шепчет чей-то голос. Он протягивает руку, чтобы удержать солнце. Рука
вытягивается через всю степь, в руке копье. Острие прокалывает насквозь
солнце... Это уже не солнце, а залитая кровью голова рязанского воеводы
Кофы, которого нукеры схватили израненным, а он все бился, пока силач
Тогрул ударом меча не срубил старому воеводе голову... Голова раскрыла
глаза, насмешливо подмигнула и прошептала:
- Торопись! А то завязнет в снегу твое нечестивое войско...
Грубо стукнула дверь. Огонек лампадки закачался, тени запрыгали на
потолке. В келью вошел, задевая за ножки скамьи, засыпанный снегом ог-
ромный монгольский нукер. Меховой колпак с отворотами закрывал уши и ли-
цо. Виднелся лишь нос с черными отмороженными пятнами и двигавшиеся с
трудом губы:
- Внимание и повиновение!
- Я слушаю тебя, - сказал равнодушно полководец,
- Черный урусутский шаман повторял два слова: - Байза -, Субудай. Он
толкался и лез сюда. Сотник Арапша приказал провести его к тебе.
- Где черный шаман?
- Здесь, за мной! - Монгол отодвинулся. За ним стоял, тоже весь в
снежной пыли, черный монах с длинным посохом и котомкой за спиной. Чер-
ный клобук спускался на густые брови.
Субудай, прищурив глаз, смотрел на монаха. Тот снял клобук. Полуседые
кудри и длинная черная борода показались очень знакомыми. Монах загово-
рил по-татарски:
- Байза! Субудай-багатур! Важные вести.
- Уходи, - обратился полководец к нукеру. - Постой за дверью. Я позо-
ву тебя.
Монгол, топая огромными гутулами, вышел. Дверь закрылась. Оглянув-
шись, монах скинул верхнюю просторную одежду, подошел к Субудаю и сел
рядом на лежанке:
- Я переоделся монахом. Благословлял черный народ. Все целовали мне
руки.
- Дальше, коназ Галиб!
- Я спрашивал всех, где находится великий князь Георгий Всеволодович.
Кругом я слышал тот же вопрос: - Где князь Георгий, где собирается войс-
ко?.. - Все, кто может, точат рогатины и топоры. Все идут толпой на се-
вер. Я тоже торопился. Где мог - садился на сани, где не было попутчиков
- шел пешком, только чтобы тебе угодить.
- Дальше, коназ Галиб, дальше!
- Простаки подвозили меня на санях, говорили; - Молись за нас, прине-
си нам победу!
- Довольно об этом! Где коназ Гюрга?
- Я проехал тропою через древние, непроходимые леса.
- Куда?
- По реке Мологе.
- Молога. Где Молога?
- К северу... За важные вести ты обещал мне мешок золота.
- Я еще не слышу важной вести. Ты все едешь, едешь, а все без толку.
Князь Глеб остановился и недоверчиво посмотрел на каменное лицо пол-
ководца. Крючковатые пальцы его протянулись вперед, ожидая обещанного
золота.
- Великий грех беру я на душу! Иду против родного народа. На том све-
те бесы будут на вилах палить меня огнем.
- Хорошо сделают! Ты это заслуживаешь.
- Я жду золота.
- Я дам его. Дам много. Говори, что знаешь.
- Молога впадает в Волгу, а в Мологу впадает речка Сить. На этой реч-
ке есть погост Боженки. В нем старая церковь. Около церкви в поповском
доме живет князь Георгий Всеволодович. Там же собирается войско.
Субудай отшатнулся. Его глаз закатился кверху, точно рассматривая
старый бревенчатый потолок, затянутый паутиной. Левой рукой он полез за
пазуху, достал истертый кожаный кошель, затянутый пестрым шнурком с жел-
тым янтарным шариком на конце.
- Здесь триста золотых. Половину ты получишь сейчас, другую - когда
мы приедем на эту речку Сить. Ты покажешь дорогу. Если ты обманул, на
реке Сити ты будешь надет на вилы и сожжен над костром. Мои монгольские
нукеры сожгут тебя живьем с большой радостью.
Князь Глеб, заикаясь, прошептал:
- Но это очень мало!
- Не хочешь, не бери!
Субудай ловко, одной рукой, помогая зубами, развязал кошель, высыпал,
не считая, половину монет на колени, схватил горсть золота и протянул
князю. Тот подставил обе ладони.
- Я беру это золото только на пользу своего дела, сказал он. - А пос-
ле похода ты, Субудай-багатур, поможешь ли мне стать великим князем зе-
мель рязанских, суздальских и прочих? Ведь только для этого я помогаю
вам раздавить моего врага, князя Георгия владимирского!
