спать во дворе), уселась возле них полураздетая и, расплетая косы, при-
нялась рассказывать удивительные сказки. Это были не те сказки, какие
рассказывал Шолому друг его Шмулик. Фейгеле рассказывала про чертей, ду-
хов, бесов, которые причиняют человеку всякие неприятности,-выворачивают
одежду наизнанку, переставляют мебель, перелистывают книги, бьют посуду,
таскают горшки из печи, словом, делают всякие непотребные вещи. И о кол-
дунах она рассказывала и о ведьмах; ведьма, если захочет, говорила Фей-
геле, может целую сотню людей замучить щекоткой.
- Щекоткой? Как так щекоткой?
- Вы не знаете, что такое щекотка? Вот я вам покажу, как щекочет
ведьма.
И Фейгеле-черт с распущенными волосами кинулась показывать, как щеко-
чет ведьма. Сначала мальчики смеялись, потом стали отбиваться, бороться
с ней. Они вцепились ей в волосы и надавали тумаков, как полагается.
Фейгеле делала вид, будто защищается, но видно было, что это доставляет
ей удовольствие-она принимала удары и напрашивалась на новые... Лицо ее
пылало. Глаза (светло-зеленые кошачьи глаза) блестели. При свете луны
Фейгеле казалась настоящей ведьмой. Но хуже всего было то, что ведьма не
только поборола всех ребят, но каждого из них обнимала, прижимала к гру-
ди и целовала прямо в губы...
Счастье, что дело происходило до "гойшано-рабо"*, когда судьба чело-
века еще не подписана на небесах и можно упросить создателя не посчитать
эти невольные поцелуи и объятия слишком большим грехом, сам бог свиде-
тель, грех был не намеренный, а случайный... Откуда же взялась Фейге-
ле-черт? Что это было за существо-дух, бес, оборотень? Или же сам сатана
в образе женщины явился, чтобы довести невинных детей до такого грехопа-
дения - до поцелуев, против собственной воли, с девушкой.
15
БЕС
"Домовой", творящий пакости. - Бес поймет. - Распущенную девчонку вы-
дают замуж, и она превращается в праведницу
Кем была в действительности Фейгеле-черт, вскоре выяснилось, да таким
удивительным образом, что об этом стоит рассказать.
В ту же зиму, под праздник хануки, приехал к нам Лифшиц из Глубокого
с новостью-в доме у него завелся бес, "домовой", который отравляет ему
существование. Вначале этот бес, рассказывал Лифшиц, только потешался
над ним - каждую ночь перелистывал фолианты талмуда, рвал молитвенники,
библию, переворачивал тарелки в буфете, бил горшки, кидал в помойную ло-
хань мешочек с филактериями и разрисованный мизрох* и поворачивал порт-
рет Моисея Монтефиоре* лицом к стене-и скажите, хоть бы малейший шорох!
Позже бес стал выворачивать и опустошать карманы, таскать мелочь из ящи-
ков стола; стащил и заткнул куда-то женин жемчуг. Чистое несчастье! И
вот Лифшиц приехал к своему родственнику, Нохуму Вевикову, за сове-
том,-что делать? Заявить ли в стан? Съездить ли к тальненскому праведни-
ку? Или совсем покинуть Глубокое?
Выслушав эту историю, Нохум Вевиков задал Лифшицу только один вопрос:
где спит служанка и какая она с хозяйкой? Лифшиц даже обиделся. Во-пер-
вых, Фейгеле - их родственница, бедная девушка, которую жена собирается,
наделив приданым, выдать замуж. И живется ей у них как нельзя лучше.
Во-вторых, спит она как убитая, где-то там в кухне, за запертой дверью.
- Нет ли у нее знакомых в деревне?-опять спросил его Нохум, и тогда
Лифшиц, уже возмущенный, раскричался:
- Откуда могут у нее взяться знакомые в деревне? Уж не думаешь ли ты,
что бес этот - сама Фейгеле?
- Боже сохрани!--ответил Нохум Вевиков и, посмеявшись над своим глу-
пым родственником, попытался убедить его в том, что ни бесов, ни домовых
вообще не существует.
Лифшиц, однако, и слушать не хотел. Чтоб ему довелось так ясно услы-
шать рог мессии*, клялся он, как он своими ушами слышал ночью сопение
какого-то живого существа и царапанье ногтей. А наутро в кухне, на посы-
панном песком полу, видны были какие-то странные следы, вроде куриных
лапок.
