пышный, как его Владимир. Уже не раз он говорил, что следует соорудить
здесь и клети, и закрома, и водяные мельницы, запрудив в трех местах ре-
ку: - Народу-де ратного прибывает больно много, и не разумнее ли самим
молоть зерно... - А там, за лесами, пылают погосты, рыщут татары и рубят
всех, кто только попадется в их жадные руки... Я долго медлить не буду.
Если князь Георгий не начнет воевать, я уйду с моими ростовскими опол-
ченцами в леса. Буду близ больших дорог ловить татар и добираться до их
злого змея хана Батыги...
Князь поднялся, ощупью в темноте нашел холщовые онучи, повешенные на
горячей печи, обернул ими ноги, сверху намотал шерстяные обвертки и под-
вязал кожаные лапти. Надел полушубок, туго затянул ремень с прямым мечом
и толкнул дверь. В избе все продолжали крепко спать.
Молодой месяц светил с правой стороны на спокойном, беззвездном небе.
Ветер хлестал лицо колючим снегом. Князь пошел вдоль лагеря. До рассвета
недалеко. На белом снегу резко выделяются бревенчатые новые избы, зем-
лянки, засеки. Тихо в боевом лагере. Все спит. Враг далеко. Кто забредет
в жестокие морозы в такую трущобу! Ни дозорного оклика, ни стука, ни
скрипа шагов...
Князь присел на бревенчатой кладке. Тоска охватила его сердце.
- О русская земля! - думал он. - Лежишь ты прекрасная, привольная,
раскинувшись на снежных полянах, в лесных чащах. Только лесные буераки
да мужицкая сила - вся твоя защита! Эх, сбежались бы все мужики со всех
погостов, повел бы их в бой старый Илья Муромец! Какой коварный враг ус-
тоял бы тогда? Отогнали бы всех врагов, как раньше отгоняли! Ворвался к
нам народ чужой, злобный и немилостивый. Пробрался он в самую глубину, в
сердце русской земли, расколол ее на мелкие клочки и грызет, и гложет, и
рвет, не давая передышки... Эх! собраться бы с силой и сбросить с плеч
насевшего врага!..
Слышно, как брякнуло стремя. Впереди скользит тень. Всадник все бли-
же. Князь застыл на месте и вглядывается. Кому сейчас дело, кому забота
бродить среди ночи по лагерю? Не князь ли Георгий? Конь высокий, строй-
ный, половецкий. Всадник не русский! Как он попал сюда? А вдруг это та-
тарин?.. Князь Васильке сжимает рукоять меча и бросается вперед. Конь
прыгает в сторону, всадник мчится прочь поляной, к лесной просеке и
скрывается в густых елях.
- Татарин!.. Лазутчик!..
Василько бросился за ним, но не догнать! С другой стороны показался
новый всадник. Впереди него пегий пес-волкодав.
- Опять враг? Нет, уж его не упущу...
Всадник все ближе. Конь поджарый, стройный, идет спокойной тропотой.
Пес зарычал и остановился. Всадник натянул повод.
- Кто идет?
- Гонец из Владимира. К великому князю Георгию Всеволодовичу.
- Попал как раз, куда надо. Давно ли из Владимира?
- Давно. Уже дней пятнадцать. Пришлось кружить. Татары грозят отовсю-
ду. Раза три от них отбивался. Только добрый конь выручил.
- Что слыхать о Владимире?
- Я выехал - Владимир еще стоял. А в пути уже ходили дурные слухи...
- Ужели пал Владимир?
- Да, говорят, сожжен! Рассказывают, небо три дня было красным...
Князь Васильке опустил голову. Но лишь на миг. Он тотчас же очнулся:
- Сейчас, перед тобой, здесь проехал всадник. Я окликнул его, и он
ускакал...
- Наш не ускакал бы! Это татарин, соглядатай! Берегись! Татары близ-
ко! И охнуть не успеем, как навалятся...
- Пойдем скорее к князю!
Глава двенадцатая. БУРЯ БУШУЕТ НАД СИТЬЮ
Торопка, приехав в лагерь гонцом из Владимира, встретил здесь земля-
ков. Они рассказали, что отец его, Савелий Дикорос, был в боевом стане и
уехал накануне с обозом за мукой, зерном и сеном. Остаться в лагере То-
ропке не пришлось. Князь Васильке ростовский поручил ему отправиться в
сторожевой дозор, на перекресток дороги, ведущей от Сити к городу Мышки-
ну.
