тайну тайн, он вернется в Воронку и примется за дело-станет искать клад.
Он не будет ни есть, ни пить сорок дней, каждый день будет читать по со-
рок глав из псалмов, а на сорок первый день тайком выберется из дому
так, чтобы никто не заметил, отсчитает сорок раз по сорок, стоя на одной
ноге сорок минут по часам.
- А откуда у тебя часы?
- Теперь их у меня нет, а тогда будут,
- Где ж ты их возьмешь?
- Где я их возьму? Украду. Какое тебе до этого дело?
Шолом заглядывает своему товарищу в глаза. Шолом боится, нe обидел ли
он его, не сердится ли он. Но Шмулик не такой товарищ, которого можно
потерять из-за одного слова. И Шмулик не перестает рассказывать о том,
что будет, когда они вырастут и станут взрослыми. Чего только не сделают
они в этом городе, как осчастливят они воронковцев! Речь его льется, как
масло, и тянется, словно сладчайший мед. И не хочется уходить домой в
эту теплую летнюю, чарующую ночь. Но уходить нужно, нужно идти домой
спать, иначе влетит. И друзья прощаются до завтра.
Но прошло одно завтра, и второе завтра, и еще одно - а Шмулика нет!
Где же он? Уехал вместе со вдовой раввина в Херсонскую губернию. Когда?
Каким образом? Даже не простившись?!
Растерянный, ошеломленный, остался Шолом один, один как перст. Уехал
лучший друг, самый любимый, самый дорогой. Уехал! Почернел белый свет.
Опустела жизнь: к чему жить, если нет Шмулика! Оставленный друг по-
чувствовал странное стеснение в горле, защемило в груди. Забившись в
угол, он долго-долго плакал.
Как вы думаете: жив ли еще этот занятный паренек с мечтательными гла-
зами, с милой чарующей речью, которая льется, как масло, и тянется, как
сладчайший мед? Где он теперь и кто он такой? Проповедник? Раввин? Мела-
мед? Купец? Лавочник? Маклер? Или просто бедняк, нищий и убогий? А может
быть, его занесло в страну золота, в Америку, где он "делает жизнь".
Или, быть может, он уже покоится там, где все мы будем покоиться через
сто лет на радость червям.
Кто знает, кто слышал что-нибудь о нем - откликнитесь!
8
МЕЕР ИЗ МЕДВЕДЕВКИ
Новый приятель, умеющий петь. - Проказники-мальчишки из хедера играют
в "театр". - Из босоногого сорванца вырастает знаменитый артист
Долго печалиться и оплакивать своего утерянного друга Шолому не приш-
лось. Бог вознаградил его и вскоре послал нового товарища.
Случилось это так: поскольку старый раввин умер и местечко осталось
без раввина, Нохум Вевиков бросил все дела и отправился в соседнее мес-
течко Ракитное, в котором жил раввин - знаменитость, по имени Хаим из
Медведевки. Его-то Нохум Вевиков и привез в Воронку. Новый раввин привел
в восторг все местечко. Ибо, помимо того что он был ученым талмудистом,
богобоязненным человеком и сведущим в пении, он был еще и большим бедня-
ком, а поэтому попутно взялся обучать старших детей уважаемых горожан.
Тем не менее старому меламеду Зораху не отказывали - упаси бог! Как
можно ни с того ни с сего отнять у человека хлеб? И Зорах остался учите-
лем библии и письма (еврейского, русского, немецкого, французского и ла-
тинского, хотя ни сам учитель, ни дети не имели никакого представления о
всех этих языках). Талмуду же обучались у нового раввина. И хотя Шолом,
сын Нохума Вевикова, этот "бездельник", упорно не хотел расти, его все
же приняли в старшую группу. Новый раввин, испытав его в Пятикнижии и в
толкованиях к нему, потрепал Шолома по щеке и сказал: "Молодец парниш-
ка". Отцу же он заявил, что грешно держать такого малого на сухой биб-
лии, нужно засадить его за талмуд *. "Ничего, ему не повредит!"
Отец, понятно, был весьма горд этим, но малый радовался не столько
талмуду, сколько тому, что сидит вместе со старшими. Он важничал и зади-
рал нос.
Реб Хаим, раввин из Ракитного, приехал не один, с ним было два сына.
