.
     - Ты же знаешь, как человеки относятся к пристойному поведению.  Если
я как-то напоминаю ей, что я такое, она испытывает неловкость.
     Он расстроенно нахмурился.
     - Мне не хотелось бы думать, что она страдает той же узостью,  что  и
вся ее раса.
     - Никто не свободен от недостатков.
     (Гварха,  постарайся  придумать,  как  сказать  Матсехару,  что   это
неправда. Я не хочу, чтобы он думал об Анне дурно.)
     - Ну, ты  мог  придумать  причину,  которая  ее  не  встревожила  бы,
особенно раз она больна. Зачем ей было знать, что это любовная ссора? Мало
ли какие причины могут вызвать спор.
     - Ты прав, так мне и следовало бы  сделать,  но  я  не  сообразил,  а
сейчас мне надо вернуться в кабинет. Наверное, у тебя есть  чем  заняться,
вместо того, чтобы стоять в прихожей Эттин Гвархи.
     Он откинул голову в знак согласия.
     - Завтра, завтра.
     - Что-что?
     - Ники, да что с тобой? Неужели не узнал? Это же "Макбет". Ты уверен,
что у тебя действительно все хорошо?
     - В разгар спора? Но тут я могу только сам. Так иди.
     Он ушел, и я вернулся в кабинет.
     Генерал стоял у своего стола с рукой на аппарате связи. Он  посмотрел
на меня и поднял руку. В ней был нож - эмблема его должности - острый, как
бритва.
     Я остановился и сделал знак, что понимаю и принимаю к сведению. Дверь
закрылась за мной.
     Генерал отключил аппарат.
     - Служба безопасности. Они спрашивали, не проверить ли мою  прихожую.
Я сказал, что не надо. Сядь, Ники.
     Я подошел к одному из кресел у его стола, сел,  откинулся  и  вытянул
ноги перед собой, скрестив их. Поза, не позволяющая вскочить  внезапно,  и
показывающая, что агрессивных намерений у меня больше нет.
     - Ты всегда непрактичен в мелочах, - сказал он.  -  Когда  связываешь
кого-нибудь, не затягивай веревку вокруг  сапог.  Толку  не  будет.  И  не
оставляй связанного в комнате, где есть нож.
     Я опустил глаза. Он был в носках.
     - Бесспорно, я не должен был выходить из комнаты, но явился  Матс,  и
надо было от него избавиться.
     - Он замешан в этом? Ты втянул  ведущего  драматурга  в  измену?  Как
подло.
     - Он понятия не имеет о том,  что  происходит.  Матсехар  никогда  не
сделает ничего во вред Людям.
     Он положил нож, но рядом со своей рукой.
     - Где Анна?
     - Узнай сам.
     Он включил ВС и вызвал службу  безопасности.  Они  уложились  в  пару
минут. Она находилась на борту челнока, а челнок находился  на  полпути  к
человечьему кораблю, где известно, что она в челноке. Хуже того: в челноке
с Анной находится еще один землянин - Этьен Корбо.
     - Курьер, - доложил аппарат. - Человеки заказали доставку его  на  их
корабль с обычным рейсом челнока. Мы сообщили им о сегодняшнем спецрейсе.
     Он сердито зашипел и хлопнул ладонью по столу возле ножа. Я посмотрел
на свои ноги. А аппарат сказал:
     - Я не понял вашего последнего распоряжения, первозащитник.
     - Соедини меня с пилотом челнока.
     Их соединили, и генерал попросил позвать Анну. Некоторое время царила
тишина, нарушаемая только шорохом сингулярности, дробящей  материю.  Затем
голос Анны:
     - Первозащитник?
     - Второй делегат с вами?
     - Нет. Ему предложили остаться в пассажирском салоне.
     - Вы с ним говорили? Он знает, что происходит?
     Снова тишина и шорох сингулярности, выполняющей свою работу.
     - Мэм, я распоряжусь, чтобы челнок вернулся сюда. Из любезности  и  в
надежде, что мы все-таки заключим мир, не говорите ничего Этьену Корбо.
     - С Ником ничего не случилось?
     Он махнул рукой, я встал и подошел к аппарату.
     - У меня все в порядке, Анна.
     - Мне следует выполнить просьбу Эттин Гвархи?
     - Не знаю.
     Генерал снова сердито зашипел. Нож лежал на равном  расстоянии  между
нами. Я было подумал схватить его. Но зачем? Чтобы убить Гварху?  Я  сунул
руки в карманы. Он это заметил и улыбнулся, враждебно сверкнув зубами.
     - Анна, поступите, как  сочтете  нужным.  Но  помните,  что  Корбо  -
тупица. Не думаю, что он способен вам помочь.
     - Когда вы вернетесь, - сказал генерал, - я хочу, чтобы вы поговорили
с моими тетками. Возможно, они сумеют найти выход из этого положения.
     - Вот это отличная идея, - сказал я в аппарат.
     Анна молчала. Сингулярность занималась своим делом.
     - Это разговор, который следует вести  колено  к  колену,  -  добавил
генерал.
     И не по радио, когда неизвестно, кто  вас  слушает.  Но  сказать  это
вслух он, естественно, не мог.
     - Ник?
     - Решать вам.
     - Я поступаю, как вы советуете, - сказала она.
     - Объясните Корбо, -  распорядился  генерал,  -  что  женщины  Эттина
попросили о незамедлительной встрече, вот почему челнок возвращается. Если
он спросит... как это у вас говорится?.. отчего такой пожар, ответьте, что
не знаете. Хей Атала Вейхар встретит вас и проводит.
     Она сказала, что поняла, и он заговорил с пилотом  на  языке  Эйха  и
Ахары, потом отключил ВС и повернул ко мне.
     - Теперь, Никлас, мы пойдем к моим  теткам.  Нужно  ли  предупреждать
тебя, чтобы ты воздержался от своих штучек?
     - Я исчерпал их запас.
     - Очень хорошо.
     До женской половины мы шли в молчании. Первая моя  реакция  -  слепая
паника - уже миновала. Теперь я испытывал  что-то  вроде  глухой  тревоги,
которая охватывает тебя перед медицинской проверкой, которая может выявить
какое-нибудь неприятное заболевание.
     Во время  моего  первого  летнего  семестра  в  колледже  я  попал  в
автокатастрофу, и мне сделали переливание крови. Затем выяснилось, что  во
введенной мне крови мог оказаться вирус, и целый  год  я  сдавал  анализы.
Почти все время я не сомневался  в  благополучном  исходе:  я  заколдован,
предназначен для звезд, и ничто на Земле не способно мне повредить.  Но  в
те дни, когда у меня брали кровь  на  анализ  и  я  видел,  как  осторожны
лаборанты, меня охватывал ужас. В  конце  концов  все  обошлось.  Болезнь,
которой опасались, во мне не угнездилась.
     Мы прошли чрез дверь с символом  очага  (часовые  возле  нее  сделали
жест, равнозначный отдаче чести) и двинулись по  сверкающему  голому  полу
коридора мимо гобеленов, изображающих людей  на  родной  планете,  занятых
сельскохозяйственными работами.
     Один  привлек  мое  внимание:  женщина,  ремонтирующая   трактор.   Я
воспринял ее с той кристальной ясностью, которую иногда  порождает  страх.
Винно-красный трактор. Дородная, плотная,  невозмутимая  женщина,  светлый
мех, ярко-голубая туника. Словно что-то эпохи раннего Возрождения,  работы
мастера-механика.
     Мы прошли по коридору в прихожую.  Гварха  заговорил  с  воздухом,  и
воздух ответил. Мы подождали. Открылась дверь, и следом за Гвархой я вошел
в комнату, где в прошлый раз говорил с его  тетушками.  Теперь  голограмма
была отключена, и вместо выходящих на океан окон взгляд упирался в  глухую
стену. Дверь, через которую мы  вошли,  бросалась  в  глаза  -  деревянная
панель, черная, как уголь.
     В центре комнаты стояли кольцом семь кресел. В трех сидели тетушки  в
огненного цвета платьях. Рядом с ними сидела четвертая  женщина,  высокая,
худая,  с  мехом,   убеленным   годами.   Ее   платье   было   зеленым   с
сине-бело-серебряной  вышивкой.   Скорее   всего   традиционный   узор   с
многословным названием. "Поднимаясь все выше в горы, мы наконец взираем на
высокие, одетые льдом вершины". Я опустил взгляд.
     - Подними голову, - сказала старуха.
     - Я хочу посмотреть в твои глаза.
     Я встретил ее взгляд. Она внимательно уставилась на меня.
     - Бело-зеленые. Необычно, но красиво, точно ветки в снегу.  Ты  из-за
них влюбился в него, Гварха? Из-за глаз?
     - Это, - сдержанно сказал генерал, - моя бабушка. По-моему, вы еще не
встречались.
     Зато я много о ней слышал. Она была даже круче своих дочерей.  Именно
при ней Эттин приобрел свое нынешнее влияние. В возрасте восьмидесяти  лет
она удалилась в дом на крайнем юге, заявив, что сыта  Людьми  по  передние
зубы. Более двадцати лет она  придумывала  себе  всяческие  занятия:  вела
наблюдения за животными вроде птиц, разводила животных вроде рыб, сочиняла
музыку, писала мемуары. Музыка была неплохой и минорной - вполне на уровне
для устранившегося  от  дел  политика.  Мемуары,  еще  не  опубликованные,
внушали опасения многим и  многим.  Но  я  понятия  не  имел,  почему  она
оказалась тут.
     - Сядь, - приказала старая дама. - И держи голову  прямо.  Я  еще  не
видела землянина, то есть вживе. Очень интересно.
     Я послушался.
     Гварха сел в кресло напротив меня и наиболее удаленное.
     - Гварха, ты не ответил на мой вопрос.
     Он взглянул на нее.
     - Мне трудно вспомнить, почему я его полюбил.
     Старуха нахмурилась.
     - Это тоже не ответ. Что у тебя за манеры!
     - Матушка, - сказала Пер довольно робко. - Гварха объяснил, что попал
в сложное положение. Может быть, мы попросим,  чтобы  он  уточнил,  в  чем
дело?
     - Ну, хорошо, - согласилась старуха.
     Генерал посмотрел на меня.
     - Следи за тем, что я буду говорить. Если я пропущу  что-либо  важное
или искажу происходившее, прерви меня.
     Я кивнул, и он приступил к рассказу. Он великолепно  владел  собой  -
поза непринужденная, но и не расслабленная, голос спокойный и ровный.  Как
ни хорошо я его знаю, мне не удавалось уловить хотя  бы  малейшей  эмоции.
Офицер, докладывающий начальству. Иногда он косился на меня, проверяя,  не
хочу ли я что-нибудь добавить, но я кивал - продолжай. Кончив, он сказал:
     - Ты все время молчал, Ники. У тебя есть какие-нибудь поправки?
     - Практически нет. Вы пропустили начало моего  разговора  с  Анной  -
вероятно, потому, что компьютер еще не просигнализировал вам, а также  то,
что произошло, пока вы были без сознания.
     - Что-нибудь важное?
     Я пожал плечами.
     - Считаю  это  отрицательным  ответом.  -  Он  обвел  взглядом  своих
родственниц. - У меня есть запись всего этого. Но почти все по-английски.
     - Обязательно пришли копию Сей, - сказала Пер.
     - Хорошо, - ответил Эттин Гварха.
     Зазвонил аппарат внутренней связи. Ответила Апци. Вейхар привел Анну.
Пер посмотрела на меня.
     - Выйди туда и  попроси  ее  немного  подождать.  Сначала  мы  должны
разобраться с этим. Скажи, что ей нечего опасаться. Ей не причинят  вреда.
Я обещаю.
     - Обещают женщины Эттина, - сказала Эттин Петали.
     Анна была в  прихожей.  Я  все  время  забываю,  что  Анна  вовсе  не
атлетического сложения. Что-то в ней сбивает меня с толку, хотя мне трудно
подыскать этому определение. Увлеченность? Сила характера?  Несгибаемость?
В любом случае, Анна обычно выглядит более внушительной, чем  положено  по
ее телосложению.
     Но только не в этот момент. В  низком  широком  хварском  кресле  она
казалась испуганной и маленькой. Рядом стоял Вейхар.
     - Что происходит? - спросил он на языке Эйха и Ахары.
     - Тебе попозже объяснит Эттин Гварха, если сочтет нужным.
     Он встревожился.
     - Что мне надо делать?
     - Остаться здесь. Составить компанию Анне и присмотреть, чтобы она не
ушла.
     - Она арестована? - спросил он шокированно.
     - Нет. Но первозащитник и женщины Эттина не хотят, чтобы она  бродила
по станции.
     Он, видимо, недоумевал, но промолчал.
     Анна подняла голову. У нее был  оглушенный  вид,  словно  у  зверька,
попавшего в луч яркого света.
     - Меня послала Эттин Пер, -  сказал  я  по-английски.  -  Вам  нечего
опасаться. Вам не причинят никакого вреда.
     Вейхар вздрогнул при слове "вред". Анна не шевельнулась.
     - Она хочет, чтобы вы подождали тут, пока  мы  не  выясним  некоторые
другие вопросы. Поверьте, вы можете положиться на ее слово.
     Анна снова никак не прореагировала.
     - Не помню, упоминал ли я прозвище Гвархи? Их у  него  несколько,  но
это дружеское, его можно употреблять  при  нем,  и  при  мне  -  "Человек,
которым командуют его  тетки".  Он  ничего  не  сделает  вопреки  женщинам
Эттина.
     - Вы успокаиваете меня, словно маленького ребенка.
     - Это вышло случайно. Прошу прощения.
     - Вы сказали, что мне ничего не угрожает. А вам?
     - Не знаю. Мне ничего не обещали. Но это моя проблема, не ваша.
     - Ники, - сказал Вейхар, - происходит что-то скверное. Но что?
     - У меня нет времени объяснять. Пригляди за Анной. - И я ушел.
     Гварха и его родственницы все  еще  сидели  в  расставленных  кольцом
креслах в комнате без окон и терпеливо ждали. Только бабушка  не  излучала
спокойствия.
     - Все сделано, - сказал я Пер и сел.
     - Благодарю тебя. - Она сложила руки и посмотрела на сестер. - У  нас
не было возможности обсудить положение, но...
     - Начну я, - объявила Эттин Петали громким и решительным голосом. - И
я не стану обсуждать ошибки и недостатки Сандерс Никласа. Предоставляю это
другим. Я начну с моего внука. - Она повернулась в  кресле  и  бросила  на
него испепеляющий  взгляд.  -  Ты  поместил  подслушивающие  устройства  в
комнатах женщин. Ты  сознательно  втянул  женщину  в  борьбу  мужчин.  Это
постыдно, Гварха.
     - Она не принадлежит к Людям, - сказал генерал.
     - Опасный довод, - заметила Эттин Сей.
     Он опустил глаза, потом обратил их на бабушку.
     - А что нам делать? Как поступать с людьми, которые  не  умеют  вести
себя? Если они вообще люди.
     - Позволено ли мне говорить? - спросил я.
     - Да, - сказала Эттин Петали.
     Я посмотрел прямо в глаза генералу.
     - Вы считаете, что я личность?
     - Ты меня предал.
     - А чего ты ждал от Ники? - вмешалась Эттин Пер. - Что он  предпочтет
тебя женщине и родственнице? Ты ждал, что он будет стоять,  опустив  руки,
когда женщине Переса будут угрожать? Мне ясно, что ты ей угрожал.
     - Угрожал уже после того, когда  она  получила  информацию  от  Ники,
потому что он снабдил ее этой информацией. Предал он меня не  потому,  что
ей угрожали.
     Бабушка презрительно фыркнула.
     - Сейчас время войны. Мужчины предлагали меры, которые угрожают жизни
всех человечьих женщин и детей. И ты ждал, что он  ничего  не  предпримет?
Так кем же ты считаешь своего возлюбленного?
     - Сказать тебе, как это выглядит? - спросила Эттин Сей. - Так, словно
ты считаешь, что для Ники не должно существовать ничего кроме тебя.
     - Нам не следовало разрешать  им  жить  вместе,  -  сказала  Апци.  -
Посмотрите, к чему это привело? Что мешало Гвархе найти приятного юношу из
симпатичного нам рода?
     Наступило молчание. Женщины Эттина словно испытывали смущение.  Я  не
мог решить, личное ли это мнение Апци, или она  высказала  вслух  то,  что
думали они все.
     Наконец молчание нарушил генерал.
     - Ты задала вопрос, бабушка, и  я  отказался  на  него  отвечать.  Но
отвечу сейчас. Ты спросила, полюбил ли я Ники из-за его глаз.  Нет.  И  не
из-за его волос. Когда я увидел его, они были цвета меди и сверкали даже в
свете  станционных  плафонов.  Если  бы  я  увидел  их  в   лучах   солнца
какой-нибудь планеты, то, наверное, ослеп бы. И не за его  странную  голую
кожу, которая всегда вызывает во  мне  нежность  -  ту  нежность,  которую
вызывает беспомощность ребенка. Но все это не играло никакой роли,  как  и
прочее, что в нем чуждо нам и необычно.
     Он сделал стратегическую паузу и продолжал:
     - Назвать  ли  вам  пять  причин?  Ведь  в  старинных  сказаниях  все
пятерично. Во всяком случае было.
     - Да, - сказала Эттин Петали.
     - Он умен, хотя и не всегда так, как умны  Люди.  Он  любознателен  -
даже сейчас, когда его должны были бы укротить страх  и  стыд.  Последите,
как он прокручивает все у себя в мозгу и смотрит то на одну из вас, то  на
другую. Он никогда  не  утрачивает  любопытство  к  тому,  что  происходит
вокруг.
     Женщины послушно поглядели на меня, а я поглядел на пол.
     - Он никогда не сдается. Думаешь, он отступает, а он просто  занимает
новую позицию, чтобы переждать, либо найти новый способ сопротивляться или
атаковать. Я видел его в комнате допросов. Если существует достойная форма
рахаки, то это она. И  он  не  хочет  ненавидеть.  Ему  даже  не  нравится
сердиться. Когда я пришел навестить его в тюрьме, он  охотно  разговаривал
со мной, хотя знал, что и я участник того, чему его подвергают.
     (Мне не слишком хочется признаваться в этом, но я изнывал от скуки, а
ты был куда интереснее технарей, с которыми я сидел в тюрьме. Но эта  речь
мне очень дорога, и я постарался записать ее слово в  слово  так,  как  ты
говорил.)
     - Это четыре причины, - сказала Эттин Петали.
     - У меня была еще одна, но ее больше нет.
     Эттин Сей наклонилась вперед.
     - Ты хорошо сказал,  Гварха,  и  теперь  понятно,  почему  ты  выбрал
Сандерс Никласа вместо кого-нибудь более подходящего. Но это не объясняет,
почему ты считаешь, что быть верным он обязан исключительно  тебе.  Ни  от
одного из мужчин среди Людей ты бы ничего подобного не требовал.
     - Ты полагал, что раз ты его любишь, а он чужак,  задержанный  внутри
наших границ, и совсем один, то у тебя есть право... - Пер замялась.
     - Считать его своей  собственностью,  -  докончила  бабушка  голосом,
исполненным презрения. Это существительное не применялось, когда речь  шла
о домах, земле и прочих богатствах, которыми семьи  владели  совместно,  а
только о личном имуществе - одежде, мебели, ручном зверьке.
     - У тебя всегда был этот недостаток,  -  подхватила  Пер.  -  Даже  в
раннем детстве. Ты не просто хотел  быть  первым,  что  похвально.  Ты  не
просто хотел заставить других мальчиков отступить назад. Ты хотел ухватить
и сохранить только для себя. Жадность и несговорчивость всегда были твоими
пороками.
     Бывали минуты, когда я недоумевал, что сделало генерала таким,  каков
он есть. Вот они. Эти устрашающие женщины.  Он  сидел,  сгорбив  плечи,  и
терпел.
     - Можно мне сказать еще? - спросил я.
     - Да, - ответила Эттин Петали.
     - Перес Анна  все  еще  ждет,  а  когда  я  ушел  от  нее,  она  была
по-прежнему испугана и очень сердита. Не стоило  бы  заставлять  ее  ждать
слишком долго.
     Старая дама уставилась на меня.
     - Ты прав. Нам не следует тратить столько времени на недостатки Эттин
Гвархи. Остается еще вопрос о твоем поведении и о том, что  жалкий  дурень
Лугала Цу сумеет извлечь из этой ситуации.
     - Ты понимаешь, что натворил, Ники? - спросила Эттин Сей.
     - Я сообщил секретные сведения врагу во время войны. Земляне  оценили
бы мой поступок примерно так же, как вы.
     - Ты предложил ему прибегнуть к  выбору,  Гварха?  -  спросила  Эттин
Петали.
     - Нет, - сказал генерал. - И не стану.
     - Но почему? - спросила Апци жалобным голосом.
     - Он рахака. Он не прибегнет, а я много лет назад  обещал  себе,  что
больше никогда не буду участвовать ни в чем, что может причинить ему вред.
     Правда?
     - Жаль, - обронила бабушка.
     - Почему ты обратился к Перес Анне? - спросила Пер.
     Я уставился  на  голый  блестящий  пол,  подыскивая  доводы,  которые
женщины Эттина могли бы счесть вескими. Наконец я поднял глаза на Пер.
     - Я увидел, что сын Лугалы старается сорвать  переговоры.  Я  слышал,
как начальник штаба Гвархи доказывал, что люди, к которым я принадлежу, не
люди, и понимал, что делегаты земляне не знают и не могут знать, насколько
серьезно положение. И я подумал: неведение никогда ничему не помогало.
     - Я же объяснил тебе,  что  сумею  сладить  с  Лугала  Цу,  -  сказал
генерал. - И с Шеном Валхой.
     - Ну, а земляне,  первозащитник?  С  ними  вы  сладите?  Вы  способны
предвидеть, как они поступят? Это ведь не обычная борьба  между  мужчинами
Людей, когда оба стараются оттеснить друг  друга  назад.  Это  не  обычное
столкновение между двумя враждующими родами. Вы имеете дело с  существами,
которых не понимаете, а они находятся в полном неведении, не  представляют
последствий своих поступков.
     Бабушка подняла руку, требуя молчания.
     - Споры мужчин меня не интересуют. С обвинениями можно подождать. И с
объяснениями тоже. Сейчас мы должны разобраться с тремя проблемами.
     - Не с пятью?
     - Первая  -  ты,  Ники.  Ты  доказал,  что  ненадежен.  Мы  не  можем
допустить, чтобы ты оставался тут или в любом другом стратегически  важном
месте. Ты можешь еще раз предать нас. Но как можно убрать тебя так,  чтобы
другие не узнали про то, что ты сделал? Вторая проблема - Перес Анна. Есть
ли способ заставить ее молчать? Третья проблема - Лугала Цу. Пока он  тут,
переговоры могут быть сорваны в любую минуту. Здесь, по-моему, прав  Ники,
а ты ошибаешься, Гварха. Я восемьдесят лет наблюдала Лугалов. Они  все  на
один лад - алчные, узкомыслящие, опасно хитрые и крайне  настойчивые.  Они
никогда не уступают. Они никогда ничему не учатся. Стоит им  решить,  чего
они хотят, и их не переубедить никакими разумными доводами.
     Она помолчала, переводя дух.
     - Сейчас я сообразила, что имеется и четвертая проблема. Человеки как
биологический  вид.  Ты  спросил,  Гварха,  как  поступать   с   подобными
существами? Этот вопрос следует взвесить. Мы оставили  его  на  усмотрение
мужчин и сделали ошибку.
     Бабушка снова помолчала, а потом распорядилась:
     - Оставьте нас!
     - Что-что? - спросил генерал.
     - Пойди поговори с Перес Анной. Успокой ее и захвати с собой Сандерса
Никласа. Я хочу поговорить с  моими  дочерьми,  и  не  желаю,  чтобы  меня
отвлекали мужские голоса. Убирайтесь.
     Эттин Гварха встал. Я тоже.
     - Но с женской половины не уходите, - сказала Эттин Пер. - Оба!
     Мы вернулись в прихожую, где  ждала  Анна,  все  также  съежившись  в
широком низком кресле. Вейхар напротив  нее.  Он  посмотрел  на  генерала,
потом на меня и опустил глаза. Анна сказала:
     - Ну?
     -  Нас  попросили  уйти,  -  объяснил  генерал.  -   Женщины   Эттина
совещаются.
     Он сел, я прислонился к стене.
     - Вейхар, ты не  можешь  ненадолго  выйти?  Мне  нужно  поговорить  с
первозащитником. Подожди в коридоре.
     Он ушел. Генерал поднял голову.
     - У меня нет настроения разговаривать, - сказал он на  языке  Эйха  и
Ахары.
     - Могу себе представить! - заметил я по-английски и предупредил Анну,
что буду говорить на одном из хварских языков. - Я знаю, это  невежливо  и
прошу извинения. Но мне необходимо кое-что обсудить.
     Она кивнула.
     Я перешел на язык Эттина.
     - Я хочу просить об одолжении.
     - Сейчас? После того, что ты сделал?
     Я промолчал.
     - Я не даю никаких обещаний, Никлас. Так чего ты хочешь?
     - Мой журнал. Если  со  мной  что-нибудь  случится,  заберите  его  и
уничтожьте записи, кодированные для ничьих глаз. Только не читая.
     Он посмотрел на меня долгим испытующим взглядом.
     - Или вы их уже прочли, первозащитник?
     - Нет. Я не касался твоих программ и не  дешифровал  твои  записи.  А
следовало бы?
     - В них нет  ничего...  -  я  вынужден  был  воспользоваться  словом,
которое мне очень не хотелось произносить,  -  ничего  нелояльного  ни  по
отношению к вам, ни по отношению к Людям. Но  там  есть  некоторые  личные
тайны. Будь они только моими, я мог бы жить с сознанием, что вы их прочли.
     Что-то изменилось у него  в  лице.  Он  подумал  о  чем-то  не  очень
приятном.
     - Или умереть с ним, - добавил я.
     Он промолчал.
     - Эти записи содержат тайны  других  людей.  Я  знаю,  ваша  раса  не
слишком ограждает свою внутреннюю жизнь. Но и у вас есть что  скрывать  от
посторонних глаз. Эти люди доверились мне.
     - Я уничтожу эти записи не читая, если возникнет такая необходимость.
Хотя я ее не предвижу. А остальной журнал?
     - Поступите с ним, как сочтете нужным. Я, впрочем, всегда намеревался
его опубликовать.
     Генерал зашипел.
     - Мемуары! Как моя бабушка.
     - Но вы были бы редактором.
     Он зашипел еще раз.
     - Я ничего не обещал.
     - Ладно. - Я посмотрел на Анну. - Вы дадите нам еще пару минут?
     Она кивнула. Вид у нее был усталый и угнетенный. А как там в коридоре
Вейхар?
     - Еще одно, - сказал я на языке Эттина. - Еще одна просьба.
     У него был такой вид, словно он дошел до предела.  Но  заткнуться  он
мне не велел.
     - Если произойдет худшее, не храни мой  пепел  в  надежде,  что  тебе
предоставится случай отослать его  моей  семье.  Я  не  хочу,  чтобы  меня
похоронили на Земле.
     - Почему?
     - Мои родители живут  теперь  в  Северной  Дакоте,  если  земляне  не
солгали. Я не хочу упокоиться на погосте в  прериях.  Богиня!  Я  был  так
счастлив вырваться оттуда.
     Он задумался. Конечно, для него это было непостижимо. Каждый мужчина,
каждая личность должна желать погребения в родном краю среди близких.
     - Так где ты хочешь, чтобы тебя похоронили?
     Я пожал плечами.
     - В Эттине, если ты не против. Или же в космосе.
     - Это лишний разговор. Ты не умрешь. -  Он  помолчал.  -  То  есть  в
ближайшем будущем. Однако, учитывая различие в  средней  продолжительности
жизни твоей расы и моей, ты, почти наверное, умрешь раньше меня.  И  когда
придет этот срок, я увезу твой пепел в  Эттин,  если  ты  до  тех  пор  не
передумаешь. - Он поднял глаза и встретил мой взгляд. - Не бойся, Ники,  и
не говори того, что пугает меня.
     - Ладно, - ответил я и повернулся к Анне. - Мы  ждем,  чтобы  тетушки
первозащитника и его потрясающая бабушка решили, что следует делать.
     - Его бабушка? Вы привезли на переговоры вашу бабушку?
     - Она начала слабеть, - сказал генерал, и мы подумали, что ей  больше
не стоит жить одной. А потому Пер, моя тетя Пер, пригласила ее к  себе.  -
Он сказал мне по-эттински: - Они бросили  кости,  и  Пер  выпала  наименее
счастливая комбинация. Без всяких  сомнений  по  велению  Богини.  Апци  с
бабушкой не совладала бы, и было бы очень жаль, если бы Сей утратила  свой
приятный характер.
     - А нельзя сказать все это по-английски? - спросила Анна.
     - Нет, - ответил Эттин Гварха. - Извините, мэм Перес. Я невежлив. Она
привыкла быть с другими  людьми,  и  мои  тетки  подумали,  что  лучше  не
оставлять ее в доме Пер в окружении только младших членов семьи.
     - Она бы скушала их вместо завтрака, - заметил я.
     - И потому вы привезли ее сюда?
     - Да, вероятно, она скушает вместо завтрака нас.
     Генерал бросил на меня свирепый взгляд.
     - Не вводи в заблуждение Перес Анну и не клевещи  на  людей,  которые
давали тебе приют более двадцати лет. Мы не... Как  называются  пожиратели
себе подобных?
     - Капиталисты, - сказала Анна.
     - Это точно? - Эттин Гварха обернулся ко мне.
     - В таком контексте вернее были бы "каннибалы".
     - Ха!
     После этого мы некоторое время ждали в молчании. Я  смотрел  на  свои
ноги. В одном носке на обычном месте у большого пальца  намечалась  дырка.
Странно, какие и когда замечаешь  мелочи.  Вроде  гобелена  в  коридоре  у
входа. Стоило закрыть  глаза,  и  я  словно  опять  его  увидел:  большой,
квадратный, винно-красный трактор, женщина,  точно  серо-голубая  колонна.
Она держала гаечный ключ, совсем такой же, как простые  гаечные  ключи  на
Земле. Я пользовался таким, когда был мальчишкой.
     Наконец Эттин Гварха сказал по-английски:
     - Почему люди рассказывали тебе секреты?
     Я открыл глаза.
     - Потому что я умею слушать. Не все время, но часто.
     - Тогда почему ты не слушал меня, когда я велел тебе держаться сзади?
     - Я должен был что-то сделать. Надежда только в действии.
     - Что-что?
     - Цитата. Из одного земного философа.
     Он нахмурился.
     - Это же абсолютно неверно. Такое мнение широко распространено  среди
человеков?
     - Но почему неверно? - спросила Анна.
     Я заметил, что он переменил  позу  и  уселся  поудобнее,  готовясь  к
разговору на свою любимую тему - о морали.
     - У всего есть следствия: у бездействия как и у действия.  Но  обычно
не делать ничего лучше, чем делать что-то, и меньше - лучше,  чем  больше.
Сказать, что действие - основание для надежды, значит, подталкивать людей,
глупцов, вроде Ники, метаться и делать что-то,  что  угодно,  лишь  бы  не
сносить терпеливо отчаяние.
     Он помолчал.
     - Из этого вовсе не следует, что мы должны бездельничать. Нужных  дел
очень много, это очевидно. Но нам следует соблюдать осторожность, особенно
когда мы предпринимаем что-то новое.  Богиня  дала  нам  разум,  чтобы  мы
думали о том, что делаем, и  дала  нам  способность  отличать  хорошее  от
дурного. Большего мы ждать от нее не должны. Она не станет спасать нас  от
последствий наших глупостей. Необходимы же - всегда необходимы - терпение,
настойчивость, осмотрительность и доверие. Мы должны верить, что вселенная
знает, что она делает, и что другие люди не обязательно глупы.
     - Но вы же не доверяете Нику, правда? - спросила Анна.
     Гварха открыл было рот,  но  ничего  не  сказал,  так  как  заговорил
воздух: Эттин Пер позвала нас всех в комнату с пустыми стенами.
     Мы вошли -  Анна  первая,  за  ней  Гварха  и,  наконец,  я.  Женщины
посмотрели на нас. Пер сказала:
     - Ники, будешь переводить. Скажи женщине Переса, чтобы она села рядом
со мной.
     Мы с Гвархой заняли наши прежние места, и круг замкнулся -  свободных
кресел больше не осталось.
     - Представляю я, -  сказал  Гварха  мягким  басом.  Скрытая  резкость
исчезла. Ярость улеглась. Возможно, он устал, как Анна, как  старая  дама,
которая словно поникла.
     Однако  едва  представления   завершились,   Петали   выпрямилась   и
заговорила.
     - Мы нашли решение трех проблем. Остается  первая  впереди.  Это  ты,
Перес Анна.
     Я перевел.
     - Вы сказали, что мне не причинят вреда, - возразила Анна. - И  я  бы
хотела узнать про Никласа. Что будет с ним.
     - Ты понимаешь, как это серьезно? - спросила  Петали.  -  Он  сообщил
тебе информацию,  которую  мы  -  наши  мужчины  -  не  предназначали  для
человеков. Будь он из Людей, Эттин Гварха попросил бы его убить себя. И он
сам бы это предложил, не дожидаясь, чтобы его просили.
     Старуха замолчала, и я перевел. Анна заметно испугалась.
     - Если о случившемся станет известно, он умрет. Неизбежно, -  сказала
Петали. - Если мы сумеем сохранить все в тайне внутри  семьи,  то,  думаю,
нам удастся спасти Ники.
     - Это правда? - спросила Анна.
     - Более или менее, - ответил  я.  -  Но  не  забудьте,  Эттин  Петали
рассчитывает заключить сделку. Какого рода, я пока не знаю.
     - Поосторожнее, - сказал генерал по-эттински.
     - Чего вы хотите? - спросила она у старухи.
     - Мы хотим, чтобы  ты  молчала.  Не  говори  про  это  ничего  другим
человекам.
     - Обещать я не могу, - сказала Анна.  -  Если  меня  заберет  военная
разведка, я расскажу все, что мне известно.
     - Жаль, что она  не  мужчина,  -  заметила  старуха,  когда  услышала
перевод. - Несчастный случай, и все.
     - Но не с женщиной же, матушка! - поторопилась сказать Эттин Сей.
     - Я еще не впала в слабоумие и знаю правила достойного поведения.
     Вмешалась Эттин Пер.
     - Нам придется устроить так, чтобы вы  пока  остались  тут.  Если  вы
пойдете нам навстречу, это будет можно организовать. Мы  будем  настаивать
на прямых переговорах с вами.
     - И как долго? - спросила Анна.
     - Мы не знаем, - ответила Пер. - Но помните, положение очень опасное.
Если вы откажетесь, Ники почти  наверняка  умрет,  Эттин  Гварху  оттеснят
назад. Человечеству придется иметь дело с сыном Лугалы и его омерзительной
матерью. Если они возьмут на себя  переговоры,  война  неизбежна.  А  Ники
сказал вам, что человечество в ней не победит?
     Я перевел.
     - Ник? - сказала Анна.
     - Как вы можете меня спрашивать? Я ведь между молотом и  наковальней,
и мне трудно быть объективным.
     Она выжидающе промолчала, и генерал сказал:
     - Дело может обернуться менее скверно, чем предполагают мои тетки, но
не думаю, что оно обернется хорошо, если на  меня  падет  тень,  а  так  и
будет, стоит этой истории дойти до посторонних ушей.
     Гварха всегда так четко сознает свою важность!
     - Мы просим год или два, - сказала Эттин Сей по-английски. -  Думаем,
этого достаточно.
     -  И  вы  просите,  чтобы  я  действовала  на  вашей  стороне  против
собственной расы? - сказала Анна.
     - Да, - ответила Эттин Сей.
     - Ники почти наверное прав, - сказал генерал. - Если начнется  война,
мы будем вынуждены объявить вас нелюдьми.  Если  вы  люди,  мы  не  сможем
отступить от правил войны. Но вы несомненно их нарушите, и тогда нас  ждет
уничтожение. И не только здесь на периметре, это мы еще выдержали бы, но и
в самом центре. И чтобы  выжить,  чтобы  спасти  наши  родные  очаги,  нам
придется вступить с вами  в  борьбу,  точно  с...  -  Последнее  слово  он
произнес по-хварски.
     - Точно с вредным жучком, пожирающим посевы, - перевел я.
     - Мэм, поверьте, мы вас истребим, - сказал генерал. - Если у  нас  не
будет иного выхода.
     - А какая альтернатива? - спросила Анна.
     Женщины переменили позы: устроились поудобнее, словно  Гварха,  когда
он готовится  порассуждать  о  морали.  Только  они  собрались  обговорить
условия сделки.
     - Вопрос в том,  что  такое  человеки,  необходимо  разрешить  раз  и
навсегда, - сказала Эттин Пер. - И этот вопрос  не  для  мужчин.  Они  еще
никогда не решали, кто личность, а кто нет. Это всегда было исключительной
обязанностью женщин. Мы осматриваем новорожденных и устанавливаем,  станут
они  или  не  станут  настоящими  людьми.  Мы   обследуем   заболевших   и
устанавливаем, сохранился ли в них истинный дух. Мы научились проникать за
внешность. Мы владеем этими знаниями, но мужчины их лишены. И они никак не
могут найти решение этого вопроса.
     - Мы поставим эту проблему перед Сплетением, - заявила Эттин  Пер,  -
вдали от сына Лугалы. А женщина Лугалы пусть поспешит  за  нами.  Дома  мы
сумеем с ней сладить.
     - И мы заберем с собой Ники, - добавила Эттин Сей по-английски.
     - Что-о? - воскликнул я.
     - Зачем? - спросил генерал.
     Ответила Эттин Пер.
     - Его нужно убрать с периметра и от  человеков.  Сам  можешь  понять,
Гварха. И он наш первый впереди  специалист  по  человечеству.  Совершенно
очевидно, что Сплетению понадобится проконсультироваться с ним.  А  потому
он улетит с нами, и никто не удивится, а он будет у нас год под надзором.
     - Перевести все или частично? - спросил я.
     - Не надо, - сказала Эттин Петали и посмотрела на  внука.  -  Другого
выхода нет. Если будет решено, что он личность... Я ничего не  обещаю,  но
мы постараемся найти способ отправить его сюда.
     - А если нет? - жестко спросил Гварха.
     - Не стоит заглядывать так далеко, - сказала Пер.
     Вероятно, меня  усыпят  точно  собаку,  заведшую  привычку  кусаться.
Завлекательная мысль.
     - Что происходит? - спросила Анна.
     - Семейный спор.
     Генерал посмотрел на меня.
     - Ники...
     - Ты можешь предложить что-нибудь еще?
     - Нет.
     - Может быть, и к  лучшему.  Я  уже  столько  лет  тебе  твержу,  что
головные все только портят. Может быть, женщины сумеют справиться.
     - Конечно, сумеем, - заявила старая дама.
     Пер наклонилась вперед.
     - Спроси женщину Переса, согласна ли она молчать и оставаться  здесь,
пока мы не уладим все дома.
     Я перевел.
     - А ваше мнение? - спросила Анна.
     - Соглашайтесь.
     - Хорошо. Я обещаю. Но если все уладится, я хочу  быть  первым  после
вас человеком, кто посетит родную планету хвархатов.
     Едва старая дама услышала, что соглашение достигнуто, она  откинулась
на спинку и словно съежилась. Внезапно она превратилась в мешок костей  из
седого меха. Великолепное вышитое платье теперь выглядело нелепо. Ее глаза
закрылись.
     Дочери тревожно переглянулись.
     - Матушка? - сказала Пер.
     - Не хочешь ли вздремнуть? - спросила Апци.
     - Уберите этих людей - если они люди. Я сделала все, что могла.
     Мы ушли.
     Вейхар все еще ждал в коридоре. Генерал отослал его, и мы  с  Гвархой
проводили Анну до ее комнат. У двери она остановилась и сказала:
     - Какой, на редкость, ужасный день!
     - Поблагодарите за него Никласа, - ответил генерал.
     - Нет, вы, правда, прекрасно говорите по-английски, - сказала она.  -
Я немножко выпью и лягу вздремнуть, как и ваша бабушка, которая, думается,
мелет кости, чтобы печь себе хлеб.
     - Фи-фай! - вставил я.
     - Фо-фам! - докончила она и скрылась за дверью.
     - Что это значит? - спросил генерал.
     - Словечки из детской сказки и напоминание, что мы оба с Земли.
     Мы пошли по коридорам, и я рассказал ему про Джека, бобовый стебель и
людоеда с его фи-фай-фо-фам.
     - Ха! - сказал он, дослушав. - Интересно, до чего вы похожи на нас во
всем, кроме того, в чем вы от нас отличаетесь. Это словно  одна  из  наших
историй про Умного Мальчика и Умную Девочку.
     Мы остановились перед его дверью.
     - Первозащитник, мне необходимо задать вам вопрос, и я  бы  очень  не
хотел, чтобы нас подслушали.
     - Обязательно сейчас?
     - Много ли у нас остается времени?
     Синие глаза уставились на меня полосками зрачков. Он выдохнул  воздух
и приложил ладонь к панели.
     - Входи.
     Он сел на диван.
     Я выбрал удобное место у стены, откуда мог следить за выражением  его
лица.
     - Твой вопрос?
     - До сих пор я не знал за вами ни единого  бесчестного  поступка.  Вы
нарушили свое обещание мне и вы нарушили одно из правил ведения войны. Мне
хотелось бы знать, почему.
     - Это же очевидно. Я полагал, что ты намерен предать  меня.  -  После
паузы он добавил: - И Людей.
     - Почему вы это полагали?
     - Не имеет значения. Я же был прав.
     Я выжидающе промолчал. Он опустил глаза.
     - Гварха, когда ты пристыжен или смущен, то мог бы прямо оповещать об
этом.
     Он поднял глаза и встретил мой взгляд.
     - Я сомневался в характере твоих  отношений  с  Анной.  Она  тебе  не
родственница. История о родстве Канзаса с Иллинойсом полная чушь.
     - Тут все сразу стало на свои места.
     - Дерьмо ты безмозглое!
     - Я просто вспомнил, что ты землянин, - сказал он жалобно.
     - Что ты хотел выяснить, когда нашпиговал жучками наши комнаты? Найти
доказательства измены? Или выяснить, не залезаю ли я в постель к Анне?
     Он уставился на ковер.
     - Дурень. Никто из землян не возбуждает во мне сексуального интереса.
Я сижу в зале совещаний, глядя на человечьих  мужчин  напротив,  и  думаю:
"Они же должны казаться мне привлекательными". Но не кажутся. Я помню, что
прежде земляне казались мне красивыми, но теперь я их такими не нахожу. Не
только в сравнении с тобой и Вейхаром, но даже с беднягой  Матсехаром.  Но
они мои люди, а Анна - мой друг, и я так зол, что не хочу продолжать  этот
разговор.
     Я направился к двери. Он сгорбился, опустив глаза, и молчал.
     Самое время прогуляться.
     Я выбрал свой обычный  маршрут  подальше  от  обитаемых  секторов.  Я
объяснил Анне, что станция в значительной своей части  пуста,  всего  лишь
оболочка. Возможно, это и так, но от всей внутренней поверхности  цилиндра
тянутся коридоры. Некоторые - во всю его длину, и я предпочитаю их,  когда
чувствую себя в ловушке: можно смотреть  вперед  на  уходящую  вдаль  цепь
плафонов.
     Другие опоясывают теоретически пустое центральное  пространство.  Они
мне нравятся меньше. Слишком заметен изгиб пола и потолка, и  нет  длинной
перспективы.
     Возможно, они требовались при постройке. Обычно в них пусто и  всегда
холодно. Но почему в них поддерживается давление?  И  почему  на  стольких
дверях там служба безопасности поставила свои печати?
     Я знаю, Гварха, ты не ответишь на эти вопросы. Да и скорее всего меня
уже не будет на станции, когда ты их прочтешь. Вот моя теория.
     Двери ведут в тамбуры, а за тамбурами скрыт еще один мрачный  сюрприз
наступающего  Шена  Валхи.  Какой,  собственно,  я  не  уверен.  Возможно,
межзвездный военный корабль класса "луат" со всеми его косморазведчиками и
мусорщиками. В воображении я вижу, как он висит в середине дипломатической
станции - огромный, тупорылый, страшный, и косморазведчики  облепили  его,
точно сосущие детеныши.
     Мусорщики  (почти  наверное)  помещены  сверху.  Плоские,   в   форме
наконечника копья, как чешуи на широкой спине луата.
     Вот каким он рисуется мне, Гвар. Бронированное  чудовище  из  легенды
для эвакуации женщин - или для уничтожения земного космолета.
     Может быть, я ошибаюсь. Может быть, за этими дверями ничего  нет.  Ты
часто говорил мне, что воображение у меня чересчур сильное.
     Я шел и злился. Не  стану  пересказывать  рожденные  злобой  мысли  -
мелочные, выгораживающие меня.  Потом  началась  секция,  где  плафоны  не
горели, и светились только лампочки у пола. На пересечении двух  коридоров
я остановился. Один уходил направо и налево  совершенно  прямо,  другой  -
слегка изгибался. Воздух был холоднее обычного  и  пахнул  химикалиями,  с
помощью которых настилают ковры.
     Я начал проделывать серии упражнений для ханацина. Медленные,  следя,
чтобы  каждое  движение  было  абсолютно  точным.  Это  помогло.  Я  начал
следующую, еще более медленную, а затем перешел  с  третьей  -  сохранению
определенных поз. Обычно к этому моменту мое дыхание успокаивается.
     Третья серия уносит все следы раздражения. Во время четвертой уже  не
осознаешь себя. К концу пятой обретаешь истинный покой. Уже не двигаешься.
Ты пуст, распахнут, готов, безмятежен и чулмар.  Перевода  для  последнего
слова я так и не подобрал. В обычной речи оно означает "благочестивый", "с
юмором". Но в  контексте  ханацина?  Не  знаю.  Я  завершил  пятую  серию,
некоторое время пробыл в трансе, затем очнулся. Коридоры не изменились,  а
я совсем замерз. Взглядом я поискал камеры,  наблюдающие  за  пересечением
коридоров. Их было две - под самым потолком, скрытые тенями. Наверное,  на
каком-то наблюдательном посту дежурные смотрели на свои экраны  и  гадали,
что затеял Сандерс Никлас на этот раз? Если ему  вздумалось  тренироваться
для ханацина, то почему здесь, а не в ханацин-зале?
     Место для всего, и все на своем месте, наставлял меня  отец,  имея  в
виду свою библиотеку и сарай, где хранились инструменты.
     Когда я вернулся к себе, лампочка над дверью в комнаты Гвархи янтарно
светилась. Дверь была отперта. Я больше  не  злился,  но  очень  устал,  и
настроение, рожденное сериями упражнений, еще отчасти сохранялось. Мне  не
хотелось его терять, слушая обвинения или оправдания Гвархи.
     Я принял душ и лег спать.
     Утром в моем компьютере была весть  от  Гвархи  на  главном  хварском
языке, очень официальная и очень вежливая.
     Он предпочел бы, чтобы я не вступал ни в какой контакт с человеками.
     Он предпочел бы, чтобы я  не  подключался  ни  к  каким  кодированным
записям, кроме, естественно, лично моих.
     Он предпочел бы, чтобы я не ходил к себе в кабинет.
     В моем  статусе,  позаботился  он  объяснить,  никаких  изменений  не
произошло. Мой доступ  к  секретным  материалам  сохраняется.  Он  никаких
распоряжений не  отдавал.  (Еще  бы!  Тогда  уже  ничего  нельзя  было  бы
сохранить в тайне.) Но в виде одолжения ему, не могу ли я провести день  в
каких-либо безобидных занятиях?
     - Безусловно! - сообщил я компьютеру.
     Он знает, что я люблю гулять по пустым секторам, и знает,  как  важны
для меня такие прогулки. Но не  буду  ли  я  так  добр  ограничиться  теми
секторами станции, которые используются в настоящее время?
     И он будет очень благодарен, если я вечером навещу его.
     Опять-таки, безусловно.