- Завтра будет завтра, и тогда будем решать, что делать.
Сильный стук в дверь прервал разговор. Кто-то тревожно колотил руками
и кричал:
- Байза, байза! Субудай-багатур! Байза!
Монах торопливо спрятал деньги. Субудай-багатур встал и отодвинул де-
ревянный засов. В келью вбежала китаянка И-Ла-Хэ, закутанная в черную
шелковую шаль. Она бросилась на колени и, задыхаясь, ухватилась за одеж-
ду полководца. Тот оттолкнул ее, выпустил монаха из кельи и спокойно
закрыл дверь.
- Несчастье! Ужасное несчастье! - лепетала китаянка, захлебываясь от
слез, - В этом проклятом доме урусутского бога шаманы напоили джихангира
ядом. Он стал безумным и бешеным. Он бегает с мечом в руках, рубит все,
что видит, рубит урусутских богов, бросает скамейки в стены.
- Это меня не касается! - ответил хладнокровно Субудай. - Я только
военный советник. А дома джихангир поступает, как ему нравится.
И-Ла-Хэ продолжала рыдать, не выпуская из рук одежды Субудая. Он с
любопытством смотрел на ее тонкое, бледное лицо, маленький рот и два зу-
ба, выступавшие вперед, как у зайца.
- Почему ты плачешь? Тебе жалко урусутских богов?
- Что он сделал, что он сделал! В безумии джихангир приказал связать
руки и ноги маленькой Юлдуз-Хатун...
- Это его право. Муж делает со своей женой, что захочет.
- Мою нежную госпожу привязали к нукеру, который сторожил ее дверь...
Их выбросили в сад, в снег, где бегают собаки-людоеды. Сейчас придет ша-
ман Беки и его помощники и задушат ханшу Юлдуз и молодого нукера.
- Это не мое дело, Я участвую в войне, а в юртах жен джихангира рас-
поряжаются его шаманы и китайские евнухи.
- Джихангир никого не слушается, кроме тебя, непобедимый. Спаси Юл-
дуз-Хатун! Клянусь, она ни в чем не виновата: нукер - ее родной брат!
- Напрасно ты ко мне пришла, китаянка! Поищи Хаджи Рахима, который
пишет книгу походов Бату-хана, Он его учитель, его почитает джихангир.
Он даст лекарство, от которого Бату-хан выздоровеет и простит свою ма-
ленькую жену.
- Куда я побегу ночью, когда всюду стоит стража! Где я найду сейчас
Хаджи Рахима! Шаманы сегодня задушат мою маленькую госпожу, а завтра ни-
какие врачи ее не спасут!..
Китаянка упала на пол и билась головой в отчаянных рыданиях.
Субудай осторожно обошел ее, открыл дверь и позвал стоявшего на стра-
же нукера:
- Беги к юртджи! Скажи, чтобы немедленно шел ко мне! Все!
- Внимание и повиновение! ответил нукер и побежал, гремя оружием.
Глава шестая. В МОНАСТЫРСКОМ САДУ
В голубом свете ущербной луны туманными тенями стояли монастырские
деревья с клоками снега на ветвях.
Под старой яблоней, широко раскинувшей искривленные сучья, подпертые
кольями, облокотился на копье монгольский нукер. Стоя по колено в снегу,
он смотрел удивленным, недоумевающим взглядом на снежный сугроб. Там ле-
жали два тела: воин в кольчуге и молодая женщина в золотистой шелковой
одежде, связанные за локти, спина к спине. Голова воина была обнажена, и
длинные черные кудри, обычные у молодых кипчаков, разметались по плечам.
Воин что-то говорил, женщина изредка со стоном отвечала. Нукер не по-
нимал их шепота. Он вмешивался, стучал копьем.
- Я скажу, что ты мой брат, и ты будешь освобожден. Джихангир даст
тебе золота, коней и оденет тебя в шелка...
- Я не хочу быть только братом. Я счастлив умереть рядом с тобой. Я
скажу Бату-хану, что ты моя хурхэ.
- Ты этого не скажешь. Мы должны вырваться из этой беды и спастись...
Ты поклянешься аллахом, что я твоя сестра.
Монгол поднял копье:
- Байза! Замолчите! Джихангир запретил вам говорить.
Стороживший нукер хорошо знал связанного воина: это был смелый, лов-
кий юноша из передовой сотни, ездивший на отличном коне, любимец сотника
Арапши.
