Пол АНДЕРСОН
ПЛАНЕТА, С КОТОРОЙ НЕ ВОЗВРАЩАЮТСЯ
"И сказала я: мудрость лучше силы, и однако же
мудрость бедняка пренебрегается, и слов его не слушают.
Слова мудрых, высказанные спокойно, выслушиваются лучше,
нежели крик властелина между глупыми. Мудрость лучше
воинских орудий; но один погрешивший погубит много
доброго."
Экклезиаст, 9 (16-18)
1
Откуда-то доносились щелчки и невнятное бормотание робота. Аварийные
огни, промелькнув всеми цветами спектра, остановились на огненно-красном,
замигали, засверкали, и сирена завела свою жуткую песнь.
- Отойдите отсюда!
Трое техников бросили работу и столпились у подъемника напротив
ближайшей стены. Контрольная панель вопила скандально-красным. Невесомые
тела людей продирались сквозь запутавшуюся в воздухе сирену прямиком к
выходу.
- Вернитесь назад, вы!..
Они выскочили еще до того, как умолк громовой голос Кемаль
Джаммас-луджиля. Инженер сплюнул им вслед, ухватился за поручень и
оттолкнулся в направлении панели.
"Радиация, радиация, радиация", - пронзительно завывала сирена.
Радиация, достаточная для того, чтобы пройти сквозь защиту, ионизировать
воздух в машинном отделении и привести в бешенство аварийную систему.
Воздействие ее было разносторонним - Джаммас-луджиль проплыл достаточно
близко от измерительных приборов, чтобы прочесть их показания.
Интенсивность излучения увеличивалась, но человек все же мог оставаться
здесь с полчаса без особой опасности.
Почему они впрягли его в одну связку с этими недоумками, которые
настолько суеверны к гамма-лучам, что отводят взгляд, как только конвертер
попадается им на глаза?
Он вытянул руки вперед и остановил свой полет, погасив скорость
напряжением мышц. Дотянувшись до рубильника, инженер рывком опустил его
вниз. Звякнуло. Почему-то не сработала автоматическая система
безопасности, и ядерные огни в конвертере превратились в маленькое солнце
- но, черт возьми, человек пока еще может остановить его!
В работу включились другие реле. Замедляющие стержни скользнули
назад, прекращая подачу топлива. Энергия, производимая конвертером,
переключилась на генераторы, создающие угнетающие поля, которые должны
были остановить реакцию...
И не остановили!
Несколько секунд Джаммас-луджиль осознавал этот факт. Вокруг него, в
нем самом воздух был полон смерти; глаза чувствовали давящую тяжесть,
легкие уже, наверное, светятся; но сейчас интенсивность излучения должна
понизиться, ядра замедляются в поле генераторов, пока их скорость не
опустится ниже резонансной, и Джаммас-луджиль может остаться и попробовать
найти неисправность. Он наметил себе путь вдоль громадной панели к
приборам автоматической системы безопасности и ощутил, как взмокли ладони.
Их экипаж испытывал новейший усовершенствованный конвертер, ничего
более. Что-нибудь могло отказать в той или иной его части; но чрезвычайно
сложный блокирующий комплекс, который управлял машиной, мог
саморегулироваться, имел "защиту от дурака", и...
Сирена начала реветь еще громче.
Джаммас-луджиль почувствовал, что весь покрывается потом. Да, подача
топлива прекратилась, но реакция не остановилась. Нет угнетающих полей! За
обшивкой адское пламя пожирает себя. Это займет несколько часов, и к тому
времени все оставшиеся на корабле будут мертвы.
На какое-то мгновение он завис, проникаясь чувством бесконечного
падения в невесомости, осознавая рев и безжалостность красного света. Если
они покинут корабль на орбите, он будет горячим еще много дней, и
конвертер полностью придет в негодность. Надо исправить его сейчас!
За спиной инженера закрылись защитные створки, и вентиляционная
система прекратила свое назойливое жужжание. Корабельные перехватчики не
позволяли отраве распространиться по всем внутренностям. Они пока еще
работают. Но они не могут позаботиться о человеке, и радиация по-прежнему
ест его плоть.