     День я работал над своим журналом, стараясь  записать  все,  пока  не
начал забывать и пока  информация  не  начала  меняться,  как  обычно  это
бывает. Человеческий мозг как  запоминающее  устройство  оставляет  желать
лучшего.
     Подредактировать можно будет потом: подобрать  другие,  более  точные
слова,  сделать  описание   живее.   Хотя   есть   опасность:   реальность
превращается в искусство.
     Свет лампочки у двери Гвархи стал янтарным.  Он  дома  и  ждет  меня.
Наверное, достал кувшин халина и сидит с чашей  в  руке  на  диване  перед
кувшином, обиженный, полный жалости к себе. Говнюшка, как он смел шпионить
за мной?
     Почему предал его и его Людей? Сейчас я вижу только, что был глуп.
     И кто из нас больший предатель? Кто причинил вред серьезнее?
     Впрочем, неважно. Наверное, женщины Эттина заберут меня отсюда  очень
скоро. Помириться мы с Гвархой можем только  сейчас.  Может  быть.  Богиня
будет милостива к нам, и у нас еще будет время спорить и винить друг друга
- время для сотен предположений и контрпредположений. А пока я хочу только
мира и покоя.
     Почему-то  мне  вспоминаются  животные  Анны  -  гигантские   медузы,
разрывающиеся между страхом и сладострастием, отчаянно сигналящие о  своих
добрых намерениях, а вокруг колышутся их стрекательные щупальца.
     "Я это я. Я не нападу. Дай мне приблизиться. Дай мне  прикоснуться  к
тебе. Обменяемся тем, что зовется любовью."
     Когда я закончу эту фразу, я отключу  компьютер,  встану  и  пойду  к
двери.

