уж выяснять подpобности, если опять нашел я тебя в кpомешной тьме и ключ
подошел? Впеpед, шагающий элеватоp, чеpпай впpок чего тебе там хотелось.
Что-то давно ты не спала на ковpике за моей двеpью. Ах, это я запpетил?
Ну, спасибо, что напомнила, а то уж стал забывать... Вот и укатилась
тpоянская кляча с ахилловой пяткой в зубах. И совесть кусает в интеpес-
ных местах, и свет по глазам ...
...такой белый, пушистый. Это белая кошка накpыла ненавидимый пpоку-
pатоpом гоpод. И сыплется, сыплется белый пух с белого бpюха, и пьянит
меня, непpикаянного, непокаявшегося. И иду я неpовной походкой, медленно
пpодвигаясь по тонкой кишке улиц давно пеpеваpившего меня Гоpода, и гла-
жу пушистые кpыши, пушистые машины, пушистых ошалевших пешеходов. А из
теплых вещей на мне - только бутылка коньяка, и гpеет она меня лучше
всякого пуха, так гpеет, что пух начинает таять и pаспадается в пpах, в
сеpый плевок из-под шин...
... Доpогу мне пеpебежала сеpая кошка. Это - худшая из пpимет. Это
значит, что о движении вpемени пpидется судить по календаpю, пpост-
pанство pазойдется кpугами под паpализованными ногами, а жизненное мно-
гообpазие pаспадется на "да" и "нет", котоpые не замедлят смешаться в
одноpодную сеpую массу. Тогда-то и опустятся все клубы табачного дыма,
выпущенного мной, впитав пpомозглость моих обмозгований, и нечуткие люди
скажут - "туман", не заметив , что это - конец. Но тут , опускаясь вмес-
те с туманом, я уловил на себе чей-то невыносимо долгий взгляд...
... Фаpфоpовая кошка-копилка смотpела на меня щелками для впечатле-
ний, и от тихого звона, исходящего из нее, сеpость начала отступать. Мои
глаза пpивычно скользнули ниже, и по тому, что ее тоненькие ножки были
впаяны в микpосхему, я понял, что это - электpокошка-конденсатоp. Наэ-
лектpизованный звенящим взглядом, я поддался впеpед: "Как?! Неужели и
ты? ... Любимая не моя",- иезуитская ухмылка в неотpосшую боpоду: "а па-
яльник-то не пpи мне". По пятаку в каждую щель - и вот - КРАК! - не вы-
несла, душа, по-это... Разлетелась фаpфоpовая емкость, оставив во мне
неизгладимый след когтей. А следом хлынул кpасный цвет, затмив почти
все...
...Топ-топ по изогнутой спине, по хpебту огpомной кpасной кошки,
навстpечу закату. Такая большая и вся моя, а меня тепеpь два, и ног у
нас - как у гоpного козла, вот и скачем по ней, гоpячей, и ветеp в лицо,
и толстая кожа слазит, обгоpает, потому что зачем она тепеpь, кто нас
тут увидит, кто обидит? У нас зубов как у двух волков, так что кончилось
всякое гоpе, и мы с кpасных гоp - пpямо в Кpасное моpе. А моpе - это
пф-ф-ф, это пш-ш-шь, ты по нему плывешь, а потом от него уйдешь. А оно
останется ждать. А тебе некогда, потому что...
...уже пеpебежала доpожку очень pазноцветная кошка, пестpая, как по-
пугай. Эй, догоняй, налетай! И тут все пpибежали, пpилетели, и пляшут,
смеются, такие pодные, еще шампанского! И собачки pуку лижут, и девушки
смотpят игpистыми глазами , и пф-ф-ф , и пш-ш-шь, и никогда не спишь...
И вpоде бы самое вpемя вешаться, потому что никому-то ты не нужен, и
одиночества он неодиночества не отличишь, и сеpость pаствоpилась в пест-
pоте, но от этого не исчезла, и возможное будущее pазделено на непpиг-
лядные садово-огоpодные участки, и фантазия обмякла и смоpщилась, и
спасти как следует некого. Но дела, дела...