Первый, Авремл, уже женатый молодой человек с большим кадыком, обладал
хорошим голосом и умел петь у аналоя; у второго, Меера, тоже был прият-
ный голосок и большой кадык, но что касается учения-не голова, а кочан
капусты. Впрочем, он был не столько туп, как большой бездельник. С
ним-то вскоре и подружился наш Шолом. Мальчик из Ракитного, да еще сын
раввина, - это ведь не шутка! К тому же Меер обладал талантом: он пел
песенки, да еще какие! Однако был у него и недостаток-свойство настояще-
го артиста: он не любил петь бесплатно. Хотите слушать пение-будьте лю-
безны, платите! По грошу за песню. Нет денег-и яблоко сойдет, по нужде-и
пол-яблока, несколько слив, кусок конфеты-только не бесплатно! Зато пел
он такие песни, таким чудесным голосом и с таким чувством,-честное сло-
во, куда там Собинову, Карузо, Шаляпину, Сироте * и всем прочим знамени-
тостям!
Выхожу я па Виленскую улицу,
Слышу крик и шум,
Ох, ох,
Плач и вздох!..
Мальчишки слушали, изумлялись, таяли от удовольствия - а он хоть бы
что! Настоящий Иоселе-соловей. А как он пел молитвы! Однажды, когда учи-
тель, отец его, раввин реб Хаим вышел на минутку из комнаты, Меер стал
лицом к стене, накинул на себя вместо талеса скатерть и, ухватившись ру-
кой за кадык, совсем как кантор, начал выкрикивать скороговоркой слова
молитвы "Царь всевышний восседает", а затем закончил во весь голос:
"Именем бога воззвал!" Тут-то и появился учитель:
- Это что за канторские штучки? А ну-ка, выродок, ложись на скамейку,
вот так!..
И началась экзекуция.
Но Меер из Медведевки отличался не только в пении, у него была еще
одна страсть-представлять, играть комедии. Он изображал "Продажу Иосифа"
*, "Исход из Египта", "Десять казней", "Пророк Моисей со скрижалями" и
тому подобное.
Вот он босой, с подвернутыми штанами, заткнув кухонный нож за отцовс-
кий кушак, изображает разбойника с большущей дубиной в руке. А глаза!
Господи создатель-совсем как у разбойника! А Шолом играл бедного еврея.
Опираясь на толстую палку с заменяющей горб подушкой на спине, в шапке,
вывернутой наизнанку, пошел он, бедняга, просить милостыню и заблудился
в лесу. Лес-это ребята. И Шолом-нищий ходит между деревьями, опираясь на
свою палку, ищет дорогу и встречается с разбойником - Меером. Разбойник
выхватывает из-за кушака нож и подступает к нему, распевая по-русски.
Давай де-е-ньги!
Давай де-е-ньги!
Бедняк - Шолом слезно просит его сжалиться если не над ним, так над
его женой и детьми. Она останется вдовой, а дети-сиротами. Разбойник Ме-
ер хватает его за горло, кидает на землю. Но тут приходит учитель-и на-
чинается:
- Ну, положим, этот, - он показывает на своего собственного сына, -
так ведь он негодяй, бездельник, богоотступник. Но ты, сын Нохума Веви-
кова, разве он тебе ровня, этот выкрест!
Наш учитель, раввин реб Хаим, был в какой-то степени провидцем: много
лет спустя его сын, Меер из Медведевки, ставший знаменитым артистом Мед-
ведевым, действительно переменил веру. Впрочем, нужно сказать, что запо-
ведь: "Чти отца своего",-он выполнял, как добрый еврей, самым достойным
образом: он купил дом в Ракитном для своего старого бедняка отца, "осы-
пал старика золотом", приезжал к нему каждое лето, привозил подарки для
всей родни. И раввин реб Хаим, не знавший, что сотворил его сын, для то-
го чтобы называться "артистом императорских театров", имел счастливую
старость. Но возвращаемся снова к детству, когда Меер из Медведевки еще
не предполагал, даже во сне не видел, что он будет когда-нибудь назы-
ваться Михаилом Ефимовичем Медведевым и прославится на весь мир.
9
ПОТЕРЯН ЕЩЕ ОДИН ТОВАРИЩ
Трясем грушу - получаем розги. - Учимся воровать. - Тышебов* у попа в
саду. - Экзекуция
Не удивительно, что приятели, Меер и Шолом, сильно привязались друг к
другу. Между ними возникло некоторое родство душ, словно они пред-
чувствовали общность своей судьбы. И предчувствие их не совсем обмануло.
