Стол, можно сказать, накрыт. Дневальный Кулешов принес сковороду с
горячей жареной картошкой, тарелку зеленых маринованных помидорчиков,
банку тушенки. И опять отправился в палатку к взводу.
Офицеры дружно уселись за стол и взялись за ложки. Бутылка водки
по-прежнему стояла в гордом одиночестве в центре стола.
— Не понял! — возмущенно не понял Чекушкин. — Вы что, все нахлебники? Где
водка, жлобы?
Антонюк деловито накладывал еду в свою тарелку, словно вопрос не к нему.
Шмер виновато отвернул физиономию в сторону, семафоря зеленым ухом,
Неслышащих на то и Неслышащих, закатил глаза и глупо ухмыльнулся.
Ромашкин открыл пустой портфель и изобразил поиски чего-то ценного, что
взял, но потерял.
Ситуацию смягчил зампотех роты Шурка Пелько, выложив на стол алюминиевую
фляжку:
— Тут спирт. Водку я не взял.
— Сойдет и спирт, — обрадовался Чекушкин. — Шурка ты молодец! А замполит
Ромашкин чего молчит?
— А кто предупредил, что нужно пойло с собой брать? — Я думал, что мы на
занятия едем. Виноват, исправлюсь! Завтра куплю непременно.
— Купит он! Где ты купишь? Что купишь? До ближайшей лавки десять верст!
Если, конечно, товарищ майор завтра авто выделит, то десять верст — не
расстояние. Со Шмером на пару прокатитесь. С него тоже причитается. А,
товарищ майор? Насчет авто?
Халявщик Антонюк утвердительно кивнул. С него, получается, завтра лишь
казенное авто в счет сегодняшней пьянки. Устраивает!
Офицеры достали из чемоданов и портфелей маринованные огурцы, банки с
кильками в томате, шпроты. Ну-с, приступим?
Единственную бутылку водки разлили по стопкам на один заход и тотчас
принялись за спирт.
— За успехи в боевой и политической подготовке! Гы!
— Ура-ура-ура! Гы!
Начали! И продолжили. И продолжили. И продолжили… Подробности к черту.
Всегда одно и тоже. Вполне свинское дело — напиться до зеленых соплей и
вырубиться. Чтобы поутру очнуться с кроличьими глазами и трещащей башкой…
Из подробностей — разве что краснорожий Антонюк, халявщик, чавкающе
жрущий с ножа куски масла без хлеба. Из подробностей — моментально
«поплывший» Неслышащих, подозрительно ерзающий. Из подробностей —
раздухарившийся Чекушкин с очередной фляжкой спирта…
И продолжили, и продолжили. И — закончили. Спят усталые игрушки. Общий
дружный храп.
…С подъема рота пришла в движение, началась бестолковая суета. В восемь
часов — начало занятий по вождению. Ромашкину предстояло быть старшим на
препятствии, контролировать правильность выполнения упражнения. Вставать
не хотелось, но — долг требует повиновения. Никита натянул галифе, надел
носки и потянулся к сапогам. Отчего-то они не стояли возле табурета, а
лежали в сторонке и были какими-то сырыми.
— Кулешов! Ты что воду ночью разлил?
— Никак нет, я ничего не разливал! — ухмыльнулся солдат, отводя глаза в
сторону.
— А кто?! Почему сапоги у меня сырые?
— А вы у ротного спросите.
Ротный Неслышащих вскочил, зычно скомандовал:
— Быстро строиться! Товарищи командиры, хватит на койках сидеть! — и
шустро выскочил из «конуры».
Дневальный Кулешов огляделся по сторонам и пробормотал, наклонившись к
Никите:
— Это он вам в сапоги нассал.
— Что-о-о?! Ка-а-ак?!
— А запросто! Ротный среди ночи вскочил и к вашей койке устремился, штаны
расстегнул и напрудил. Снайпер! Не промазал, точнехонько в правый сапог
попал. Я их перевернул и мочу слил за дверь. Чтоб не воняло.
Да-а-а. И это уже диагноз. Не впервой, блин! Контуженый, блин! Пыльным
мешком по кумполу! «Удивленный жизнью»! Но не до такой же степени, блин!
— Гы-гы-гы! — издал Чекушкин.
— А вам, товарищ старший лейтенант, он в сумку напоганил, она возле койки
лежала.
Чекушкин мгновенно перестал ржать, схватил полевую сумку, приподнял,
тряхнул… Да, так и есть, напоганил…
— Уб-бью недоноска! — рассвирепел Чекушкин.
