толстяка и шинельного. (На всякий случай, соломки подстелить…)
— Это?! Ухажеры?! Ой, я ум-моляю! — закатила глаза рыженькая. — Импотенты
какие-то!
— О как! — фальшиво посочувствовал братьям по полу Колчаков. — А мы вот
мы с Никитой — нет. Мы — не-е-ет, девушки, учтите!
— Что ты всё «девушки, девушки»! — хохотнула брюнетка, подпрыгнув в воде
и продемонстрировав две зам-м-мечательные «боеголовки». — Чтоб у тебя
такая дырка в голове была, какие мы девушки!
Рыженькая с блондинистой рассмеялись:
— Ну, ты, Ксанка, даешь! Как скажешь, так хоть ложись! — русалочий смех,
русалочий, зазывный.
— Ошибка! — мнимо строго упрекнула подружек брюнетка (ага, Ксанка!). —
Нарушена последовательность. Сначала — скажешь. Потом — ложись. И уж
потом — даешь!
— Это у кого как! — блонда пристально взглянула, впрочем, не на подружка,
а на Никиту. — Я и стоя могу, не ложась. А ты? Никита, да? Правильно
поняла?
— Н-никита. П-правильно. А вас, простите… Нет, ну чтобы просто знать хотя
бы…
— Ее звали Ната! — грудным голосом проворковала блонда. – Нате Нату
Никита!
— А меня Вадим! — представился Вадим, протягивая руку рыженькой.
Та схватила его за ладонь, резко потянула к себе и обхватила бедрами.
Ого! Непосредственность, граничащая с бесстыдством.
— И-р-р-рина, — прорычала она мурлыкающе, закинув руки Вадиму за шею и
прижавшись к его груди своими твердыми сосками.
Тот инстинктивно отпрянул назад и ушел с головой под воду
— Ой! Утонул мальчик! — нарочито испугалась рыженькая Ирина, не выпуская
затонувшего Колчакова из объятий. — Ой! А был ли мальчик?! О-о-ох…
«Мальчик» явно был. И даже находясь под водой, явно подавал признаки
жизни, судя по чувственному «О-о-ох…» оседлавшей его «наезднице». Ну да,
Колчаков большой любитель нырять, а уж что он там во глубине делает и
чем, собственно, — догадайтесь с двух раз.
— Что, правда, Ната? — Ромашкин смущенно отвел глаза от резвящейся
парочки и как бы продолжил светскую беседу с блондой.
Очень трудно изображать светскую беседу, будучи голым и будучи лицом к
лицу в сантиметрах от голой же блонды. Еще и при том, что собственный
организм реагирует адекватно ситуации. То есть, как пишется в старых
целомудренных книжках, восстание плоти… Да-а, восстание плоти имеет место
быть. Хорошо хоть под водой не видно.
— Вообще-то Натэла, — призналась блонда. — Но ведь почти Ната, скажи?
Ника и Ната, символично, а? Просто знак с неба — для серьезных отношений.
— Ты еще о возвышенной любви что-нибудь ему скажи! — хихикнула брюнетка
Ксанка, шлепнув ладонью по водной глади в направлении Никиты и Наты,
обрызгав.
— Отстань! — манерно фыркнула блондинистая Ната. — Не приставай!
— Я? Пристаю? Очень надо! Вы тут, судя по всему, распределились между
собой? Мне чужого не надо. Вон на бережку еще экземпляр, вакантный —
рыжий, голубоглазый. Эх, люблю высоких. Девчонки, я поплыла! На берег!
И поплыла. приподнимая ягодицы над поверхностью, широко разбрасывая ноги
при гребках. Ух-х!..
Никита снова смущенно отвел глаза — теперь уже от брюнетки, вплавь
поспешающей к Чекушкину. И вновь наткнулся на пристальный взгляд блонды
Кати, очень говорящий взгляд.
— Кха! Кха…Ната, А ваши попутчики не возмутятся, что мы тут в воде…
кувыркаемся?
— А что, покувыркаться нельзя? У нас же ничего не было… — невинно
захлопала ресницами блондиночка. И бесстыдно добавила: …пока.
— Нет, ну все-таки… — промямлил Никита.
— Вон тот толстый — Байрам, — усмехнулась блонда, снизойдя до объяснений.
— Давний дружок Ксаны, любовник, скажем так. Он ее сюда уже несколько раз
привозил. Пусть сам с ней личные проблемы решает. А мы с Иркой — вольные
пташки. Байрам нас с Иркой для этого капитана взял. Капитан какой-то
странный. Байрам ему говорит, мол, развлекись с девочками, а тот грустит
и беспрестанно курит. Мы в «Фирюзе» с утра шампанским баловались все
вместе, ну а потом: «А поехали? А поехали!» Байрам говорит, если капитан
будет сачковать, он нас всех сам обслужит. Охота была!.. А тут — вы! Как
удачно!
