Прибыл в богом забытую дыру, на краю света. И куда тебя, лейтенант,
занесла судьба? Сиди на двух чемоданах, думай. На третьем чемодане
примостилась злая, как собака, молодая супруга. Не разговаривали уже
второй день. О том ли она мечтала, выходя замуж за курсанта?! Не о том.
Эх, сколько прекрасных мест для прохождения службы! Германия, Польша,
Венгрия, Белоруссия и Украина. Так нет! Занесло после выпуска в
Туркестан… Приехали, вылазь! Вокзал.
Заплеванный пыльный перрон с выкрашенным в розовый цвет одноэтажным
вокзалом. Несколько хилых, высохших деревцев без листвы. Тени от них —
как с козла молока. Разве что сам вокзал хоть какую-то тень отбрасывал. В
той тени, опершись спиной на стену, исходил обильным потом
милиционер-туркмен. Выпирающий живот перетягивала портупея, словно
стянутый обручем пивной бочонок, засаленный, мятый китель висел мешком. А
более никого. Пусто и безлюдно. Эх, тоска! Захолустье, да и только! Куда
попал?!
— Товарищ старшина! Не подскажите, где военный гарнизон?
— О-о! Дорогой, пешком не пырайдэшь! Маршрутка нада ехать! Иди к базару,
там остановка. Отойди, нэ мешай работать!
Товарищ старшина достал из кармана огромный носовой платок и принялся
вытирать пот, струящийся по лбу несколькими ручейками.
Перетрудился, боров! Устал работать!... У ног — ополовиненная
трехлитровая банка разливного пива. На расстеленной газетке — вобла.
Кр-расота! Ромашкин бы тоже хотел так трудиться. Нам так не жить и не
служить…
Окликнув жену и подхватив чемоданы, Никита побрел в ту сторону, куда
указал озабоченный «нелегкой» службой постовой. Незнакомый мир — из
довоенных фильмов. Площадь перед вокзалом обрамлялась двухэтажными эпохи
позднего сталинизма домишками, а с другой стороны, за узкой колеей
рельсов, — одноэтажный кишлак, глиняные халупы. Трущобы сродни тем, что
Никита уже видел в «старом городе» Термеза.
Опять тебя обманули, Ромашкин! Обещали службу в городе, выпроваживая из
Термеза на повышение. А оказалась очередная большая деревня. Вернее, аул.
Место значительно хуже, чем прежнее...
В Термезе Никита провел месяц службы за штатом. Там его гоняли по
нарядам, перебрасывали с места на место — и никаких дальнейших
перспектив. Кадровик в дивизии предложил повышение: капитанскую должность
в танковой учебке, замполитом роты курсантов! Молодой лейтенант Ромашкин
соблазнился и быстро согласился. А зря! Термез все же был город как
город! С аэропортом, гостиницами, ресторанами, кинотеатрами, скверами,
универмагами. Пусть изредка, но можно погулять по аллеям, по проспекту,
по культурным и злачным местам. А что тут? Прошлый, вернее даже
позапрошлый век.
Ромашкины пошли по единственной асфальтированной городской дороге в
сторону рынка. Не без труда разыскали нужную остановку. Скорее,
догадались о ее наличии по присутствию возле столба с навесом нескольких
славянских физиономий мужского и женского пола. До этого по пути
встречались исключительно азиаты, не желающие вступать в разговоры.
Теперь вокруг свои, «бледнолицые братья», хотя и очень загорелые.
Некоторые в военной форме. Один из таких подтвердил, что в вэчэ номер
такой-то действительно попасть можно исключительно отсюда. Вэчэ номер
такой-то — танковый полк. Педженский гарнизон это не только танкисты. Там
стоят еще и пехотный полк, медсанбат, рембат, стройбат и еще множество
мелких подразделений.
Значит таких страдальцев, как ты, Ромашкин, тут не перечесть… Он исключил
почему-то из числа страдальцев супругу…
Служат же люди как-то, и мы послужим, не помрем!»
***
— Товарищ лейтенант! Вы прибыли в учебный танковый полк! На капитанскую
должность! И должны оправдывать оказанное высокое доверие, а не валять
дурака! — прорычал командир танкового полка.
И чего он такой неадекватно агрессивный? Никита всего лишь доложился о
своем прибытии в часть…
Малорослый подполковник Хомутецкий со злыми колючими глазами смешно
топорщил жиденькие усы и во время разговора постоянно слегка подпрыгивал,
приподнимаясь с пяток на носки, что раздражало — ишь, попрыгунчик!