- Твой конь, что ветер легкий, сказал князь Васильке, Если покажется
татарский разъезд, скачи сюда, чтобы мы вовремя ополчились.
В лощине под высоким яром, среди наваленного грудами хвороста, тихо
потрескивал небольшой костер.
- Время-то какое! Татары всюду так и шныряют, вынюхивают. Увидят в
лесу огонь - разом налетят... Не успеешь и молитву прочесть, как без го-
ловы останешься!
Потому сторожа огородились хворостом и лесинами, чтобы ночью татары
не приметили огня.
За яром стеной наступал густой вековой бор. Он тянулся далеко на се-
вер, как говорили охотники, до самого Студеного моря. Сквозь этот бор
можно ходить только звериными тропами, зная приметы и заговоры. Эти тро-
пы веками прокладывало зверье и лесные чудища, лешие и кикиморы. Если
ступить вправо или влево от тропы, там столько бурелому и такой сырой
мох, что сразу провалишься по плечи...
У костра лежали четыре молодца, из тех, кому ни дождь, ни снег, ни
буря-завируха, ни ведьмино заклятье - все нипочем! Завернутые в овчины и
звериные шкуры, они подложили под себя еловые ветки, из ветвей же сдела-
ли косой навес и беспечно слушали песни зимней вьюги. Они жарили на уг-
лях тонкие ломти конины. На сучьях рядом была растянута рыжая шкура ко-
ня, которого ратники поторопились прирезать на обед, пока он сам с голо-
духи не протянул ноги. Рядом с ними лежал Торопка, а возле него калачом
свернулся верный Пегаш.
Все четверо дозорных - молодцы-удальцы, узорочье рязанское - ус-
кользнули из-под Рязани от татарских арканов и стали сами своей четвер-
кой воевать - вольными охотниками в лесах, вылавливая отставших татар.
Услыхав, что князь Георгий Всеволодович собирает где-то на верхней Волге
войско, они прибежали к нему на охотницких лыжах. По его приказу они бы-
ли поставлены сторожевыми дозорными на этом яру, на глухой дороге.
Князь дал им доброго коня, чтобы, в случае тревоги, быстро сообщить в
лагерь. Князь не выделил для коня корма, добывайте себе сами запас, как
знаете! А кругом ни стога, ни болотных камышей! Поэтому сторожа решили
положиться на свои верные ноги и легкие, прочные лыжи, а коня съели.
Дозорные коротали время, рассказывая о подвигах богатырей, о чудесах
муриев и колдунов. В этот дозор попал Торопка. Он слушал рассказы и ко-
сился на рыжую шкуру коня, боясь, как бы и его гнедой не испытал такую
же участь.
- Как-то, - рассказывал один, - идут по лесу мужики и видят, плетется
маленький горбатый старичок и тащит вязанку дров в десять раз его
больше. - Зачем, стар-человек, в лесу дрова тащишь? Дров-то кругом
сколько хочешь! Знать, так нужно, я родную землю спасаю. Я на татар с
поленьями воевать иду. Как же ты, чудной, воевать поленьями будешь? И
вдруг в этот миг налетели татары. Тут горбатый старичок рассердился,
сбросил вязанку на землю и стал дровами кидать в татар. Бросит полено -
воин встает, бросит другое - войско наступает. В трубы играют, в бараба-
ны бьют, мечами машут. Набросились молодцы на татар и всех, как косой,
скосили... Верные люди говорили: этот горбатый старичок уже пришел на
Сить воевать с татарами.
- А еще пришел сюда мужик, - рассказывал другой дозорный. - Борода у
него длинная, а усы, как у сома, он их за уши закручивает. Так он хва-
лился, что может бурю, и дождь, и ведро, и ростепель заговорами призы-
вать. Ему все мурии, и белые и черные, послушны. - Призову, - говорит, -
муриев, они татар заморозят, снегом засыплют, тут им и смерть придет.
Русских же людей, хрестьянских, мурии не тронут, потому заклятие подхо-
дящее знаю. А звать этого ведуна - Барыба...
Оставаться в дозоре Торопке не пришлось. Через просеку, что вела к
реке Сити, увидел он вдали черный дым.
- Да ведь это Беженки горят! - всполошились мужики. Не привалила ли
татарва?..
Один ратник остался в дозоре, остальные поспешили к боевому стану.
