Таких работников и будут готовить религиозно-философские
университеты. Наконец, лестница учебных и ученых учреждений
завершится Всемирной религиозно-философской академией,
координирующей и направляющей идеологическую работу внутри Розы
Мира. Подобные Академии национальных масштабов возникнут,
разумеется, в каждой стране.
Но будут еще и другие области деятельности, которые
потребуют такого количества работников гуманитарного цикла,
какое невозможно охарактеризовать иным эпитетом, как
"грандиозное".
Преобразование всемирного государства в братство
невозможно одними внешними средствами. О некоторых внешних
средствах, как первых предпосылках к этому преобразованию, речь
пойдет в следующей главе. Здесь же своевременно указать на то,
каким образом воспитание поколений облагороженного образа
позволит перейти к самому процессу этого преобразования.
Подобно тому поколению израильтян, которое, выйдя с
Моисеем из Египта, должно было уступить место другим
поколениям, прежде чем племя войдет в страну Обетованную, так и
поколению середины XX столетия, отравленному воздухом эпохи
мировых войн, суждено сойти с арены для того, чтобы воцарился
долгожданный строй, брезжущий нам сквозь анфиладу трех
последовательно просветляющихся периодов. Потому что строй этот
не есть установление внешнее. Он будет органичен и естественно
необходим только тогда, когда моральный облик новых поколений
сделает невозможными злоупотребления свободой и превращение ее
в анархию. Никакие меры перевоспитания не достаточны для того,
чтобы в корне преобразовать психику двух миллиардов людей, уже
сформировавшуюся в иной, кровью и изуверствами насыщенной
атмосфере. Конечно, миллионы лучших из тех, кто живет теперь,
отвечали бы самым высоким требованиям той отдаленной эпохи. Но
надо, чтобы им отвечали не лучшие, а подавляющее большинство, -
чтобы целые поколения были воспитаны Розой Мира, как люди
облагороженного образа.
Преобразование сущности государства - ведь что это такое?
Разоружение всех, подлинная демократия, смягчение законов,
облегчение наказаний? Разумеется; но всего этого мало. Сущность
государства есть бездушный автоматизм. Оно руководствуется
материальными интересами больших или меньших человеческих
массивов, понимаемых как целое. К интересам личности как
таковой оно безучастно. Духовность же ему неизвестна совсем,
как неизвестна она уицраорам и эгрегорам, и о духовном благе -
как личности, так и народа - оно не может иметь ни малейшего
понятия.
Смысл первого этапа правления Розы Мира заключается в
достижении всеобщего материального достатка и в создании
предпосылок для превращения Федерации государств-членов в
общечеловеческий монолит. Что за этот период наиболее
демократические общественно-политические институты станут
достоянием всех стран - это разумеется само собою. Огромными
содружествами законоведов, педагогов, психологов, юристов и
религиозных деятелей пересмотрятся все кодексы, реформируется
система правовых норм, процессуальных норм, смягчится шкала
наказаний и сам принцип наказания начнет уступать место
принципу врачевания преступника. За этот же период подготовятся
те кадры работников нового типа, которые необходимы для
проведения универсальных реформ, знаменующих следующий, второй,
этап: этап превращения общечеловеческого, уже смягченного
государства в Братство.
Надо полагать, что на начало второго этапа падет срок
всеобщей судебной реформы.
Все-таки суд присяжных - по крайней мере, некоторые
разновидности этого суда - это, по-видимому, наиболее
прогрессивная из форм суда, существующих ныне. Но это отнюдь не
потолок развития. На серьезнейшие недостатки этой формы
указывалось бесчисленное количество раз, и притом людьми,
стоящими на самых различных позициях. Указывалось, что принцип
свободного найма профессионала-защитника несовершенен тем, что
способствует перерождению адвоката в своего рода виртуоза,
приемами красноречия заменяющего подлинное, человечески горячее
участие в судьбе подзащитного. Вряд ли кто-нибудь станет
оспаривать, что принцип профессиональной прокуратуры
несовершенен тем, что ничто не уберегает прокурора от
перерождения в чиновника, который в каждом обвиняемом видит
непременно преступника и интересуется только той стороной его
личности, какая обусловила, по мнению прокурора, совершение
преступления. Что же до принципа присяжных, то он несовершенен
потому, что зачастую сложные в психологическом отношении дела,
требующие не только доскональнейшего изучения, но и высокой
культурности, проницательности и справедливости со стороны
судящих, подвергает рассмотрению лиц случайных,
неквалифицированных, часто даже малоразвитых; смешно думать,
будто несколько часов помощи им со стороны специалистов могут
компенсировать их недостаточность.
В настоящее время ничем лучшим заменить подобную форму
суда, по-видимому, невозможно. Это станет возможным тогда,
когда продолжающееся несколько десятилетий руководство Розы
Мира обеспечит образование кадров судебных работников нового
типа.
К деятельности этого рода юноше придется начать готовить
себя еще в колледже, из трех уклонов избрав гуманитарный.
Намеченная в начале этой главы система воспитания и образования
примет в высшей юридической школе некоторые дополнительные
особенности, предусматривающие формирование именно будущих
судей. Вероятно, сугубое внимание обратится на развитие таких
сторон натуры, которые сильнее других предохранят от казенного,
формального, и тем более корыстного, отношения к человеку.
