щит. Бату-хан перевел взгляд на голову урусутского коназа Гюрга. Лицо,
залитое темной кровью, с черной бородой и вьющимися волосами, казалось
спящим, далеким от скорби и страданий.
Бату-хан резко наклонился и потрогал уши отрезанной головы:
- Уши продраны!.. Ты мне подносишь подарок, который ты уже таскал на
хвосте своего коня? Ты хочешь посмеяться надо мной?.. Уходи!
Бату-хан ударил по щиту. Голова упала, покатилась по откосу холма и
застряла в снегу. Бурундай с желтым злобным лицом, согнувшись вдвое,
отошел в сторону мелкими почтительными шагами.
Свита Бату-хана с любопытством следила, что сделает дальше джихангир,
как он проявит свой гнев. А Бату-хан, с непроницаемым лицом, продолжал
спокойно наблюдать за боем. Урусуты всюду отступали, быстро сбегали с
крутого берега на лед, поднимались на другой берег и удалялись в глубь
лесов. Татары догоняли урусутов, схватывались с ними, рубились и мчались
дальше. На снежных полянах оставались тела убитых.
Джихангир пожелал увидеть тело-убитого коназа Гюрга и стал спускаться
с холма. Серый конь осторожно шел по снегу, подбирая ноги, перепрыгивая
через лежащие тела. Бурундай ехал впереди, указывая путь.
Около тела урусутского коназа дрались два воина. Один стянул с ноги
красный сапог и держал его под мышкой, стараясь стянуть другой сапог.
Его отталкивал другой воин и колотил по лицу. Оба отчаянно дрались и так
озлобились, что не заметили приближения главного начальника войска.
- Задержите их! - приказал Бату-хан. - А сапоги отнесите в мой
обоз...
Нукеры соскочили с коней и набросились на драчунов. Бату-хан сказал:
- В монгольском войске нс может быть ссоры, драки, воровства или
убийства между воинами великого завоевателя вселенной. Если монгольские
воины станут драться между собой, то как же они смогут побеждать? Надо
твердо помнить законы мудрой Ясы Чингиз-хана. Виновные увидят равное на-
казание - смерть! Возьмите их и накажите тут же!
Нукеры со смехом поставили одного из дравшихся на голову. Ноги в ста-
рых, заплатанных желтых сапогах с длинными острыми каблуками мелькнули в
воздухе. Пыхтя и отбиваясь, схваченный кричал, что он не виноват, а ви-
новат Бури, кипчак, сын свиньи и шакала.
Два дюжих монгола прижали пятки наказанного к затылку. Раздался сухой
треск. Пронзительный крик оборвался. То же повторилось с другим драчу-
ном, который кричал, что он Бурибай, сын петушиного сторожа Назара-Кяри-
зека. Еще короткий пронзительный крик, треск, и казненные с раскрытыми,
удивленными глазами остались лежать на снегу.
Битва кончилась. Монголы добивали последних урусутов, которые продол-
жали сопротивляться, хотя были окружены со всех сторон.
Бату-хан проехал вдоль урусутских укреплений, заваленных трупами вои-
нов и коней, переправился на другую сторону реки, остановился около по-
жарища на месте сгоревшей церкви. Здесь он пожелал отдохнуть. Нукеры ра-
зыскали в доме урусутского шамана мороженого барана и, проткнув его де-
ревянным прутом, изжарили целиком над угольями.
Субудай-багатур сидел возле Бату-хана на войлочной попоне, указывал
на небо и бормотал:
- Урусутские шаманы все-таки очень сильны и нам вредят. Пора нам вы-
бираться из этих лесных трущоб!
- Сперва я возьму Новгород, - ответил Бату-хан.
К полудню ветер переменился, подул в другую сторону, разогнал серые
тучи, и на весеннем бирюзовом небе показалось яркое солнце. Теплые золо-
тистые лучи скользили по снежным полянам, всюду заструились ручейки во-
ды, снег таял, делался рыхлым. Кони стали проваливаться по колено.
Несколько черных грачей опустились на засыпанные снегом трупы. Татары
снимали малахаи, скребли бритые затылки и нюхали воздух:
- Теплый ветер повеял из монгольских степей. Смотри, черная птица
прилетела, на хвосте весну принесла!