Увидев, с кем имеет дело, Нохум Вевиков повернул, как говорится, дыш-
ло в обратную сторону. Вполне возможно, что бес этот и в самом деле бес.
Но ему все же хотелось бы самому убедиться... Если Лифшиц ничего не име-
ет против, он поедет с ним в деревню и посмотрит собственными глазами. А
если уж ехать, то пусть поедет с ним и младший брат - Нисл Вевиков, он
же Нисл Рабинович.
- Наш Нисл,-сказал Нохум,-ловкий малый, человек крепкий, сильный. Он
уже однажды надавал пощечин становому приставу и поэтому с божьей по-
мощью справится и с бесом. Значит, едем?
- С большим удовольствием!-ухватился Лифшиц за предложение Нохума Ве-
викова. Плотно закутавшись в теплые енотовые шубы, все трое уселись в
широкие сани и покатили к Лифшицу в Глубокое. Приехали они в деревню под
вечер. Дорогих гостей приняли очень радушно, приготовили в их честь мо-
лочный ужин, во время которого беспрерывно толковали о поселившейся в
доме нечистой силе.
Когда Фейгеле начала подавать к столу, Нохум завел разговор о том,
что он и его родня-все Рабиновичи-с детства отличаются удивительно креп-
ким сном, хоть выноси их вместе с кроватью, хоть стреляй из пушек. И они
не боятся никаких духов, бесов, домовых, хотя везут с собой деньги: они
ведь не дураки-деньги зашивают, извините, в белье, которое они с себя не
снимают. Да и вообще они не верят в нечистую силу. Глупости! Обманщики
выдумали, а глупцы верят им.
Тогда Лифшиц наивно заметил, что было бы очень кстати, если бы бес
взялся за них нынешней ночью, пусть знают, чем это пахнет. В подобных
разговорах прошел весь вечер; подали вино, и оба брата, притворившись
подвыпившими, легли стать и погасили свет. Гости скоро дали о себе знать
мощным храпом; храпели один другого громче-целый концерт задали.
В полночь раздался крик, послышался шум драки; кричали по-русски и
по-еврейски. Лифшицы вскочили в тревоге, зажгли огонь, и глазам их
представилась такая картина: у Нохума в руках билась связанная Фейге-
ле-черт, а Нисл - богатырь-мужчина, боролся с Хведором, волостным писа-
рем, который ему в кровь искусал руки. Но Нисл крепко держал его, свя-
зал, как барана. Рано утром их обоих-служанку Фейгеле и писаря Хведора -
отвели в волость. Там поставили два ведра водки и пришли к такому реше-
нию: так как Хведор - сам волостной писарь, пусть он покается и отдаст
все, что с помощью Фейгеле стащил у Лифшицев, тогда ему только немного
всыплют для порядка, и молчок. А к девушке приступили с добрыми речами -
передавать ее в руки властей никто не собирается, хотя она и дьявол, ка-
налья, хуже вероотступника. От нее требуется только одно, чтобы она ска-
зала, где находится жемчуг и все остальные вещи. Тогда, ей это твердо
обещают, ее повезут в город и немедленно выдадут замуж самым наилучшим
образой, с музыкантами, с приданым, со свадебным ужином, как приличную
честную девушку. И ни одна душа ничего не узнает, даже петух не прокри-
чит!
Так все и вышло. В женихи дали ей парня хоть куда. Звали его Мой-
ше-Герш, и был он дамским портным. Рабиновичи были сватами и шаферами.
На свадьбу собрался весь город, пришло и "начальство". Выпили огромное
количество вина и пива, а Нисл Рабинович плясал, всем на удивление, со
становым приставом.
После свадьбы не узнать стало Фейгеле: набожна, как раввинша, на муж-
чин и глаз не подымет, а мальчишек Нохума Вевикова она точно никогда и
не видала. Когда в городе с кем-нибудь приключалась беда, Фейгеле одной
из первых вызывалась обойти дома с платком в руках для сбора пожертвова-
ний. Ну, а если женщина добродетельна и благочестива, то против нее ни-
чего не скажешь! Однако ее девичье прозвище-Фейгеле-черт-осталось за ней
навсегда.. Об этом позаботились дети Нохума Вевикова и больше всех-сред-
ний сын, самый большой проказник, автор настоящей книги.