                                         Из журнала Сандерс Никласа и т.д.




                       ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ВОЗВРАЩЕНИЕ


                                    1

     Несколько дней все шло по-прежнему - во всяком случае, насколько было
известно  Анне.  Она  наблюдала  мужские  переговоры,  продолжавшиеся  без
изменений, и проводила все остальное время с землянами. Никто из хвархатов
к ней не заглядывал. О Нике она не знала ничего, и в зале  переговоров  он
не появлялся.
     "Сохраняй спокойствие", - твердила она себе.
     По коридорам ее провожал Вейхар или новый молодой человек - Чейчик  -
с  прелестным  дымчато-серым  мехом.  По-английски  он  говорил  с  резким
акцентом и обычной хварской любезностью. Его  глаза,  которые  она  видела
редко, так как он благопристойно их все время отводил, были бледно-серыми,
почти бесцветными.
     - Что с Матсехаром? - спросила она у Вейхара.
     - Вам не нравится Чейчик Ан?
     - Он, видимо, прелесть, но  мне  не  хватает  подробнейших,  удар  за
ударом, описаний очередной сцены матсехаровской пьесы.
     Вейхар засмеялся.
     - Пьесу он почти закончил, но в финале  столкнулся  с  трудностями  и
попросил отпуск, чтобы заняться исключительно пьесой.
     - И он его получил? Его освободили  от  служебных  обязанностей  ради
пьесы?
     - Пьеса и есть его главная обязанность. Он же служит в художественном
корпусе, не забудьте. А сюда откомандирован временно.
     Два дня спустя Вейхар встретил ее у дверей секции землян.
     - Нам придется... как это? - пойти в обход по пути к вашим комнатам.
     - Почему?
     - Первозащитник выразил желание увидеть вас.
     Какой первозащитник - можно было не спрашивать.  Вейхар  называл  так
только Эттин Гварху.
     Он проводил ее в кабинет Эттин Гвархи, который выглядел точно так же,
как в последний раз, когда она была тут, но  перед  столом  стояло  только
одно кресло. Эттин Гварха сидел за столом. На нем была военная космическая
форма. Он сказал:
     - Вам не нужно ждать,  держатель.  Я  распоряжусь,  чтобы  мэм  Перес
проводили в ее комнаты.
     Вейхар ушел. Дверь за ним закрылась, и Эттин Гварха кивнул на  пустое
кресло.
     - Прошу вас, садитесь.
     Анна села.
     Он сложил ладони и посмотрел на нее. Комната была  ярко  освещена,  и
его зрачки сузились в две  черные  черточки  поперек  синего  фона.  Глаза
хвархатов ее особенно смущали, если, пожалуй, не считать их кистей.
     - Я оставлял вас без внимания, мэм. Прошу извинения. Произошло  много
всего.
     Анна выжидательно молчала.
     - Прибыл корабль. Он увез моих родственниц домой. Лугала Минти решила
отбыть с ними. Цей Ама Ул и ее переводчица останутся. Никакой  женщине  не
следует оставаться единственной на периметре. - Он промолчал, все  еще  не
отводя от нее глаз. - Ники полетит с моими тетками. Мы  с  вами  останемся
тут... как это говорится?.. держать оборону.  -  Он  разнял  руки  и  взял
что-то вроде металлического карандаша. - От такого положения мне очень  не
по себе. Женщина не должна участвовать в борьбе на периметре.
     - Но я уже в нее втянута.
     - Да, а потому нам необходимо обсудить, что предпринять. Вашу роль  и
мою. Мне кажется, все основное мы уже обсудили в предыдущей беседе. В той,
в которой участвовали мои родственницы. Но я хочу быть  абсолютно  уверен,
что мы достигли взаимного понимания и согласия.
     Он  говорил   с   особой   тщательностью,   медленнее   обычного,   с
педантичностью, а его  длинные  узкие  мохнатые  руки  вертели  и  вертели
металлическое стило.
     -  Мои  тетки  устроят  так,  чтобы  сюда  прислали   других   женщин
побеседовать с вами. Скорее всего Сплетение поручит им расспросить  вас  о
человечестве. Если Сплетению придется  решать,  что  такое  человеки,  ему
потребуется  информация.  Эти  женщины  обеспечат   причину   для   вашего
пребывания в  хварском  космическом  пространстве.  Говорите  с  ними  так
честно,  как  сможете.  Если  почувствуете,  что  честь  не  позволит  вам
отвечать, так прямо им и скажите.  Люди  понимают  требования  чести.  Но,
пожалуйста, будьте осторожны. Я не уверен, что способен дать вам полностью
понять, насколько эта ситуация опасна для Ники, для меня и для моих теток.
Если у вас возникнут проблемы, обращайтесь прямо ко мне. Хей Атала  Вейхар
абсолютно надежен, а Эйх Матсехар - хороший друг  Ники,  и  никто  еще  не
ставил под сомнение порядочность женщины Цей Ама.  Но  я  не  хочу,  чтобы
кто-нибудь из них узнал о том, что случилось.
     - Вот и весь мой план, мэм Перес, - продолжал он после  паузы.  -  Вы
будете беседовать с прилетающими женщинами. Я буду продолжать  переговоры.
Мы будем надеяться, что в центре дела пойдут хорошо, и никто не  узнает  о
том, что произошло.
     Он бросил стило и снова, сложив ладони, встретил ее взгляд.  Нет,  он
ее не обманывал. Этому хвархату было очень и очень не по себе.
     - У меня ощущение, будто я подвергался испытанию, как герой старинной
пьесы, и не выдержал его. Я не смог допустить, чтобы Ники погиб.
     - А что следовало бы сделать? - спросила Анна.
     - Предложить ему убить себя или же сообщить о его  измене.  И  то,  и
другое было бы вполне приемлемо,  хотя  первое  нанесло  бы  моей  карьере
меньше вреда. При условии, что никто не узнал бы, почему он себя убил.
     Анна мотнула головой.
     - Вовсе нет. Вам пришлось бы что-то сделать со мной. Я  ведь  обещала
молчать, только чтобы спасти Ники. Первозащитник,  вы  попали  в  переплет
просто потрясающей сложности. И я не вижу выхода,  позволяющего  сохранить
честь.
     - Вас это словно бы забавляет. Так? Или я слышу гнев?
     - Я не очень высоко ставлю понятие личной чести. По-моему, когда люди
начинают ссылаться на свою несгибаемую верность  принципам,  они  пытаются
замаскировать, что лишены сострадания и простой человеческой порядочности.
- Она задумчиво промолчала. - А также не верят ни  в  нравственные,  ни  в
политические системы, которые утверждают важность  общины  и  прав  других
людей. Это только мое мнение,  ограниченное  моими  личными  сведениями  и
представлениями. Там,  откуда  я,  те,  кто  ссылаются  на  честь,  обычно
оказываются задницами с реакционным уклоном.
     - Интересно, - сказал  он  после  короткого  молчания.  -  И  кое-что
объясняет в особенностях человечества.
     - Задниц с реакционным уклоном у  нас  хоть  отбавляй,  -  продолжала
Анна. - Но есть и люди, которые бы  поняли  ваше  отношение  к  чести.  Не
думайте, что я так уж типична.
     Он молча посмотрел мимо нее на дальнюю стену, на гобелен  с  огнем  в
кольце мечей.
     - Меня тревожит еще кое-что, - сказала она наконец.
     - Да?
     - Мне не нравится, что человечество будут судить заочно.
     - Не понял.
     - Сплетение возьмется решать, люди мы или не люди. Но мы об  этом  не
знаем.  У  нас  не  будет  возможности  выступить  в  свою   защиту.   Это
несправедливо.
     - Ха! Теперь вы заговорили о справедливости, заявив, что не верите  в
честь.
     - В справедливость я верю... по большей части. И,  безусловно,  верю,
что люди имеют право голоса, когда их обвиняют.
     -  Вы  хотите,  чтобы  Сплетение  сообщило  вашему  правительству   о
происходящем, с тем, чтобы Конфедерация могла выдвинуть  доводы  в  пользу
человечества?
     - Да.
     - Я спрошу моих теток, - сказал Эттин Гварха со вздохом. -  Но  я  не
уверен, мэм, что это осуществимо. Чтобы объяснить вашим  сопланетникам,  в
чем заключается проблема, нам пришлось бы коснуться  того,  что  мы  хотим
сохранить в тайне. Но  вспомните,  что  Ники  будет  находиться  на  нашей
планете, что Сплетение будет присылать людей сюда, чтобы они беседовали  с
вами, и что у нас  есть  пленные  человеки.  Иными  словами,  человечество
все-таки будет представлено.
     - Такого рода ответственность мне не по плечу, - сказала Анна.
     - Вы полагаете,  что  группа  человечьих  политиков  сможет  добиться
лучших результатов, чем вы и Ники?
     - Это я не говорила. Я сказала, что  не  могу  взять  на  себя  такую
ответственность.
     - Но, возможно, у вас не будет другого выхода. - Он встал, но  поднял
ладонь, когда она хотела последовать его примеру. - Пожалуйста,  подождите
тут.
     Он вышел в открытую дверь, откуда навстречу ему прошел Никлас.  Дверь
закрылась. Ник неторопливо подошел к столу генерала и прислонился к  нему.
Он был в своем обычном коричневом костюме и засунул руки в  карманы  новой
куртки, точно такой же, как та, которую он  изрезал.  Его  лицо  выглядело
бледнее обычного, немного  отчужденным  и  серьезным.  Секунду  спустя  он
вытащил руки из  карманов,  оглянулся,  проверяя,  что  стол  позади  него
свободен, а затем подтянулся и сел на стол.  Он  болтал  ногами,  упираясь
ладонями в край стола.
     - Вы так никогда взрослым и не станете? - спросила Анна.
     Он ухмыльнулся, и отчуждение исчезло с его лица.
     - А зачем, собственно? Чтобы превратиться в столп общества? Но только
вот какого общества? Нет и нет. Эттин Гварха решил, что до  моего  отъезда
нам следует дать возможность поговорить.
     - Зачем?
     - Я его не  спрашивал.  Я  не  потребую  родословной  сула,  которого
получил в подарок.
     - Чью родословную?
     - Это домашнее животное, которым  пользуются  для  охоты,  высотой  с
шотландского пони. Но верхом на них не ездят, а посылают их по следу дичи.
Зубы у них вот такие! - Он развел  ладони  сантиметров  на  пятнадцать.  -
Очень острые зубы. - Ну и  правда,  существует  пословица,  что  невежливо
спрашивать о родословной дареного сула.
     - А-а-а! - протянула Анна.
     Он снова уперся ладонями в стол.
     -  Собственно,  мне  следует  поблагодарить  вас.  Если  бы   вы   не
согласились помочь Эттину выпутаться, у Гвархи  не  было  бы  выбора.  Ему
пришлось бы бросить меня на съедение волкам.  Что  это  меня  потянуло  на
фигуральные выражения с животными? Возможно,  потому,  что  я  не  слишком
уверен в своем статусе.
     - С генералом вы помирились?
     Ник мимолетно улыбнулся.
     - Заключили перемирие и начали переговоры. Предстоит многое простить.
Я по-настоящему зол, что он прослушивал мои комнаты и ваши, ну, и он не  в
таком уж восторге, что я опять перешел на другую сторону. Проклятое  слово
на "п", оно меня снова преследует.
     Анна промолчала, ожидая, что он будет продолжать, но он тоже молчал.
     - Моя мать была психологом. Я вам рассказывала?
     - Это есть в вашем досье, - ответил Ник.
     - Она мне говорила, что при любых отношениях, если  они  продолжаются
достаточно долго,  обязательно  происходит  что-то,  совершаются  какие-то
поступки, которые невозможно простить. И возникает проблема: как  простить
то, чего нельзя простить? Постарайся  найти  способ,  говорила  она,  либо
останешься в полном одиночестве.
     - А! - Ник  посмотрел  мимо  нее  на  гобелен,  завораживавший  Эттин
Гварху. - Почему вы не вышли замуж? Конечно, меня это не касается...
     Анна пожала плечами.
     - Не везло. Или, возможно, склонность к одиночеству. Или же я  так  и
не смирилась с несовершенством людей.
     После некоторого молчания он сказал:
     - Думаю, мы с генералом найдем выход. Очень помогают тетушки. Они  не
дают Гвархе передохнуть. Как он может требовать, чтобы мужчина, пусть даже
из человеков, оставил родственницу на произвол судьбы? Ситуацию они  видят
именно в этом свете: мужчина старался защитить родственницу, а с их  точки
зрения это достойное поведение. Жаль, вы не  слышали  Эттин  Пер:  "Да  не
допустит Богиня, чтобы какой-нибудь сын Эттина совершил то, чего  ты  ждал
от Сандерса Никласа".
     Анна засмеялась.
     - А Матсехар? Вы с ним говорили?
     Он кивнул.
     - Сказал ему, что кое-что происходит, и чтобы он держался от меня как
можно дальше. Всего важнее  его  искусство.  Говнюшка  начал  талдычить  о
верности и чести, словно не он последние десять лет  поносил  их  в  своих
пьесах. "Ты мой друг, Ники. Я не могу позволить, чтобы  ты  в  одиночестве
пытался справиться с тем, что тебе угрожает!" Мы поспорили,  и  теперь  он
дуется. Когда он поостынет, скажите ему... черт! Скажите ему,  что  я  его
люблю, и он должен заниматься тем, что у него получается  лучше  всего,  а
мои проблемы предоставит распутывать мне.
     - Вы правда хотите, чтобы я ему это передала?
     - Он вам нравится, Анна, а Гвархе - нет. И я не могу прибегнуть к его
посредничеству. Гварха передаст все, что я попрошу с самой  добросовестной
тщательностью и явным неодобрением. - Ники соскользнул со стола. -  Думаю,
нам пора. Гварха ждет, чтобы проводить вас.
     Она встала. Он на секунду обнял ее, поцеловал и попятился.
     - Courage, ma  brave  [Мужайся,  моя  смелая  (фр.)].  Я  думаю...  я
надеюсь, все уладится.
     Анна не знала, что ответить. Она схватила его за обе руки, крепко  их
сжала, потом выпустила  и  пошла  к  двери,  которая  сразу  открылась.  В
прихожей стоял Гварха в непринужденной, но собранной позе, словно спокойно
прождал бы весь день.
     - Мэм?
     Она вернулась с ним на женскую половину. Он  проводил  ее  до  двери.
Анна открыла дверь, замялась, а потом спросила:
     - Вы не зайдете?
     - Да.
     Он вошел.
     Голограмма была включена - холм над научно-исследовательской станцией
на Риде-1935Ц. Почти вечер. Косые полосы  дождя.  Между  зданиями  кое-где
фонари.  Брачную  бухту  окутывала  темнота  -  в  серо-стальной  воде  не
вспыхивали вести.
     Анна выждала, чтобы дверь закрылась, а тогда сказала:
     - Ник думает, что все может уладиться.
     Эттин Гварха раскашлялся - звуки аналогичные человеческому хохоту.
     - Оттеснить Ники назад невозможно. Он отступает в сторону и уже готов
снова устремиться вперед. Он всегда убежден, что видит перед  собой  новую
тропу. - Он  помолчал  минуту-другую,  глядя  на  дождь,  хлещущий  пейзаж
Рида-1935Ц. - Не знаю, мэм  Перес.  Если  мы  будем  осмотрительны  и  нам
улыбнется удача, если мои тетки искусно поведут  дело,  если  моя  бабушка
взыщет по обязательствам, которыми заручилась шестьдесят лет назад и более
того, если Богиня воздержится от своих излюбленных ехидных  шуток,  -  вот
тогда, быть может, все уладится. Пока нам остается одно - идти вперед.
     После новой паузы он сказал:
     - Мне надо вернуться к себе в кабинет. Если вы захотите побеседовать,
если у вас возникнет какая-либо проблема, скажите Хей Атала Вейхару, чтобы
он связался со мной. Я откликнусь сразу.
     Анна поблагодарила его.
     Он направился к двери и оглянулся.
     - И я обязательно подыщу для  вас  другие  голограммы.  Вряд  ли  вам
хочется весь следующий год созерцать такую картину.