Зазвенели частые удары в медные гонги, извещая об отступлении, призы-
вая к сбору. Татары, подчиненные железной дисциплине, ругаясь, что их
лишают добычи, оставляли грабеж трупов, поворачивали коней и вскачь нап-
равлялись к дымящемуся пожарищу на месте бывшего селения, где около уце-
левшей белой избы подымался на шесте блистающий медью и золотом бунчук
джихангира с рыжим конским хвостом.
Сотники скакали во всех направлениях, собирая воинов в отдельные от-
ряды. Слышались возгласы:
- Идем на богатый Новгород! Скорее прочь отсюда, из заколдованных бо-
лот! Скорее! Или мы все тут погибнем!
Татары с хриплыми криками быстро построились по десяткам и сотням.
Некоторые тащили за собой на арканах захваченных тощих коней.
Вскоре бунчук джихангира заколебался и поплыл впереди охранной сотни.
Бату-хан ехал на сером в яблоках коне, мрачный, с непроницаемым лицом.
Суженными глазами он всматривался в просеку векового бора,
За Бату-ханом следовал старый непобедимый Субудай-багатур и прибли-
женные ханы. Далее тянулась длинная, бесконечная вереница татарских вои-
нов.
Глава шестнадцатая. ПОСЛЕ БИТВЫ
...Песня русская!
Не сама собой ты спелася-сложилася:
С пустырей тебя намыло снегом-дождиком.
Нанесло тебя с пожарищ дымом-копотью.
Намело тебя с сырых могил метелицей...
Лев Мей. Запевка.
Горячий шершавый язык лизал лицо... Тихое повизгивание и настойчивый,
короткий лай... Кто это? Торопка медленно приходил в себя. Первая мысль
испугала его: - Собака-людоед! Она слизывает кровь, а потом начнет
грызть лицо!
С трудом Торопка вытащил придавленную руку и схватил собаку за горло.
На шее обрывок веревки... Да это Пегаш! Он перегрыз веревку и прибежал
искать хозяина. Да, это Пегаш! Торопка ощупывает его и узнает в темноте
вытянутую морду, стоячие уши, широкую грудь со старыми шрамами от
волчьих зубов.
Торопка силился подняться, но тяжелая туша отдавила ноги, - это нава-
лился убитый конь. Левая рука тоже чем-то придавлена... Может, это при-
летела судьбина... Он лежит среди покойников, и его черед пришел. Испить
бы! Торопка достает горсть мокрого снега... У снега вкус крови!
Где он? Вспоминаются последние мгновения - скачущие татары с
разъяренными лицами. Удар по голове, падение...
Это поле битвы... Почему такая тишина? Наверху темное небо и серебря-
ный, тонкий полумесяц. Тусклый, слабый свет едва озаряет снежную равни-
ну, притихший невдалеке лес и высокие старые ели.
Стон... Отчетливый человеческий стон. Еще жалобный вздох в другой
стороне, еще грустные, скорбные звуки в разных местах. Точно русская
земля плачет над своими сынами, павшими на этом кровавом поле!
Где же татары? Они никогда не оставляют раненых, они их добивают. То-
ропке хочется крикнуть, призвать на помощь, да боится: услышат татары!..
Пегаш затих, прислушался и заворчал. В ночной тишине слышен шорох,
шаги. Непонятное бормотание. Кто-то идет и говорит сам с собой. Торопка
с трудом приподымает голову. Высокий человек в длинной одежде почти до
пят, в остроконечной шапке. Сумка на ремне через плечо. В одной руке -
посох, в другой - светится фонарь. Слабый огонек раскачивается, и на
снегу движется светлое пятно.
Ночной грабитель? Приканчивает убитых?..
Опять протяжный стон невдалеке:
- Ох, смертушка!.. Испить бы!.. Погибаю...
Незнакомый высокий человек приближается, наклоняется к лежащему. То-
ропка осмелел:
- Сюда! Ко мне!
Странный человек подходит. Стоит настороже, подняв посох. Пегаш ры-
чит. Шерсть на спине поднялась дыбом.
- Пегаш! Назад!
Человек сделал еще шаг. Говорит, коверкая слова:
- Знакар... Здоров буди...
Не татарский ли это знахарь? Может, пожалеет? А вдруг увидит, что пе-
ред ним не татарин, и ударит посохом... Но все одно погибать, и Торопка
просит:
- Помоги!
Длиннобородый человек склоняется. Освещает фонарем с восковой свечой.
