ния профессиональных задач, коль скоро к ним прилагаются пар-
тийно-политические мерки" (3).
Только при соблюдении двух условий, писал я далее, я могу
согласиться на подключение партии к работе по производству во-
оружения. Непосредственно мне в вопросах вооружения должны
подчиняться как гауляйтеры, так и уполномоченные по делам эко-
номики (экономсоветники в гау) Бормана. "Необходима ясность во
властных полномочиях и в распределении компетенции" (4). Кроме
того, я потребовал, чтобы Гитлер занял четкую позицию в отно-
шении самих принципов руководства отраслью: "Мы нуждаемся в
определенном решении, будет ли впредь действовать система "са-
моответственности промышленности", базирующаяся на доверии к
руководителям предприятий, или промышленность должна перейти
на какую-то иную систему. По моему мнению, должна сохраниться
система ответственности руководителя предприятия за предприя-
тие и она должны быть по возможности сильно приподнята". Не
следует менять оправдавшую себя систему - так заканчивал я
свое послание, еще раз повторив, что должно быть принято реше-
ние, которое "всем ясно показало бы, в каком направлении будет
впредь осуществляться руководство хозяйством".
21 сентября я в ставке передал Гитлеру свое письмо,кото-
рое он, пробежав глазами, молча принял к сведению. Ничего не
произнеся в ответ, он просто нажал на кнопку звонка и передал
папку адъютанту с указанием доставить ее Борману. Одновременно
он поручил своему секретарю совместно с также находившимся в
ставке Геббельсом принять решение по содержанию письма. Это
был чистый проигрыш. Было видно, что Гитлер устал вмешиваться
в эти для него столь малопонятные распри.
Через несколько часов я был приглашен к Борману в его
канцелярию, в нескольких шагах от гитлеровского бункера. Он
был в нарукавниках, подтяжки плотно облегали его толстый жи-
вот. Геббельс был в приличном виде. Сославшись на директиву
Гитлера от 25 июля, министр прямолинейно объявил мне, что от-
ныне он будет неограниченно пользоваться предоставленным ему
полномочием и отдавать мне приказы. Борман подтвердил: я пос-
тупаю в подчинение Геббельса. Помимо всего прочего, он не по-
терпит ни малейших попыток оказать влияние на Гитлера. Стычка
становилась все более неприятной, Борман вел себя просто
по-хамски, Геббельс выглядел угрожающе, вставляя время от вре-
мени циничные реплики. Идея, за которую я так ратовал, стала
самым неожиданным образом, в связке Геббельс-Борман, действи-
тельностью.
Двумя днями позднее Гитлер, по-прежнему отмалчивающийся
от моих письменных требований,проявил ко мне некоторое внима-
ние и подписал заготовленное мною обращение к директорам
предприятий, в котором, в сущности, содержалось то же, что и в
моем письме. В нормальных условиях это было бы равносильно по-
беде над Борманом и Геббельсом. Но к этому времени авторитет
Гитлера в партии был уже не тот. Его наиближайшие паладины не
обратили даже внимания на этот документ и по-прежнему встреча-
ли в штыки любую попытку ограничаить произвольное вмешательст-
во в экономику. Это были первые ставшие очевидными симптомы
разложения, которые уже поразили партаппарат и лояльность его
первых лиц. В ближайшие же недели эти симптомы еще больше уси-
ливались подспудно тлевшим и даже ожесточавшимся спором (5).
Конечно, Гитлер был отчасти сам виноват в снижении своего ав-
торитета. Он беспомощно качался между требованиями Геббельса
дать побольше солдат и моими - создать условия для роста воен-
ной продукции; он соглашался то с одним, то сдругим, утверди-
тельным кивком головы одобрял взаимоисключающие приказы - и
так, пока бомбы и продвигающиеся армии противника не сделали
совершенно излишними любые приказы, затем - наш спор, а под
конец - и сам вопрос об авторитете Гитлера.