                                    2

     Корабль улетел, и через несколько дней вновь появился Матсехар. Пьеса
закончена, сообщил он, когда они шли по коридорам станции.
     - Вопреки Ники. Мне было  нелегко  сосредоточиться  на  работе  после
нашей ссоры.
     Анна передала ему слова Ника. Очень типично,  заявил  Матсехар.  Ники
всегда сама дружеская теплота, после того, как заупрямится.
     - Сначала отшвырнет от себя, а потом говорит про любовь и дружбу, как
будто это может искупить то, что он натворил.
     Анна промолчала.
     - И теперь он улетал как раз тогда, когда мне необходимо  узнать  его
мнение о новой пьесе. - Он покосился на нее. - А вы бы ее не прочитали?
     - Но я же не знаю вашего языка.
     - Вам обязательно надо научиться ему, Анна! Он труден, но так красив!
А пока я мог бы сделать перевод. Я бы очень хотел узнать ваше мнение.
     Ну как она могла устоять перед взглядом, который он  на  нее  бросил?
Точно тоскующий волк-оборотень. Бедняга! Ему  так  не  терпелось  показать
свою пьесу кому-нибудь с Земли!
     Анна кивнула.
     - Будет хуже, чем подлинник на моем родном языке, - объявил  Матс.  -
Однако я хорошо владею английским. Он от меня не вырвется!
     - Угу, - сказал Анна.
     Ему понадобились две недели на эту работу - срок очень маленький  для
переводчика-непрофессионала.  Называлась  пьеса  "Врата  воздаяния".   Она
читала ее весь вечер.
     Он скомпоновал пьесу так,  что  она  сосредотачивалась  вокруг  ворот
макбетовского  замка,  которые  были  одновременно  вратами  ада.   Имелся
привратник, то обычный человек, комический пьяница, то демон  и  чудовище.
Все персонажи пьесы двигались около двери или сквозь  нее  в  своеобразном
танце - ведьмы и воины, призраки, ужасающие мать, убитый головной.  Иногда
они разговаривали с привратником. А иногда он объяснял происходящее,  пока
они танцевали.
     Пресвятая Дева! Вот бы посмотреть  постановку!  Она  вообразила,  как
ведьмы в черных одеяниях пляшут вокруг Макбета в кроваво-красных доспехах,
и монолог, в котором  привратник  (в  тот  момент  демон)  описывает  пир.
Естественно, пир будет происходить за сценой: процесс принятия пищи внушал
хвархатам скуку. Или отвращение?
     Она читала запоем до  самого  конца.  Макбет  лежал  мертвый  посреди
сцены.   Привратник,   теперь    облаченный    в    великолепные    одежды
сверхъестественного существа, внезапно сорвал  их  с  себя  и  оказался  в
невзрачном костюме привратника-человека. Его  труд  завершен,  сообщил  он
зрителям. Врата теперь вновь стали обычным входом в замок и никуда больше.
Помните о законах гостеприимства, сказал он, и  о  том,  к  каким  тяжелым
последствиям приводит чрезмерное  честолюбие.  Он  забрал  свой  кувшин  с
халином и удалился вразвалку. Конец.
     - Ого! - сказала Анна и выключила  пьесу.  Она  уставилась  на  стену
напротив,  но  видела  не  серое   дерево,   а   ворота   и   привратника,
оборачивающегося  из  человека  в  темной  одежде  в  демона,  сверкающего
серебром и золотом. Авторская ремарка требовала, чтобы актер, преображаясь
в демона, становился выше и внушительнее. А как это  достигается?  Толстой
подкладкой для костюма демона? Или особой обувью? Надо непременно спросить
Матсехара.
     Язык  перевода   местами   был   неуклюж,   а   знаменитый   монолог,
заключительная речь Макбета  "завтра,  завтра,  завтра"  произвел  на  нее
довольно странное  впечатление.  Обратный  перевод  с  хварского  странным
образом изменил его. Словно видишь знакомый  предмет  сквозь  воду  или  в
кривом зеркале.
     Поразительно! Она легла спать.
     На следующее утро ее провожал Матсехар.
     - Вы прочли? Как она вам?
     - Почему вы провожаете меня туда и  сюда?  Что  вы  делаете  на  этой
станции? Вы же гений.
     Он остановился посреди коридора  и  посмотрел  на  нее  так,  что  их
взгляды встретились.
     - Значит ли это, что она вам понравилась?
     - Она чудесна! Великолепна!
     Видимо, он вспомнил, что они не в родстве, и поспешно опустил глаза.
     - Я здесь, чтобы изучать человеков, а вас провожаю потому,  что  меня
об этом просил Ник. Наверное, ему был нужен кто-то, кому он доверяет,  кто
не играет в политику, и кого не отталкивают кое-какие обычаи человечества.
     Опять замаячила омерзительная гетеросексуальность. Они пошли дальше.
     - Мне пришлось ее ужать,  -  сказал  Матсехар.  -  Ваши  пьесы  такие
длинные! И я попытался сделать ее проще. В простоте есть особая власть,  а
это пьеса о власти. Ха! Она бурлит, как водопад крови!
     Он объяснял суть своей пьесы с  большим  увлечением.  Автор,  который
явно уважает себя как творческую личность.
     - Необходимо было сохранить (кроме разгула насилия) ощущение ужаса  и
необычности, оберегая при этом мораль и делая ее ясной. Даже самый  глупый
зритель должен понять, что это пьеса о жадности и плохих манерах.
     - Плохих манерах? - переспросила Анна.
     - А вы можете себе представить, чтобы хозяин дома принял гостя  хуже,
чем Макбет?
     - Думаю, что нет! - Анна засмеялась. -  Значит,  вы  так  определяете
"Макбета"? Пьеса о мужчине, который был жутким хозяином дома?
     - Да. А еще это пьеса о насилии, которое вырвалось за рамки морали.
     Они дошли до входа в  человеческий  сектор.  Матсехар,  нахмурившись,
остановился.
     - Мой перевод заглавия мне не очень нравится. "Воздаяние" -  хорошее,
сильное, жесткое слово. Мне нравится, как оно звучит. Но смысл  не  вполне
точен. "Врата кары", пожалуй, вернее, хотя звучание  и  хуже.  Или  "Врата
последствий"? - Он  откинул  голову,  явно  задумавшись.  -  Нет,  сохраню
"Воздаяние". Самое верное название для ворот,  ведущих  в  ад.  Интересное
понятие. У нас ничего аналогичного нет. Возможно, оно не помешало бы. Наши
призраки и злые духи бродят на свободе, забираются  в  сны,  портят  людям
жизнь. Хранилище для них было бы не лишним.
     - Вы верите в призраков? - спросила Анна.
     - И да, и нет, - ответил Матсехар. - Но реальны они или нет, было  бы
очень полезно иметь для них особое место.
     Черт бы их побрал! Неужели они не признают альтернативности? Как  так
- и да, и нет?


     Несколько дней спустя прибыли первые  представительницы  Сплетения  -
пять массивных женщин среднего возраста в пышных платьях. У них был  новый
переводчик  -  высокая  очень  худая  женщина  с  серо-стальным  мехом   и
сосредоточенно серьезная на вид. Звали ее Эйх Лешали. Она была  двоюродной
сестрой Матсехара.
     По словам Лешали, Матсехар посоветовал  своим  родственницам  изучить
английский.
     - Он бы хотел, чтобы все мы занялись этим языком. Единственный совет,
который Матсехар дал нам всем и каждой. Он сказал, что  это  будет  весьма
полезным умением. И мы его послушались. Матс  странноват,  но  глупым  его
никто не называл.
     Последнее было безусловно верным, но  странным  он  Анне  никогда  не
казался. Наоборот, во многих отношениях он казался ей наиболее  нормальным
среди остальных знакомых ей хвархатов - возможно  потому,  что  в  нем  не
чувствовалось категоричной уверенности остальных. Матс видел во  вселенной
скопище противоречий - в отличие от  Вейхара,  который  твердо  знал,  что
хорошо, что плохо. А Эттин Гварха, казалось ей, мог бы увидеть  вселенную,
какой она представлялась Матсехару, но не желал, точно человек,  отводящий
глаза от чего-то огромного и жуткого.
     Но, возможно, она  ошибается.  Что  она  в  сущности  знает  об  этих
инопланетянах? Больше, чем до своего  приезда  на  эту  станцию,  но  куда
меньше того, что хвархатские женщины знали о человечестве.  Анну  поразила
широта их информации. Но  потом  она  подумала,  что  удивляться  было,  в
сущности, нечему. Более двадцати лет Никлас Сандерс выбалтывал, что мог.
     Фактов хвархаты знали множество, теперь  им  требовались  объяснения.
Как человечество способно существовать на такой основе? Как это -  ощущать
себя членом такой расы? Каково быть женщиной на Земле?
     Она  отвечала,  как  могла  лучше.  Во   всяком   случае,   опасность
проговориться о чем-либо стратегически важном ей  не  угрожала.  Описывала
она главным образом воспитание детей, этическую человеческую  философию  и
ее собственные исследования поведения животных.
     Безвредно, определил Сиприен Мак-Интош.
     На станцию прибыли еще женщины, а первая группа отправилась восвояси.
Цей Ама Ул улетела с ними.
     Ей было необходимо отправиться домой,  объяснил  Анне  Эттин  Гварха.
Человечество анализировалось, но никто не мог предсказать, чем  завершатся
обсуждения,  а  женщины  Эттина  решили  заручиться  помощью  всех   своих
союзников.
     Две переводчицы остались. Анна успела сблизиться с Ама Цей Индил,  но
с Эйх Лешали ей приходилось нелегко, та, казалось, была  абсолютно  лишена
чувства юмора.
     Женщины  продолжали  прилетать.  Некоторые  оставались  два-три  дня,
разглядывали  ее,  словно  она  действительно  была  диковинкой  -  то  ли
редкостной птицей, то ли чем-то, что выползло из-под перевернутого  камня,
- задавали пару-другую незначимых вопросов и отбывали.  По  большей  части
это  были  политические  деятели.  Ученые,  философы,  теологи  оставались
подольше. И с ними у Анны завязывались настоящие разговоры.
     Иногда она беседовала с Эттин Гвархой у него в кабинете или у себя  -
там, где они могли разговаривать свободно.
     Его  тетки  поставили  вопрос  о  том,  не  следует   ли   пригласить
человечество  выступить  в  свою   защиту   перед   Сплетением.   Хварское
правительство решило, что не следует. Им не хотелось  допускать  человеков
на родную планету, и они не желали объяснять, что в  человечьем  поведении
их пугает.
     Все зависело от Анны, Никласа и  разных  пленных  землян  -  пестрого
контингента шпионов, профессиональных военных и ученых вроде нее,  которые
каким-то образом соприкоснулись с войной.
     В Сплетении бушевали яростные споры, сообщил ей генерал. Его тетки не
брались предсказать результаты голосования.
     - Они не говорят мне всего, мэм, а в вестях и того меньше.  Абсолютно
огражденной системы связи не существует, а уж среди выведенных на периметр
и подавно.
     Ей становилось жутко, когда Люди говорили подобное, напоминая ей, как
развит между ними дух соперничества, как  они  культивируют  насилие,  как
мало уважают личную свободу и право жить по-своему. И тем не менее они  ей
нравились. Почему? Их мех? Их большие уши? Их прямота?  Или  их  нежелание
причинить вред женщинам и детям? Черта, бесконечно ей импонировавшая.
     Хвархаты по-прежнему остерегались  рассказывать  что-нибудь  о  себе,
хотя женщины были менее осторожны, чем мужчины. И все-таки она узнавала об
их культуре все больше. Вопросы, которые ей задавали женщины, сами по себе
позволяли понять многое, как и их реакции на ее ответы.
     Возможно, они так  полностью  и  не  поняли,  в  чем  заключалась  ее
профессия, чем она занималась до событий на Риде-1935Ц. А она была опытным
наблюдателем сообществ животных, не обладающих языком.  Ведь  есть  разные
способы общения,  о  чем  склонны  забывать  животные,  умеющие  говорить.
Движения, позы, взгляды. У хвархатов  они  были  очень  выразительными.  И
пусть женщины ничего ей  не  говорили,  она  все  равно  получала  от  них
информацию. Анну охватывало  то  приятное  волнение,  которое  она  всегда
испытывала, когда ее наблюдения складывались в целую картину.
     Остальные  земляне  начинали  нервничать.  Никто   не   ожидал,   что
переговоры  настолько  затянутся  -  предыдущие  завершились  относительно
быстро. Чарли заявил, что не может  попросить  правительство  Конфедерации
отозвать их: переговоры ведь достаточно продвинулись. Обмен  пленными  был
обговорен во всех частностях, и теперь шло обсуждение того, как двум расам
охранять свои границы, если договор будет заключен. А это очень не просто,
заметил Чарли. Границы эти проходили в слишком большом числе  измерений  и
не были непрерывными в смысле, понятном простым людям.
     Как, спрашивал  он,  можно  охранять  то,  что  нельзя  ни  зрительно
представить себе, ни вообразить?
     На этот вопрос у Анны ответа не нашлось.