16
РОДНЯ
Три брата - три различных типа. - "Дело с "казной".- Дядя Пиня пляшет
"На подсвечниках"
У Нохума Вевикова, отца героя этого повествования, было два брата:
Пиня Вевиков и Нисл Вевиков - тот самый, о котором упоминалось выше. И
замечательно, что каждый из братьев был особого склада и ни капли не по-
ходил на другого. Старший - Нохум Вевиков - объединял в себе, как мы уже
знаем, хасида и ревнителя просвещения, философа и молельщика, знатока
талмуда и острослова. Характером он обладал тихим, замкнутым и несколько
мрачным. Другой - Пиня Вевиков - отличался благочестием и носил длинней-
ший талескотн.* Это был красавец мужчина, с красивой бородой и смеющими-
ся глазами. По натуре он был очень живой, общительный, во всяком деле
советчик; славился он еще и как мастер по части обрезания - не из-за де-
нег, боже упаси! - а просто из любви к богоугодному делу. Одним словом,
это был шумный человек, вечно занятый чужими делами, спорами, конфликта-
ми, третейскими судами, тяжбами вдов, сирот и просто бедняков. А обязан-
ности старосты в синагоге, в молельне, в погребальном братстве, в об-
ществах любителей мишны и псалмов! Все эти дела были ему, пожалуй, доро-
же собственной удачи на базаре или на ярмарке. Ему уже не раз приходи-
лось расплачиваться за них. Но если это угодно богу, - ничего не попи-
шешь! Ведь чем сильней страдаешь, тем выше заслуга перед создателем, и
жаловаться тут не приходится, иначе заслуга не в заслугу.
Припоминается, например, такая история. Как-то должны были состояться
торги на откуп почты. Конкуренты предложили будущему содержателю почты
поделить между ними известную сумму, для того чтобы они не сорвали ему
дела: они не будут набивать цену, и он не потерпит убытка. Но ведь кон-
курентам доверять нельзя, поэтому деньги решили передать в надежные ру-
ки. А кто надежнее Пини Вевикова? Оставили у него деньги и отправились
на торги. Но тот, кто оставил этот залог, подстроил штуку: он сделал
вид, будто вовсе отказывается от торгов, забрал деньги и показал всем
кукиш. Конкуренты, конечно, донесли куда следует. И тогда взялись снача-
ла за того, кто дал деньги, а затем и за второго, который принял их на
хранение: "Простите, уважаемый, что за история у вас произошла?" И бед-
ный Пиня Вевиков рассказал все, как было. Его судили за обман "казны", и
счастье еще, что он не попал в тюрьму, а отделался денежным штрафом.
Вы думаете, что это проучило его? Ошибаетесь.. Чужие заботы-все, что
пахнет общиной и благом для ближнего, - так и остались для него важнее
собственных дел. О том, что он готов бросить базар или ярмарку, чтобы
поспеть к обряду обрезания, и говорить нe приходится, недаром ведь он
считался мастером этого дела. А выдать замуж убогую сироту и плясать всю
ночь с ее бедными родственниками,-это ведь наверняка доброе дело, кото-
рое не так уж часто попадается.
Заговорив о танцах, трудно удержаться и не выразить изумления по по-
воду его таланта. Откуда взялось у такого богобоязненного еврея умение
танцевать? Где он учился этому? Кто мог в те времена научить его ис-
кусству танца? Ему ничего не стоило сплясать "русского", "казачка", "ха-
сида".
- Тише! Пиня Вевиков будет танцевать "хасида".
- Расступись, люди! Реб Пиня Вевиков спляшет "казачка".
Или:
- Женщины, в сторону! Пиня Вевиков покажет нам "русскую"!
И публика расступалась, давая ему место. И дядя Пиня "танцевал хаси-
да", "плясал казачка" и "показывал русскую"... Собравшиеся толпились
вокруг и диву давались.
Чем бедней была свадьба, тем шумней веселье. То есть чем бедней были
родственники новобрачной, тем усердней плясал дядя Пиня и показывал та-
кие штуки, которые действительно достойны удивления. И это исключительно
из желания сделать доброе дело - позабавить жениха и невесту. Надо было
видеть, как Пиня Вевиков, ко всеобщему удовольствию, танцевал "На подс-
вечниках" с горящими свечами или "На зеркале" - так легко, так грациоз-
но, словно какой-нибудь прославленный артист. На такой танец в нынешние
