по-армейски пошутил Никита. — А дальше — как судьбой назначено…
— Спасибо, — солдат заметно повеселел. — А можно мне домой заехать,
товарищ лейтенант?
— Желаешь проститься перед смертью с родными? — еще раз по-армейски
пошутил Никита. — Да не боись ты, не умрешь. Военная медицина на хорошем
уровне, спасут. Военные врачи лучше, чем знахари в твоем пустынном
кишлаке.
— Да я не о кишлаке говорю, — гнул свою линию туркмен. — В Ашхабаде живет
младший брат моей апа (мамы). Он редактор научного журнала. Давайте в
гости сходим к нему? Поедим, отдохнем.
— Гм! — Заманичиво, заманчиво. — Если будет много свободного времени
между поездами погостим. Адрес знаешь?
— Да, конышно, знаю. Бывал до армии у него. Три раза. Хорошо живет дядя
Ахмед, богато.
После посещения подземного озера в кармане у Ромашкина вообще не осталось
ни шиша, только фантики от конфет. Едва хватило на билеты в общем вагоне.
Чем перебиваться вонючими столовскими беляшами, лучше в гости сходить.
Заодно сравнить, как живет цивилизованная элита аборигенов и
провинциальные «урюки»? У нецивилизованных в гостях уже бывал — вкусно
готовят, сытно, но обстановка не стерильная. Теперь надо посмотреть на
тех, кто поднялся в эволюционном развитии на несколько ступенек выше
бабуина. Гм! Дарвинист…
До поезда в Педжен действительно образовалось «окошко» в двенадцать
часов. Можно и на экскурсию.
В течение часа ехали на троллейбусе. Оказались в бескрайних одноэтажных
кварталах. Унылый район, состоящий из несколько сотен глинобитных
домишек. Узкие улочки, по которым ветер гонял пыль, песок, мусор. Обрывки
газет, словно бумажные змеи, летали между заборами. Впрочем, заборы — не
совсем заборы, скорее слепленные глиняные стены, стоящие одна к другой.
Чем богаче и значительнее достаток обитателя жилища, тем толще и выше эти
стены. Сами домики прятались за дувалами. Жизнь за ними била ключом и
вырывалась наружу шумными ватагами ребятишек. Они кидались друг в друга
камнями, ругались, стреляли из рогаток. Не дай бог, врежется в пешехода
эта толпа, затопчет и не заметит.
Никита и Мерабов пришли. Чуть ли не самый убогий домик… Единственное
отличие от остальных сооружений — невысокий дувал и палисадником с
кустиками.
Солдат отодвинул потайную задвижку, приоткрыл скрипучую калитку и вместе
с Никитой подошел к дверям. Принялся колотить руками и ногами по крепким
деревянным доскам:
— Дядя! Дядя! Это я Рустам! Дядя!
Занавеска в маленьком подслеповатом окошке слегка шевельнулась, мелькнуло
женское лицо.
— Тетя Фатима! Это я, племянник Рустам! — обрадовался Мерабов. — Товарищ
лейтенант, сейчас нам откроют!
И открыли.
— Салам, Рустам! Салам, командир! — заверещала женщина. — О, Рустам! Как
ты подрос! Возмужал! Но до чего ж ты похудел! Пойдем скорее в дом.
Заходите, товарищ офисер! Пожалуйста.
Потом о чем-то затрещала на родном, непонятном русскому человеку языке.
Из всего потока слов Никита уловил только — аллах, шурпа и бешбармак.
Ага, надо понимать, аллах послал сегодня шурпу и бешбармак. Это хорошо,
голодными не уйдем. Еще бы посмотреть телевизор. Сегодня большой хоккей!
ЦСКА — Спартак. Ух! Поболем!
Дяди в доме не оказалось, но остальная семья была вся в сборе. Огромная
старуха-мать, тощая, некрасивая (как показалось Никите) жена, пятеро
детишек — мал-мала меньше, от трех до двенадцати лет. Они выглядывали из
проема в маленькую комнату, прикрываясь занавеской. Черные глазенки
сверкали любопытством. Они перешептывались, не решаясь выбраться на свет.
Никита озирался по сторонам. На свежевыбеленных саманных стенах —
узорчатые, большие ковры и маленькие коврики с орнаментами. Утрамбованные
глиняные полы тоже устланы коврами. В центре комнаты лежали несколько
толстых одеял, а на них стоял низкий деревянный помост, игравший роль
стола. В углу — стопа одеял и подушек, которые упирались в потолок.