     Через  полгода  Чарли  попросил  разрешения  отправить  часть   своей
делегации назад в человеческий сектор  космоса,  заменив  их  новыми.  Ему
требовались физики.
     Оба головных, казалось, нахмурились и  ответили,  что  им  необходимо
обсудить эту проблему. На другой день Лугала Цу сказал:
     - Если мы разрешим вам отправить ваш корабль  домой,  положение  этой
станции окажется известным. Она  построена  для  этих  переговоров,  и  ее
потеря особого ущерба нам не нанесет. Мужчины, находящиеся  в  ней,  могут
быть заменены, даже Эттин Гварха и я. - Он покосился на генерала.  -  Ведь
так?
     - Место головных - впереди, - сказал  Эттин  Гварха.  Его  тон  дышал
невозмутимым спокойствием.
     - Но здесь есть женщины, -  добавил  Лугала  Цу,  -  и  мы  не  можем
подвергнуть их риску.
     -  Очень  хорошо,  -  ответил  Чарли.  -  Прекратите  беседы  Анны  с
женщинами.  Земляне  отошлют  Анну  в  свое  космическое  пространство,  а
хвархаты могут отправить своих женщин в безопасное место.
     Черт, черт и черт, подумала Анна в наблюдательной комнате.
     Головные переглянулись.  Эттин  Гварха  наклонил  голову,  Лугала  Цу
нагнулся вперед и заговорил своим грубым басом.
     Анна, стиснув зубы, ожидала перевода.
     - Есть  вещи,  которые  вы  не  понимаете,  Хамвонгса  Чарли.  Мы  не
указываем женщинам, что им делать. Мы передадим им ваше предложение, но не
думаю, что они посчитаются с ним. То, чем они  заняты,  крайне  важно.  То
решение, какое они  примут  о  человечестве,  окажет  большое  влияние  на
происходящее в этом зале, а возможно, и определит все. Если они  прекратят
беседы, не вижу, как сможем продолжать мы.
     Чарли был явно поставлен в тупик, и у Анны сложилось впечатление, что
он просто не понял того, что ему говорил Лугала Цу.
     - Если дело в нашем корабле, - сказал он наконец, - мы готовы  лететь
на вашем.
     Эттин Гварха слегка наклонился вперед. Это стоит рассмотреть,  сказал
он землянам. Головному Лугалы и ему надо взвесить такую возможность.
     Они,  решила  Анна,  ладят  между  собой  заметно  лучше.   Возможно,
благодаря отъезду матери Лугала Цу. В ее  отсутствии  он  стал  словно  бы
сговорчивее, менее самоуверенным.
     Заседание кончилось, и  земляне  перекусили  лапшой  с  маринованными
овощами. Запасы продуктов заметно истощились.
     - Если мы  не  выберемся  отсюда  в  ближайшее  время,  то  потребуем
надбавку за вредность, - сказал Стен. - Профсоюз настоит на этом.
     - Еще бы! - добавил Дай Сингх.
     - Об  этом  не  беспокойтесь,  -  вмешался  Чарли.  -  Меня  вот  что
озадачивает: если бы мы хотели сообщить домой о  местонахождении  станции,
мы могли бы воспользоваться дипломатической сумкой. И они  бы  должны  это
понимать.
     Сиприен Мак-Интош кивнул.
     - По-моему, они не хотят, чтобы мы узнали,  как  они  маневрируют  на
пунктах переброски, включенных в наш маршрут. Я  полагаю,  они  установили
там соответствующее оборудование на случай,  если  наши  вздумали  бы  нас
выследить. Во всяком случае на первом.
     Чарли задумался.
     - Будем настаивать, чтобы нас  отправили  домой  на  их  корабле.  Я,
естественно, останусь. Но вы все... - Он посмотрел на Анну. - Не  считайте
себя обязанной оставаться. Если беседы с женщинами так важны, мы  доставим
сюда вам смену.
     Анна покачала головой.
     - Я не откажусь от такого шанса.
     - Вы не соскучились по Земле? - спросил Этьен.
     - Нет.
     - Не понимаю! - воскликнул Этьен.
     - Вы еще слишком мало времени провели на краю Конфедерации, - заметил
Сиприен Мак-Интош. - Найдется немало людей,  которые  не  огорчатся,  если
никогда не вернутся на Землю или хотя бы в Земную систему. Я прав, не  так
ли, Анна?
     - Да.
     - Хотя почти всем им требуется общество  других  людей.  -  В  голосе
Сиприена появилась жесткость. Одно время он обхаживал Анну -  такой  милый
старинный термин! Анне  вспомнилось,  как  многие  животные,  которых  она
наблюдала, на ранней стадии ухаживания в буквальном смысле слова  обходили
брачного партнера, то отступая, то снова приближаясь. Еще  двое  делегатов
проявляли к ней такой  же  интерес.  И  не  удивительно,  если  вспомнить,
сколько времени они провели на хварской станции.
     Чарли старательно ограничивал посещения земного космолета,  опасаясь,
что полеты туда-сюда вызовут подозрение у хвархатов. Да и в любом  случае,
женщины на космолете нашли себе друзей среди членов команды. Так что  Анна
практически была единственной женщиной с Земли в радиусе  световых  веков.
Не так уж приятно,  но  она  не  раз  оказывалась  в  подобном  положении,
отправляясь в экспедицию. Она всем отвечала "нет". Сиприен ей нравился, но
слишком напоминал сотрудников ВР. Прочие мужчины ее не интересовали, да  и
комнаты человеческого сектора находились под наблюдением. Ее мороз по коже
продирал при мысли, что кто-то вроде Эттин Гвархи будет прослушивать, а то
и просматривать, запись ее любовного свидания с мужчиной.
     Нет, в жизни есть много другого  помимо  физического  желания  и  его
удовлетворения. Она не собирается подрывать доверие к ней хвархатов.
     Через два дня головные дали свой ответ. Если земляне согласны  лететь
на  хварском  корабле,  не  покидая  отведенных  им  помещений,  то  могут
отправляться к условленному пункту, а их смена будет доставлена сюда.  Все
остальное исключается. Станцию и женщин необходимо беречь.
     Дипломаты согласились, и многие улетели. Чарли и Сиприен остались.
     - Я намерен довести все это до конца и,  если  мне  повезет,  вернусь
домой в будущем году к розыгрышу первенства  по  крикету.  Но  должен  вам
сказать... - Островной ритм в его речи стал заметнее. - Во всей  вселенной
нет ничего прекраснее зеленой травы, белых спортивных  костюмов  и  женщин
Карибских островов. -  Он  помолчал.  -  И  музыка,  островная  музыка!  Я
истосковался по крикету и карнавалам?
     Анна засмеялась.
     Некоторое время они оставались в человеческом секторе  одни  -  Анна,
Чарли, Сиприен и Хаксу,  щупленький  переводчик.  Затем  хварский  корабль
вернулся,  нагруженный  физиками  и  сменными  дипломатами.   Среди   этих
незнакомых  землян  Анна  ощущала  себя  чужой.   Их   новости   ее   мало
интересовали. Ну какое ей дело до новой потрясной серии  на  драматическом
канале? Политика, особенно земная политика, оставляла  ее  равнодушной,  а
окружающей среде всегда что-нибудь да угрожало. Вскоре становилось  трудно
переживать или сердиться. Человечество выживало, насколько ему  удавалось,
благодаря интеллекту и мужеству, проклиная предков, которые  довели  Землю
до такого состояния, предоставив расхлебывать последствия потомкам.
     Вскоре после прибытия землян  улетела  очередная  группа  хвархатских
женщин. С ними улетел Эйх Матсехар, отозванный домой по причине,  говорить
о которой не мог. Эйх Лешали осталась, явно чем-то довольная,  хотя  и  не
желала объяснить, чем.
     Анна отправилась к Эттин Гвархе.
     - Что происходит? Матс улетел, ничего мне не  сказав,  а  Эйх  Лешали
облизывается, точно кошка, съевшая канарейку.
     Генерал нахмурился  и  потребовал  пояснений.  Про  кошек  он  знает:
небольшие домашние истребители вредных тварей, ну  а  канарейка?  Какая-то
вредная  тварь?  Так  в  каком  смысле  может  Эйх  Лешали   походить   на
пожирательницу вредителей, которая только что исполнила свой долг?
     Анна рассказала про кошек и канареек.
     - Ха! - сказал генерал и объяснил про Матса.
     Сплетение решило, что ему требуется информация о  человечьей  морали,
как ее представляет человечье искусство. Оно пожелало  увидеть  все  пьесы
Шекспира Уильяма, переведенные на  главный  хварский  язык.  Эйх  Матсехар
отправился домой организовывать шекспировский фестиваль.
     Нику  предстояло  после  каждого  спектакля  проводить  дискуссию  со
зрителями. Анне вдруг привиделась дивная картина: театральный зал,  полный
мечтательных  мохнатых  дам,  а  на  сцене  Ник   отвечает   на   вопросы,
прохаживаясь с руками в карманах или сгорбившись в кресле.
     - Что произойдет, если Сплетение постановит, что земляне не люди?
     - Это слишком широкий вопрос, - ответил Эттин Гварха.
     - А что будет с Ником и с вами?
     Они сидели у него  в  кабинете.  Гобелен  был  убран,  и  перед  ними
простиралась желтая пустыня под густо-зеленым небом, в котором висели  две
луны, совсем бледные в  солнечном  свете.  Одна  выглядела  узким  серпом,
другая только еще шла на убыль.  Эттин  Гварха  посмотрел  на  голограмму,
потом встретился взглядом с Анной.
     - Думаю, мне удастся спасти ему жизнь.  Но  жить  с  животным  -  это
извращение, хотя, конечно, не такое, как  вступать  в  половое  общение  с
женщиной и ребенком, а ручных животных мы на периметре не  держим,  ну,  а
опасным животным не дозволяется бродить на свободе в населенных местах.
     У нее по коже ползали мурашки.
     - По вашему выражению я заключаю, что вам неприятны мои слова. Но так
бывает, когда вы задаете вопросы, мэм Перес. Вы  узнаете  что-то  новое  и
нередко неприятное. Предоставьте дела мужчин мужчинам.
     Женщины  продолжали  прилетать  и  улетать.  Но  группы  теперь  были
малочисленными и не включали политиков. Сплетение получило всю информацию,
которая ему требовалась, сказал Эттин Гварха.  Теперь  начнутся  дебаты  и
просмотр шекспировских спектаклей. Это было отложено напоследок,  чтобы  у
художественного корпуса было время для репетиций.
     Анна  все  больше  нервничала.  Она  терпеть  не  могла  томительного
ожидания результатов любых экзаменов и проверок, а уж тем более  подобных.
Провалиться могло все  человечество.  Она  искала,  чем  бы  отвлечься,  и
достала записи своих наблюдений на Риде-1935Ц. Она два... нет,  уже  почти
три года возила их с собой и думала, что пора бы привести их в порядок. Но
сначала у нее хватало забот с ВР, а потом надо  было  подыскивать  работу,
чтобы снова отправиться в космос, и в заключение, у нее здесь  на  станции
не находилось достаточно свободного времени. А может быть,  подсознательно
она считала, что браться за них бессмысленно. С ее научной  карьерой  было
покончено, как ей казалось. Но теперь положение изменилось. Она уже  знала
о хварских женщинах больше всех землян, возможно, за  исключением  Никласа
Сандерса, а если ей удастся побывать на их планете, за ней уже  никому  не
угнаться. Среди земных ученых соперников ей не будет.
     Но необходимо писать и печататься.
     Сначала несколько  статей  о  псевдосифонофорах,  а  затем  настоящий
материал - культура хварских женщин.
     И Анна села за работу.



                                    3

     Как-то днем, открыв дверь своих комнат, она почувствовала запах кофе.
     В гостиной стоял Ник с кружкой в руке, которую приветственно  поднял,
когда она вошла...
     - Привет, Анна.
     Лицо у него загорело, длинные кудри совсем поседели.  И  он  отрастил
усы, густые и нежданно темные.
     Ее охватила странная радость, для которой она не нашла слов и  просто
спросила:
     - А зачем вам усы?
     - Все-таки было занятие растить их, а  мне  настоятельно  требовалось
чем-то заняться. Что вам налить? Кофе или вина?
     - Вина.
     Она села и положила ноги на соседний столик. Перед этим она плавала в
женском бассейне, пока ее не одолела усталость.
     Он сходил на кухню и принес ей стакан вина. Она отхлебнула - отличное
красное.
     Ник прислонился к стене напротив нее, поглаживая мизинцем усы.
     - Гвархе они не  нравятся.  Хотя,  по-моему,  уж  у  него  нет  права
возражать против небольшой дополнительной толики волос.
     - Вы вернулись насовсем или это короткий визит?
     - Любой пост, который занимает  Гварха,  бывает  временным.  Так  что
навсегда я здесь не останусь. Но возвращаться на хварскую планету  мне  не
обязательно, и я могу не опасаться, что закончу свои дни в зверинце. -  Он
улыбнулся ей. - Сплетение вынесло свой вердикт. Мы - люди.
     Анна перевела дух, чувствуя, как постепенно проходит напряжение.
     - Чудесная новость!
     Он кивнул.
     - Заключение очень интересное. Земляне - люди, но не такие люди,  как
хвархаты. Мы обладаем собственной моралью, которую,  указывает  Сплетение,
им понять практически невозможно. Нас нельзя  судить  по  меркам,  которые
Люди прилагают друг к другу. Сплетение порекомендовало головным  заключить
мир,  если  удастся,  поскольку  вести   войну   с   человечеством   будет
затруднительно. Однако идею войны они не исключают, а потом поручили своим
философам и теологам  рассмотреть  нравственные  и  религиозные  проблемы,
которые возникнут,  если  начнется  война  с  человечеством,  и  найти  их
решение. Нравственные способы воевать с нами. Или я хотел сказать, с ними?
Люди любят быть готовыми ко всяким  возможностям,  а  Сплетение  пришло  к
выводу, что подобные  проблемы,  вероятно,  возникнут  еще  не  раз.  Если
существуют земляне, то сколько еще  других  неприятных  сюрпризов  ожидает
Людей  среди  звезд?  А  вдруг  инопланетяне  окажутся  даже   еще   более
омерзительными? И Людям необходимо вооружиться новым подходом  к  понятиям
морали и войны.
     - А как это обернулось для Лугалов?
     Он засмеялся.
     - Проиграли вчистую. На карту был поставлен  престиж,  и  у  них  его
сохранилось чертовски мало. Лугала Минти напрасно  выбрала  такую  жесткую
линию. Она всячески старалась представить землян  обитателями  серых  мест
под камнями. И в результате показала себя глупой ханжой. Я налью себе  еще
кофе.
     Он отправился на кухню, а когда вернулся, над  кружкой  курился  пар.
Устроившись в кресле напротив нее, он положил ноги на тот же столик.
     - Я устал. Прилетел только сегодня  утром.  -  Он  отхлебнул  кофе  и
поставил кружку. - И год был не из легких. Не знаю, мечтали вы  в  детстве
стать кем-то важным. Ну, понимаете: спасти вселенную, спасти человечество.
- Он ухмыльнулся. - Идиотская мечта. Мне казалось,  я  вырос  из  нее,  но
женщины забрасывали меня вопросами, а я думал: что, если я отвечу не так?
     - Человек, Который Не Любит Отвечать На Вопросы, - сказала Анна.
     Ник засмеялся.
     - Строка из стихотворения, не помню  чьего:  "Другие  терпят  вопросы
наши. Ты ж свободен". Ну, ко мне явно не  относится.  У  меня  было  такое
ощущение, словно я весь год только и делал, что  ждал,  когда  кто-то  еще
задаст  мне  еще  вопрос.  И  я  должен  был  отвечать  сразу,  честно   и
почтительно. Без лжи. Без уловок. Без отмалчивания. Не  знаю,  почему  это
было так трудно, но было. Гварха сообщил мне кое-что о том, как  шли  дела
тут. Но буду рад узнать побольше.
     Анна рассказала ему о хварских женщинах, и особенно подробно о других
переводчицах, поскольку познакомилась с ними довольно близко.  Эйх  Лешали
интересна, но слишком серьезна и честолюбива. А вот Цей Ама Индил ей очень
нравится.
     Ник ухмыльнулся.
     - До меня доходили некоторые слухи!
     - О чем вы?
     - Хвархаты знают, что между ними и землянами  возможны  романтические
увлечения, и они обожают сплетничать.
     - Мне нравится Индил, я считаю ее другом. Но и только.
     Возможно, она запротестовала слишком  резко.  Ник  посмотрел  на  нее
странным взглядом и ничего не сказал. Она поспешила переменить тему.
     - А как новая пьеса Эйх Матсехара?
     - Потрясающе, - сказал Ник. - Мы не успели подготовить постановку для
Сплетения, а потому обошлись читкой в лицах,  что  не  могло  не  ослабить
впечатления. Этой пьесе абсолютно необходимы музыка и танцы. Но все  равно
она имела большой успех. Он показал мне перевод, который сделал  для  вас.
Вполне сносный, хотя я бы сделал лучше. Но продолжайте. Что было еще?
     Она рассказала про статьи о своих наблюдениях на Риде-1935Ц.
     - Эттин Гварха прочел их все, проверяя, не  посылаю  ли  я  в  земной
сектор  какую-нибудь  секретную  информацию.   Он   сказал   (она   широко
улыбнулась), что статьи, видимо, вполне безобидные, но если  мои  животные
обладают интеллектом, он съест одно из них, как кошка канарейку.
     -  Что  это  он?  -  спросил  Ник  с  удивлением.  -  Решил  овладеть
человеческой идиоматикой?
     - Видимо. - Анна пожала плечами.
     Чарли отослал статьи с  дипломатической  почтой.  Одну  взял  "Журнал
внеземного поведения", а "Журнал теоретического разума" отклонил вторую.
     - Невежественное дерьмо, - сказала Анна. - Что они думают  о  разуме?
Ведь ни один ни разу не видел живых инопланетян.  В  отличие  от  меня.  Я
начала работать над первой статьей о Людях.
     - Вы собрали столько материала? - спросил Ник.
     - По-моему, да. - Она  откинулась  на  спинку  стула.  Вино  начинало
оказывать свое действие. - В целом оно того стоило, хотя я не вижу, как мы
можем вернуться домой. Вы и я, Ник. Я  задумалась  об  этом,  когда  Чарли
сказал, что они договорились об обмене пленными. Но включить  вас  способа
нет, верно?
     - Но я дома, деточка. В отличие от вас. И это - следующая задача.
     - ВР ухватит меня, едва я окажусь в человеческом  секторе,  это,  что
мне известно, сохраняет прежнюю важность. И все  так  же  может  повредить
Людям.
     - Не столько Людям, сколько Эттину и  мне.  Вы  ведь  понимаете  это,
Анна?
     - Нет.
     - Но я же объяснил вам практически все.  То  есть  мне  так  кажется.
Прошел год. Земляне, несомненно, разгадают правила войны. Сплетение  знает
это, и Связка тоже. Единственно, на что  они  могут  рассчитывать,  -  это
выиграть немножко времени. Если они его получат, то возблагодарят  Богиню.
Если нет, то будут выкручиваться. Главная проблема, как и опасный  секрет,
заключается в следующем: вы знаете, что я  ненадежен,  и  вы  знаете,  что
Эттин  Гварха  оберегает  человека,  которого  надлежало  бы  убить.  Если
человеческая  ВР  раздобудет  эту  информацию,  она  затеет   какую-нибудь
глупость. Если не сразу, то после. Гвар не сможет жить,  сознавая,  что  у
его врагов есть против него такого рода оружие. Он говорит, что он рахака,
то есть он отправится к другим головным, расскажет  им  о  случившемся,  а
решать, как найти выход из положения, будут они.
     - Дерьмово, - сказала Анна, и он кивнул.
     - Тетушки  консультировались  с  разными  учеными,  выясняя,  нет  ли
способа убрать  информацию  из  человеческой  памяти.  Я  решил,  что  мне
придется туго. Мне казалось, что первым они обработают  меня,  хотя,  быть
может, Гвархе  удалось  бы  их  отговорить.  Но  такого  способа  нет.  Их
медицинская технология уступает нашей. Особенно  в  области  психологии  и
неврологии. Их не интересует возможность  вторгаться  в  сознание  к  друг
другу, и они склонны верить, что  большинство  психических  проблем  носит
нравственный или духовный характер, а не физиологический. Они не  пытались
изобретать медицинские средства от печали и зла. Но если бы могли  удалить
информацию о Гвархе и мне, хранящуюся у вас в памяти,  нам  всем  было  бы
лучше. Никогда не прощу себе, что я так поддался панике. Если  бы  у  меня
хватило ума промолчать!
     - Вы мне говорили, что не верите в сожаления.
     - Вы правы. Не верю. - Он встал. - Пойду спать. Увидимся  завтра  или
послезавтра, смотря когда я проснусь. - У двери он остановился. - А вы  бы
не  перешли  на  другую   сторону,   Анна?   Тогда   вам   обеспечили   бы
дипломатическую неприкосновенность.
     - Нет.
     - Мне просто пришло в голову... - Он посмотрел на  нее,  улыбнулся  и
вышел.
     Анна  допила  вино,  снова  наполнила  стакан  и  включила  последнюю
голограмму, которую получила от Эттин Гвархи. Вид на какую-то  планету  из
космоса. Ее опоясывали кольца,  более  эффектные,  чем  кольца  Сатурна  -
витые, разорванные, а вокруг обращались десятка  полтора  лун.  Гигантские
циклоны закручивались спиралями и сверкали  в  атмосфере  планеты.  Кольца
сияли в свете невидимого солнца. Анна прихлебывала вино.
     Утром ее провожал Матсехар.
     - Я бы задушила вас в объятиях, - сказала Анна.
     - Это невозможно, как вы, наверное, знаете. Но я сочту ваше пожелание
выражением благопристойной симпатии.
     Они шли рядом по прохладным ярко освещенным коридорам. Анна  сказала,
что видела Ника и что ему понравился "Макбет".
     - Пока мое лучшее произведение.  Мне  кажется,  наконец  я  прошел...
двинулся вперед... Какое тут подойдет слово?
     - Но это зависит от того, что вы хотите сказать.
     - Я чувствую себя так, словно пробыл в каком-то месте слишком  долго,
и оно уподобилось комнате  в  старинных  сказаниях,  которая  уменьшается,
темнеет, превращается в ловушку. Но теперь... Ха! Я вышел из этой  комнаты
и словно стою на краю необъятной равнины.
     - Прорыв, - сказала Анна. - Вот слово, которое вы искали.
     Он задумчиво повторил.
     Она спросила его про шекспировский фестиваль. Он искоса  взглянул  на
нее.
     - Ники рассказал вам? Все произошло слишком быстро.  У  нас  не  было
времени для настоящих репетиций. Зрители были трудными,  а  музыка  резала
уши. "Резала" я употребил в человечьем смысле. Замечательно, сколько можно
узнать о культуре из идиоматических выражений.
     - Ник сказал, что фестиваль оказал нужное влияние. Он же был  устроен
ради этой цели.
     Он опять посмотрел на нее искоса.
     - Да, но не так, как мне виделось. Будь  у  нас  больше  времени,  не
окажись главный музыкант идиотом, сумей мы получить новые костюмы...
     Он  остановился  у  двери  человеческого  сектора.   Она   прошла   в
наблюдательную  комнату  и  села  следить  за   заседанием,   как   всегда
утомительно скучным.
     Потом пообедала с делегатами и сообщила им, что Ник вернулся.
     - Он сказал вам, где был? - осведомился Сиприен Мак-Интош.
     - На хварской планете. - Она доела тушеную фасоль и  ковыряла  вилкой
размороженную   цветную   капусту   под   перечным    соусом,    выискивая
сколько-нибудь хрустящий кусочек.
     - А зачем? - спросил Сиприен.
     - Они устраивали шекспировский фестиваль, и Ник им  потребовался  для
ответов на  вопросы  в  дискуссиях  после  спектаклей.  -  Договорив,  она
посмотрела на него.
     - Они сняли своего лучшего  переводчика  с  мирных  переговоров  ради
шекспировского фестиваля? - недоверчиво сказал Сиприен.
     Анна вновь уставилась на свою капусту.
     - Они относятся к искусству очень серьезно.
     Матс проводил ее до женской половины и остановился у двери.
     - Вы не зайдете? - спросила Анна.
     - Посетить мою родственницу? Сегодня нет.
     Анна пошла к себе и вновь, едва  открыв  дверь,  почувствовала  запах
кофе. На одном из столиков стояли две белые керамические кружки.  Ник  как
раз выходил из кухни с кофейником в руке.  На  этот  раз  он  был  одет  в
военную форму. К поясу он приколол три бляхи. Она еще не видела, чтобы  он
носил их с формой. И прежде их было две.
     - Что происходит? - спросила Анна.
     Он налил кружки и оглядел столик.
     - Тут кофейник не поставишь. Одну минутку.
     Она опустилась в кресло. Во рту у нее  сохранился  привкус  перечного
соуса. А что, если и запах? Возможно, кофе его уберет. Она  взяла  кружку.
Вернулся Ник и тоже сел.
     Анна спросила про бляхи.
     - Вот на этот вопрос я отвечаю с удовольствием!  -  Он  улыбнулся.  -
Сплетение постановило,  что  мне  положен  официальный  статус.  Теперь  я
безоговорочно признан личностью. И я работаю для Людей уже  двадцать  лет.
Не  годится,  чтобы  со  мной  обходились  как  с  изгоем  или  нищим   из
уничтоженного рода. А потом они создали для меня мой род. Такое  случается
примерно раз в поколение, либо когда большой род делится, либо  когда  два
мелких рода решают, что им лучше объединиться. Но  это...  -  Он  погладил
металлические диски. - Впервые подобное было  постановлено  для  землянина
или группы землян.
     - Вы как будто счастливы.
     - В первый раз за долгие годы, если  не  в  первый  раз  в  жизни,  я
чувствую, что я свой. - Он помолчал. -  Тетушки  считают,  что  меня  пора
повысить. Держатель я уже очень давно. Мне неловко принадлежать к  низшему
рангу, особенно теперь, когда я личность и у  меня  есть  свой  род.  Люди
решат, что Гварха мне не доверяет,  а  это  бросит  тень  на  все  доводы,
которые женщины Эттина приводили Сплетению. Ни одна  женщина  не  позволит
себе сказать мужчине, как ему следует поступать на периметре -  во  всяком
случае прямо. Но они высказывают предположения, а он обычно прислушивается
к своим родственницам, хотя в данном случае я в этом не так уверен.
     - Но почему? - спросила Анна.
     - Гварха готов сделать  для  меня  очень  многое,  а  для  тетушек  -
практически все. Но не подвергнуть  опасности  Людей.  А  я  показал  себя
ненадежным.
     - Поэтому он и раньше обходил вас повышением?
     Ник взял кружку, зажал ее в ладонях, словно грея длинные пальцы.
     -  Нет.  Мы  с  ним  это  обсуждали.  Такое  повышение  скорее  всего
рассердило бы других офицеров старшего ранга. Ведь  я...  то  есть  я  был
инопланетянином и врагом. Всегда нашлись бы люди, готовые указать,  что  я
ненадежен и даже не настоящая личность. Ну, что-то  вроде  коня  Калигулы.
Помните? Калигула назначил его консулом. Римская аристократия отнеслась  к
этому без всякого удовольствия.
     Он помолчал.
     - Ну, и  вопрос  о  моем  допуске.  Служба  безопасности  сильно  его
ограничивала, а офицер старшего ранга без доступа к  секретной  информации
постоянно  ставил  бы  всех  в  неловкое  положение.  А  теперь   проблема
заключается в том, что Гварха не уверен, насколько он может мне  доверять.
Он сказал мне, что пошел бы на риск, если бы  мое  предательство  угрожало
только  ему.  Но  он  не  сделает  ничего,  что  открыло  бы  передо  мной
возможность причинить серьезный вред Людям. А потому...  Ну,  увидим,  что
произойдет.
     - Пресвятая Дева, как странно сложилась ваша жизнь!
     Он откинул голову, словно взвешивая ее восклицание.
     - Пожалуй. Бесспорно земная  ВР  произвела  на  меня  самое  странное
впечатление. А некоторые тайны американского Среднего Запада я  так  и  не
постиг. Например, почему хоть кто-то остается там.
     Анна засмеялась.
     Они продолжали разговаривать. Главным образом о том,  как  прошел  ее
год. Наконец Никлас встал.
     - Мне пора браться за работу. За время моего отсутствия генерал  меня
не заменял, и материала накопилось уйма. Впрочем,  я  его  не  упрекаю:  в
анализе человеческого поведения мне равных нет. - У двери он оглянулся.  -
Анна, вы уверены, что не хотите перейти на нашу сторону? Еще один  эксперт
по землянам нам очень пригодился бы.
     - Нет, - ответила она.
     - Пожалуй, вы правы. На той стороне нам нужны люди, относящиеся к нам
с симпатией.
     Он ушел, а она отнесла кружки на кухню. Он вымыл  посуду,  оставшуюся
после ее завтрака. Чистые сухие тарелки были  составлены  стопкой,  но  не
убраны, служа безмолвным упреком. Поглядев на  них,  Анна  вдруг  пожалела
Эттина Гварху: каково это делить жизнь с тем,  кто  не  способен  оставить
ничего валяться в беспорядке, а непременно всегда все приберет?