Ставит фонарь на бок мертвой лошади, кладет на снег сумку и посох. Через
силу старается приподнять два трупа, навалившиеся на Торопку. Он крях-
тит, шепчет непонятные слова. Торопке стало свободнее, он может двинуть
второй рукой. Еще нужно вытащить ноги из-под трупа лошади. С крайними
усилиями это удается.
Торопка приподымается, садится. Знахарь ощупывает голову, плечо. Во-
лосы на голове слиплись от крови. Затылок саднит, правая рука плохо дви-
гается. Знахарь опускается на корточки, осторожно расстегивает полушубок
Торопки, открывает плечо, залитое черной, запекшейся кровью. Он достает
цветную тряпку, мочит ее из бутылки, перевязывает рану и застегивает
снова полушубок.
- Здоров буди! - Он указывает рукой себе на грудь и говорит: - Зна-
кар, Хаджи Рахим!..
Тихими, спокойными шагами знахарь удаляется, направляясь туда, где
слышатся новые стоны. Торопка сидит на боку павшего коня и думает. Что
теперь делать? Куда девались татары? В какую сторону ушли? Надо пройти в
лес, где стоит привязанный голодный конь. Надо вывести его и лесными
тропами пробраться домой, назад, в Перунов Бор. Два друга у него оста-
лись - конь и Пегаш, Где отец? Не погиб ли он в этой страшной битве? Его
надо разыскать...
Торопка старается втолковать это Погашу, который повизгивает, переби-
рает нетерпеливо передними лапами, желая понять, что от него требует хо-
зяин.
- Пегаш! Побегай по полю, загляни в лица павших, нет ли нашего хозяи-
на? Где хозяин? Где хозяин? Поищи!
Торопка гладит Пегаша по морде и толкает в сторону поля:
- Ищи, где Хозяин!
Пегаш бросается со всех ног, несется вперед, прыгает через трупы,
ищет, обнюхивает, кружится и вдруг останавливается, лает и воет тонким
голосом.
Торопка встает, осторожно шагает через лежащие тела. Ноги, отдавлен-
ные тяжелым конем, еще плохо слушаются, но Торопка все же заставляет се-
бя идти вперед.
Торопка ускоряет шаги. Вероятно, Пегаш нашел отца. Верный пес стоит
около нескольких тел, упавших в беспорядке, как их настигла татарская
стрела или копье.
С дрожью и робостью Торопка приближается, склоняется над неподвижны-
ми, уже запорошенными снегом телами... Нет! Это не отец! Молодое, краси-
вое, но бледное, как воск, лицо... Это мальчик. Глаза, серые с длинными
ресницами, спокойно смотрят в небо. На ресницах искрятся белые снежинки.
На щеках заметны мелкие веснушки, красивый рот полуоткрыт, точно шепчет
ласковые слова...
Какое знакомое лицо!.. Вешнянка! Как ты сюда попала? В одежде мальчи-
ка!.. И тебя сразил страшный удар татарина!
Торопка присел около неподвижного тела... Вот лежат еще девушки в
мужской одежде, и они бились с татарами за родину!
Осторожно наклонился Торопка и коснулся губами мертвого лица. Вешнян-
ка!.. Он вспомнил ее ласковую улыбку и грустные речи при прощании...
- Вешнянка! - шептал Торопка. - Скажи хоть одно слово, последнее,
прощальное! Ты обещала дождаться меня! И вот дождалась встречи на этом
мертвом, скорбном поле!..
Он еще раз коснулся ледяных губ, потрогал руки холодные и твердые...
Затих и задумался.
Вдруг заунывные звуки пронеслись в тихом морозном воздухе. Знакомая
песня, какую он не раз слышал дома, в Перуновом Бору на кургане, где
теснились родные могилки. Пел женский голос, тонкий и высокий, к нему
пристал второй голос, низкий и грудной. Потом оба голоса, точно обняв-
шись, слились вместе. Звуки плавно неслись над затихшей нежной равниной,
где, словно прислушиваясь, лежали с расклеванными глазами мертвые русс-
кие ратники.
Тонкий голос жалобно пел:
Укатилось красное солнышко
За горы оно да за высокий,
За лесушки оно да за дремучий,
За облачки оно да за ходячий,
За часты звезды да подвосточныи...
Покидат меня, победную головушку,
Со стадушком оно да со детиною.
Оставлят меня, горюшу, горе-горькую,
На веки-то меня да вековечные!
Второй низкий голос продолжал:
Подходила скорая смеретушка,
Она крадчи шла злодейка-душегубица,
По крылечку ли она шла да молодой женой,