Телевизор в доме отсутствовал, как и дядя.
Хозяйка пригласила к столу, принесла пиалы с чаем, сахар, конфеты,
лепешки.
Перекусив с дороги, лейтенант задремал на мягких подушках в углу. Солдат
болтал с родственницами, тормошил ребятишек. Все его мучительные боли
куда-то делись в одночасье.
Сколько Никита продремал? Час? Полтора?… Разбудили его громкое щебетание
детей и тягучий мурлыкающий голос мужчины.
Ага, дядя пришел! Кот как есть кот. Мурлыка. Широкое восточное лицо,
раскосые глаза, реденькая, короткая бороденка (Телевизор принес?). Дядя
протянул маленькие, узенькие, мягкие ладошки — пожал руку. К столу,
дорогой товарищ, к столу!
На «постаменте» — тарелки с едой, зеленью, восточными сладостями: халвой,
сладкими орешками, пастилой. В центре — чайник с заварным чайничком.
Аромат!
— Извини, дорогой товарищ, в моем доме не пьют водку. Я сам непьющий.
— Ничего, я все понимаю. И так хорошо, спасибо за теплый прием, —
поблагодарил Ромашкин и представился: — Никита. Лейтенант Ромашкин.
— Очень приятно. А я Ахмед. Журналист. Заместитель главного редактора
журнала «Проблемы религии и атеизма». Не читали?
— М-м-м…. Как-то не везло пока. А вот скажите, Ахмед, у чего больше
проблем — у религии или у атеизма?
— Хорошая шутка! — оценил журналист Ахмед. — Конечно, у атеизма! Религия
вечна! А то, что не читали наш журнал, понимаю. Это специализированный
журнал, философский.
Церемония приветствия и знакомства окончилась. Направились к… столу?
Уселись на подушки. Блюда — почти на полу. Чудно есть с пола. Нет, Никита
бывал в домах простых туркменов: торгашей, водителей, кладовщиков. Но
этот-то —журналист, представитель местной интеллигенции! А обстановка
столь же убогая — ни кроватей, ни кресел, ни шкафов, ни столов. Даже
телевизор и радио, атрибуты почти каждого местного дома, отсутствуют.
Съели шурпу, лагман, попили чай.
— А почему нет в доме мебели? — для завязки разговора поинтересовался
Никита.
— Зачем? Нам и так удобно. Телевизор пока не купили, потому что денег
нет. И подумать надо, нужен ли он? А радио — зачем оно вообще?
— Ну… новости слушать.
— Мы новости не слушаем, мы их сами производим. И пусть другие слушают. —
Журналист Ахмед на глазах раздулся от важности. Или просто перекушал
лагмана? Нет, все-таки от важности. — У меня два высших образованиями,
уважаемый. Я партийный. У нас в журнале все партийные! Потому что журнал
такой! И заместитель главного редактора в таком журнале — это фигура,
величина! Политическая! Журнал ведь не «Мурзилка», не «Юный натуралист».
Общественно-политическое издание! Его содержание утверждает целый отдел в
ЦК партии республики! Постоянный контроль, цензура. Ответственные
товарищи печатаются — ученые, философы, политики, деятели культуры. Мое
общественное положение позволяет посещать культурные всевозможные
мероприятия. Я в качестве члена делегации республики был в Египте, Сирии,
Йемене, Ираке, Алжире.
— А всего в скольких странах?
— В двенадцати. В Саудовской Аравии, Марокко, Тунисе и в других арабских
странах.
— А Европе? Довелось?.
— Нет, в Европе не бывал, — скривился Ахмед. — Что там интересного? Я не
люблю Запад. Суета, безбожие и разврат! Вся мудрость человечества
заключена на Востоке. Ибн-Сина, Фирдоуси, Низами… Вот столпы мудрости! А
какие прекрасные творения человечества в Ираке! А Мекка, а Медина! Жаль,
пока не имею возможность посетить Иерусалим! Но на все воля Аллаха,
вернутся святыни к палестинскому народу! — глазки партийца Ахмеда вдруг
непроизвольно сверкнули.
— Что-то я никак в толк не возьму, — хмыкнул Никита, — вы партийный или
религиозный деятель? Вы специалист по атеизму или религии?