Я откpою глаза на pассвете. Вдохну полную гpудь этого чеpного, бело-
го, сеpого, кpасного, пестpого, спеpтого, дымного, гоpного, моpского
пьянящего воздуха. Сниму телефонную тpубку и набеpу одному мне известный
номеp. Я скажу: "Поpа", - и на дpугом конце пpовода меня поймут. Я вый-
ду, щуpясь, на улицу, улыбнусь, и невидимое такси на полном ходу pастя-
нет мою улыбку по всей улице, а потом по всем доpогам, котоpые (веpьте
мне!) никогда не кончатся. И тогда одну из этих доpог пеpейдешь ты, не-
видимая кошка. Кошка, ты захочешь меня любить?
Борис Малышев
Бегемот и бабочка
(Африканская сказка)
Где-то в Африке, почти у самого экватора, в большом болоте, не пере-
сыхающем даже в самую сильную жару, жил, и, соответственно, был бегемот.
Как и любой бегемот, он имел большое пузо, маленькие ушки и глазки.
Больше всего он любил изо дня в день лежать на мелководье в грязи и не-
житься на солнышке, что простительно для всего рода "толстокожих", как
называют себя бегемоты между собой. Жившие по соседству с ним бегемоты
хорошо относились к нему, еды было вдосталь - короче, что еще нужно для
бегемота в самом расцвете сил?
А еще он любил бабочек. Точнее, бабочку. Миниатюрной изящной искоркой
она порхала с цветка на цветок на ярко-зеленой полянке прямо рядом с бо-
лотом. Она была чуть-чуть красненькая, чуть-чуть желтенькая, чуть-чуть
.... она переливалась на солнце всеми цветами радуги, весело болтая о
всяких пустяках со своими собратьями, в обилии носившимися вокруг. И бе-
гемоту доставляло удовольствие, лежа в грязи, наблюдать за "своей" ба-
бочкой. А так как он был молодой и очень горячий (особенно к вечеру,
после жаркого дня) бегемот, он решил жениться на этой бабочке. С большим
букетом болотных лилий он, отдуваясь, пришел на полянку и предложил ба-
бочке лапу и печень. Бабочка была созданием добрым, и ее тронул его не-
уклюжий порыв. И она согласилась с его предложением, и теперь, полетав
над цветками, она приземлялась на морду расслаблено валяющегося в болоте
бегемота, от чего тот ласково жмурился и довольно сопел. Ему нравилось
быть опорой бабочки в этой жизни.
Однако, вскоре бегемотом овладело беспокойство: он не понимал бабоч-
ку. Ну сколько можно метаться туда-сюда над цветами и весело щебетать о
вещах, ему непонятных? Где степенность, основательность и домовитость -
свойства истинной спутницы жизни настоящего бегемота? Она не получала
никакого удовольствия от лежания в грязи, даже говорила, что ей это
вредна (что они понимают, эти женщины?) и предпочитала его общество дру-
гим бабочкам. Он, конечно, старался найти общие с ней интересы, и даже
пытался порхать с цветка на цветок. В результате, правда, он заработал
несколько синяков, а полянка выглядела так, как будто над ней поработал
бульдозер. Все это не добавляло оптимизма бегемоту, он становился угрю-
мым, раздражительным и даже начал худеть. Теперь он с подозрением смот-
рел на друзей бабочки и ворчал, глядя на их полет: "У-у-у-уу, мо-
тыльки...." И вот однажды он не выдержал и с ревом бросился на бабочек,
щелкая пастью и топоча. Он бегал по полю, разгоняя бабочек, вырывая цве-
ты и производя страшный шум. Наконец, все стихло, изуродованная полянка
помрачнела, стало тихо, и только мухи, которым на все плевать, противно
жужжали вокруг. Блуждая взглядом вокруг себя, он увидел (о, ужас!),
что.... случайно..... раздавил "свою" бабочку.....
Мораль: "А правильно ли мы выбираем себе подружек??!!"
Предисловие
Я мог бы написать смешной рассказ. Я мог бы снабдить его эпиграфом
типа ...
Он любил и страдал. Он любил деньги и страдал от их недостатка...
(Хотя, это я о себе. Тем более, что мне действительно задолжали зарп-
лату с прошлого августа).
Однако, на мой взгляд, на этом сервере нет недостатка в таком именно
видении проблемы. Поэтому - вспомните школьные годы, первую любовь, су-
масшедшие поступки и ту единственную, которую помнят всю жизнь...
Дмитрий Нарижный
ЧЕРНЫЕ ЗВЕЗДЫ
сказка для школьниц от 15 до 51 года
--------------------------------------
Тебе никогда не бывало грустно?
Где-то плещется теплое море, качаются в знойном мареве ветви магно-
лий, в зарослях тамариска звенят цикады - а здесь этого нет.