Кемаль крепче сжал зубы и приступил к работе. Аварийное ручное
управление до сих пор казалось исправным. Инженер произнес в ларингофон:
- Джаммас-луджиль - капитанскому мостику. Я собираюсь
катапультировать эту чертову штуку. Значит, снаружи корпус корабля будет
горячим несколько часов. Есть кто-нибудь там?
- Нет. - Голос контролера звучал тихо и испуганно. - Мы все находимся
у шлюза спасательного катера. Не кажется ли вам, что надо покинуть корабль
и оставить его гореть здесь?
- И потерять машину, стоимостью в биллион солар? Нет, спасибо! Просто
оставайтесь там, где стоите, все будет в порядке.
Даже в этот момент инженер презрительно фыркнул. Он начал
поворачивать штурвал катапульты, упершись ногами так, чтобы не крутиться в
другую сторону.
Вспомогательные механизмы были механическими или гидравлическими - за
что хвала конструкторам, теперь, когда все электронное оборудование
взбесилось. Лицо Джаммас-луджиля исказилось от напряжения. Открылось
несколько люков. Раскаленные добела газы бешено выплеснулись в
пространство, на краткий миг во тьме блеснуло пламя, и больше человеческий
глаз не мог ничего разглядеть.
Красный свет медленно сменился на желтый, и сирена приглушила свой
рев. Уровень радиации в машинном отделении заметно падал. Джаммас-луджиль
прикинул, что он не получил предельной дозы облучения, хотя доктора,
вероятно, отстранят его от работы на несколько месяцев.
Он прошел через особый аварийный выход; у себя в каюте сбросил одежду
и отдал ее роботу. Затем прошел три стадии дезактивации в специальной
комнате; через полчаса счетчик Гейгера сообщил, что Джаммас-луджиль может
появиться в обществе других людей. Он скользнул в комбинезон, который
принес другой робот, и прошел на капитанский мостик.
Когда инженер вошел, контролер отпрянул в сторону, как бы шутя.
- Да ладно, - саркастически ухмыльнулся Джаммас-луджиль. - Я знаю,
что еще немного радиоактивен. Мне нужно взять колокольчик, звонить в него
и кричать: "Грязный! Грязный!" Но сейчас я хотел бы связаться с Землей.
- А... о, да, да. Конечно. - Контролер проплыл к пульту связи. -
Куда?
- Дирекция института Лагранжа.
- А что... что неисправно? Вы знаете?
- Все. Таких случайностей не бывает. Если бы я не оказался
единственным человеком на борту среди созданий с мозгом устрицы, корабль
был бы покинут и конвертер бы погиб.
- Но вы же не думаете...
Джаммас-луджиль поднял руку и, складывая пальцы, одну за другой
изобразил буквы, произнося их по слогам: С, А, Б, О, Т, А, Ж.
- Что значит - "саботаж". И я хочу отыскать ублюдка, который сделал
это, и повесить его на его же собственных кишках.
2
Джон Лоренцен смотрел в окно своего номера в гостинице, когда
прозвенел вызов. Вид города с пятьдесят девятого этажа вызывал легкое
головокружение. На Луне не строили такие высокие здания.
Под ним, над ним, вокруг него, словно джунгли, простирался город,
опутанный воздушными изогнутыми мостиками, петляющими от одной стройной
башни к другой; город сверкал, вспыхивал огнями, уходил вдаль за пределы
видимости, за изогнутый край мира. Белые и золотые, красные и
небесно-синие огни иллюминации прерывались широкими черными пятнами парков
с огненными фонтанами или сверкающими в ночной тьме озерами; а потом огни
тянулись дальше на многие километры. Кито никогда не спал.