Глава тринадцатая. СТРАШНАЯ ВЕСТЬ
В избе попа Вахрамея, склонившись над старым, потемневшим дубовым
столом, опустив голову на ладони, сидел князь Георгий, Он вцепился
пальцами в полуседые вьющиеся волосы и глухо стонал. Перед ним лежал по-
желтевший лоскуток бумаги, вырванный в спешке из священной книги. Князь
в который уже раз перечитывал неровные строки, написанные большими бук-
вами знакомым почерком княгини Агафьи:
Сокол ты мой ясный, княже Георгий! Куда улетел ты от своей лапуш-
ки-лебедушки! Злые татаровья в огромном множестве обложили город со всех
сторон. Смерть грозит и мне, и нашим детям, и всему люду. Одна надежда,
что ты прилетишь и всех врагов раскидаешь... Молюсь Спасу пречистому,
чтобы дал он мне радость еще раз увидеть твои милые очи! А как богу бу-
дет угодно, так и сбудется. Приезжай...
Поп Вахрамей, прижимая к груди древний медный крест, старался утешить
и ободрить князя. Тот его не слушал, вспоминая последний миг прощания на
крыльце, бледные, дрожащие губы, быстро катившиеся по щекам слезы и пол-
ные, горячие руки, обнимавшие его...
Послышались крики:
- Где князь? Скорей подымайте его!..
Князь Георгий очнулся, прислушался.
- Скажите князю, татары валом валят!..
Князь вскочил, опрокинув скамью; бросился из избы, оставив дверь отк-
рытой. Клубы холодного тумана ворвались в жарко натопленную горницу. Поп
Вахрамей дрожащими руками натянул просторную шубу, туго подпоясался ва-
лявшейся веревкой для дров, взял в руки медный крест и сказал жене, рас-
терянно стоявшей с поднятыми в ужасе руками:
- Да хранит тя господь, матушка Олимпиадушка. Мое место теперь там, с
воинством. Видно, сейчас будет смертный бой...
Семеня дрожащими старческими ногами, отец Вахрамей скрылся в синих
сумерках.
Князь Георгий прибежал в свой новый сруб:
- Аргун! Проворней! Кольчугу, красные сапоги! Да поскорее, Аргун!
Седлай гнедого!..
Князь метался, срывая с деревянных гвоздей оружие. Старый слуга помо-
гал надеть поверх полушубка кольчугу, завязать ее ремешки. Дружинники
вбегали, слушали приказы князя и спешили обратно. Со двора доносились
крики.
Дружинник втолкнул в избу двух посиневших от холода голых мужиков. Те
упирались, твердя:
- Цаво деласи! Соромно!..
- Идите, идите! Сами расскажете князю...
Стараясь перекричать шум и возгласы бегавших в суматохе ратников,
дружинник обратился к сумрачному, озабоченному князю Георгию:
- Взгляни, великий князь! Вот удалые сицкари: татары их раздели, а
они ускользнули, как ужи!
- Честь им и слава! - сказал князь Георгий, - Аргун, выдай обоим шубы
и чеботы!
Дружинник продолжал:
- Сицкари следили за татарами. Видели, как отчаянно бился воевода До-
рожа, пока не упал... Татары близко, сейчас тут будут...
Князь Георгий выбежал во двор. Дружинники туже подтягивали подпругу
высокого гнедого коня. Князь поднялся в седло, правой рукой в перстатой
рукавице натянул повод. Надел на левую руку ремень небольшого круглого
щита. Золотой шлем глубже надвинул на брови.
- Эй, соколики, готовы ли?..
Дружинники сбегались со всех сторон, ведя в поводу коней. Во всех
концах боевого стана звонко пели рожки, выли трубы и трещали маленькие
барабаны.
Глава четырнадцатая. БИТВА
...Не стреножамши добрых коней,
не пускайте в степь.
Не поставимши дозоры,
не ложитесь спать.
Из старинной казацкой песни.
Пишет Хаджи Рахим:
О вечное небо! Ты все еще заставляешь меня быть очевидцем потрясающе-
го ужаса, переживать бессильное негодование, бесполезное сострадание!
Я видел ужасную битву, в свирепый мороз, на льду замерзших бездонных
болот. Я видел, как десятки тысяч полных зверской ярости татар напали на
несколько тысяч урусутских крестьян, из которых ни один не подумал
сдаться в плен, а все резались мечами и ножами и рубились топорами с той
же отчаянной отвагой, с какой отбиваются и грызутся до последнего вздоха
волки, окруженные охотниками. Я все это видел, и не умер, а все еще жи-
ву!..
Хаджи Рахим находился при двадцатитысячном отряде темника Бурундая.