— Гы-гы-гы! — издал уже Мишка Шмер, лежащий под одеялом и не желающий
подниматься. Его судьба хранила. Или просто Витька Неслышащих иссяк, и на
окропление шмеровской амуниции резервов организма не хватило.
— Да я... я даже генералу не позволю гадить себе в сумку! Ну, кандец
котенку!!! — и Чекушкин выметнулся из «конуры» с намерением… ну, с
понятным намерением.
Никита ринулся было следом — надо, надо ротному подрихтовать морду за
нанесенную обиду! Смыть кровью! Ринулся было, но остановился. А что на
ноги надеть? Тапочки? По грязи-то! Сапоги?.. Вот эти самые, ага!
Судя по визгу, а потом и истошным воплям снаружи, взводный Чекушкин
сладострастно осуществлял свои намерения в отношении ротного.
Осуществлял, осуществлял и — осуществил. Копытный удаляющийся перестук —
вырвался-таки Неслышащих, побежал-побежал. Куда подальше.
Чекушкин вернулся с удовлетворенным оскалом на лице:
— Ты чего не вышел бить ротного, Ромашкин? По делу же! Заслужил!
— Да? А в чем? Босиком? И где потом отмываться? Воды-то нет!
— Гм, помыться тут действительно негде. Ну, нечего. Будь спок, я ему за
нас двоих отвесил, по полной!.. Да, слушай! А как ты на занятия пойдешь?
В тапочках?
— А никак! Вообще не пойду! Пусть сам на препятствия становится! Нечего
на вышке вместе с зампотехом сидеть! Вот так вот!
— Тоже верно, — согласился Чекушкин. — А поехали тогда купаться?
— Куда? Воды нет, говорю, а ты — купаться!
— Где нет, а где есть! В Бахарден поехали! Там озеро подземное! Просто
восьмое чудо света!
— А тогда и я не пойду на занятия! — обрадовался Шмер. — В знак
солидарности! Тоже хочу купаться!
— Э-э, нет уж! — погрозил пальцем Чекушкин. — Ты не пострадал никак. Вот
если б тебе в фуражку прыснули — другое дело! А так без всех нас занятия
наверняка сорвутся. Топай на учебное место, сачок! — он вытолкал Мишку из
«конуры». – Купаться едут лишь пострадавшие! Так, Ромашкин?
— Так. Вот позавтракаем и…
А чем, собственно, позавтракаем?
Кулешов вновь ввалился — с охапкой дров и сбросил их к печи.
— Кулешов! А где хлеб, масло? Сожрал ночью? — напустился Никита на бойца.
— Что вы, товарищ лейтенант! Как можно?! Мне и картошки хватило!
— А где оно тогда? Вечером полная тарелка стояла! И где сахар?
— Дык, это ваш майор стрескал. Зампотех…
— Когда? Ночью?
— Угу, все подъел. Пока вы спали… Там и моя утренняя порция была…
— Ну, компашка подобралась! — взъярился Чекушкин. — Зассанец и живоглот!
Нет, я в такой обстановке находиться более ни минуты не могу! Нужно
успокоить нервы! Ромашкин, ну ты едешь?
— А куда это? Далеко? Что за Бахарден такой? И на чем поедем?
— Рядом! Отсюда лишь несколько километров. Я, по молодости, до Афгана
служил в этих местах. Тут в горах замечательное подземное озеро,
жемчужина Туркмении!.. Возможно, и всей Средней Азии! А на чем поедем…
Сегодня же старшим на дежурной машине катается Колчаков. Берем его с
собой и едем! Заодно для лагеря наберем дров и воды. Типа не
развлекались, а работали!
Вадик Колчаков, разумеется, моментально согласился.
Взяли с собой и солдатика Кулешова, что б на пару с солдатиком-шофером
дрова грузил и воду таскал. Сотня балбесов будет танки калечить, а мы для
них дрова на себе таскать? Не офицерское это дело…
Пять минут на сборы, и в путь! По пути заскочили в сельмаг за водкой и
продуктами. Разве можно без дополнительного подогрева купаться! Ящик
водки поставили в кабину «Урала», в вещмешок накидали консервов. Эх, что
бы тут делала местная потребкооперация без русских офицеров, как бы план
торговли выполняла-перевыполняла!
Грузовик трясся на ухабах по безлюдной местности. Чекушкин уверенно
указывал маршрут.
И действительно — несколько километров всего! Машина остановилась перед
одноэтажным домиком среди чахлых деревьев. На вывеске было начертано
«Ресторан». В дальнем конце двора — еще домик, на вывеске было начертано
«Гостиница». Просторная площадка пуста, ни одного автомобиля.