Вернее, разговора никакого и не получилось. Разговор — это когда беседуют
двое, а ни одного умного или не умного слова Никите вставить Ромашкину не
удалось.
— В предписании указан срок прибытия позавчера! Где болтался все это
время?
— Да, я...
— Выгоню к чертовой матери! У меня своих бездельников достаточно! И я от
них избавляюсь только так! Я тебя, лейтенант, мигом сошлю в Кызыларбат
или Иолотань. В Туркво достаточно дыр, куда можно запихнуть ленивый зад!
Намек понятен, лейтенант?! Всё! Идите в назначенную вам восьмую роту, а я
еще подумаю оставлять вас или отправить куда-нибудь подальше!
Ни фига себе! Куда же еще подальше? Это что, еще не самая окраина земного
шарика? Есть более глухие и гадкие места? Не ожидал, лейтенант Ромашкин,
не ожидал.
Он совершил ритуал представления остальным начальникам, переходя из
кабинета в кабинет. Никто особенно энтузиазма не выказал — прибыл и
прибыл, какая нам от тебя польза!
Замполит полка Бердымурадов был менее груб, чем отец-командир Хомутецкий,
но дослушать до конца рассказ об отсутствии билетов не пожелал, махнул
рукой. По долгу службы расспросил о семейном положении и распорядился по
поводу ночлега:
— Переночуете в общежитии. Затем поставим вопрос на жилкомиссии о
выделении квартиры.
Ого! Есть даже свободное жилье!
— Когда приедет супруга? — спросил замполит, делая пометки в блокноте.
— Уже. Она со мной! С чемоданами на КПП. Как в кино «Офицеры», — Никита
закатил к потолку глаза. Эх, как бы от нее избавиться побыстрее! Сплавить
к теще, что ли? Может, и не вернется обратно. Надоело бесконечное нытье!
Или пора разводиться?
— Вот и хорошо! — невпопад ромашкинским мыслям одобрил замполдит. —
Председатель жилищной комиссии — майор Зверев, наш зам по тылу полка.
Сейчас ступайте к нему, напишите заявление. Крыша над головой — самое
главное для семьи!
— Крыша — да, это замечательно. Жена в следующем месяце на пару недель
поедет сдавать сессию в институте. Пока туда-сюда, я обживусь…
Бердымурадова столь тонкие нюансы семейной жизни лейтенанта уже не
интересовали, он уже углубился в чтение газеты «Правда».
Представление полковому начальству растянулось до вечера. Молодому
лейтенанту все было в новинку. Казалось, не первый год в армии (шестойй),
но тогда был солдатом, курсантом. Все в прошлом, а теперь офицерская
жизнь — с чистого листа. Как-то она сложится, жизнь эта? Капитанским
званием? Или удастся стать полковником? А то и посчастливится — до
генерала?
Из штаба полка, где сдал документы в строевую часть, он был скоренько
препровожден в батальон, а там попал прямо в лапы начальника штаба.
— Лейтенант. Как фамилия? — грозно спросил рябой майор с «шилом бритым»
лицом. Начальник курил на высоком крыльце, небрежно стряхивая пепел на
парапет.
— Ромашкин. Лейтенант Ромашкин. Назначен на должность заместителя
командира восьмой роты.
— Отлично! Как раз вовремя прибыл. Попался, голубчик! — майор радостно
потер ладони. — Ты-то мне и нужен! Завтра заступаешь начальником патруля
по гарнизону. Солдат тебе в подчинение определит ротный. Форма следующая:
брюки в сапоги, без оружия. Чего молчим? Приказ не ясен?
— Ясен. Так точно! — отчеканил Никита в некотором смятении. Он-то сразу
представился: «Лейтенант Ромашкин!» А вот что за майорское рябое «мурло»
им так командует? — Разрешите полюбопытствовать, чтоб впредь знать?
Вы-то, майор, кто будете?
— Что?!! Кто?!! Я — майор Давыденко! Начальник штаба батальона! Твой
прямой начальник. Второй по значимости для тебя после комбата!
— Виноват. Не совсем понял последнее выражение. А замполит батальона у
нас есть? Или он отсутствует? А ротный?