В равной мере теснимому в угол политическими происками и
внешним врагом, мне казалось своего рода отдыхом любая возмож-
ность уехать из Берлина. Вскоре я стал все дольше задерживать-
ся в своих поездках на фронт. Я не мог никоим образом сделать
что-то полезное в военно-техническом плане, потому что те наб-
людения, которые у меня накапливались, уже не могли быть реа-
лизованы практически. И все же я надеялся, что увиденное мною
и услышанное от фронтовых командиров сможет в каких-то част-
ностях повлиять на решения ставки.
Однако, если посмотреть в целом, мои устные и письменные
отчеты не оказали сколь-либо заметного влияния. Просили меня,
к примеру, многие фронтовые генералы, с которыми я беседовал,
"освежить" их измотанные боями части, поставить вооружения и
танки из нашей все еще очень значительной продукции. Гитлер же
и Гиммлер, новый командующий резервной армией,отвергая все ар-
гументы, полагали, что теснимые противником войска сломались
морально и поэтому лучше как можно скорее создавать новые час-
ти, так называемые дивизии "народных гренадеров". А потрепан-
ным дивизиям надо дать - и тут они употребляли очень характер-
ное словечко - "истечь кровью".
Как эта система выглядела на практике, я увидел в конце
сентября 1944 г. при посещении учебного подразделения танковой
дивизии под Битбургом. Один закаленный в многолетних боях ко-
мандир показал мне поле сражения, на котором несколькими днями
ранее разыгралась трагедия недавно сформированной, неопытной
танковой части. Плохо обученная, она еще только при выдвижении
на передовой рубеж потеряла вследствие поломок и аварий десять
из тридцати двух новеньких "пантер". Уцелевшие двадцать две
машины, как мне на местности показал командир, были построены,
опять-таки из-за отсутствия боевого опыта и должной выучки, в
боевой порядок на открытом поле настолько неудачно,что проти-
вотанковая артиллерия американцев расстреляла их, как в учеб-
но-показательных играх. "Это был первый бой только сформиро-
ванной части. А сколько могли бы сделать с этими новенькими
танками мои, не раз и не два обстрелянные ребята!" - с ожесто-
чением закончил свой рассказ капитан. Я рассказал Гитлеру об
этом эпизоде и в заключение заметил не без иронии, что у "но-
вых формирований нередко налицо значительные минусы по сравне-
нию с получившими подкрепление старыми частями" (6). Нона Гит-
лера этот пример не произвел ни малейшего впечатления. На од-
ной из ближайших "ситуаций" он высказал свое, "старого пехо-
тинца", суждение, что части только тогда дорожат своим оружи-
ем, когда его пополнение идет на самом невысоком уровне.
Во время других поездок на Западный фронт я узнал об от-
дельных попытках договариваться по конкретным вопросам с про-
тивником. Под Арнгеймом встретился мне кипящий от возмущения
генерал войск СС Битрих. Накануне его 2-ой танковый полк нанес
тяжелый урон английской авиадесантной дивизии. В ходе боев ге-
нерал достиг с англичанами соглашения, по которому англичанам
разрешалось развернуть за нашей линией фронта полевой госпи-
таль. А затем английские и американские десантники были пе-
рестреляны партфункционерами. Битрих чувствовал себя обесче-
щенным. Резкие обвинения против партии были тем поразительнее,
чем ими сыпал генерал СС.
Бывший адъютант Гитлера от сухопутных войск полковник Эн-
гель, командовавший теперь 12-й пехотной дивизией под Дюреном,
также заключил на свой страх и риск соглашение с противником о
выносе раненых с поля боя в перерывах между боевыми действия-
ми. Опыт показывал, что заводить в ставке разговор о подобных
договоренностях неразумно: Гитлер рассматривал их как проявле-
ние "расхлябанности". Все мы часто слышали, как он издеватель-
ски отзывался о мнимой рыцарственности прусской офицерской
традиции. В отличие от Западного фронта обоюдная ожесточен-
ность и безнадежность войны на востоке только усиливала стой-
кость простого солдата, и естественные человеческие соображе-
ния там просто не могли проявиться.
