показал Элизабет студии звукозаписи и кинофабрики, где создавались
рекламные ролики, которые затем рассылались по всему миру.
- Мы расходуем гораздо больше кинопленки, - говорил он Элизабет, -
чем самые крупные студии в Голливуде.
Они осмотрели отделение молекулярной биологии и цех по разливу
готовых жидких препаратов, с потолка которого свисали пятьдесят гигантских
контейнеров из нержавеющей стали с внутренней стеклянной облицовкой,
наполненных готовой к отправке продукцией. Они побывали в маленьких цехах,
где порошок превращался в таблетки, которые затем запаковывали в фирменную
обертку с выдавленным на ней штампом "Рофф и сыновья" и в расфасованном
виде отправлялись на склад. И в течение всего процесса изготовления,
упаковки и расфасовки рука человека ни разу не касалась лекарственного
препарата. Одни из них будут продаваться только по рецептам врача, другие
пойдут в свободную продажу.
Несколько небольших зданий стояли в стороне от производственного
комплекса. Это был научный центр, в котором работали химики-аналитики,
паразитологи и патологи.
- Здесь работают свыше трехсот ученых, - сказал Рис. - У большинства
из них степень доктора химических наук. Хочешь взглянуть на
стомиллионнодолларовую комнату?
Элизабет, заинтригованная, кивнула.
Они подошли к небольшому кирпичному домику, у входа в который стоял
вооруженный револьвером полицейский. Рис предъявил ему свой пропуск, и они
с Элизабет вошли в длинный коридор, кончавшийся стальной дверью. Для того,
чтобы ее открыть, полицейскому пришлось использовать два разных ключа. В
комнате, куда вошли Элизабет и Рис, совсем не было окон. От пола и до
потолка она была сплошь уставлена полками, на которых стояло бесчисленное
множество разных бутылочек, скляночек, колб.
- А почему ты назвал ее стомиллионнодолларовой?
- Потому что на ее оборудование ушло ровно сто миллионов долларов.
Видишь на полках все эти препараты? На них нет названий, только номера.
Это то, что не попало на рынок. Наши неудачи.
- На сто миллионов долларов?
- На каждое новое лекарство, которое оказывается удачным, около
тысячи приходится отправлять на эти полки. Над некоторыми из лекарств
ученые бились долгие десятилетия, и они все равно попали в эту комнату. Мы
иногда тратим от пяти до десяти миллионов долларов на исследование и
изготовление одного только препарата, а потом выясняется, что он
неэффективен или кто-то уже изготовил его раньше нас. Мы их не
выбрасываем, потому что среди наших ребят найдется мудрая голова, которая
пойдет собственным путем, и тогда эти препараты могут ей сгодиться.
Расходы на научные исследования поражали ее воображение.
- Пошли, - сказал Рис, - покажу тебе еще одну комнату издержек.
Они перешли в другое здание, на этот раз никем не охраняемое, и вошли
в комнату, также сплошь уставленную полками с бутылочками и скляночками.
- Здесь мы регулярно теряем целое состояние, - сказал Рис, - но
планируем эту потерю заранее.
- Непонятно.
Рис подошел к одной из полок и снял с нее бутылочку. На этикетке
стояло: "Ботулизм".
- Знаешь, сколько случае заболевания ботулизмом было зарегистрировано
в прошлом году в Штатах? Двадцать пять. А мы тратим миллионы долларов,
чтобы это лекарство не сошло с производства.
Он, не глядя, снял другую бутылочку.
- Вот средство от бешенства. И так далее. Вся комната заполнена
препаратами и лекарствами от редких заболеваний, от укусов змей,
отравления ядовитыми растениями... Мы бесплатно поставляем их армиям и в
больницы. Это наш вклад в социальное благосостояние страны.
- Это прекрасно, - сказала Элизабет.
"Сэмюэлю это бы понравилось", - подумала она.
Рис повел Элизабет в облаточный цех, где подаваемые на конвейер
пустые бутылочки стерилизовались, наполнялись таблетками, обклеивались
этикетками, закупоривались ватой, закрывались и запечатывались. И все это
делалось с помощью автоматов.