Удачно, м-да.
Колчаков наконец вынырнул, отфыркался моржом. Надо понимать у него не
только фырканье моржовое. Они с рыженькой Ириной о чем-то коротко
переговорили и… поплыли судорожным брассом во мрак, к тому самому камню.
Ну, понятно о чем таком они коротко переговорили. Спустя минуту из мрака
донеслись громкие стоны, мужской и женский. Отнюдь не потому, что оба
ударились об валун в темноте.
Никита, глядя за спину блонде Нате, в направлении валуна, неловко
ворохнулся в воде, подавшись чуть вперед: что это там у них? нет, просто
на всякий случай! вдруг случилось что-нибудь?
Случилось-случилось, робкий ты наш! У них уже случилось. А мы что ж
стоим, робкий ты наш? Взгляд блондинки Наты стал пристальней некуда, она
провела язычком по губам.
Подавшись чуть вперед, Никита непроизвольно ткнулся ей в бедро… э-э-э…
своей восставшей плотью.
— О, извини! Я случайно! Не хотел.
Врешь, братец! И желал и хотел! Блонда Натэла, быстро сунув руку под
воду, крепко схватила Никиту за…
— Ой, что это тут! — и не отпускала.
Колчаков со своей русалкой уже возвращались из-за камня — в направлении
террасы, по диагонали. Мы славно поработали и славно отдохнем! Никита и
Ната были вне их траверза.
— Наша очередь! — блонда Ната еще раз провела язычком по губам. Сплаваем
за пределы лагуны? Хочешь узнать глубину моей лагуны?
Да в конце концов! Он живой человек! И… «на привязи».
— Сплаваем! Хочу!
— Очень?
— Ну, очень. Очень!
— Может еще разок? — предложил Никита явно разочарованной блонде.
— Слабаки вы, мужики, — вздохнула она, скользнув губами от шеи Никиты до
его груди, затем к животу…
От террасы зычно позвали:
— Эй, водоплавающие! К столу! Второй раз приглашать не будем! Утонете
голодными!
К столу, так к столу. Восстановить силы не помешает. А там, глядишь, еще
разок сплавать…
На берегу Никита стряхнул ладонями с тела воду, подергал руками и ногами,
разбрасывая брызги, как дворняга после купания. Полотенца-то забыли
взять! Ну вот, теперь можно и присоединяться к компании. Только трусы он
все-таки натянет — у любой непринужденности должны быть свои границы.
На верхней террасе, оказывается, имелся столик. Металлическая столешница
была вмонтирована в каменную глыбу, а сиденьями служили две вытесанные в
скале лавки, гладкие и широкие.
Толстяк Байрам развалясь возлежал на одной из них.
На второй — Чекушкин между двумя мокрыми полуголыми (уже таки полуголыми,
а не голыми) девицами.
Офицер в шинели понуро сидел с бутылкой пива в сторонке. Где-то Никита
его раньше видел! Присмотрелся вблизи и понял, что где-то определенно
видел!
Брюнетка Ксана притулилась в ногах толстяка Байрама и массировала его
ступни, а он тем временем лениво жевывал шашлычок на косточке, запивая
водкой прямо из горлышка бутылки.
Вадик Колчаков «павлинил», щедро разливал шампанское по кружкам и
произносил тост за тостом, один смешнее другого. Судя по трем уже пустым
бутылкам, вот-вот придется идти наверх.
Никите протянули кружку, и он машинально выпил шампанское. Была б кружка
водки, хлопнул бы и ее, взбудораженный организм требовал покоя, вернее
расслабления. Несколько раз он исподтишка бросал быстрые взгляды на
капитана. Тот подстелил под задницу шинель, китель повесил на каменный
выступ, снял сапоги, остался в рубашке и брюках. Где же Никита его
все-таки видел?
Капитан, почувствовав чужой взгляд, отвернулся. Ага! В профиль! Вот в
профиль — да! Теперь узнал! Это ж капитан… м-м… фамилию все равно не
припомнить… начальник финансовой службы из медицинского батальона! Никита
вместе со Шмером однажды на вокзале в пивнушке сидели, а этот капитан к
ним тогда присоединился. Сидел строго в профиль. Как зовут, тоже не
вспомнить. Саша? Сережа? Ну да ладно!
