В. Черняк.
Золото красных
Они не потеряли власть, а обменяли власть зримую, обременительную,
подразумевающую пусть относительную, но. ответственность, на власть
скрытую, беспредельную и. совершенно безопасную. Они поменяли призрач-
ное величие кабинетов на несомненное, извечное могущество денег. Автор
Хлопья снега. Слякоть под ногами. В глазах редких прохожих пустота,
морщины даже на лицах молодых, будто высечены резцом.
Зашторены окна властителей: решали, решают сейчас и будут решать. Так
повелось от века. в особенности в России. Здесь власть более, чем
власть, скорее мистический орден, члены коего на причудливых геральди-
ческих щитах своих начертали единственно є "Повелевать!" Таков их
герб, таков тайный смысл всей их жизни.
Сумерки. Черная "татра" скользила по улице Щусева. В лобовом стекле
отразилась старая пристройка Дома архитекторов. Из готических стрель-
чатых окон сочился призрачный свет.
"Татра" прошелестела, оставив позади памятник знаменитому зодчему, и
замерла у "детского дома" - роскошного номенклатурного дворца, обне-
сенного железным забором.
На заднем сидении автомобиля едва виделся в углу салона седоголовый
человек с размытыми полумраком чертами.
Вспыхнул огонек зажигалки, робкий всполох света метнулся, облизывая
бархатную обивку автомобильных кресел. седина волос окуталась сивым
дымком.
Милиционер на посту у "детского дома" зевнул, поежился и. скрылся в
алюминиевой будке.
Сдавленный крик прянул сверху, будто прокладывая путь стремительно па-
дающей тени.
Глухой удар о землю слился со звуками ожившего двигателя.
"Татра" плавно покатила, удаляясь от "детского дома". Седой так и не
обернулся.
Милиционер выскочил из будки и замер над телом, распластавшимся на
бордюре.
Ребров - располагающий брюнет около сорока лет - вошел в приемную.
Вышколенная секретарша растянула красивый алый рот, в глазах мелькнуло
бесовское и угасло.
Ребров потянул на себя массивную ручку одновременно с разрешающим кив-
ком секретарши. Председатель правления банка Черкащенко крутил хрус-
тальную пепельницу, скользившую по безукоризненно полированной поверх-
ности без единой бумажки.
Черкащенко приветливо улыбнулся: приглашающий жест, дружеское подмиги-
вание.
- Слушаю.- Черкащенко оставил пепельницу, дотронулся до синеватой на-
колки у основания большого пальца.
Ребров не успел раскрыть рта. Ожил кремовый телефон с государственным
гербом в центре наборного диска.
Черкащенко слушал, его указательный палец снова возил пепельницу по
глади стола:
- Да. нет. нет. да. нет.
Ребров попытался отвести глаза, испытывая смущение, будто невольно уз-
навал чужие секреты.
Черкащенко положил трубку, скользнул взглядом по Реброву, достал пачку
"Беломора" и "Пэлл-Мэлл" без фильтра, подумал и. остановился на "Бело-
море".
- Слушаю,- с едва заметным нажимом повторил председатель правления.
Ребров извлек из тонкой папки листок, протянул начальнику. Черкащенко
брезгливо подцепил лист за уголок, пробежал глазами, посмотрел на Реб-
рова:
- Ух ты!.. Интересно. Ух ты!..
Ребров приподнялся, как хороший службист, удостоившийся поощрения вер-
хов.
Черкащенко сгреб лист мощной пятерней, скомкал, яростно шурша, и швыр-
нул в пластиковую корзину.
Ребров замер. Председатель правления отечески улыбнулся, поднялся.
встал и Ребров. Предправления приблизился к подчиненному, положил руку
на плечи:
- Запомни: к нам приходят со своим мнением, а уходят.- выдержал пау-
зу,- с нашим!
Снова ожил кремовый телефон. Черкащенко подцепил трубку. В Реброва
дробью полетели да. нет. нет. да. естественно.
В кабинете на Старой площади человек со стертыми чертами - Сановник -
задавал вопросы:
- Можно перевести на счета нашей фирмы? - в трубке слышалось - да.-
Лучше военным самолетом?..- Нет.- Связаться с пароходством?..- Нет.-
Дипкурьером?..- Да.
Напротив человека со стертыми чертами замер Седой.
Черкащенко двумя пальцами аккуратно положил трубку "вертушки" на рыча-
ги, будто опасаясь резким движением раздосадовать далекого абонента.
- Слушай.- неожиданно переходя на ты, заявил предправления.- У тебя
мать болеет?..- и, перехватив недоуменный взгляд Реброва, пояснил,- я
должен знать все и обо всех. это и есть моя работа. кстати и твоя.
следишь за курсами валют, а надо за людьми. кто за кем стоит. жены,
связи, группы влияния. все можно исправить, но. если куснешь, кого
нельзя - пропал! Значит, не ориентируешься!
Черкащенко неожиданно нагнулся к корзине, извлек смятый лист, распра-
вил и, глядя в глаза Реброву, выдохнул:
- Ух ты!..- протянул лист Реброву.- Возьми! Хочешь жги, хочешь, что
хочешь. Черт их знает, кто в моей корзине копается. под моих людей ко-
пает.
Ребров оценил расположение предправления, сдавленно поблагодарил.
- Насчет поездки в Цюрих.- зазвонил телефон. Городской. Черкащенко
рявкнул в микрофон:
- Слушаю!..- и сразу сбавил тон.- Ты. дорогая. Три карата?.. Ух ты!..-
Положил трубку, вызвал секретаря.- Отправьте Колю к жене. На фабрику,
он знает, пусть забросит ее домой.
Снова ожил телефон под гербом.
- Блядь! - выругался предправления.- Вот так работаем, как каторжные.
Могу же я обедать?.. Мать их так,- подумал.- Насчет Цюриха. поедет Чу-
гунов, он уже в возрасте, ты успеешь.- Встал, подошел к сейфу, отпер,
в стальном зеве пачки валюты. Взял несколько купюр, протянул Реброву.-
Матери на лекарства. Насчет болтовни не предупреждаю - не мальчик. И
спасибо за дочку. Дура дурой, а одни пятерки на приемных экзаменах.
Кланяйся отцу. Крепко институт держит, молодец. Отец с матерью
по-прежнему живут?..
Вопрос остался без ответа. Предправления пригвоздил скрипучим нравоу-
чением:
- Значит, договорились. приходишь со своим мнением, уходишь с нашим.-
и, желая сгладить резкость, продолжил.- Регион у тебя нищенский, жал-
кий, перевести тебя, что ли, в Европу?..
- Спасибо,- неловко поклонился Ребров.
- Ну иди. иди.- устало напутствовал Черкащенко,- думаете, дураки на-
верху. жлобы, тупицы. Наверху, брат, такую системку отладили. Ух ты!
Иди! - неожиданно сухо завершил Черкащенко.
Некогда красивая, а теперь оплывшая дама села в черную "Волгу", обра-
тилась к водителю:
- Коля! Заедем в ГУМ, в секцию. потом на Грановского пакет возьмем и
на Сивцев Вражек, оправу Тихон Степанычу заберу.
Безотказный мордастый Коля послушно врубил движок. Дама на заднем си-
дении вывалила на гладкий плюш драгоценности, перебирала кольца и це-
почки ухоженными пальцами.
Неожиданно Коля тормознул, одно из украшений слетело с сиденья под но-
ги жене Черкащенко.
- Коля! - Гневно взвизгнула дама и, несмотря на вальяжность, нырнула
вниз.
Водитель припарковал машину к бордюру и терпеливо ждал завершения по-
исков.
В кабинете на Старой площади Сановник, разговаривающий с Черкащенко,
нудно, без выражения, внушал Седому, стоя перед раскрытым сейфом:
- Товарищи из Польши вернули долг. Шестьсот тысяч,- сжал двумя пальца-
ми пачку долларов.- Притащили вчера твои орлы из гостиницы в Плотнико-
вом переулке. Сколько раз просил партайгеноссе помещать на наши счета
там. нет, обязательно сюда приволокут.
- Не проблема,- ожил Седой,- только скажите куда, я переброшу.
- Куда?.. Куда?..- Сановник раздраженно отбивал пальцами дробь.
- Головная боль лишняя. Теперь мерекай,- посмотрел на портрет генсека
над головой.
Седой перехватил взгляд, неожиданно, сам не успев испугаться, вопро-
сил, кивнув на портрет:
- А он знает?
Сановник сглотнул слюну, посмотрел за окно долгим взглядом, с трудом
приходя в себя, прогнусавил:
- Дождина который день. охота срывается.
- Дождь - это точно.- поддержал Седой, не понимая, как он, битый-пере-
битый, сумел так вляпаться, поднялся, у двери с трудом выжал из себя:
- Не пойму. с чего это?..
- Вы о чем? - деловито перебирая бумаги, осведомился накрепко оградив-
шийся чиновной броней Сановник.
- Да так.- неопределенно буркнул седоголовый.- Значит, как надумаете
куда и сколько, только скажите.
Сановник поморщился.
- Что-то не так? - Седой уже положил ладонь на ручку двери.
- Так. все так. голос у тебя больно громкий, пронзительный. стены бу-
равит.
- А кого здесь бояться? - недоумевал Седой.- Здесь все свои. Все на
доверии. Наши люди!
- Наши! - поддержал Сановник, губы скривились улыбкой, явившей стран-
ную смесь властности, корыстолюбия, трусости и, как ни странно, маль-
чишества.
Сановник поднял трубку. Телефон с гербом ожил в кабинете Черкащенко.
- Нужно место на выезд,- сказал Сановник,- на постоянку.
- Подумаю.- Черкащенко привычно возил пепельницу по столу.
- На раздумья времени нет,- надавил Сановник и, опасаясь перебора, уже
по-доброму дожал,- нет времени, Тихон Степаныч. И еще. у меня тут вне-
запно сумма образовалась. нельзя ли по Вашим каналам.
- Сколько? - уточнил Черкащенко и, услыхав ответ, выдохнул излюблен-
ное.- Ух ты! - положил трубку. Вызвал Чугунова.
Вошел сухой, высокий человек со стальным ежиком и серо-голубыми непро-
ницаемыми глазами.
- Садись! - по-свойски прикрикнул Черкащенко и сразу перешел в атаку.-
Знаешь сколько страждущих в Цюрих смотаться. аховая поездка. Трезвонят
со всех сторон, каждый своего толкает, а я уперся, только Чугунов,
спец экстра-класса! А ты меня не жалуешь! Не поддерживаешь! Вроде все
кругом замараны, и я. больше всех, а ты - непорочная, значит дева.
Вроде, как все в гэ., а ты, значит, в белом!
Чугунов обводил взглядом начальственный кабинет, будто попал в эти
стены впервые: обязательный портрет вождя-отца за спиной хозяина, обя-
зательные синие с золотом "ни разу не надеванные" тома Ленина, обяза-
тельные дурацкие кумачевые вымпелы-треугольники за остеклением шкафов.
- Молчишь?..- терпение покидало Черкащенко, засмолил беломорину.- Мол-
чишь, твою мать, мол, хуля, с придурком объясняться? - и, не дождав-
шись ответа.- А придурок. тебя в Цюрих заправляет. по старой дружбе.
Тут Ребров слюной исходил, а я руками разводил. пойми, мил человек.
- Тихон Степаныч,- перебил Чугунов,- ты же не просто так, не за здоро-
во живешь глаз на меня положил.
Черкащенко взорвался, передразнил с немалым артистизмом:
- Не просто так!.. Не за здорово живешь!.. А ты как хотел? За просто
так только кошки оближут. и то с похмелья, апосля валерианки. Я уверен
в тебе, Михаил Михалыч. Уверен!.. А молодняк соображает туго. им бы
нажраться до свекольной хари, девок потоптать, урвать тряпья поболе, а
на работу им насрать. белая, значит, кость. За каждым мурло маячит,
только промахнись, на куски раздерут да по ветру развеют.
- Вас? По ветру? - Чугунов мрачно усмехнулся.
- Ладно.- Черкащенко выдохнул.- Я в тебе не сомневаюсь, ты человек уп-
равляемый, смекаешь что к чему. Ревизия в нашем альпийском банке штука
небезопасная. Раскопаешь лишнее, головы полетят.
Чугунов откинулся на спинку стула:
- Не понимаю.
- Не понимаешь?! Головы полетят. Здесь, у нас! - обвел руками стены в
деревянных панелях.- В общем мой совет: глубоко не копай, не дай Бог
раскопаешь что не след. Хорошо бы так. чтоб наших ребят в Цюрихе подс-
тавить, мелкие недоработки, недочеты и тэпэ, чтоб мелюзгу затралить, а
крупняк пусть плавает, крупняк, в случае чего, и сеть в клочья порвет.
Чугунов встал:
- Я работаю всегда одинаково, как положено, как учили.
- Дуру не ломай. Как учили!..- Предправления безнадежно махнул пухлой
ладонью.- Умные все стали!
- А чего другого не пошлешь? Спецов по мелкой вспашке пруд пруди.
- Им веры нет.- Черкащенко ухмыльнулся.- Кто у нас дока по глубокой
проверке? Ты! После твоего наезда тишь да гладь на год, а то и на все
три, а за три года. сам знаешь.
Чугунов направился к двери.
- Машку позови! - пульнул вслед предправления.
Вошла секретарша, тихо притворила дверь. Черкащенко хищно, по мужски