— Атеизм? О нет! Конечно, я веду разделы, посвященные религии. История
ислама, его благотворное влияние на развитие тюркских народов. Ислам и
туркмены. О, это такой пласт нашей истории…
— А как же марксистская идеология, партийное руководство?
— Да так же, как и у вас христиан. Многие православные священники — члены
КПСС. Вынуждены приспосабливаться. Я вот тоже вступил. Как иначе выехать
за рубеж? Иначе не только в Алжире или Сирии, я даже в Монголии никогда
бы не побывал. А так — я даже в Афганистане был, уважаемый!
— Эх, да кто в Афгане сейчас не бывал! Почти полмиллиона военных через
него прошли!
— Уважаемый, я в Афганистане был задолго до всех этих переворотов и войн!
Даже имел аудиенцию у самого короля Афганистана! Я осмотрел Герат,
Кандагар, Кабул, древнейшие города Востока! Тогда никакой войны не было,
мир и благость были. Дороги строили наши рабочие, возводили мосты,
электростанции… А какие вкрапления чуждых цивилизаций! Статуи Будды в
Бамиане, пусть и не наша религия, но любопытно. Крепости в Кабуле и
Алихейле, построенные чуть ли не во времена Александра Великого
Македонского! Тогда народ жил тихой и размеренной жизнью. В полной
гармонии с душой, в истинной вере! О, Аллах, что сейчас творится в
Афганистане!
— Минуточку! Но вы же просвещенный человек! Какой Аллах?! Я еще могу
понять малообразованного хлопкороба с его слепой верой — человек мало
читал, постоянно занят тяжелым трудом, незначителен в своей сущности,
бедствует. Но вы то! Вы интеллигент! Как можно в наш век полетов в
космос, достижений в области физики, астрономии быть настолько
религиозным?
— Уважаемый! Повторяю, в вашу партию я вступил вынужденно, по
обстоятельствам, чтоб стать членом редколлегии и иметь возможность
посещать святые места за рубежом. А ваш атеизм — это преступная ересь. Вы
Коран читали? Нет? А Библию? Нет? А языки вы знаете? Тоже нет? А я вот
знаю арабский, могу изучать древние книги. Могу читать на персидском! Это
история человечества, его знания. Как христианская, так и мусульманская.
Не говоря уж о буддизме. Но истинная вера и истинные знания — это ислам!
Закончим наши прения. Для споров нужны равные познания и равные понятия
строения Вселенной!
— Это точно! В споре всегда один дурак, а другой подлец. потому что
подлец знает истину, а второй спорщик — дурак, потому что ее не знает.
— Уважаемый! Вы намекаете на то, что мы, мусульмане, глупцы?
— Нет, наоборот…
— Подлецы?
— Да нет же! Я только хотел сказать, что… — Никита запнулся. Собственно,
что он хотел сказать? — …что нам, к сожалению, пора на вокзал. А то мы с
вашим племянником на поезд опоздаем. Очень было приятно познакомиться со
столь умным и столь разносторонне и широко образованным человеком.
Надеюсь, еще встретимся и подискутируем.
— Я тоже надеюсь, уважаемый. Подискутируем, уважаемый. Хоть сейчас,
уважаемый! — С каждым разом «уважаемый» звучало у журналиста Ахмеда все
более и более неуважаемо. — Вы, русские, на нас, представителей народов
Азии, смотрите свысока, считаете себя старшими братьями. Хотя наша
государственность и культура насчитывает три тысячелетия, а ваша гораздо
моложе, чуть более тысячи лет! У нас уже была письменность, а вы тогда в
шкурах по лесам бродили, гонялись за медведями.
— До свиданья, — счел за лучшее прервать спонтанную дискуссию Никита.
— Нет уж, прощайте, уважаемый!
И тебе того же…
***
— От этих просвященных азиатов весь вред! Ваххабиты какие–то объявились!
— воскликнул Кирпич. — Замутили разум простым работягам, теперь они по
горам с автоматами бегают, не унять!
— Это точно! Помню, у меня был замкомвзвода Гасан Муталибов, золотой
парень! И где он теперь? По какую сторону на воюющем Кавказе? — задумчиво
произнес Большеногин. – Надеюсь на нашей.
— Точно, отличный хлопчик был Гасан. Мы с ним в одном СПСе два месяца
жили, и в «зеленке» от духов вместе отбивались! – согласился Никита. -
Уверен, он выбрал правильный путь, не задурили ему мозги! Ладно,