     На том же корабле вместе с Никласом и Матсехаром прилетела  и  группа
женщин.  Анна  спрашивала  себя,  зачем  они   прилетели.   Да,   конечно,
побеседовать с  ней.  Но  чего  ради?  Дебаты  завершились,  решение  было
принято, а земные дипломаты понятия не имели, что  человечество  судили  и
признали более или менее отвечающим нормам. Это ее забавляло.
     На нее  особенное  впечатление  произвела  женщина  Харага,  политик,
массивностью не уступавшая Лугала Минти, чей густой, почти  коричневый,  а
не серый мех, делал ее еще внушительнее. Мех был полосатым, что  придавало
лицу сходство с маской какого-то ритуального демона,  в  разрезах  которой
блестели  бледно-желтые  глаза.  Говорила   она   медленно   металлическим
скрежещущим баритоном. Казалось, работает станок, который забыли смазать.
     Она представляла большой  малонаселенный  регион  южного  континента,
объяснила Анне Индил. Там жили несколько родов, все небольшие, и  ни  один
не был четко впереди остальных. Положение этой  женщины  объяснялось  тем,
что она сумела убедить их в какой-то мере сотрудничать друг с другом.
     - Будьте с ней осторожнее, - предупредила Индил. - Есть люди, которые
сами выдвигаются вперед среди своих и тащат за собой весь  свой  род.  Она
именно такая.
     Однако они отлично поладили. Женщина Харага  искренне  интересовалась
человечеством и готова была поверить, что вселенная  не  исчерпывается  ее
открытой всем ветрам равниной. За страшноватым  лицом  скрывался  пытливый
ум, а также чувство юмора, пусть и довольно плоского.
     Анна  приготовилась  узнать  побольше  про  Хараг  и  Северо-Западный
сотрудничающий край. Хараг ам Хвил не видела причин для скрытности.
     - Я не знаю ничего такого, что могло  бы  обернуться  оружием  против
меня. Как, наверное, трудно владеть такого рода информацией.
     Она была первой из женщин, с которыми встречалась Анна,  не  носившей
церемониального  платья.  Костюмы,  которые   ей   нравились,   напоминали
комбинезоны, укороченные до колен. Ткани были разноцветными, но  неизменно
простыми и грубыми. Пряжки ремней производили впечатления золотых.
     - Причина - мех, - объяснила она с помощью Ама Цей Индил. -  Я  родом
из холодного края и теплоизоляция у меня отличная. Одевайся я  как  прочие
женщины, так все время задыхалась бы от жары.
     Она посмотрела на Анну. Желтые глаза демонской маски весело блеснули.
     - Жизнь коротка.  Дел  невпроворот.  Лучший  способ  беречь  время  -
действовать попросту и прямо, не беспокоясь, как ты выглядишь и что думают
другие люди.
     - Как вы  ладите  с  женщинами  Эттина?  -  спросила  Анна,  стараясь
вообразить эту даму в укороченном комбинезоне в обществе Трех Норн.
     - Неплохо, хотя, конечно, им далеко до их матери. Вот  с  ней  всегда
можно было договориться по-настоящему!
     Как-то они провели полдня в комнатах Анны. Женщина Харага принесла  с
собой керамический кувшин, полный чего-то вроде чая,  Анна  пила  вино,  а
Индил ограничилась водой. Она, казалось,  нервничала.  Видимо,  переводить
прямолинейные заявления Хвил стоило немалого напряжения.
     Анна  рассказывала  о  научно-исследовательских  станциях,  где   она
провела  значительную  часть  своей  взрослой  жизни.   Хвил   слушала   с
любопытством и прихлебывала свой  чай  (видимо,  легонький  наркотик).  Во
всяком  случае,  она  несколько  расслабилась  и,  казалось,  готова  была
замурлыкать. Потом сказала:
     - Не знаю, согласилась бы я путешествовать  в  такие  дали,  как  вы,
Перес Анна, и тем более  в  моем  возрасте.  Даже  короткая  поездка  сюда
скверно  на  меня  подействовала.  Пищеварение  никак   не   налаживается.
По-моему, вращение станции взбалтывает во мне все  жидкости.  Другое  дело
ты. Такая путешественница может отправиться и еще дальше. Посетите Хараг!
     - Не могу, - сказала Анна.
     - Из-за войны? - Она сделала пренебрежительный жест. - Пора бы с этим
закончить. Почему  бы  вам  не  посоветовать  вашим  мужчинам,  чтобы  они
перестали тянуть и завершили то, ради чего находятся тут?
     Анна  покосилась  на  Индил.  Темное  бархатистое  лицо   переводчицы
выглядело потрясенным.
     - А вы не могли бы сказать это Эттин Гвархе или Лугала Цу?
     - Конечно. Только говорить с  Лугала  Цу  бесполезно.  Он  никого  не
слушает, кроме своей матери. Правда, если слушать кого-то  одного,  Лугала
Минти - хороший выбор. Она влиятельна и  умна,  хотя  последнее  время  ее
поведение мне не нравится. Она страшится, потому  что  вселенная  меняется
заметно для нее. Как будто вселенная не  меняется  непрерывно!  Как  будто
Богиня не любит перемен! Ну, а Эттин Гварха ответил  мне,  что  он  делает
все, что в его силах.
     - Вы с ним разговаривали? Вы с ним в родстве?
     - Один из моих братьев - отец двух его  родичей,  и  я  бы  не  прочь
заполучить его генетический материал для Харага. Но... -  Хвил  покосилась
на Индил. - Возможно, другой род нас опередил.
     Женщина Харага продолжала говорить, а Индил переводила. Голос ее  был
спокойным и мелодичным, как всегда, разительно контрастируя с  скрежещущим
низким баритоном Хараг ам Хвил.
     - Я отклонилась от нашей темы. Вы много путешествовали,  Перес  Анна.
Так подумайте о том, чтобы попутешествовать еще. Если мы намерены поделить
вселенную, нам лучше научиться понимать друг друга.
     - Я бы с радостью, - сказала Анна и удивилась настойчивости  в  своем
голосе.
     На этот раз она узнала очень много о Северо-Западном  регионе.  Сухая
равнина с горами на  востоке  и  юге,  перехватывающими  дожди.  Их  белые
вершины сверкали в темно-синем небе точно облака, и там, согласно  древним
сказаниям, обитали призраки и духи. Теперь вода поступает по  акведукам  в
города с  домами  из  необожженного  кирпича.  Многие  обитатели  все  еще
занимаются скотоводством. Другие предпочитают рыболовство - полярный океан
богат рыбой и еще всякой всячиной.
     Суровый край, но заманчивый,  как  Самарканд  или  Тимбукту.  Женщина
Харага рассказывала о чудесных вышивках, великолепных изделиях из металла,
о копях, где добываются голубые и зеленые камни, о сушильнях для  рыбы  на
окраинах приморских городов - ветер раскачивает ее и чешуя блестит  как...
Какое сравнение употребила Хвил? "Как серебряная листва".
     Рассказывала она и о  Совете,  регулирующем  водные  ресурсы  (вечный
источник конфликтов в краю.) О проекте "Ясные глаза у всех", о  Совете  по
рыболовству, о кооперативах, покупающих и продающих.  (Некоторые  названия
Анна  сочиняла  сама,  когда  Хвил  объясняла,   чем   занимается   данная
организация.  Индил  путалась,  когда  надо   было   переводить   названия
учреждений.) Женщину Харага они интересовали не меньше,  если  не  больше,
чем земля и города, хотя землю и города она тоже явно любила.
     В результате Анне очень захотелось побывать  там.  Она  представляла,
как будет бродить по базарам, или посетит опреснительный завод. (Насколько
она поняла из слов  Хвил,  последнее  было  обязательным.)  Или  ехать  по
пыльной дороге мимо неизвестных ей животных.
     Наконец беседа завершилась, и женщина Харага ушла, но Цей  Ама  Индил
задержалась. Анна со стоном закинула ноги на столик.
     - Пресвятая Дева, что за женщина!
     - Я вас предупреждала, - напомнила Индил.
     - А что означала ее фраза о генетическом материале?
     - Я намеревалась поговорить с вами об этом,  -  сказала  Индил  после
паузы. - У нас не в обычае  рожать  в  космосе,  а  это  значит,  что  мне
придется покинуть станцию и вернуться домой.
     Анна уставилась на нее.
     - Вы беременны?
     - Конечно, нет! И как я могла бы? Я же не была дома  больше  года!  -
Индил была шокирована. - И после осеменения я не отправилась бы в космос!
     Ну да, конечно же! Ведь  Люди  практикуют  искусственное  осеменение.
Видимо,  на  их  планете  имеется  банк  спермы.  Или  доноров  специально
откомандировывают домой? Надо будет спросить Ника. Не Индил же! Она и  так
чувствует себя крайне неловко.
     После некоторого молчания Индил сказала:
     - Мой род и Цей Ама заключили соглашение с Эттином. Еще когда Цей Ама
Ул была здесь. Однако меня попросили задержаться тут,  чтобы  я  составила
вам компанию. - Она опять промолчала. - Особой спешки не было, а  если  бы
дела приняли дурной оборот и Лугале удалось бы добиться своего и поставить
Эттин в тяжелое положение, у нас было  бы  время  расторгнуть  соглашение.
Правда, Цей Ама Ул не сомневалась, что этого не случится.  Она  с  большим
уважением относится к Эттину, а Эттин Гварха,  бесспорно,  лучший  мужчина
своего поколения.
     - Вы возвращаетесь домой и беременеете, а отцом будет Эттин Гварха?
     - Да, - сказала Индил. - И будет девочка. Так оговорено. Мне  хочется
дать ей два имени. В моем роду это допускается. И мне хотелось бы получить
ваше разрешение, чтобы одно из них было Анна.
     Она почувствовала себя польщенной, но и испугалась.
     - Пока вам не надо ничего говорить, - сказала Индил.  -  Времени  еще
много. Но Цей Ама Ул согласна с женщиной Харага. Если мы поделим вселенную
с вашей расой, нам надо найти способы, как ладить.
     Индил простилась и ушла. Эти устрашающие женщины! Они готовы  принять
ее в свою среду. Ей представился пушистый серый  младенец  -  дитя  Индил,
отпрыск Гвархи - девочка, носящая ее имя. Наверное, в их произношении  "н"
станет кратким. Ама Цей Ана.  От  этой  мысли  у  нее  по  спине  побежали
мурашки.
     Два дня спустя она встретила Ника у входа в человеческий  сектор.  Ее
провожал Вейхар.
     -  Я  тебя  сменяю,  -  сказал  ему  Ник  и  вместе  с  ней  вошел  в
наблюдательную комнату. Там стояли два кресла и Ник опустился в одно.
     - Решил посмотреть, как идут дела.
     - Снова переводить вы не стали.
     - Я не шутил, когда сказал вам, что генерал позволил накопиться  уйме
материала для меня. И для этой чуши у меня нет времени. Да и  вообще,  они
закругляются, разве вы не заметили?
     - Меня, - ответила Анна, - захлестывала волна серых внушительных дам.
Тут побывала матрона из Харага, которая и тетушек уложила бы на лопатки.
     Ник засмеялся.
     - Ну не знаю. Но дама очень грозная: она  заявила  Гвархе,  чтобы  он
кончал валять дурака и заключил мир: пусть Люди спокойно занимаются своими
делами и больше  не  думают  об  этой  никчемной  войне.  Как  будто  мало
настоящих дел!
     - Знаю-знаю, -  сказала  Анна.  -  Покончить  с  глазными  болезнями.
Обессолить  океан.  Она  пригласила  меня  в  Хараг  полюбоваться  рыбными
сушильнями.
     На лице Ника появилось удивление.
     - А также посетить опреснительный завод.
     Удивление перешло в задумчивость.
     - Вряд ли пока это возможно. То есть вам посетить  хварскую  планету.
Но приглашение крайне интересное.
     - Насколько эта комната надежна? - спросила она.
     - Пошли! - Он встал и повел ее по лабиринту незнакомых коридоров мимо
нескольких часовых постов. Часовые при  виде  Ника  делали  жест,  видимо,
аналогичный отдаче чести. Он кивал в ответ. Наконец они остановились перед
дверью. Ник прижал ладонь к панели и кивком пригласил Анну войти.
     Она увидела  жилую  комнату:  серый  ковер,  серо-коричневую  мебель,
которая исчерпывалась диваном, двумя креслами и парой низких металлических
столиков. Обстановка выглядела куда более спартанской, чем в ее гостиной -
ни единого цветного пятна, ни признаков роскоши и полная безликость. Ничто
не говорило, что комната эта обитаема.
     Дверь закрылась.
     - Садитесь, - пригласил Ник. - Эттин Гварха решил снова мне доверять.
Эти комнаты не прослушиваются. Даже им.
     - Вы тут живете?
     Он кивнул.
     - Вы кто? Монах?
     - Меньше всего. - Он засмеялся и посмотрел вокруг, продолжая стоять с
руками в карманах. - Просто не люблю вещички.
     - Что?
     - Ну, вы понимаете. Безделушки, сувениры, всякий хлам, словом,  вещи.
Мусор, который необходимо упаковывать при переездах. В какой-то книге  мне
однажды попался такой афоризм: "Тот, кто обставляет свой  ум,  будет  жить
как король. Тот, кто обставляет  свой  дом,  мешает  себе  передвигаться".
Руководство, как жить,  и  я  ему  следую.  Так,  значит,  женщина  Харага
приглашает вас в гости. Хотите чего-нибудь? Кофе, чаю, вина? У  меня  есть
даже новейшая человечья жратва - отличный повод посмеяться.
     - Нет, - сказала Анна. - Ама Цей Индил попросила  у  меня  разрешения
дать мое имя ее ребенку.
     Ник уставился на нее во все глаза.
     - Господи Исусе! Эти люди, решив что-то, времени не теряют!
     Он подошел к одному из  столиков,  прикоснулся  к  нему  и  заговорил
по-хварски. Столик ответил  на  том  же  языке.  Ник  сказал  еще  что-то,
выслушал ответ, выпрямился и обернулся к Анне.
     - А что вы ответили Ама Цей Индил?
     - Пока ничего.
     - Я  наведу  справки,  но  не  думаю,  что  это  налагает  какие-либо
серьезные  обязательства.  Хорошие  манеры   требуют   оказывать   девочке
некоторое внимание. Ласково смотреть на нее, иногда давать добрые  советы.
Но в основном, это любезность по отношению к вам, попытка создать  подобие
связи между вами и ее семьей - ничего значительного, ниточка, а не  канат.
Но бесспорно что-то. Крайне интересная  история.  Меня  тянет  ходить.  Вы
разрешите?
     - Валяйте, - ответила Анна и села поудобнее.
     Ник прошелся по комнате.
     - Должен признаться, у отсутствия вещей  свой  минус.  Когда  я  хочу
поразмыслить, мне нечего вертеть в руках. С  другой  стороны,  мне,  чтобы
уложиться, достаточно пол-икуна.  А  когда  переезжает  Гварха,  требуется
целый обоз.
     Он прислонился к стене и сложил руки на груди. Минуты две он  молчал,
глядя мимо нее невидящими зелеными глазами. Потом посмотрел прямо на нее.
     - Цей Ама, Ама Цей и Хараг решили, что следует поближе узнать  землян
и особенно (судя по всему)  единственную  земную  женщину  в  пределах  их
досягаемости. Я, честно, этого не ожидал. Вероятно, они насторожились  так
с того момента, когда Сплетение признало нас людьми. Я связан  с  Эттином,
это всем известно. И самостоятельно действовать не стану. Другое дело  вы.
Насколько им известно, вы самостоятельны и занимаете  важное  положение  -
единственная женщина в делегации землян. С точки зрения хварской  женщины,
Анна, вы должны быть чем-то вроде императрицы Земного Шара. - Голос у него
стал прямо-таки счастливым.
     Анна встревожилась.
     - Хараг поддерживает дружеские отношения с Цей Ама?
     - Не очень. Это два...  как  бы  выразиться  поточнее?..  не  слишком
значительные рода, которые  ищут  способ  приобрести  больше  важности.  И
способны сотрудничать, если у них на то будет веская причина.
     - Индил посоветовала мне остерегаться женщин Харага.
     - Ах так! - взгляд  Ника  снова  стал  рассеянным,  затем  он  широко
улыбнулся. - Они сцепились из-за  вас.  Думается,  можно  будет  заключить
сделки с ними обоими. Но я пытаюсь сообразить, как  использовать  это  для
решения вашей проблемы.
     - С ВР? - спросила Анна, и он кивнул.
     - Мы с Гвархой обсуждали это и пришли к выводу, что выходом  была  бы
дипломатическая неприкосновенность.
     - Я на другую сторону не перейду.
     Он мотнул головой.
     - Я этого и не предлагаю. Но не хотелось бы вам стать послом?
     - Что-о?
     Он поднял ладонь.
     -  Я  слегка  преувеличил.  Не  думаю,  что  мы  сумеем  добиться  от
Конфедерации, чтобы вас назначили полномочным послом. Но  вот  специальным
посланником... Вы же  говорили,  что  хотите  быть  вторым  представителем
человечества, который побывает на хварской планете. А теперь  у  вас  есть
приглашение. Если не два. Ребенку предстоит церемония  наречения.  И  вас,
полагаю, пригласят.
     - Когда же я вернусь домой?
     - Когда станете такой важной  персоной,  что  никто  не  рискнет  вас
тронуть. Даже идиоты из  ВР  не  рискнут  применять  препараты,  производя
подноготный  дебрифинг  дипломата  высокого  ранга.  -  Он  поморщился.  -
Дебрифинг! Какое омерзительное словечко! Как  я  только  мог  работать  на
людей, так коверкающих язык?
     Анна нахмурилась: слишком многое обрушивалось на нее слишком быстро.
     -  Анна,  я  предлагаю  вам  -  Люди  предлагают  вам  -   уникальную
возможность вести исследования, ради которой многие пошли бы на  убийство.
А сверх того еще деньги! Конфедерации придется расщедриться  на  приличный
оклад. А если нет, так Сплетение купается в деньгах. Вы не поверите, каким
богатым может быть общество, если им управлять разумно. О субсидиях можете
не беспокоиться. Как и о том, что дерьмовые ученые журналы будут отклонять
ваши статьи. - Он ухмыльнулся. - А обязаны  вы  будете  только  передавать
Сплетению дурацкие послания Конфедерации.
     - Меня никогда не привлекала дипломатия.
     Дверь в  коридор  открылась,  вошел  Эттин  Гварха,  одетый  в  форму
космического воина.
     - Мэм, - сказал он, когда дверь закрылась, а затем взглянул на  Ника,
который быстро заговорил по-хварски. Генерал слушал с  выражением  чуткого
внимания, присущим хвархатам. Наконец Ник умолк.
     - Анна хорошее имя, - сказал Эттин Гварха. - Я приобрел к нему  вкус,
хотя на известных мне языках его окончание женским именам не  свойственно.
А женщина Харага очень полезный друг. И мне кажется, мэм Перес, вы  будете
хорошим посланником. Нас с Ники смущала только одна трудность: как убедить
Сплетение попросить в посланники именно вас? Мы считали, что моему роду не
следует поднимать этого вопроса. Мы и так  уже  слишком  тесно  связаны  с
человечеством. Но если Хараг предложит пригласить вас на планету... Ха!  -
Он откинул голову, взвешивая. Ник следил за ним с легкой улыбкой.  И  Анна
внезапно поняла, что оба они обожают вести интриги. Возможно,  именно  это
их и связывает.
     - Мне нужно время подумать, - сказала она.
     Генерал поглядел на нее.
     - Разумеется, мэм Перес.
     - Я вас провожу, - сказал Ник, отделяясь от стены.
     Они пошли по коридорам. Анна успела так свыкнуться со  станцией,  что
уже ничто не казалось ей странным. Мохнатые часовые  выглядели  совершенно
нормально,  холодный  воздух  с  запахом  хвархатов  словно  бы  ничем  не
отличался от воздуха всех прочих станций,  где  ей  доводилось  бывать.  А
сколько их она видела?
     Но станции ей надоели, все станции. Ее манила поверхность планеты.
     У своей двери она сказала:
     - Я согласна. Упускать такую возможность вести  исследования  нельзя.
Жаль только, что мне приходится хранить тайны.
     - Мне это понятно. - Он кивнул. - Тяжелое бремя. Но выбора нет. Разве
что финал в духе героических  пьес,  которые  так  любит  Гварха.  Ну,  вы
знаете. Возникает проблема, у  которой  нет  решения,  и  остается  только
умереть.  Я  много  времени  раздумывал  над  этой  путаницей.   Я   люблю
аккуратность. Возможно, вы заметили?
     - Угу.
     - У нашей проблемы решения нет. Во всяком случае, пока. Вы, я, Гварха
оказались в тисках нравственных противоречий. - Он ухмыльнулся. - Матсехар
пришел бы в восторг от такой ситуации. Интересно, как бы он ее  обработал.
Уж, конечно, нашел бы оригинальное решение. Но я не хочу втягивать  его  в
это, а воображение у меня много слабее, и я  ничего  не  сумел  придумать,
кроме одного: выкопать яму, похоронить в ней проблему и уповать, что ее не
вынюхает  сул,  наделенный  особо  острым  чутьем.  Есть,  правда,   очень
аккуратный выход: я умираю, так  как  не  могу  выбрать  между  Гвархой  и
человечеством, а Гварха умирает, потому что не может выбрать между мной  и
Людьми, вы же  остаетесь,  чтобы  привести  путаницу  в  порядок,  подобно
Фортинбрасу, принцу норвежскому.
     - Нет уж, спасибо! - сказала Анна.
     - Ну, в пьесе это выглядело  бы  прекрасно.  Однако  мне  никогда  не
хотелось стать участником трагедии. Помните анекдот про умирающего актера?
Его спрашивают, трудно ли  умирать,  а  он  отвечает:  "Умирать-то  легко.
Трудно играть комедию".
     Анна вежливо улыбнулась.
     - Комедию играть трудно, жизнь - вечная путаница, а мы  с  Гвархой  -
рахаки. Так с чем же мы остаемся?
     - С путаницей, - сказала Анна. - Возможно, смешной, возможно, нет,  и
с кучей тайн, которые еще вполне способны впиться нам в задницу.
     Ник подошел к двери в ее комнаты.
     - Ну вот, Анна. Хварская планета придется вам по душе. Возможно,  вам
даже понравится унылая холодная равнина Харага. Ну, что еще  сказать  вам?
Решено  повторить  матсехаровский  фестиваль.  В  столице.  Весь  целиком,
поставив "Макбета" как следует - в костюмах и с музыкой. Они  даже  думают
играть его перед женской аудиторией с  актерами-мужчинами.  Это  нарушение
обычая, но, по  общему  мнению,  женщины  не  способны  понять  эти  пьесы
настолько глубоко, чтобы играть в них. Быть может, мы успеем отправить вас
туда до начала фестиваля. Гарантирую, он будет великолепным.
     Дверь открылась. Никлас оглянулся на Анну, улыбнулся ей и ушел.