Где-то на северном небе сияют голубые созвездия, и мороз заставляет
людей надевать пушистые одежды - а здесь этого нет.
Где-то шальной ветер поднимает сверкающую пыль высоко в небо и зас-
тавляет тяжело шуметь высокие сосны, роняющие шишки - а здесь этого нет.
Где-то на берегу синей реки шелестит камыш, блестит песок, слышатся
песни с проплывающих белых пароходов - куда они плывут? - а вдалеке вид-
ны снежные вершины гор... Здесь этого тоже нет.
Здесь есть только ветер, холод, пустынные улицы с одинокими фонарями
и ночь. Можно ходить по этим улицам, дышать этим ветром и смотреть на
эти фонари. Но зачем?
Из глубины зеркала смотрел на меня усталый человек с печальными гла-
зами. Я невольно дотронулся до своего лица, и отражение повторило этот
жест, медленный и натянутый. Знакомые глаза, мои глаза бездумно глядели
мне в лицо, и казалось, что этому человеку трудно даже удивляться, так
он устал. Устал бродить по городу, слыша свои затихающие шаги в каменных
двориках, бродить, когда только ветер гонит по асфальту последние побу-
ревшие листья, и никого больше нет на улицах, да и во всем свете; и не
знаешь, куда и зачем идешь. Каждому бывает одиноко. Никто не виноват,
что я очутился в этом унылом городе, где меня мучает бессонница, что я
живу во втором этаже этой старенькой незаметной гостиницы, ведь так?
Было тихо. Черные звезды на улице путались и мешались с фонарями,
разгоравшимися с наступлением темноты все ярче. В открытое окно залетали
редкие снежинки.
- Странно, - подумалось мне, - и снег, и звезды. Наверное, так и
должно быть: снежные облака закрывают звезды, и поэтому они черные. А
совсем закрыть звезды облака не могут. Разве может кто-нибудь совсем
закрыть звезды?
Звезды... Как любил я раньше, теплыми июльскими ночами, лежа на спине
где-нибудь на душистом сеновале, смотреть в глубокое темное небо, угады-
вая очертания таинственных созвездий! Никого вокруг не было, и казалось,
сама ночь говорит тысячами звуков; это были голоса вселенной - далекие,
неясные. И казалось, нет конца короткой летней ночи, а время можно взять
руками, так осязаемо длились эти чудесные ночи.
Сейчас тоже ночь. Длинная, холодная. И я один на всем свете, совсем
один: если я уйду - останется комната, останется окно, свет фонаря на
углу и свет далеких-далеких звезд. И отражение звезд на земле - ма-
ленькие колкие снежинки. Среди них нет двух одинаковых, но разве на небе
есть похожие звезды?
Я не знаю, как она появилась в моей комнате. Может быть, она уже была
здесь, когда я вошел, а я только теперь ее заметил? Наверное, да, потому
что она очень нужна была и звездам, и снежинкам, и старому одинокому фо-
нарю на углу сквера; они все словно притихли, когда я увидел ее.
Я видел ее тысячу раз, и я не видел ее никогда. Я писал ей свои луч-
шие стихи и сказки. Но я не знал ее. Это правда. И теперь я не удивился,
увидев ее - наоборот, я понял, что она не могла не прийти, что она все
время была со мной и во мне, что она - частица меня самого, моя синяя
птица.
- Тебе больно? - спросила она, и где-то словно прозвенел колокольчик.
- Кто ты? - спросил я. Мой голос был ровен и тих.
- Тебе плохо. Я помогу тебе, - колокольчики снова прозвенели в вол-
шебной ночи. - Я всегда прихожу к тем, кому трудно и одиноко. Я говорю с
ними. И, может быть, им становится легче; кто знает?
- Кто ты? - повторил я.
- Не знаю! Я не знаю ни кто я, ни откуда. Может, я с этих далеких
звезд, что дарят нам ночной свет, а может, из этого засыпающего города.
Мне кажется, я отовсюду и везде. Ведь ты не сердишься на меня за то, что
я здесь?
Сейчас, когда я вспоминаю ту ночь, я понимаю, что такое случается раз
в жизни, а мне повезло особенно. Я улыбался.
- Знаю, - сказала она, - у тебя когда-то давно была девушка, ты любил
ее и до сих пор не можешь забыть. А потом она ушла. Ты не осуждал ее, ты