Васька Чекушкин устремился в ресторан разведать обстановку, а
приятели-лейтенанты выбрались из машины размять ноги. От дорожного тупика
вверх шли крутые ступеньки в сторону пика остроконечной горы. У подножия
вершины они терялись за гигантскими валунами.
— Наверное, там и есть пещера? — предположил Колчаков. — Может быть, туда
лифт спускается? Ну, не тоннель же в подземелье прорыт через ресторан! Не
дай бог, Чекушкин каким-нибудь потайным ходом через стойку бара уйдет в
подземелье купаться и нас тут бросит. Что-то его долго нет.
Взводный появился через полчаса — с бутылкой коньяка в одной руке и
стаканами в другой. За ним семенил на кривых ногах, держа в руках
дымящиеся шампура с шашлыком, местный повар. Лоснящееся от жира лицо
источало радушие и счастье от приезда гостей. Еще бы! Очевидно, они тут
первые клиенты за несколько дней.
— Мужики! Быстро пьем и быстро кушаем. И Арам отопрет нам вход в пещеру.
— Арам?
— Повар. И он же смотритель озера. Он армянин, — у Чекушкина прорезался
тон завсегдатая местного заведения.
— А что, вход под землю запирается? — удивился Никита.
— Конышно! Конышно дарагой! — подтвердил Арам. — Как не закривать,
обязательно закривать нада. А то кто-нибудь пьяный забредет и утонет. Или
какое зверье нагадит.
— Под зверьем он имеет в виду животных или местных аборигенов? — громко
прошипел Колчаков на ухо Никите.
Армянин Арам расслышал, улыбнулся:
— И тех и этих, дорогой! Всем им нечего делать в культурном заведении.
Пусть моются в канале имени Ленина или арыках! Вы тоже, я прошу, только
купайтесь. С мылом, с шампунем — не надо. Это потом — душевая кабина в
гостинице есть.
Куда только акцент армянина Арама сразу подевался?!
— Без проблем, хозяин! — усмехнулся Колчаков. — Мыться в душе. Какать и
писать в туалете. Кушать за столом. Просветил, спасибо, дорогой!
Лицо повара расплылось в еще более радушной улыбке, он пожелал приятного
аппетита и засеменил обратно.
Чекушкин налил коньяк, произнес тост за дружбу между народами и осушил в
три глотка полный стакан. Никита и Вадим отхлебнули по половине и
принялись за сочный шашлык. Мясо на косточках было замечательно
прожарено!
— Эх, как хорошо! — с надрывом произнес Чекушкин. — Век бы тут сидел и
смотрел на заснеженные вершины. А какое замечательное небо на Востоке по
ночам! Безоблачное, высокое! Мириады звезд по всему своду, мигают,
блестят холодным светом. Сказка! Фантастика! Лежишь порой на спине и
разглядываешь знакомые и незнакомые созвездия. Романтика! Скажу вам,
братцы, в Афганистане небо самое большущее.
Ничего себе, Чекушкин! Да ты поэт! Еще и связно излагаешь порой! А так и
не подумаешь ни за что.
— И что с этой романтикой делать? На хлеб вместо масла намазывать? —
спустил «поэта» с небес на землю Колчаков.
— Скучный ты мужик, Колчаков! — Хоть и поешь хорошие белогвардейские
песни, но не гусар, нет! Зря тебя гусаром величают.
— Что ты получил за риск в Афгане, Вась? — сменил тему Никита. — Сколько
платила Родина за героизм?
— Не так чтобы очень много, но на жизнь хватало. Если водку и коньяк не
покупать, то вполне даже прилично. Двести шестьдесят семь чеков. И на
книжку пятьсот рублей переводили. Приезжаешь в Ташкент, а там кругленький
счет в полевом банке. Снимаешь деньги и вперед, гулять по девочкам. Отрыв
на полную катушку! На неделю хватало по ресторанам помотаться до полного
истощения сил и средств. А в Афгане чеки тратил на шмотки, да магнитофон
«Sony» купил. Там сильно не покутишь — в Кабуле бутылка водки стоит
двадцать чеков, в Джелалабаде все пятьдесят. Пять бутылок — и нет
получки. Так что я, в основном, пил спирт и самогон из винограда, «Шароп»
называется. И знаете, вкусно! По крайней мере, щадит хилый организм. Я
ведь его лично изготавливал и знал, на чем основан продукт, на каких
ингредиентах. Честное слово, мне уже хочется вернуться обратно «за
речку». Там была воля, нормальная жизнь, боевая, настоящая служба. И
