желаний недостаточно для того, чтобы на земле воцарился мир, а
в человецех - благоволение. Если бы на нашей планете
существовали только государства социалистического лагеря, можно
было бы покончить с собственной военной машиной, а
освободившиеся средства употребить на улучшение жизни масс. Но,
поскольку закрыть Америку не удалось даже Сталину, приходилось
одной рукой форсировать испытания новых и новых средств
массового уничтожения и будоражить освободительное движение в
странах капитализма, а другою - выпускать белых голубков мира,
чтобы любоваться их курбетами на фоне грозных туч. Хотелось
даже самому превратиться в такого голубка и с пальмовой веткой
в клюве перепархивать из страны в страну - в Югославию, в
Индию, в Бирму, в государства мусульманского Востока, даже в
упрямую и недоверчивую Англию. Но так как голубок летал в то
самое время, как по глубинным пластам передавались содрогания
от разрыва новых и новых экспериментальных бомб, то всеобщий
парадиз оставался лишь в мечтах, нисколько не влияя на
трагическую реальность.
В том-то и было несчастье, что руководство никак не
решалось пойти на уступки капитальные: ведь единственной
серьезной уступкой, способной убедить врага в искренности
русского миролюбия, был бы отказ от курса на революционизацию
всех стран, прекращение поддержки соответствующих движений в
Европе, на Ближнем Востоке, в Африке, в Латинской Америке.
Сколь прикровенно ни совершалась эта поддержка, изобличающие
факты выпирали то здесь, то там, обесценивая все тирады о
мирном сосуществовании и возбуждая в великих капиталистических
державах взрывы негодования и злобы. Особенно неистовствовал
Стэбинг, опутавший щупальцами своих монополий и торговых фирм
чуть ли не половину Энрофа. Однако экономического порабощения и
высасывания ему было мало, это была только ступень. Поскольку в
политическом отношении эти страны оставались независимыми,
постольку в них не могла порождаться в заметных размерах и та
эманация государственных чувств, которая была бы направлена к
Соединенным Штатам и служила бы пищей для Стэбинга и для всего
населения американского шрастра. Поэтому Стэбинг не мог
удовлетвориться только экономическим проникновением в эти земли
- ему требовалось и политическое их подчинение, которое
сопровождалось бы включением их в государственную систему
Соединенных Штатов, в их административно-полицейскую,
идеологическую и воспитательную систему, порождающую бурную
эманацию государственных чувств. Вместо же этого Стэбинг
получал пинок за пинком. В Корее и Вьетнаме после взаимных
побоев и укусов дело кончилось вничью, но в Китае его щупальцы
были обрублены самым грубым образом, а впереди маячила
опасность, что то же самое произойдет и во всех арабских
странах. Поэтому каждый случай, когда Доктрина дискредитировала
себя, подхватывался и раздувался так, чтобы вызвать
повсеместное возмущение лицемерием и лживостью всех ее
руководителей, будь то первый вождь, второй или третий.
Первым серьезным ударом, который нанес третий вождь по
международному престижу Доктрины, было разоблачение злодейств
его предшественника. Вторым ударом по этому престижу было
военное вмешательство в дела охваченной антисоветским
восстанием Венгрии. Но мог ли он поступить иначе? Когда и где
допускал Жругр, чтобы у него из щупалец вырвали лакомый кусок?
Какой уицраор был способен мирно созерцать, как у него под
боком вместо верного сателлита оказывается вооруженный до зубов
враг? - Каковы бы ни были личные качества третьего вождя, сколь
острое отвращение ни питал бы он к войне, но логика
великодержавия часто становилась сильнее личных свойств его
характера.
И все же именно его личные качества мешали Жругру. Они не
давали ему превратить этого человека в свое беспрекословное
орудие. Они делали политический курс колеблющимся,
двойственным, ненадежным. Никогда нельзя было поручиться
наперед, что вождь поступит так, как нужно уицраору. И взор
демона великодержавия вонзился в другое существо, более
пригодное. Оно тоже входило в состав советской элиты, но то был
не штатский "хлюпик", а крупнейший из полководцев Отечественной
войны, с громадными военными заслугами, с авторитетом в глазах
народа и особенно армии, человек жгучего честолюбия и
болезненно уязвленного самолюбия, принужденный и так уже
слишком долго и мучительно вводить в какие-то границы свой
бонапартистский нрав. Для роли вождя в условиях третьей мировой
войны нельзя было бы Жругру найти лучшего агента. Этот не
поколеблется швырнуть без предупреждения на потенциального
врага хорошую серию водородных бомб; не опустит в отчаянии рук,
когда на российские города обрушатся такие же; не постесняется
насаждать Доктрину во всемирных масштабах, когда треть
планетарной поверхности будет обращена в золу!
И маршал был сделан орудием третьего уицраора.
Но было, кажется, уже поздно. В Друккарге давно не
осталось даже следов былого единства, и шрастр кипел, как
котел. Раругги рвались в бой, и на них Жругр мог положиться
твердо, но игвы с каждым годом, с каждым месяцем упорнее
сопротивлялись возможностям большой войны. В довершение всего в
начале октября 1957 года Друккарг был потрясен небывалым
событием: отпадением Великого Игвы от демонического лагеря. Это
совершилось с некоторой постепенностью, но для населения
Друккарга неожиданно, даже внезапно. Бывали и в прошлом редкие
случаи, когда некоторые из великих игв прозревали до весьма
высоких миров Света, но при этом они оставались при своем.