— Молчать, бояться! В порошок сотру, по нарядам загоняю! Ух, ты,
говорливый какой объявился. Что ни замполит, то умник и демагог! Мало мне
было Колчакова, так нате вам — еще один говорун! Что ни лейтенант, то
Бенедикт Спиноза!
— А чем плох Борух? — буркнул Никита. Что в батальоне есть и другие
демагоги, подобные ему, где-то вдохновило и порадовало.
— Борух? Какой Борух?!
— Спиноза. Фамилия Спиноза. Имя у него настоящее - Борух.
— А, так он еще и Борух?! Тем более! Все вы для меня спинозы-занозы!
Занозы в жопе! Политические занозы!
В этот момент из открывшихся дверей появился широкоплечий майор, а за ним
два весело хохочущих капитана. Майор поймал последние фразы Давыденко и
нахмурился. Высокие начищенные сапоги сверкали черным глянцем на солнце.
Шитая фуражка с высокой тульей, словно у латиноамериканского
генерала-диктатора. Широкие плечи бывшего борца. Волевой квадратный
подбородок. Ох, нелегка доля его подчиненных!.. Правда, позднее
выяснилось, что этот борец — милейший человек.
— Мирон! Ты уже теперь не ротный, уймись! Чего ты накинулся на молодого
лейтенанта? Солиднее нужно быть, интеллигентнее.
Начальник штаба слегка растерялся, лицо его и без того не бледное,
побагровело еще пуще:
— Да вот… Прибыл новый замполит роты. По всему видать, наглец и
бездельник. Мало нам своих!
— По чему — по всему? Какой у тебя критерий для определения личности?
Веснушки на носу? Голубые глаза?
— Товарищу майору, наверное, не понравилось, что я за честное имя Спинозы
вступился, — рискнул хмыкнуть Ромашкин.
— Чье имя, за какое имя?
— Спинозы. За Боруха.
— Наш человек! — кучерявый капитан-брюнет толкнул в бок высокого
голубоглазого блондина, тоже капитана.
— Короче! — майор Давыденко швырнул окурок в урну, будто тот окурок во
всем и виноват. — Вот, вам новый кадр! Забирайте на здоровье и мучайтесь.
Но главное, чтоб не забыл о завтрашнем заступлении в патруль. Иначе я его
живым сожру! В первый день службы!
Он быстро сбежал по ступенькам вниз и зашагал широкими чеканными шагами
через плац к выходу из городка.
— Ну, лейтенант! И чем ты так Мирона разозлил? — опосредованно похвалил
капитан-блондин. — Чуть не довел до инсульта!
— А я знаю?! Он и до меня был уже на взводе, словно бешенный бросился…
Да! Кстати! — Отрапортовал скороговоркой: — Лейтенант Ромашкин. Прибыл
для прохождения службы в восьмую роту.
— Вовремя прибыл! — возрадовался капитан-брюнет. —Наконец-то я сдам
должность! Ведь ты моя смена, р-родненький! Моя фамилия Штранмассер,
откликаюсь на Михаила.
— А также на Моисея, — подъелдыкнул капитан-блондин.
— И на Моисея тоже. Но никто пока на святую землю не зовет!
— Капитаны! Угомонитесь! Молчать! — Майор одним движением отодвинул в
сторону обоих весельчаков-балагуров. — Молодой человек, повтори медленнее
и внятно!
Ромашкин вновь представился, объяснился. Попутно мельком выразил
недоумение — по поводу немотивированной ярости начштаба.
— Знаешь, как про таких говорят, Ромашкин? — сновап встрял неугомонный
капитан-блондин. Жена плохо дает, или дает, но другим! Гы-гы!
— Р-разговорчики! Прекратить! — майор-замполит в корне пресек циничные
намеки подчиненных на семейные проблемы товарища Давыденко. — Значит,
так, лейтенант. Я — Рахимов, замполит нашего третьего батальона. Вот
этот… веселый — капитан Хлюдов. Пока что замполит седьмой роты.
— Володя! — назвался блондин, протягивая руку для знакомства.
— А этот — капитан Штранмассер. Всем говорит, что Миша, но никто не
верит. С ним, в принципе, можно не знакомиться, а лишь поздороваться.
Один хрен, сегодня тебе дела передаст и уедет в свою Иолатань!
— Эх, жалко, не в свой Израиль. Дела передаст, но сам он не «передаст»! —
Хлюдов со значением вскинул вверх указательный палец.
— Штранмассер! — повторил Штранмассер. Не путать со «шмайсером» и