Лет двадцать спустя, когда они встретились (это было в Белой Церкви, Ки-
евской губернии, как это мы дальше увидим), один из них был уже знамени-
тым артистом Медведевым, а другой писал фельетоны в журнале "Идишес
фолксблат" под псевдонимом "Шолом-Алейхем".
Но возвратимся снова к их детству, когда один из них назывался Меер
из Медведевки, а другой-Шолом, сын Нохума Вевикова, и оба они бегали бо-
сиком по воронковским улицам вместе с другими детьми. Нужно сказать
правду, друзья не проявляли большого рвения ни к науке, которую раввин
Хаим из Медведевки вколачивал им а головы, ни к благочестию, которое он
им прививал. Их больше привлекали иные занятия. Например, обрывать зеле-
ный крыжовник, трясти грушу или сливу, пусть даже в собственном саду.
Это доставляло им гораздо больше удовольствия, чем корпеть над талмудом,
с усердием молиться или читать псалмы, чего требовал от своих учеников
раввин Хаим.
- Талмуд-не коза, никуда не убежит! Пропустишь молитву - бог простит,
ну, а псалмы пусть читают старики.
Так наставлял Меер из Медведевки своего приятеля, Шолома, и обучал
его, как взобраться одним махом на самое высокое дерево или как подпрыг-
нуть и схватить вишневую ветку так, чтобы вишни сами в рот полезли. А
если губы почернеют и по кончикам пальцев видно будет, что вы рвали виш-
ни, - ну что ж! Высекут-только и всего.
Быть высеченным в хедере было так обычно для ребят, что они даже не
чувствовали никакого стыда, о боли и говорить нечего! Что за беда, если
ты получишь от учителя порцию "макарон"! До свадьбы заживет. Стыдно было
только тому, кто уже был женихом. Да и то боялся он лишь одного, как бы
об этом не проведала невеста; и не столько невеста, как ее подружки, ко-
торые потом будут дразнить: "Жених с поротым... извините!"
Меер еще не был женихом и ничего не боялся. Поэтому он и вел своего
товарища по "праведному пути": учил его комкать молитвы, таскать в лавке
из-под носа у матери рожки, конфеты, деревенские пряники и другие ла-
комства. Это не называлось, упаси бог, воровать, а только "брать", - за
это на том свете не карают...
Все, вероятно, сошло бы гладко, если бы с Меером не стряслась беда:
бедняжка, одолев забор, забрался в поповский сад и насовал за пазуху
груш. Но тут его увидела в окно поповна. Выскочил поп с собакой и поймал
его. Собака порвала Мееру, простите за выражение, штаны, а поп сорвал с
него шапку, затем отпустил на все четыре стороны.
И это было бы небольшим несчастьем, не случись оно в тышебов. Как!
Все евреи ходят разутые, в одних чулках, рыдают, оплакивают разрушение
храма, а он, сынок раввина Хаима, разгуливает без шапки и в разодранных
штанах!
Экзекуция, которую выдержал бедняга, не поддается описанию в наш век
чистого прогресса. Но это бы с полбеды. Главное, что Шолома забрали из
хедера, а глядя на Нохума Вевикова, и другие отцы забрали своих детей. И
бедняга раввин остался без приработка. Профессии же раввина и кантора
приносили малый доход. Таким образом он был вынужден возвратиться в Ра-
китное. Местечко снова осталось без раввина.
Однако не беспокойтесь-ненадолго. Нохум Вевиков привез из Борисполя
нового раввина, молодого, по имени Шмуел-Эля, который тоже был человеком
знающим, хорошо пел и к тому же мастерски играл в шахматы. Одним лишь
недостатком обладал этот Шмуел-Эля. Он был немного интриганом и льсте-
цом, к тому же любил, когда никто не видит, поболтать с молоденькой жен-
щиной.
Вот так наш герой потерял второго товарища.
10
ПРИЯТЕЛЬ СЕРКО
Собака мудрая и благовоспитанная. - Сострадание к живому существу. -
Оборотень. - Верный товарищ
Я думаю, по одному имени уже нетрудно догадаться, что "Серко"-не че-
ловек, а пес, самый обыкновенный серый пес, почему его и назвали Серко.
Я говорю: обыкновенный пес, но вынужден тут же оговориться-нет, не
обыкновенный, как мы в этом скоро и убедимся. Но прежде нужно в нес-
кольких словах рассказать биографию этого пса. Откуда у еврея пес? Исто-