Изучение, наряду с этим, искусств и философии, истории
культуры, истории этики, истории судебных установлений,
психологии, психопатологии, психиатрии разовьет врожденную
проницательность, понимание недугов человеческой души и
правильное понятие о способах их устранения. Вошедшее в плоть и
кровь представление о ценности человеческой личности и о долге
судьи-врачевателя будет стимулировать предельно осторожный,
бережный, теплый подход к подсудимому. Потому что на него
утвердится взгляд как на больного, доступного лечению, - не
обязательно больного в современном психиатрическом смысле, а
больного в смысле поврежденности этической структуры души. Роль
таких судебных деятелей невозможно переоценить: это спасители
человеческих душ, и человечество нуждается в них не менее, чем
во врачах, педагогах и священниках. Кто-нибудь возразит: такие
идеальные лица встречаются единицами, как исключения. - Но
разве даже теперь, в совсем другой, давящей, отравленной
атмосфере так уж редко формируются педагоги и врачи самого
высокого и чистого этического облика? Где же основания
полагать, что педагогическая система, специально к этому
направленная, именно эту цель преследующая и действующая притом
в самой благоприятной общественной атмосфере, окажется
бессильной избрать из миллиарда юношей несколько миллионов
таких, которые после ряда лет работы над ними смогут достойно
нести бремя суда над преступником и его - не перевоспитания, а
правильнее сказать - врачевания?
Мне представляется - хотя возможно, конечно, что в
действительности получится иначе, - что работники этого рода
составят несколько групп: следователи, судьи и перевоспитатели
в собственном смысле слова. Сейчас несвоевременно и неуместно
вдаваться в подробности этой реформы, тем более мне, ни
профессионального юридического образования, ни опыта не
имеющему. Позволю себе высказать только одну мысль: что вместо
институтов обвинителя, защитника и присяжных установится со
временем нечто совсем иное. Прения сторон будут иметь место,
как и теперь, но это будет уже не борьба двух красноречий, не
состязание артистов, один из которых по долгу службы чернит
подсудимого, а другой старается обелить его. Это будут
поочередные выступления не двух, а трех лиц: их всех можно
условно назвать истолкователями. Пользуясь материалами
следствия и результатами личного общения с подсудимым, двое из
них предлагают два различных толкования разбираемого дела.
Третий же стремится сблизить оба толкования, по возможности
примирить их или выявить преимущественные стороны обоих. Такое
примирение точек зрения редко окажется осуществимым в первом
туре выступлений; однако некоторые шаги к сближению будут
сделаны. Тогда следуют второй и третий туры. Судьи, не
участвующие в прениях, но при них присутствующие, получают
таким образом представление о деле наиболее глубокое и
объективное, представление о нем по существу. Право на
выступление сохраняется, разумеется, и за подсудимым. Судьи же
оказываются не случайными, неподготовленными людьми, подобно
большинству заседателей, не привыкших разбираться в сложных
психологических и психопатологических коллизиях, но тщательно
подготовленными специалистами новой формации. Нечего смущаться,
если подготовка таких судей займет не пять лет, как теперь, а
хоть десять: для того чтобы "карательная система" (до чего
гнусно одно уже это выражение!) превратилась в систему
излечения, нравственного и общественного воскрешения человека,
никакого количества лет жалеть не приходится.
Ну и конечно, тюрьмы как форма наказания навсегда отойдут
в область прошлого. Слово "лагерь" теперь тоже очень
скомпрометировано: оно вызывает в памяти картины всяких Потьм,
Бухенвальдов и Норильсков. Но мне его придется здесь
употреблять условно, за неимением лучшего. Теперь пробуют
перевоспитывать кое-где при помощи труда; нечего удивляться,
что результаты этого так слабы. Большинство преступников
находятся на весьма низком общекультурном уровне; это люди,
сбившиеся с пути еще подростками и питающие непреодолимое
отвращение к труду; наивно ждать, что в лагере или тюрьме они
изменят свое отношение к нему только оттого, что им в руки
дадут сапожный молоток или фуганок. Главное в том, чтобы
повысить их общекультурный уровень, тогда-то они и почувствуют
прелесть труда, и совершенно необязательно ремесленного или
производственного (ведь не у всех же людей к такому труду лежит
душа!), а и к труду умственному. И под повышением
общекультурного уровня я разумею не изучение какой-нибудь
технической специальности, а именно общую, то есть умственную,
этическую, эстетическую, общественную и духовную культурность.
Кое-что делают сейчас в этом смысле, кажется, некоторые
религиозно-благотворительные организации за рубежом, в
особенности католические и методистские. Их следовало бы
всемерно привлекать к этой работе, опыт их изучать и некоторые
их приемы усваивать. Во всяком случае нежелание утяжелять свой
умственный багаж, косность, лень и беспечность таких
преступников сперва следует ослабить тем положением, что
заключение их будет не тупонеподвижной цифрой лет (при малом
сроке преступник беспечно ждет вожделенного дня, а при большом
ему становится "наплевать" на все в мире),- а функцией
исправления преступника, чем успешнее он одолеет курс общего
гуманитарного образования плюс специальный курс какой-нибудь
общественно полезной профессии и чем скорее коллектив его
перевоспитателей признает его подготовленным к жизни на
свободе, тем скорее покинет он стены лагеря.
Вряд ли можно сомневаться, что сочетание высокого уровня
