только Доктор, перед тем, как скрыться, оглянулся, заметил Ермолаева и
выпрыгнул обратно.
- Что с ним? - зачем-то спросил Толя.
- Потом, потом, - проговорил Доктор. - Анатолий, я вас прошу, пойдите
наверх, там Елена, ее надо успокить.
Не дожидаясь ответа, Доктор побежал обратно. Скорая помощь несколько
раз чихнула и унесла прочь всю компанию.
Пройдет несколько лет, и Гоголь-Моголь с Доктором будут часто сижи-
вать в уютном больничном дворике с побелевшими от тополиного пуха лужай-
ками и вспоминать эти беспокойные дни. После того, как пропала возмож-
ность встречаться на квартире инженера, утопист пристратился приходить
сюда, в гости к Доктору. Здесь спокойно и хорошо, особенно летом, когда
старые деревья защищают больничный двор от яркого света и шума большого
города. По тропинкам снуют задумчивые люди в байковых халатах, под щел-
канье каких-то райских птиц и домино.
С тех пор, как утопист вышел на заслуженный отдых и у него появилась
уйма времени для работы над трактатом о всеобщем ранодействии, характер
его выправился сторону более спокойного созерцания сиюминутных жизненных
явлений. И все же, если речь заходила об инженере, философоское спо-
койствие покидало Гоголя-Моголя и он с ожесточением повторял: "Замордо-
вали, гады, человека". Доктор поддерживал товарища в справедливом гневе.
Да и как было не поддержать, ведь он как никто другой понимал все причи-
ны, изложив их, хотя и в весьма затемненном виде, среди прочих медицинс-
ких заключений в диссертации под общим заглавием "Синдром Богданова".
Конечно, результаты наблюдений Доктор смог обнародовать лишь после кон-
чины пациента, последовавшей на второй год после тех памятных событий. А
вначале пациент был очень активен. Через доверенных лиц он пересылал
письма на большую землю. Несмотря на то, что письма были адресованы в
различные инстанции (например, в прокуратуру шли официальные признания в
заранее подготовленной преступной акции, направленной против здоровья
профессора Суровягина, с целью выяснения его андроидного происхождения;
или в министерство кожевенной промышленности с предложением отказаться
от использования натурального сырья и перейти вслед за другими минис-
терствами на применение гуаши и картона), все они оседали на столе Док-
тора, который внимательно их перечитывал, записывая в блокнот какие-то
пометки, а потом бережно обвязывал тесемкой и уносил домой. Наверное,
эти послания помогли Доктору определить истинные истоки необычных галлю-
цинаций и страхов инженера. Но чего не смог до конца понять Доктор - так
это полного отстутсвия предрасположенности Богданова к психическому
расстройству. Более того, было установленно, что больной обладал недю-
женной силой воли и по возвращении из мест суровых он еще был абсолютно,
и душой, и телом, здоров. Ревматизм от холодных ветров и геморрой от од-
нообразной пищи не в счет. Вохможно, однако, именно чрезмерное душевное
здоровье не такая уж безопасная вещь. Мысль парадоксальная, и даже вред-
ная лечебному процессу.
Анатолий Ермолаев еще некоторое время наблюдал, как весений холод
подмораживает след исчезнувшего автомобиля, и размышлял о том, что завт-
ра этот слепок ночных событий затопчут оставшиеся в наличии жильцы серо-
го дома. Потом он почувствовал, что продрог и вспомнил о просьбе Докто-
ра.
- Зачем они все меня о чем-нибудь просят? - сам себя спросил Толя.
Нет он не злился. Он удивлялся - как будто молодое поколение только и
существует для того, чтобы разбираться и нянькаться с запутавшимися по-
жилыми людьми. Может быть действительно надо их всех пожалеть? Сколько
они намыкались, в историческом плане, сколько натерпелись, и при этом
без всякой веры в божественные начала. Некогда было верить - жили для
интереса. Но что я-то могу, мне бы самому разобраться. Впрочем надо идти
наверх, там тоже молодое поколение пропадает. Он поднимался по изношен-
ным каменным ступеням, кое-где залатанным хлипким раствором, и сердце
его билось все чаще и чаще.
В первый момент ему показалось, будто в квартире инжненера никого
нет, но отдышавшись, он учуял, как тонкой струйкой через открытую дверь
вытягивается сладковатый запах сирени.
- Сирень, - прошептал Толя.
Он вспомнил детективные кривляния Мозгового. Что же, операция "Си-
рень" завершилась для Михаила Федоровича не самым худшим образом. Через
несколько месяцев он официально возглавит отдел профессора Суровягина и
продолжит славные традиции, заложенные Петром Семеновичем. Конечно, не
буквально. Вслед за десятым, зарубежные космические аппараты откроют и
одиннадцатый и двенадцатый и все последующие спутники Сатурна. Эта длин-
ная цепь сведет на нет всякие спекуляции вокруг десятого спутника, но
слава богу, ни профессор, ни инженер об этом уже ничего не узнают. А от-
дел Суровягина продолжит наступление на тайны космоса. В этой важной ра-
боте первейшим помошником Михаилу Федоровичу, а иначе его уже никто на-
зывать не сможет, будет младший научный сотрудник В.В.Калябин. Так бу-
дет, так было.
Когда Толя узнал об открытии спутника, он подумал: вот будет теперь
радость инженеру, и не ему одному, и друзьям и Елене, конечно. Храни-
тильница тайного списка поставила против разгледяевской усмешки почти
все свое благополучие, поставил на изобретателя и выиграла. Почему же
нет радости в этом доме теперь? И только сквозняк гуляет под высокими
потолками? Почему возлюбленная пара не вознеслась в счастливом восторге
куда-нибудь на седьмые хрустальные небеса в царство справедливости и
свободного творчества и оттуда с усмешкой не разглядывает, как мучаются
под вечной пыткой совести нечестные люди? Неужели существует какой-ни-
будь закон сохранения доброты и на всех ее теперь не хвататет? И кто
там, черт побери, всхлипывает, будто ребенок, в самой пустой из всех
пустых комнат?
Заскрипел несмазанный с допотопных времен навес, зашуршали разбросан-
ные по полу отпечатанные листки из частей, параграфов и глав - обрывки
безвредных мыслей. Меж бумаг, посреди комнаты, сидела Елена, похожая на
куколку, брошенную уставшим от игры ребенком. Она перебирала один за
другим листочки и тихо плакала. Толя поднял с пола несколько листков и
молча уселся поодаль облокотившись на стену.
Комната освещалась через большое незанавешанное окно дармовыми кван-
тами улицы. В неверном свете едва-едва проступала судьба молодого поко-
ления. Казалось бы, теперь, когда их будущее позади и все должно быть
известно доподлинно, какие могут быть неясности? Увы.
Пока Елена рассказывала обо всем, что у нее наболело, Толя свыкся с
полумраком и читал обрывки рукописи. Она говорила, а он почти и не слу-
шал. Она потому и говорила, что он не обращал на нее никакого вынима-
ния.Он вел себя как истукан, мол, говори, говори, а я отдохну, помечтаю
о чем-ниудь своем. Все равно, мол, история твоя тяжелая меня не касает-
ся. Так думала Елена и еще больше распалялась. Триумф изобретения, ги-
бель профессора и припадок инженера сплелись тугим узлом на ее красивых
руках. И кто поможет ей? "Красота - двигатель прогресса", - говаривал
Гоголь-Моголь. Почему же она приносит только горе превращаясь в свою
противоположность? Может быть, ее оказалось слишком много для бедных
изобретателей с горящими глазами, задача которых вовсе не успех, а муче-
ничество и подвижничество, хотя бы и ради ошибочных идей. И что есть их
жизнь? Пример других мечтаний и средств? Так почва гниет от обилия влаги
и превращается в болото, плодоносящее горькими, но полезными ягодами.
- Твой профессор даже смертью навредил, - без всякой жалости сказала
Елена.
Толя пожал плечами. Нет, он не хотел отмахнуться. Просто примеривал-
ся, обходил с разных сторон, прикидывал. Он не ожидал, что этот груз
окажется таким тяжелым и неудобным. Поднимет ли он его? Или захрустят
его молочные косточки под напором неопровержимых фактов, под необходи-
мостью, не закрывая глаз, все понимать и не ослепнуть от блеска неприук-
рашенной истины?
В комнате стало светлее. В полном соответствии с законом сохранения
вращательного момента надвигалось новое утро. Уходили на покой астроно-
мы, так и не дождавшись чистого неба, пробуждался многомиллионный город.
Черные птицы, редко расположившись по крышам зданий, озабоченно перего-
варивались, будто спрашивая друг друга: как спалось?
Проступили на стене две полосы - желтая и зеленая. Потянулась неров-
ная линия вверх, закругляя овал лица подростка. Но она была нарисована
не одним махом, как рисуют профессионалы, а многими тщательными усилия-
ми, будто рисовавший очень хотел, чтобы получилось похоже, и все боялся,
что не успеет запечатлеть. Самодельный уголек, краешек обгоревшей сосно-
вой щепки, потрескивая и осапыясь, оживал на стене щемящей проекцией не-
устанно терзавшего душу автора видения. Глаза мальчика, образованные
двумя опрокинутыми навстречу друг другу сегментами, казались подведенны-
ми как у актера немого кино и источали последнюю горькую мысль еще живо-
го существа. Уже накинута на шею кривая черная полоса, уоходящая под по-
толок. Наверное, что бы ее дорисовать, пришлось тащить с кухни стол, а
потом еще и подниматься на ципочки, опираясь рукой на стену. Толя заме-
тил отпечаток ладони инженера, запачканной угольной пылью. Пока черная
полоса не вытянулась в прямую отвесную линию, еще можно было о чем-ни-
будь порассуждать, поспорить, поговорить о каком-нибудь высоком ис-
кусстве, помечтать о красоте и истине, или, например о всемирном тяготе-
нии. Но неужели не побороть это вездесущее земное притяжение? Неужели не
остановить природное влечение тяготеющих масс? Неужели наступит многос-
ловная тишина, вечная спутница самоубийц? Неужели никто не зашевелится,
не встанет с места, не приподнимится и не заорет дурным хриплым голосом?
Неужели сотрется еще одно имя, еще одна человеческая веточка, еще один
волшебный узелок, связующий невидимую нить, протянутую в будущее людское
братство?
1987г.
О вреде дурных привычек
Профессор и ученый, Петр Семенович Суровягин не боялся смерти. Не
из-за храбрости, хотя в загробную жизнь не верил совершенно, а просто,
как все нормальные люди, о смерти старался не думать. От того жизнь ему
представлялась увесистым куском пространства и времени без определенных
резко очерченных границ. В глазах окружающих Петр Семенович представлял-
ся весьма умным человеком. Сам же Суровягин себя не жаловал. Он прекрас-
но видел все свои недостатки и не только внешнего физического свойства.
Уже это одно характеризовало профессора самым что ни на есть точнейшим,
или как он любил выражаться, прецизионным образом. Не каждому дано ви-
деть себя в истнном свете, для этого, согласитесь нужен определенный
уровень. К счастью, а может быть как раз наоборот, к несчастью, он обла-
дал этим уровнем.
Почему к счастью? Да потому, что обладая трезвым умом и цепкой па-
мятью, Петр Семенович неуклонно шагал по жизни, умело обходя воздвигае-
мые ею хитроумные препятствия. Его автобиография нарастающей поступа-
тельной мощью служебных достижений напоминала красочные диаграммы роста
валового продукта. Ответственные работники, проверяющие выезжающих за
границу, радостно плакали, читая эти откровенные строки, написанные нем-
ного старомодным витьеватым подчерком. Коллеги его уважали, о чем он не-
изменно сам же указывал в своих характеристиках, и это подтверждалось
хотя бы тем, что за глаза Суровягина никто не называл никаким дурным
словом. Более того, сослуживцы говорили о нем уважительно, неизменно от-
мечая многие положительные качества. В общем, служебное благополучие
Петра Семеновича проистекало из его характера самым счастливым образом.
Почему к несчастью? Увы, Петр Семенович страдал полным отсутствием