Близилась полночь, когда множество ракет должны были подняться в
небо. Лоренцен хотел увидеть это зрелище, знаменитое во всей Солнечной
системе. Он взял номер за двойную цену, с окном, выходящим в сторону
космопорта, не без угрызений совести (потому что платить будет институт
Лагранжа), но он позволил себе это. Детство и отрочество на заброшенной
ферме в Аляске, годы зубрежки в колледже - бедный студент, живущий на
стипендию и пожертвования - и потом два года в Лунной обсерватории; нигде
он не мог увидеть ничего подобного. Лоренцен не жаловался на свою жизнь,
но в ней, до сих пор, не было ничего яркого, запоминающегося, и если
теперь он собирался отправиться в космическую тьму за пределы Солнечной
системы, то он должен увидеть космопорт Кито в блеске ночных огней.
Возможно, другого шанса уже не будет.
Мягко загудел фон. Лоренцен вздрогнул, стыдясь своей нервозности.
Нечего бояться. Его еще никто не укусил. Но он почувствовал, что ладони
стали влажными.
Он подошел к аппарату и нажал кнопку.
- Алло!
На экране появилось лицо. Оно было типичное, незапоминающееся -
гладкое, полное, курносое, в обрамлении седых волос - тело казалось
коротким и толстым. Голос высокий, но не неприятный, говорит на
североамериканском диалекте английского.
- Доктор Лоренцен?
- Да. Кто... с кем имею честь?
В Лунополисе все знали друг друга, поездки в Лейпорт и Сьюдед-Либре
были редкими. Лоренцен не привык к обилию незнакомых людей.
Не привык он к земной гравитации, к ее изменчивой погоде и к
разреженному холодному воздуху Эквадора. Джон почувствовал раздражение.
- Эйвери. Эдвард Эйвери. Я на государственной службе, но также
работаю в институте Лагранжа - нечто вроде связующего звена между ними. В
этой экспедиции я - психолог. Надеюсь, я не поднял вас с постели?
- Нет... вовсе нет. Я работаю в любое время. Так принято на Луне.
- И я думаю в Кито также, - улыбнулся Эйвери. - Скажите, не могли бы
вы встретиться со мной?
- Я... могу... сейчас?
- Да, сейчас, если вы не заняты. Мы могли бы немного выпить и
поговорить. Мне необходимо встретиться с вами пока вы в городе.
- Ну... хорошо, я думаю, что смогу.
Лоренцен почувствовал тяжесть в ногах. После тихих спокойных лет на
Луне, он никак не мог привыкнуть к Земле. Он хотел посмотреть этим людям
прямо в глаза и потребовать, чтобы они следовали его, Лоренцена, темпу
жизни, но он знал, что никогда не сможет этого сделать.
- Прекрасно. Благодарю вас.
Эйвери дал ему адрес и отключился.
Низкий гул прополз по комнате. Ракеты! Лоренцен поторопился обратно к
окну и увидел защитную стену космопорта, черную на фоне огней города,
словно край мира. Одно, два, три, дюжина металлических копий поднимались
вверх на пламени и громе, а Луна холодным щитом повисла над городом - да,
на это стоило посмотреть.
Лоренцен вызвал аэротакси и набросил на плечи плащ поверх тонкого
домашнего костюма. Через минуту появился коптер, повис над его балконом и
выбросил лесенку. Джон вышел, чувствуя, как его плащ накапливает тепло,
высасывая его из машины, сел в такси и набрал нужный адрес.
- Dos solarios y cincuenta centos, por favor [Два солара пятьдесят
центов, пожалуйста (исп.)].
Механический голос смутил Лоренцена; он еле сдержал себя, чтоб не
извиниться, пока засовывал десятисоларовую купюру в прорезь. Автопилот
вернул ему сдачу и такси взмыло в небо.
Машина села на крышу другого отеля - очевидно, Эйвери не жил
постоянно в Кито - и Лоренцен спустился на указанный этаж к номеру люкс.
"Лоренцен", - назвал он себя перед дверью и она открылась. Он вошел в
прихожую, отдал плащ роботу и увидел Эйвери.
Да, психолог был довольно низкорослым. Лоренцен глядел на него с
высоты своего немалого роста, когда они пожимали друг другу руки. Джон