— Привет, Серега! — подсел к нему Никита. — Не признаешь своих,
педженских?
— А-а-а! Да-да! — рассеянно взглянул капитан. — Припоминаю. Вместе в
поезде ехали на сборы в Ашхабад…
— Нет, ошибся, братишка, в вокзальном кабаке пиво пили. Мишка Шмер нас
знакомил.
— Точно! — начфин хлопнул себя ладонью по лбу. — То-то гляжу, рожа
знакомая! Только я не Сергей, а Сергеич. Александр Сергеич! Как Пушкин.
— Извини дружище.
— Да ничего… м-м… Костя.
— Никита я. Ромашкин.
— Ну, извини.
— Квиты, Саша.
— Квиты, Никита. «Жигулевское» будешь?
— Буду, — Никита взял одну из стоящих в длинном ряду пивных бутылок. —
Ничего, что мы ваших курочек-цыпочек немножко… потискали?
— Ерунда. Они же общие, пользуйтесь. Я сегодня не в настроении. Вернее,
не в форме. Пятый день пью, и хмель не берет. А девок Байрам набрал —
специально черненькую, светленькую и рыженькую. Для разнообразия. Ему
палитра цветов, а мне палитра — поллитра! О, каламбурчик!
— Неплохо! И девчата неплохие, шустрые. Главное, чтоб после них не
страдать, посещая туалет. Контингент проверенный? Лечиться не придется?
— Вами и проверены. Только что. Результаты узнаем через несколько дней.
«Любовь сладка – болезнь горька». Если что — заходи ко мне в медсанбат.
Посодействую в конфиденциальном лечении.
У Никиты засосало под ложечкой, но он не подал виду, браво отмахнувшись:
— Чепуха! Это ж как насморк для настоящего офицера!
— Ну-ну! Досморкаешься. Не пожалеть бы в старости. Это я тебе как медик
авторитетно говорю. Пусть я и финансист, но у медиков служу. Беречь
орудие производства надо смолоду! И лелеять!
— А чего ж сам этих телок приволок целый табун? Гладить? Поить? Смотреть?
— Не знаю. Наверное, для того, чтоб полнее ощущать свободу. Пиво, водка,
девчатки, воля! Всего этого я был лишен целых три месяца!
— Болел?
— Сидел! В тюрьме сидел. Давил спиною нары.
— На гауптвахте, что ли? Так долго? Три месяца? Столько обычно не сидят.
Что, начальник гауптвахты издевался и срок прибавлял?
— Я же тебе русским языком говорю: сидел в тюрьме! Не на «губе», а в
вонючей городской тюрьме. В Ашхабаде! С уголовниками! — капитана
передернуло от воспоминаний, и он залпом выпил полстакана водки. Протяжно
занюхал кулаком.
— На, заешь! — Никита протянул шампур с мясом.
— Не надо. Я организм уже отучил от лишней пищи. Закушу пивком.
— Такими коктейлями быстро убьешь желудок! — Никита настойчиво всучил
капитану шампур. — Ешь, Сергеич. Не то тебя на руках придется отсюда
выносить, а ступеньки больно крутые! Разобьемся.
— Ладно… — начфин апатично куснул мяса, прожевал, еще куснул. Понравилось
жевать. Вот-вот. Аппетит приходит во время еды. Главное, начать.
— Так как ты в тюрьму-то загремел? — Никита кожей ощутил, что капитану,
кроме пищи как таковой, может быть, больше требуется пища духовная. То
есть живого внимания и, по возможности, сопереживания. Требовался
слушатель. Свободные уши…
— Что, правда, интересно?
— Интересно!
И ведь не слукавил Никита. Всяко интересней, чем по второму заходу
плескаться с общими девицами в озере — со всеми вытекающими. Учитывая
мимолетное предупреждение пусть и начфина, но все-таки медика по поводу
возможных последствий… Да ну их! Один раз обошлось — с блондой Натой, нет
гарантии, что второй раз обойдется — да хоть бы и с брюнеткой Оксаной. Да
и с Натой еще не факт, что обошлось. Через несколько дней станет ясно…
***
— Больно часто в твоем рассказе податливые девицы встречаются! –
усомнился москвич и примерный семьянин Котиков. — Привираешь?
- А тебе, старому черту, завидно, что с девчатами у Никиты полный
порядок? — вступился Кирпич за Ромашкина. — И где ж «больно часто»?! Я
вот если начну всех своих перечислять, до утра считать будешь! Продолжай,
Никитушка….
Глава 16. Байки капитана Александра Сергеевича П…
Мало того, что начфин был Александр Сергеевич, еще и фамилия у него