Теперь же все получилось иначе. Великий Игва, царствовавший
свыше сорока лет, настоящий столп и опора Друккарга, стал
переходить из некоторых состояний вроде хохха в состояние
такого восхищения, что узрел Христа, и даже не в затомисе
России, а в гораздо более высоком мире, где Спаситель не был
обличен в человекоподобный облик. Это произошло с Великим Игвой
у главного капища, в присутствии множества раруггов и игв.
Небесная встреча переросла в такое воздействие Планетарного
Логоса на духовидца, что его каррох стал стремительно
замещаться телом из сиайры. Эта трансформа совершалась на
глазах у всех. Многие были потрясены и уверовали. Другие пришли
в крайнее замешательство, а раругги - в неистовый гнев. Через
несколько дней отступник был ими растерзан, а прах его собран
раруггами и, так сказать, ортодоксальными игвами и предан
дематериализации: акт, до которого еще не досягнула
человеческая наука.
Тогда разразился бунт великих пленников Друккарга. Я не
буду перечислять имен тех, кто отважился к нему примкнуть; во
всяком случае, российский шрастр еще никогда не видел подобных
зрелищ. Разорвавшими узы гигантами с земли поднимались глыбы
величиной с небоскреб и швырялись по воздуху на ненавистную
цитадель. Цитадель была сильно повреждена. Этот бунт заставил
объединиться игв и раруггов снова. Подоспевший на помощь Жругр
втянул бунтарей в себя и изверг их, по своему обыкновению, на
Дно Шаданакара. Впрочем, вмешательство Синклита Мира быстро
оборвало на этот раз их пребывание там, и все герои были
подняты, наконец, в Олирну. Пленниками Друккарга остались
только те, кто не посмел примкнуть к восстанию.
События в Друккарге развивались, если применимо здесь это
выражение, с кинематографической быстротой. Третий уицраор
почувствовал внезапно, что санкция Гагтунгра с него снята.
Снята потому, что в своем стремлении к мировой войне и в
шрастрах, и в Энрофе он нарушил запрет верховного демонического
разума. Он заметался по Друккаргу, с ревом ярости собирая
вокруг себя раруггов и требуя низвержения власти игв,
прекративших поставку ему питательной красной росы. Ярость
раруггов не уступала ярости их господина. Их глаза,
расположенные по обеим сторонам головы, похожей то ли на жутко
изуродованную лошадиную, то ли на голову мезозойских ящеров, а
размерами напоминавшие небольшой человеческий дом, наполнились
темно-багровой каррохиальной кровью. Крылья, прямые и твердые,
как крыло самолета, хлестали по стенам и кровлям игв. Среди
этого буйства было оцеплено главное капище, и игвы не могли
проникнуть туда, чтобы при помощи своего магического
сатанослужения связаться с Гагтунгром. Знаменитая статуя
первооснователя Друккарга, изображавшая игву верхом на раругге,
была сброшена и повреждена, как эмблема ненавистного подчинения
бывших аллозавров высшему интеллекту игв. Между собой раругги
попытавшись второпях восстановить хоть какую-нибудь дисциплину,
чтобы всем ринуться на завоевание других шрастров. Было
очевидно, что война без помощи игв Друккарга может привести
только к полному погрому: скорбные головы раруггов не были еще
приспособлены к овладению утонченной военной техникой. Среди
них попадались, так сказать, отдельные таланты, но не было
необходимых кадров. Однако недостаточность ума восполнялась
такой телесной мощью, таким неописуемым накалом чувств, такой
яростью, что они верили в свой конечный успех вопреки всему. А
если бы шансов на мировую победу не осталось, они способны были
бы даже на массовое самоубийство - единственно от избытка
злобы.
Место убитого Великого Игвы занял новый. Он был еще
неподготовлен, недостаточно опытен, недостаточно авторитетен; и
не окажись престол вакантным раньше времени, этот игва должен
был бы проходить своеобразную высшую школу еще много лет. Но
лучшего не было, и масса игв, привыкшая к дисциплине,
подчинилась ему за неимением другого выхода.
Наконец в бушующий Друккарг вторглись демонические полчища
Гашшарвы. Исполняя волю Гагтунгра, ангелы мрака и рыфры
надвинулись на уицраора со всех сторон. Жругр отчаянно
сопротивлялся, раругги безуспешно пытались отразить натиск сил,
нездешних не только по отношению к нам, но и с точки зрения
Друккарга. Уицраор был обмотан по всем тысячам своих щупалец
волевыми спиралями. Но уничтожить его, то есть сбросить в
Уппум, было нельзя - он еще мог пригодиться, а кроме того, его
гибель не была бы допущена иерархиями Света, ибо без него
телесная сохранность Российской метакультуры была бы уничтожена
уицраорами Запада в несколько дней. И он был оставлен лежать в
одном из котлованов Друккарга, тяжко дыша. И странное зрелище
представляли собой ангелы Мрака со своими рубиновыми крыльями,
усевшиеся, точно исполинские стрекозы, на волевых спиралях,
окольцевавших его тушу со всех сторон.
Человекоорудие уицраора - маршал - попытался было
действовать в интересах своего инспиратора. Впоследствии
история расскажет нашим детям, а может быть, и нам, каким
образом удалось третьему вождю парализовать эти попытки и
удалить своего соперника. Так или иначе, этому событию можно
было только радоваться, как и всему, что оттягивало мировую
бойню.
Под давлением высших темных начал рарутгам пришлось
устанавливать с игвами некий новый "модус вивенди". Они
добились того, что игвы опять стали поставлять плененному
Жругру красную росу, но в гораздо меньших размерах. Были также
приняты меры к тому, чтобы быстрее сформировать из наиболее
способных рарругов нечто вроде военного командования, которое
со временем должно было отчасти заменить слишком миролюбивых
игв.
Теперь санкция Гагтунгра переносилась на Мудгабр. Но и там