На моей памяти Гитлер всего один-единственный раз, молча
и крайне неохотно, примирился с соглашением с противником.
Поздней осенью 1944 г. английский флот начисто заблокировал
немецкие войска на греческих островах. Несмотря на абсолютное
превосходство англичан, немецкие солдаты были переправлены на
материк, временами - на расстоянии видимости кораблей неприя-
теля. За это немецкая сторона взяла на себя обязательство с
помощью этих пополнений отражать натиск русских на Салоники до
тех пор, пока они не будут взяты английскими войсками. Когда
эта операция, затеянная по инициативе Йодля, была закончена,
Гитлер заявил: "Это останется единственным сдучаем, больше мы
себе ничего подобного не позволим".
В сентябре 1944 г. фронтовые генералы, промышленники и
гауляйтеры западной части страны ожидали, что войска американ-
цев и англичан, используя свое превосходство, отбросят наши,
почти безоружные и измотанные части в крупной непрерывной нас-
тупательной операции (7). Никто уже не надеялся на то, что мы
сможем задержать их, никто, сохранивший хоть капельку реально-
го взгляда на положение дел, не верил уже в новое "чудо на
Марне, но уже только в нашу пользу (нужен комментарий - В.И.).
В обязанности моего министерства входила подготовка к
разрушению промышленных предприятий и сооружений всех видов,в
том числе и на чужой территории, занятой нами. Гитлер еще при
отступлении в Советском Союзе издал приказ о "выжженной зем-
ле", рассчитывая тем самым в известной мере обесценить любые
успехи противника в отвоевывании пространства. Он без колеба-
ний дал аналогичные приказы применительно к западным странам,
как только англо-американская армия вторжения начала развивать
первоначальный успех из района высадки в Нормандии. В первое
время в основе этой разрушительной политики лежали трезвые
оперативные соображения. Замысел состоял в том, чтобы всеми
способами не дать противнику закрепиться, максимально затруд-
нить ему снабжение и пополнение ресурсов за счет освобождаемой
страны, а также - осложнить налаживание ремонтных служб, восс-
тановление электро- и газоснабжения, а в более отдаленной
перспективе - и развертывание производства вооружений. До тех
пор, пока неопределенным оставалось время окончания войны, мне
эти соображения представлялись резонными, но с того момента,
когда полное поражение стало неминуемым, они теряли всякий
смысл.
Перед лицом безнадежной ситуации было только естественно,
что моя позиция заключалась в том, чтобы выйти из войны с по
возможности наименьшими опустошениями, которые не легли бы не-
подъемным бременем на процесс восстановления. Я не был в плену
тех тотально-апокалиптических настроений, которые все усилива-
лись в приближенных к Гитлеру кругах. При этом мне удалось пе-
реиграть Гитлера, который все безогляднее и ожесточеннее увле-
кал всеи вся за собой в катастрофу, при помощи поразительно
простого трюка - использованием его же собственных аргументов.
Поскольку он всегда, в самых отчаянных ситуациях настаивал на
том, что оставляемые территории вскоре будут отвоеваны у про-
тивника, мне всего-навсего требовалось со ссылкой на эти ут-
верждения доказывать необходимость их промышленного потенциала
для обеспечения производства вооружения - разумеется, после их
возвращения под наш контроль.
Уже вскоре после начала англо-американского вторжения,
20-го июня, когда американские войска прорвали фронт и взяли в
клещи Шербур, этот аргумент сработал и повлиял на решение Гит-
лера, что "несмотря на нынешние трудности на транспорте в
прифронтовой полосе, речь никоим образом не может идти об от-
казе от находящегося на ней промышленного потенциала" (8). Это
сразу же дало командующему Западным фронтом возможность оста-
вить без внимания более ранний приказ Гитлера, согласно кото-
рому в случае успешной десантной операции противника более
миллиона французов, занятых на предприятиях, связанных с воен-