                                ПРИЛОЖЕНИЯ


                           1. ВРЕМЯИСЧИСЛЕНИЕ

     Период вращения хварской планеты равен десяти икунам, или 23,1 часа.
     Один икун = 100 ха-икунам.
     Один икун = 2,31 часа.
     Один ха-икун = 1,386 минуты.
     Одна минута = 0,2215 ха-икуна.
     15 минут = примерно 10 ха-икунов.
     Один хварский год = 402,2 хварским суткам.
     Год разделен на десять групп по сорок дней каждая, и еще двое  суток,
считающиеся призрачными и не включенными в календарь. В эти дни делами  не
занимаются, кроме  абсолютно  необходимых  и  не  терпящих  отлагательств.
Особенно недопустимыми считаются насильственные или  враждебные  действия.
Войны приостанавливаются.  Благочестивые  совершают  религиозные  ритуалы.
Дерзновенные совершают то, на  что  в  остальное  время  не  решились  бы.
(Заключают мир с врагом. Рискуют обратиться с сексуальными предложениями к
недоступному  предмету  любви.)  Суеверные  же  воздерживаются  от   любых
поступков.
     Хвархаты регулируют искусственное осеменение так,  чтобы  ребенок  не
мог родиться в призрачный день. По поверью, рожденный в  один  из  них  не
будет целиком принадлежать этому миру. Он может  обладать  силой  добра  и
силой зла. Но обычным он или она не будет.
     К каждому пятому году добавляется еще один призрачный день.
     На периметре сутки делятся на пять частей по 4,62 часа каждая.
     Одна пятая посвящается труду,  имеющему  непосредственное  социальное
значение, т.е. служебным или рабочим обязанностям.
     Одна пятая посвящается деятельности, повышающей социальную полезность
личности   -   повышению   квалификации,   приобретению   и    оттачиванию
профессиональной сноровки.
     Одна пятая посвящается деятельности,  служащей  развитию  собственной
личности   -   физические   упражнения,   медитации,   посещение   театра,
приобретение знаний, не имеющих  отношения  к  собственной  профессии  или
работе.
     Одна пятая отдается досугу.
     Одна пятая - сон.
     Большинству хвархатов пятичасового сна мало, а  потому  время  досуга
укорачивается.
     Официально устанавливаются часы только рабочей смены, однако хвархаты
отмечают время перехода от одного вида деятельности к другому, а компьютер
регистрирует время, которое  каждый  проводит  в  гимнастическом  зале,  в
театре, за образовательными программами и  так  далее.  Тот,  кто  заметно
выбивается из расписания, получает замечание от начальства.
     Хварские женщины не регулируют  свою  жизнь  с  такой  точностью.  Не
следует  забывать,  что  они  живут  на  поверхности  родной  планеты.  Им
приходится считаться со сменой времен года и меняющейся длиной реальных (в
отличие от искусственных) дня  и  ночи,  а  также  с  капризами  погоды  и
потребностями детей.



                               2. О РАНГАХ

     В восходящем порядке хварское мужское общество делится  на  следующие
ранги:

                Исполняющий-для-Людей (Исполнитель).
                Несущий-Дозор-на-Фланге-Армии (Дозорный)
                В-Великой-Тьме-Держащий-Меч (Держатель).
                Наступающий-на-Врага (Наступающий).
                Защитник-Очага-с-Честью (Защитник).

     Каждый ранг делится на три положения: сам ранг, ранг  позади  и  ранг
впереди. Иными словами, иерархия в пределах ранга "Исполняющий-для-Людей",
будет следующей:

                Исполнитель Позади.
                Исполнитель.
                Исполнитель Впереди.

     Таким образом, мужское хварское общество подразделяется на пятнадцать
рангов, что удовлетворяет их потребность вести счет  группами,  делящимися
на пять и на десять. Самый передний  ранг  не  входит  в  счет  остальных:
Защитник-Очага-с-Честью  Первый-Впереди,   то   есть   первозащитник   или
головной.
     Реальное положение члена  хварского  мужского  общества  определяется
сочетанием  ранга,  рода  и  личных  связей.  В  сражении  или  в   других
критических ситуациях решающим фактором является ранг. При отдаче  приказа
нет  времени  учитывать  что-либо  другое,  и  младшие  в   чине   обязаны
подчиняться.
     Но  в  будничной  борьбе  за  продвижение   вперед   внутри   военной
организации род и связи весят много,  и  перед  тем  как  ожидать  приказ,
начальники учитывают, с кем они говорят. Никлас, несмотря на низкий  ранг,
пользуется большими привилегиями и редко получает приказы,  кроме  как  от
Гвархи и (иногда) от других головных.
     Гварха - офицер тройственной  угрозы:  высокий  ранг,  происходит  из
влиятельного рода и обладает прекрасными связями. Приказы ему отдают очень
немногие, и только члены его рода. Считается он  только  с  коллегиальными
органами  -  Сплетением,  то  есть   с   правительством   планеты,   и   с
Головными-в-Связке.



                               3. О ТЕАТРЕ

     Хварская драматургия делится (грубо  говоря)  на  три  жанра:  Темные
пьесы, Яркие пьесы и Сумеречные пьесы. Темные  пьесы  эквивалентны  (очень
примерно) земным трагедиям. Яркие пьесы - это комедии, а Сумеречные -  все
остальные.
     Темные пьесы бывают двух основных родов - героические пьесы,  которые
пишутся и играются мужчинами, и женские пьесы,  которые  (как  и  следует,
ожидать) пишутся и играются женщинами.
     Яркие  пьесы,   они   же   звериные,   распадаются   на   два   рода:
нравоучительные для детей и непристойные для взрослых.
     До самого последнего времени был только один род  Сумеречных  пьес  -
современные расплывчатые. Но  недавно  -  главным  образом  благодаря  Эйх
Матсехару - появились пьесы о землянах, и они могут  знаменовать  рождение
нового самостоятельного типа.
     Мужчины никогда не участвуют в постановке женских пьес, а женщины  не
имеют дела с героическими пьесами, однако и те, и другие  пишут  и  ставят
Яркие пьесы и Сумеречные пьесы, но всегда раздельно.
     Постановки пьес различного типа мало похожи и оформлением, и игрой.
     Героические пьесы ставятся на пустой сцене почти без реквизитов, но в
великолепных   многоцветных   костюмах   и    со    сложным    музыкальным
сопровождением. Играют актеры стилизованно, много места занимают пантомима
и танцы.
     В женских пьесах костюмы (как  правило)  проще,  чем  в  героических.
Неярких тонов, а порой и унылых. Декорациями служат раскрашенные  занавесы
и полотнища, часто из очень тонких тканей, становящихся прозрачными, когда
их освещают  сзади.  Создаются  сложные  зрительные  эффекты.  Занавеси  и
полотнища вешаются друг против друга, а  так  как  они  -  хотя  бы  часть
времени - прозрачны, возникают прихотливые узоры, меняющиеся с  изменением
света.  Актеры   сливаются   с   фоном,   вновь   возникают.   Музыкальное
сопровождение минимально, игра проста и естественна.
     В   звериных   пьесах   используются    маски,    костюмы,    искусно
воспроизводящие облик данного животного,  яркие  краски.  Игра  грубовата,
много физической активности - пляски, потасовки, шуточные  схватки  и  так
далее.  В  звериных  пьесах  для  взрослых  костюмы  гротескны  и  нередко
непристойны. В пьесах для детей животные чаще всего выглядят  симпатичными
и дружелюбными.
     Героические и звериные пьесы используются на  открытой  выдвинутой  в
зал сцене, женские - на сцене, заключенной в клетку из  балок,  к  которым
крепятся занавесы и полотнища.
     Эйх Матсехар положил начало пьесам о  землянах  как  жанру  благодаря
(как он обычно готов признать) большой помощи Сандерс Никласа. Чаще  всего
это переложение земных пьес и (или) историй. Играются они  в  масках  и  в
более или менее реалистичных земных костюмах. Музыкальное сопровождение  и
реквизит иногда используются, иногда нет. Часто они играются в  декорациях
- нарисованных на занавесях и полотнищах  земных  пейзажах  и  помещениях.
(Это  потребовало   использования   модифицированной   женской   сцены   -
оглушительное нововведение, поскольку  пьесы  и  пишутся  и  разыгрываются
мужчинами.) Стиль игры варьируется, но часто бывает простым и естественным
- еще одно оглушительное нововведение.