Что помутило его разум? Как он посмел поднять глаза на молодую жену
джихангира? Теперь ему придет скорый конец. Между старыми деревьями про-
биралась стая больших монастырских собак. Передние подошли совсем близко
и ждали, посматривая на лежащих, как на свою скорую добычу. Одна из со-
бак подходила слишком смело. Нукер метнул копье и пробил ей спину. Соба-
ка с визгом бросилась в сторону, волоча копье. За ней умчались ос-
тальные. Монгол пошел через глубокий снег, подобрал копье и вернулся на
свое место.
Стукнула дверь на крыльце. Заскрипела калитка. Несколько человек шли
по тропинке. Собаки снова подняли лай и бросились навстречу.
Показались Субудай-багатур, Арапша, Хаджи Рахим и три нукера. Хаджи
Рахим нес зажженный резной фонарь из промасленного шелка. Он первый,
большими шагами, поспешил к Юлдуз, склонился к ней и осветил тусклым
светом фонаря ее страдальческое лицо:
- Когда-то ты меня кормила... Ты приносила молоко и горячие лепешки и
протянула дни бедной жизни дервиша! Что же ты теперь, маленькая Юл-
дуз-Хатун, потонула в урусутских снегах? Ты можешь стать добычей этих
голодных псов! Скорее, скорее очнись!
Хаджи Рахим поставил фонарь на снег и с трудом развязал обмерзшие ве-
ревки. Он помог приподняться полубесчувственной, застывшей Юлдуз, Арапша
завернул ее в соболью шубу. Развязанный Мусук вскочил и подошел, шата-
ясь, к Субудай-багатуру, стоявшему неподвижно, расставив ноги, будто
все, что происходило, его не касалось.
- Чей ты сын? Скажи ясно! - спросил Хаджи Рахим.
- Вольного ветра! - ответил Мусук.
- Кто - эта женщина? - продолжал Хаджи Рахим. - Знаешь ли ты ее?
Мусук молчал. Из шубы послышался слабый голос:
- Это мой брат, Мусук. Мы оба дети Назара-Кяризека из Сыгнака.
- Все это верно! - сказал Хаджи Рахим. - Я узнаю обоих.
- Довольно! - вмешался Субудай-багатур. - Что говорит Хаджи Рахим, то
всегда верно! В этом доме черных шаманов все потеряли разум... Воин Му-
сук! Ты докажешь мне, какой ты - сын ветра. Ты поедешь вперед на самую
трудную разведку... Нукеры! Отнесите Юлдуз-Хатун в се покои.
Из-за двери кельи, где помещался джихангир, слышались странные крики
и дикий всхлипывающий вой.
У стены жались нукеры.
- Что там случилось? - спросил Субудай-багатур
- Джихангир свирепствует! Он порубил мечом урусутских богов и зарезал
двух друзей - блюдолизов. Теперь он плачет.
- Как плачет?
- Разве ты не слышишь?
Субудай подошел к двери. Оттуда раздавался вой то шакала, то гиены.
- Не входи! Он зарубит тебя...
Арапша внес Юлдуз в соседнюю келью и опустил на лежанку. Китаянка
И-Ла-Хэ стала ловко растирать ее.
Субудай ждал возле двери. Снова послышался крик:
- Какая казнь! О-о!.. Какое вероломство!.. О-о! Злодеи опять встали
на моем пути... О-о! Они увидят, что я внук Чингиз-хана!.. Да, они это
увидят!..
Субудай-багатур, склонившись так, что его широкая спина стала совсем
круглой, решительно отворил дверь и вошел в келью.
Из-под стола торчали ноги зарубленных. На полу растеклась лужа крови.
Бату-хан сидел на столе, скрестив ноги. Он держал на коленях кривой
меч. Лицо его распухло, глаза, красные и воспаленные, яростно уставились
на Субудая. Тот выпрямился и посмотрел ему прямо в лицо. С большой лас-
кой Субудай спросил:
- О чем плачешь, джихангир?
Бату-хан поднял меч над головой, точно раздумывая, кого бы ударить.
Вдруг, повернувшись, стал бить по иконе святого Власия. Меч зазвенел, от
иконы отлетали щепки.
- За что ты наказываешь урусутского бога? - продолжал Субудай необыч-
ным для него мягким отеческим голосом.
- Мне сказали, что этот бог с длинной бородой спасает несчастных и
оберегает всякую скотину, а для меня он ничего не делает!.. Висит на
стене и дерзко глядит на меня. Прочь, урусутские боги!
- Но что случилось? Никто ведь не погиб?