В комплекс входили также стеклодувный цех, центр архитектурного
планирования и отдел по недвижимости, занятый скупкой земли для
производственных нужд концерна. В одном из зданий находились десятки
людей, писавших, редактировавших и издававших буклеты на пятидесяти
языках.
Некоторые из цехов напоминали Элизабет оруэлловский роман "1984".
Стерилизационные помещения были залиты жутковатым ультрафиолетовым светом.
Соседние с ними помещения были окрашены в различные цвета - белый,
зеленый, голубой, - и рабочая одежда занятых в них людей была
соответствующего цвета. Если кому-либо из них приходилось входить или
выходить из цеха, они могли это сделать, только пройдя через
стерилизационное помещение. Рабочие в голубом на целый день запирались в
своей комнате. Перед обедом, или перерывом, или, если им понадобится выйти
в туалет, они обязаны были снять с себя рабочую одежду, пройти в
нейтральную зеленую зону и переодеться. По возвращении процесс повторялся
в обратном порядке.
- Думая, сейчас тебе станет еще интереснее, - сказал Рис.
Они шли по серому коридору исследовательского блока. Подойдя к двери,
на которой висела табличка: "ВНИМАНИЕ! ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН", Рис
толкнул ее и пропустил Элизабет вперед. Пройдя затем через другую дверь,
они очутились в тускло освещенном помещении, заставленном сотнями клеток с
животными. Воздух здесь был спертым, жарким и влажным, и Элизабет
показалось, что она попала в джунгли. Когда глаза ее привыкли к полумраку,
она разглядела в клетках обезьян, хомяков, кошек и белых мышей. У многих
из них на теле проступали зловещего вида шишки и нарывы. У некоторых были
обриты головы, и из них торчали вживленные туда электроды. Некоторые из
зверьков пищали или без умолку тараторили, взад и вперед носясь по
клеткам, другие были неподвижны и, казалось, находились в бессознательном
состоянии. Шум и вонь были нестерпимы. Это был ад в миниатюрке. Элизабет
подошла к клетке, где сидел маленький белый котенок. Часть его мозга была
оголена, и из нее в разные стороны торчало с дюжину тонких проволочек.
- Что... для чего все это? - пролепетала Элизабет.
Высокого роста бородатый молодой человек, делавший в блокноте
какие-то пометки, пояснил:
- Мы испытываем новый транквилизатор.
- Надеюсь, испытания будут успешными, - сказала Элизабет. "Во всяком
случае, мне бы он сейчас не помешал". И, пока ей совсем не стало дурно,
она поспешила выйти из комнаты.
Рис выскочил вслед за ней.
- Тебе плохо?
- Нет, все в порядке, - набрав в грудь побольше воздуха, слабым
голосом сказала Элизабет. - Неужели все это так необходимо?
Рис с укоризной посмотрел на нее и ответил:
- От этих опытов зависит жизнь многих людей. Ты только представь
себе, что более трети из тех, кто родился в пятидесятые годы, живы
благодаря лекарствам. А ты говоришь, зачем опыты.
Больше вопросов она ему не задавала.
На осмотр только основных ключевых подразделений комплекса у них ушло
полных шесть дней. Элизабет чувствовала себя полностью разбитой, голова у
нее шла кругом. А ведь она ознакомилась всего лишь с одним из заводов
Роффа. А по белу свету таких вот заводов было понатыкано десятки, а то и
сотни.
Поражали факты и цифры.
- Чтобы в продажу поступило то или иное лекарство, нам необходимо
затратить от пяти до десяти лет на исследования, но даже и тогда из каждых
двух тысяч опытных образцов на рынок поступает лишь три апробированных
лекарственных препарата.
- ...В одном только отделе контроля за качеством продукции "Рофф и
сыновья" держат триста человек.
- ...Количество рабочих, занятых в концерне, включая все его
зарубежные подразделения, достигает полумиллиона.
- ...В прошлом году общий доход концерна составил...
Элизабет слушала и с трудом переваривала цифры, которыми без устали
сыпал Рис. Она знала, что концерн огромен. Но слово "огромен" было слишком
абстрактным. Перевод его на конкретные количества занятых в нем людей и
сумму денежного оборота поражал воображение.
В ту ночь, лежа в постели и вспоминая все, что видела и слышала,
Элизабет чувствовала, что явно села не в свои сани.
Иво: Поверь мне, cara, правильнее будет позволить нам самим решить.
Ты в этом ни капельки не смыслишь.
Алек: Думаю, что надо разрешить продажу, но у меня ведь могут быть
свои интересы.
Вальтер: Какой вам смысл лезть в это дело? Получите деньги и
уезжайте, куда хотите, тратьте их в свое удовольствие.
"Они правы, - думала Элизабет. - Надо убираться отсюда
подобру-поздорову, и пусть делают с фирмой, что хотят. Это дело мне не по
плечу".
Придя к такому решению, она почувствовала себя легко и свободно. И
тотчас уснула.
На следующий день, в пятницу, начинался уик-энд. Когда Элизабет
прибыла в свой кабинет, она тотчас послала за Рисом, чтобы объявить ему о
своем решении.
- Г-на Уильямза срочно вызвали в Найроби, - доложила Кейт Эрлинг. -
Он просил вам передать, что вернется во вторник. Может, обратиться к
кому-нибудь еще за помощью?
Элизабет задумалась.
- Соедините меня, пожалуйста, с сэром Алеком.
- Хорошо, мисс Рофф, - сказала Кейт, затем, немного помешкав,
добавила: - Тут вам пришла посылка из полицейского управления. В ней вещи
вашего отца, которые он захватил с собой в Шамони.
Упоминание о Сэме принесло с собой острое чувство потери,
невосполнимой утраты.
- Полиция просит извинить их, что не смогли передать вещи лично в
руки посланному вами человеку. Когда он прибыл за ними, они были уже в
пути.
Элизабет нахмурилась.
- Человек, которого я послала?
- Да, которого вы послали в Шамони за вещами отца.
- Но я никого не посылала в Шамони.
Скорее всего какая-нибудь очередная бюрократическая путаница.
- Где посылка?
- Я положила вам ее в шкаф.
В посылке находился чемодан с аккуратно сложенной в нем одеждой Сэма
и закрытый плоский кейс, к одной из сторон которого липкой лентой был
приклеен ключ. Скорее всего, отчеты. Надо будет передать Рису. Затем она
вспомнила, что он уехал. Ну что ж, решила она, она тоже уедет на уик-энд.
Еще раз взглянув на кейс, подумала, что в нем могут быть и сугубо личные
вещи Сэма, Лучше все же выяснить, что там находится.
Позвонила Кейт Эрлинг.
- К сожалению, мисс Рофф, сэра Алека нет на месте.
- Оставьте, пожалуйста, на его имя телефонограмму, чтобы позвонил
мне. Я буду на вилле в Сардинии. Аналогичные телефонограммы пошлите
господину Палацци, господину Гасснеру и господину Мартелю.
Она всем скажет, что с нее довольно, что они вольны продавать акции и
вообще делать с фирмой все, что захотят.
Она с нетерпением ждала уик-энда. Вилла стала для нее убежищем,
своеобразным коконом, где она останется наедине с собой и сможет не спеша
и спокойно поразмыслить о своей будущей жизни. События так быстро и
нежданно накатились на нее, что у нее не было никакой возможности
посмотреть на них в их истинном свете. Несчастный случай с Сэмом (мозг
Элизабет отказывался принимать слово "смерть"), наследование контрольного
пакета акций "Роффа и сыновей", давление со стороны семьи, чтобы пустить
эти акции в свободную продажу. И наконец, сам концерн. Держать палец на
пульсе этого громадного чудища, подмявшего под себя полмира, тут было над
чем призадуматься.
Когда вечером Элизабет улетела на Сардинию, плоский кейс находился
при ней.
18