                   4. О СОЦИАЛЬНЫХ ТЕОРИЯХ ЦЕЙ АМА УЛ

     В подавляющем большинстве Люди считают само собой  разумеющимся,  что
их  поведение  полностью  соответствует  требованиям  природы,  разума   и
религии. Но некоторые ученые (очень  немногие),  после  соприкосновения  с
человечеством, усомнились, так ли уж неизбежна гомосексуальность. Если да,
то  как  объяснить   человеческое   поведение?   (Религия   Людей   сурово
монотеистичная, и кощунственно  даже  предположить,  что  Богиня  пожелала
создать извращенную или порочную расу - так во  всяком  случае  рассуждают
эти "радикальные ученые".)
     Наиболее радикально к "проблеме человечества" подходит Цей Ама Ул.  И
далее  следует  краткое  изложение  ее  теорий.  Но  помните,  большинство
философов и ученых с ней не согласны.
     Во-первых, женщина Цей Амы указывает  на  необычайное  сходство  двух
рас. Обе теплокровны, имеют волосяной покров, рожают детенышей и кормят их
молоком, вырабатываемым  организмом  матери.  Обе  имеют  два  пола,  что,
впрочем, кажется вселенской нормой. Их телосложение почти идентично:  одна
голова, четыре конечности с пятью  пальцами  на  каждой.  Практически  все
различия ограничиваются клеточным и молекулярным уровнем.  Иными  словами,
на обычный взгляд обе расы представляются одинаковыми.
     Сходны и их истории. Предки обеих вели древесный образ жизни.  Отсюда
хватающие  руки  и  бинокулярное  зрение.  Продольные  зрачки   хвархатов,
возможно, указывают, что их предки были ночными животными.
     Обе расы двуноги. Причина не вполне ясна.  Земляне  считают,  что  их
предки переселились с деревьев в открытую степь и выработали  вертикальную
позу, чтобы высматривать опасность над травами.
     Хвархаты менее в этом уверены.  У  них  сохранились  близкие  родичи,
красный народец, обитающий на четырех островах Большого Южного Архипелага.
Красному народцу тоже свойственна  двуногость,  хотя  их  острова  покрыты
густым лесом. Некоторые ученые предполагают,  что  современная  физиология
красного  народца  сложилась  в  открытой   местности,   но   когда   Люди
размножились, они оттеснили красный  народец  в  леса.  (Некоторые  данные
указывают, что Люди  последовательно  истребляли  красный  народец  -  при
раскопках  первобытных  стоянок   Людей   кости   красных   обнаруживались
вперемешку  с  костями  разных  животных.)  Постепенно   красный   народец
мигрировал на юг на острова архипелага, который в  те  времена,  возможно,
был перешейком, а  затем  с  подъемом  уровня  воды  с  в  мировом  океане
превратился в цепь островов, что обеспечило им изоляцию и безопасность.
     Другие ученые считают, что красный народец и  Люди  одинаково  прошли
эволюцию в лесах или на их опушках. Приспособиться к иной  среде  обитания
красный народец не смог, доказывают эти ученые, а потому  выжил  только  в
нескольких изолированных  местностях,  иными  словами  на  южных  лесистых
островах.
     И  последнее  поразительное  сходство  между  землянами  и  Людьми  -
отсутствие брачного сезона. Отсутствие течки. Женщины и мужчины сексуально
ориентированы круглый год  и  для  возбуждения  сексуального  интереса  не
требуется никаких дополнительных  условий.  Объекты  его  разнообразны,  и
общество, а не биология, решают их законность.
     Так почему же, спрашивает Цей Ама  Ул,  две  расы,  почти  идентичные
физиологически и исторически, выработали два разных сексуальных поведения?
     Ответ  заключается  в  функции  половых  отношений  и   непрерывности
сексуального интереса, характеризующей и Людей, и землян.
     В первую очередь следует учитывать, говорит  Цей  Ама  Ул,  что  секс
очень мало связан с произведением на свет потомства.
     Будь назначением секса размножение, и у Людей,  и  у  землян  был  бы
брачный сезон. У большинства животных  он  идеально  отвечает  этой  цели.
Обеспечивает  максимум  конкуренции  и   отбора,   обеспечивает   рождение
детенышей в наиболее благоприятное для их выживания время года, а взрослые
особи  освобождает  от   необходимости   искать   удовлетворение   половой
потребности. Значительную часть года они ее попросту не испытывают и могут
сосредоточиться на выживании и заботах о детенышах.
     Так почему же Люди (и земляне) выработали свой неугасающий интерес  к
сексу? В чем эволюционное преимущество этого?
     Совершенно очевидно, говорит женщина Цей Амы, что благодаря ему  Люди
(и земляне) испытывают непрерывный интерес друг к другу.
     Большинство сообществ у животных  опирается  на  родство  и  строится
вокруг групп, состоящих из матерей и детенышей или из  братьев  и  сестер.
Что доказывается, если воспользоваться двумя примерами с Земли, слоновьими
стадами и термитниками.
     Однако родство, как основа сообщества, создает двоякую проблему.  (1)
Ограничение в  численности,  во  всяком  случае  для  млекопитающих  и  им
подобных. Больших семей такие животные не создают. Понятие  родства  можно
расширить  за  пределы  непосредственно  семьи,  как  и  делали   Люди   и
человечество через усыновление/удочерение, смешанные  браки  и  расширение
понятия семьи, пока оно не включило хварский род, а у землян  -  клан  или
племя.  Но  это  подразумевает  способность  мыслить  абстрактно,   а   не
ограничиваться памятью или генетическим  сходством.  Женщина  Цей  Амы  не
считает,  что  понятие  расширенной  семьи  возникло  рано.  (2)   Родство
препятствует людям завязывать отношения с чужими или с  другими  общинами.
Однако секс и сексуальная любовь порождают в людях интерес  ко  всем  себе
подобным.  Общины  могут  становиться  сколько  угодно  большими.   Всегда
существует возможность принять новых людей. Те, кто обращается к  религии,
возможно, спросят, о чем думала Богиня, когда использовала одни  органы  и
одни гормоны для двух столь разных целей. Но, как  указывает  женщина  Цей
Амы, Богиня славна использованием того, что есть под рукой. Эволюция полна
нежданных преображений,  и  еще  никому  не  удавалось  разгадать  замыслы
Богини.
     Таким образом, побуждение к продолжению вида превратилось в  механизм
объединения Людей. Но это создало новую  проблему:  неукоснительно  следуя
гетеросексуальному поведению, люди будут производить потомство, и,  вполне
вероятно, что детей у них будет  больше,  чем  они  хотели  бы  или  могли
прокормить.
     Так что же делать, задает вопрос женщина Цей Ама.
     Земляне, по мнению Ул, нашли один ответ, и нашли его очень рано - еще
на своей неандертальской стадии, если не раньше. У земной  формы  контроля
над рождаемостью имелось три варианта. Во-первых,  убийство  младенцев,  и
особенно младенцев женского  пола.  (Для  ограничения  популяции  логичнее
убивать самок, а не  самцов.)  Во-вторых,  контролирование  и  ограничение
женской  сексуальности.  Для  осуществления  этого  женщины  должны   быть
порабощены, хотя бы в определенной степени. (А в каком смысле,  спрашивает
Цей Ама Ул, рабство может иметь степени? Рабство - это  рабство,  понятие,
исполненное невыразимого ужаса. Немножечко рабство -  это  как  немножечко
инцеста.) И, наконец, систематическое принижение женщин и  детей  женского
пола. Оно может явиться  результатом  истребления  и  порабощения  женщин.
Земляне,  как  и  хвархаты,  хотят  чувствовать,  что   всегда   поступают
правильно.  Причиняя  вред  другим  людям,  причиняющий  ищет   для   себя
оправдание: те, кому он причиняет вред, - плохие люди, или вовсе не  люди.
В результате  такого  принижения  земные  женщины  и  дети  женского  пола
перегружались работой и не получали достаточно пищи.  Это  также  ведет  к
снижению рождаемости. Измученная, истощенная  женщина  имеет  мало  шансов
родить, здорового ребенка или остаться в живых после родов.
     Все это ужасно до невообразимости, говорит Цей  Ама  Ул,  но  тем  не
менее обеспечивало какой-то  выход  из  положения,  хотя  далеко  уступало
решению    проблемы,    найденному    Людьми:    наложить    запрет     на
гетеросексуальность, кроме как для зачатия.
     Почему  земляне  убивают  и  угнетают   женщин   для   контроля   над
рождаемостью? Почему  хвархаты  использовали  благопристойное  сексуальное
поведение?
     Между этими двумя расами существует одно важное  различие.  У  землян
мужчины крупнее и сильнее женщин. У хвархатов положение обратное. Цей  Ама
Ул исходит  из  того,  что  у  Людей  спаривание  всегда  контролировалось
женщинами, тогда как,  по  всей  вероятности,  мужчины  решают,  когда  им
заниматься сексом.
     (Цей Ама Ул приводит  более  сложные  доказательства.  У  Людей,  как
правило, разница в росте, телосложении между мужчинами и женщинами не  так
уж велика. Они почти равны ростом и силой, хотя женщины обычно выше мужчин
и с возрастом грузнеют, а мужчины  нет.  Женщина  Цей  Амы  полагает,  что
половой диморфизм у Людей стал менее заметным со временем. Она утверждает,
что об этом свидетельствуют палеонтологические находки, хотя по окаменелым
костям  не  всегда  возможно  определить   пол   скелета,   а   во-вторых,
"антропология". У красного народца, очень  сходного  с  предками  людей  в
доморальные эпохи, мужчины и  женщины  заметно  отличаются  телосложением.
Женщины  красных  гораздо  крупнее   мужчин   и   бесспорно   контролируют
спаривание.  И  среди  Людей  имеется  группа,  обладающая  физическими  и
генетическими (а возможно, и  интеллектуальными)  отличиями  от  остальной
расы. У членов этой группы туловища очень плотные, руки и  ноги  короткие,
гривки ярко выражены, а лица более плоские, чем  у  прочих.  Они  славятся
выносливостью и упорством. Из их  числа  вышло  много  прекрасных  воинов,
политиков и земледельцев, но они несколько ущербны в  сфере  творчества  и
воображения. Они практически не дали великих художников или  по-настоящему
оригинальных мыслей. К этой группе принадлежат многие роды Большого Южного
Континента,  и  они  (считает  женщина  Цей  Ама)  являются  биологическим
подвидом, сохранившим некоторые черты первобытных предков. И, в частности,
заметный половой диморфизм. В  этой  группе  (включающей  Эттинов  и  Гва)
женщины значительно крупнее мужчин.  Именно  такие  люди,  возможно  даже,
принадлежащие к этому подвиду, и создали исходную  культуру  хвархатов,  а
также установили женский контроль  над  спариванием.  И  хварские  женщины
сохранили его до наших дней.)
     Теория эта весьма спорная, и большинство коллег Цей Ама Ул считают ее
совершенно ошибочной.
     Земляне  мужчины  не  пожелали  отказаться  от   гетеросексуальности.
Причина этого Цей Ама Ул не ясна. Что они находят в ней  привлекательного?
Видимо, сила привычки или животные инстинкты.
     Хварские женщины не желали терять детей и право  распоряжаться  своим
телом и жизнью. А потому они (рассуждает  женщины  Цей  Амы)  ограничивали
рождаемость, отвергая сексуальные поползновения мужчин.
     В результате сложилось совсем иное отношение к детям, чем  у  землян.
Люди строго ограничивали число  своих  детей,  но  всячески  заботились  о
здоровье и благополучии этих детей. Кроме того они всячески  заботились  о
здоровье и благополучии своих  женщин.  Здоровые  дети  родятся  только  у
здоровых матерей.
     Земляне для ограничения рождаемости использовали бедность,  угнетение
и  насилие  внутри  семьи.  Этот  способ   в   конечном   счете   оказался
неадекватным.
     Хвархаты четко разграничили половой акт ради продолжения рода и секс,
как выражение привязанности  и  источник  удовольствия.  Первое  тщательно
контролировалось, второе поощрялось. В целом  им  удавалось  не  допускать
насилия внутри семьи. Они провели четкую границу между теми, кто  сражался
и убивал, и теми, кого окружают заботами и любят.
     По мнению Цей Ама Ул, это явилось результатом  сознательных  действий
хварских женщин и  не  было  "врожденным".  В  доказательство  она  начала
разыскивать  свидетельства,  что  и  среди  хвархатов  гетеросексуальность
служила другим целям помимо продолжения рода.
     К этому времени она располагает более чем тысячью примеров из истории
и этнографии, показывающих,  что  бывали  целые  общины,  где  преобладала
гетеросексуальность, а иногда даже гомосексуальное поведение  подвергалось
гонениям.  Сведения  о  таких  общинах  все   получены   из   исторических
источников. Ни единой не сохранилось до наших дней.  Этому  способствовали
разные причины. (А) Их численность непрерывно увеличивалась, пока  они  не
стали  помехой  для  своих  соседей,  которые  их   истребили.   (Б)   Они
контролировали  рост  рождаемости  на  манер  землян  с  помощью  убийства
младенцев или порабощения женщин. Это вызывало возмущение соседей, которые
их  уничтожили.  Или  же  (в  нескольких  случаях,   засвидетельствованных
историками) их женщины уходили, забрав детей.
     Более распространены  общины,  допускавшие  ограниченное  сексуальное
поведение, обычно на празднествах и почти всегда в религиозных целях.
     Некоторые  допускали  гетеросексуальность   среди   детей,   но   она
становилась  запретной  с  появлением  крови  у  девушек  -  обычно  между
пятнадцатью и двадцатью годами.
     Другие общины терпели некоторое число  "признанных  извращенцев",  то
есть людей, которым  разрешалось  гетеросексуальное  поведение,  если  они
носили особую одежду и вели себя по-особенному - часто как  бы  насмехаясь
над собой.  Детей  таких  извращенцев  забирали  во  младенчестве,  и  они
воспитывались у родичей заведенным порядком. В большинстве они становились
гомосексуалистами и полезными членами общества, хотя их редко  выбирали  в
родители, поскольку их генетический материал вызывал опасения.
     Такие ограниченные формы гетеросексуального поведения сохранялись  до
недавнего  прошлого,  хотя  только  в  дальних   регионах.   А   возможно,
сохраняются и сейчас, считает женщина Цей Амы. Данные неясны.
     Цей Ама Ул обнаружила много косвенных указаний  на  гетеросексуальные
культы и субкультуры. Культ  Темной  Богини,  широко  распространенный  на
Большом  Северном  Континенте  в  эру  Войны  Союзов,  несомненно  включал
гетеросексуальный элемент. Во всяком случае враги  этого  культа  обвиняли
его последователей в разврате, а также в убийствах  младенцев.  Последнее,
возможно, клевета, но почти достоверно, что  у  самой  Темной  Богини  был
супруг или брат-близнец и что ритуальные церемонии в  ее  честь  совершали
под руководством разнополой пары,  "отца"  и  "матери",  как  называли  их
верующие.
     В конце эры Войны Союзов "Десятеро-Связанные-Воедино" во главе с  Эйх
Манхатой,  вошедшим  в  историю  под  прозвищем  "Кровавый  Меч   Эттина",
запретили культ  Темной  Богини.  Чрезвычайная  жестокость,  с  какой  его
подавляли, а также уничтожение многих документов той эпохи, указывают, что
поклонники Темной Богини занимались поистине чем-то ужасным.
     "Десятеро-Связанных-Воедино" положили начало системе союзов,  которая
привела к "Сети Родов" и, наконец, к Сплетению. Цей Ама Ул  полагает,  что
Крайняя (по ее выражению) гетерофобия  современного  общества  восходит  к
Десятерым и к борьбе с культом Темной Богини. Она убеждена, что источником
ее был, в частности, Эйх Манхата, и  что  возможна  какая-то  связь  между
прославленной воинственностью и не менее прославленной ненавистью к  любым
отклонениям. "В истории нет мужчины более нравственного, благочестивого  и
губительного", - говорит Цей Ама Ул.
     Бесспорно, некоторые  ранние  общества  отличались  большей  свободой
нравов. Но, конечно, как указывает кроме того  женщина  Цей  Амы,  планета
тогда была населена заметно меньше. И  Люди  могли  позволить  себе  иметь
лишних детей.



                    5. ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ СВЕДЕНИЯ О ЛЮДЯХ

     Численность  хвархатов  несколько  превышает   восемьсот   миллионов.
Большинство проживает в системе своего солнца и  на  родной  планете  Очаг
Людей, но немало  хвархатов  -  почти  исключительно  мужчин  -  живет  на
десятках лун и планет других систем, на  сотнях  космических  станций,  на
тысячах космолетов.
     Люди умеют разделять сперму так, чтобы определить пол ребенка. До  их
первого соприкосновения с человечеством число  девочек  заметно  превышало
число мальчиков. Раса на шестьдесят пять процентов состояла из  женщин,  и
Люди намеревались довести соотношение до семидесяти пяти к двадцати  пяти.
Но после первой встречи с земным космолетом они увеличили число сыновей. В
настоящий момент число женщин составляет шестьдесят процентов. В следующем
поколении  соотношение  будет  пятьдесят  на  пятьдесят.  Процент  мужчин,
возможно, будет возрастать и дальше, если того потребуют события.
     Причина очевидна. Женщины особенно важны на родной планете  и  в  дни
мира. Мужчины нужнее для исследований космоса и в дни войны. Прошло  более
века, прежде чем Люди натолкнулись на человечество, и  они  уже  отчаялись
найти разумную расу, с которой можно было бы  воевать.  А  пока  войны  не
было, оставался лишь один выход - сократить численность мужчин.
     Вне родной солнечной системы женщин практически  нет,  и  подавляющее
большинство живет на Очаге. Большинство взрослых  мужчин  сосредоточено  в
космосе и в поселениях на планетах других систем.
     Все взрослые мужчины состоят в хварских вооруженных силах. Служат они
с восемнадцати лет до выхода в отставку, обычно  в  восемьдесят  лет.  Все
проходят военную подготовку, но  профессиональные  "убийцы  других  людей"
составляют меньшинство. Остальные ведут  исследования,  добывают  полезные
ископаемые, занимаются  земледелием  или  наукой,  перевозят  грузы  между
космическими станциями, изготовляют гончарные изделия, занимаются  театром
и так далее.
     Мужское общество имеет военное иерархическое устройство. Наверху (или
впереди)  находятся  первозащитники  -  двадцать  головных,  нечто   вроде
начальников объединенных штабов.  Одного  главнокомандующего  у  хвархатов
нет. У каждого есть своя специальность и свои  сферы  компетенции.  Разные
головные возвышают голос в разное время.
     В основе женского общества лежат чрезвычайно  разветвленные  семьи  -
роды.  Их  почти  сто  тысяч.  Самый  большой   -   чудовищная   аномалия,
охватывающая сто двадцать тысяч членов. Несколько семей имеют менее тысячи
членов. Они слишком малочисленные,  чтобы  обладать  влиянием,  и  здравый
смысл подсказывает, что им следует слиться  в  другой  род.  Но  некоторым
семьям невыносима мысль, что их родовое имя исчезнет навсегда. Большинство
родов имеют от двух до двадцати тысяч членов.
     Роды объединяет обмен генетическим  материалом,  а  также  заключение
политических союзов, порой длящихся века. Одна из важнейших функций обмена
генетическим материалом - заключать новые союзы и укреплять  существующие.
Некоторые семьи столько времени производили обмен генетическим материалом,
что смотрят друг на друга  (более  или  менее)  как  на  родичей.  Эттины,
например, вели регулярный обмен со своими соседями, особенно близки с Гва,
Хва, Хатали, Ху и Теш. С течением лет  границы  между  территориями  таких
союзных родов стираются, их члены обосновываются на землях соседей, и  они
(до определенной степени) пользуются природными ресурсами  друг  друга.  В
краю Эттинов есть немало людей, не носящих семейного имени Эттин, но тесно
связаны с Эттинами веками обмена генетическим материалом, и все они  точно
знают, в каком именно родстве состоят.
     У  Людей  земля  принадлежит   семье,   а   не   индивидам.   Отрасли
промышленности чаще всего контролируются определенными родами, но торговлю
ведут  коалиции  семей  по  очевидной   причине:   один   род   не   может
контролировать оба конца торгового пути, а длинный  путь  пролегает  через
земли многих разных семей.
     Род является и основной политической  единицей.  Политические  партии
представляют собой коалиции родов. Родовые союзы служат основой почти всех
региональных правительств.
     Есть только одно исключение: большие города. Там скучено  слишком  уж
много разных людей. Никакой отдельный род или союз родов не может  обрести
там доминирующее положение. Города  не  зависят  от  родов  и  управляются
советами, которые выбираются всеми взрослыми горожанами - один избиратель,
один голос. Имеются городские политические партии, иногда  опирающиеся  на
родовые связи, но чаще  их  объединяет  соседство,  совместное  проведение
досуга и даже политические и экономические теории.
     Все три крупнейших города представлены в Сплетении.  Города  поменьше
заключают союзы и выбирают в Сплетение общего представителя.
     Центральный орган всемирного правительства называется Сплетением  (но
это же название и всего правительства в целом) или  Собранием  Людей.  Это
законодательный орган с тысячей членов, представляющих каждый либо край  и
(или) группу родов.  Девять  членов  представляют  города.  (Они  образуют
группу под названием "Десять Без Одного", почти всегда  радикальную,  хотя
землянам было бы нелегко решить, какого уклона - правого или левого).
     Рода  по-разному   выдвигают   своих   представителей   и   управляют
собственными внутренними делами.  Некоторые  строго  демократичны,  другие
склонны выбирать лидеров одной  генетической  линии,  дававшей  в  прошлом
хороших политиков  и  администраторов.  У  некоторых  есть  наследственные
правители. Эттины теоретически  демократичны,  но  подсемья  Эттин  Гвархи
доминирует, пока не совершит какой-нибудь роковой ошибки, или  пока  Эттин
не забудет, какой внушительной личностью была Эттин Петали.

Ваша оценка:	Подпишусь под каждым словом (+3) Понравилось (+2) Нормально (+1) Посредственно (-1) Ерунда какая-то (-2) Чушь собачья (-3)
Комментарий:
Подпись:	(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
Сайт: