Они еще немного помолчали.
- Все же не надо было ему вытупать, - не выдержал Ермолаев.
- Да вы его сами тянули.
- Мы?
- Ладно, теперь уж все равно, сейчас принесу.
Елена ушла и вскоре вернулась с конвертом в руке.
- Прочти, - она протянула таинственный конверт.
Толя внимтельно рассмотрел его со всех сторон. Адрес Богданова был
напечатан на машинке. Слева на конверте помещалась красочная вставка с
парящим в голубом небе воздушным шаром, внизу подпись - "Летательная
техника". Адрес отправителя отсутствовал. Толя достал содержимое и про-
чел:
"Многоуважаемый товарищ инженер Н.С.Богданов! Сообщаю, что Ваш труд
"К единой теории..." попал на рецензию к профессору Суровягину. Хотя я
не имею никакого отношения к этому делу и являюсь лицом незаинтересован-
ным, считаю своим долгом сообщить нижеследующее.
Выводы Вашей несомненно интресной и многообещающей теории находятся в
вопиющем противоречии с концепцией, развиваемой профессором Суровягиным,
а также его сотрудником В.В. Калябиным. Концепцию эту считаю надуманной
и глубоко ошибочной, а ее авторов - людьми недалекими и нечистплотными.
В таких услвоиях не может быть и речи об объективной оценке Вашего труда
назначенными рецензентами.
Но, я знаю, найдутся люди, способные объективно оценить научные дос-
тоинства Вашей работы. Поэтому рекомендую настоять на публичном обсужде-
нии Вашей работы.
Содержание этого письма прошу не разглашать во избежание репрессий по
моему адресу.
С глубоким уважением, Ваш друг. "
- Вы думаете это написал я?
- Нет, Коля не верил.
- Из-за этого письма он...
- Да, когда мы получили конверт, он поехал в институт, чтобы настоять
на публичном обсуждении.
- Но, ведь это письмо - дрянь.
- Да, дрянь, а что же? Ты же сам вчера названивал и говорил, что бу-
дет представитель из академии. - Елена обхватила голову руками. - Я уже
ничего не понимаю. Все сплошное вранье.
Анатолий не нашел как ее успокоить и лишь попросил письмо. Елена рав-
нодушно махнула рукой, а Толя что-то буркнув себе под нос, взял конверт
и ушел.
По уже сложившейся традиции внизу он столкнулся с Разгледяевым.
- Аааа! - радостно вскричал Марк Васильевич. - Мой дражайший бака-
лавр! Ученейший студент, э, нет, младой специалист - специалист,
собственно, чего? - напыщенно вопрошал Разгледяев. - Ну-ну, не загоражи-
вайте мне дорогу, дайте пройти, звездный мальчик.
- Вам нельзя туда, - как можно тверже сказал Толя.
- Ни фига себе! - Разгледяев набычился со всеможной начальственной
строгостью. - Человек! Не подставляй шею, но подстовляй зад!
Толя не двигался, загородив узкий проход в подъезд.
- Мавр, ты сделал свое дело, можешь исчезнуть, - надвигался Марк Ва-
сильевич.
- Туда нельзя, - упрямо повторил Толя.
- Я иду к себе домой, а мне нельзя?
- Но вы тут причем? - не выдержал Толя.
- Я причем? Я причем, да теперь один я только и причем. Хватит, раз-
вели демократию, изобретатели-рационализаторы, ишь, повадились рассуж-
дать на свободные темы, женщинам мозги пудрить. Все, баста, попели на
гитарах - и будя, кыш на свое место! Развели тут розовые слюни. Лопнул
пузырь! А я ведь предрекал, я знал - истина восторжествует, я инженера
как свои тапочки вычислил.
- Как это? - удивился Анатолий.
- Ха! Я ведь даже тапочек своих из дому не забирал, ибо стопроцентно
знал, куда инженер летит. Эх, со свистом, под горочку, и с самого Олимпа
в болото! Так что извините-подвиньтесь. Ну, упрямый какой. Вот сейчас
возьму и руку тебе пожму, я и всему вашему институту руки жать буду. А
пока лично вам спасибо за службу, - Разгледяев протянул руку, но толя
даже не шолохнулся. - Не желаете, значит, бакалавр, быть генералом физи-
ко-математических наук, не хотите экзамен на политическую зрелость сда-
вать, а без политического уровня у нас до защиты высоконаучных результа-
тов не допустят. А я, как-никак, курирую ваш институт, пламенный сосис-
катель ученых регалий. Хватит дискуссий, мне некогда, меня жена ждет!
- Никто вас там не ждет, - уверенно возразил Анатолий.
- Поди прочь, а то у меня под ложечкой сосет. Ты кио - звездочет?
Звездочет. Так иди, звезды считай, а не прохлаждайся тут в рабочее вре-
мя, кстати, почему не на работе?
- Я не обязан перед вами отчитываться, и не тыкайте мне пожалуйста.
- Не тыкать можно. Вот смотрю я на тебя, бакалавр, и думаю: в таком
хорошем институте, и вдруг такое пятно невнятное. Институт осудил инже-
нера, а вы значит не согласны с мнением коллектива?
- С каким мнением? - Толя сделал простодушное лицо.
- С, мягко говоря, отрицательным.
- А вы откуда знаете?
- Не суй нос не в свои дела. - жестко сказал Разгледяев, собираясь
смять Толино сопротивление физически.
Вдруг Толю Ермолаева осенила идея.
- Я почему спросил, - Толя спешил поделиться с Разгледяевым, - Ведь
одно дело мнение коллектива, а другое - мнение президиума академии наук.
- Причем тут академия? - приостановился Марк Васильевич.
- Разве вы не знали, что на заседании присутвовал представитель ака-
демии наук?
- Представитель? Где? Зачем?
Толя назвал фамилию одного уважаемого ученого и изложил позицию Ака-
демии Наук, как он ее себе представлял:
- Ввиду отсутвия кворума провести повторное рецензирование.
Разгледяев качнулся от гнева.
- Откуда он взялся представитель?
- Прибыл по получении письма.
- Какого письма, чушь...
- Письма из института, без подписи естественно.
Разгледяев находился в полном замешательстве. Толя перестал наконец
служить препятствием и медленно побрел прочь от серого угрюмого дома.
Что же, по-крайней мере сегодня, Марк Васильевич не появится перед Еле-
ной, а что будет дальше, никому неизвестно. Но и не только Анатолий, но
и гораздо более умудренные опытом жизни, люди, такие как Виталий Ви-
тальевич Калябин или Михаил Федорович Мозговой, или даже сам Петр Семе-
нович Суровягин, совершенно не предполагали, как все может перевернуться
в уже недалеком будущем.
Светлое подземелье Гоголя-Моголя
Утром следующего дня профессор Суровягин проснулся в настроении глав-
нокомандующего, одержавшего накануне важную стратегическую победу. Тем-
ные, невежественные силы беспорядочно отступили под напором смелых и ре-
шительных действий вверенного ему войска. Конечно, другой, менее опытный
человек мог бы посетовать: какая радость - вместого занятий делом, приш-
лось тратить силы на пустую борьбу с диллетантом. Но в нашем случае та-
кой взгляд на вещи должен приниматься как поверхностный и идеалистичес-
кий. На фоне грядущих выборов в академию любая неоднозначная реакция ее
представителей волнует и тревожит соискателя. В венах его играет моло-
дая, полная кислорода кровь, и он во всяком удобном случае настаивает на
своей состоятельности. Здесь - ничего более, чем нормальное, здоровое
честолюбие. В случае же с профессором - и того лучше. Петр Семенович
свято верил в институты и считал присуждение звания, хотя-бы и чле-
на-корреспондента, не только материальным стимулом к дальнейшей продук-
тивной работе.
При хорошем самочувствии профессор любил вспомнить кое-что прият-
ненькое из прошлой жизни и теперь, шагая обычной дорожкой в институт, он
бормотал про себя забавный стих, написанный лет двадцать назад по одному
сердечному поводу. Он никому не читал своих поэтических произведений,
хотя справедливо считал их значительно лучше того, что публиковалось в
литературных журналах. В его стихах наряду с хорошей техникой, была и
ирония, и философия. Друзьям же он декламировал чужие стихи исключе-
тельно талантливых, но умерших поэтов. Ведь профессор очень тонко и ост-
ро чувствовал талант в других людях. Обычно он читал стихи на дружеских
вечеринках в своем гостеприимном доме. Коллеги уважали и признавали в
нем человека, знающего толк в искусстве и всегда с удовольствием слушали
его.
Зайдя в кабинет, он первым делм решил навести порядок на рабочем сто-
ле. Такое желание возникало у него всегда после окончания очередного
важного этапа. Чтобы не скучать, он включил небольшой тразистор, верный
спутник в ночных наблюдениях за далекими небесными светилами. Он любил
приемничек, будто тот был живым существом, а не бездушной электрической
цепью. Купленный в одной из загрничных командировок, приемник честно
служил своему хозяину, правдиво сообщая о самых разных событиях из окру-
жающей жизни. В нужное время он информировал хозяина о важных переменах
в руководстве страной, о вскрытии застойности и негативных тенденций, о
культе личности. Кстати, первое время профессор очень удивлялся - как
этот ящичек, сделанный руками дотошных японцев, так умело говорит чистым
русским языком? Он видел в этом какой-то смысл или, по крайней мере,
знамение времени. Посредством старого друга, профессор узнал о начале
космической эры, о полете двух отважных собачек, Стрелки и Белки, и, на-
конец, о беспримерном подвиге Юрия Гагарина. Позже вновь были вскрыты
некоторые негативные тенденции, о которых правдиво сообщил транзисторный
друг.
Но удивительное дело - все эти события проходили мимо профессора, по-
добно тому как эфирные волны огибают непрозрачное препятсвие. Нет, не
абсолютно, но по существу. Профессор обладал феноменальной способностью
быть всегда самим собой и при этом оставаться на своем месте. Так что,
всякие головокружительные перемены как бы его и не затрагивали. По-види-
мому внутри у него был какой-то стержень или ствол, и у этого ствола бы-
ли соответствующие корни, уходящие в нечто крайне питательное.
Когда Петр Семенович включил приемничек, передавали последние извес-
тия. После новостей политических, последовали новости науки и культурной
жизни, и диктор центрального радио приятным поставленным голосом зачи-
тал: "Агентство Франс Пресс передает из Парижа. Французский астроном
Одуэн Дольфюс, на высокогорной обсерватории Пик-дю-Миди, открыл десятый
спутник планеты Сатурн. Новое небесное тело названо именем древнегречес-
кого бога Янус..."
Не правы те, кто считает астрологию безнадежно устаревшей лженаукой!
Возможно, далекие планеты и звезды и на самом деле каким-то, нераскрытым
пока образом, влияют на судьбы людей. Во-всяком случае, после услышанно-
го у профессора даже потемнело в глазах. В один миг пошатнулся стройный
мир профессора Суровягина. Закачались стены зданий, полетели с крыш те-
левизионные антенны и всякие посторонние предметы, поползли по коммуни-
кациям извилистые трещины. Все, с таким трудом и любовью возведенное,
рушилось, на глазах превращаясь в железобетонный хлам. А меж зданий, пы-
таясь подпереть или что либо удеражать, металась оскорбленная душа про-
фессора Суровягина.
Петр Семенович вскочил и почему-то запер дверь на ключ. Профессор не-
годовал. Он поминал разными нехорошими словами несчастного француза, а
вместе с ним диктора, и все центральное радио. Петр Семенович с нена-
вистью посмотрел на транзистор, потом с размаху бросил его об пол. За-
тихла музыка, оборвалась песня на полуслове, замолчал старый преданный
друг. Но не стало тише в голове профессора - там по-прежнему звучал
вкрадчивый голос диктора.
Несколько часов Суровягин провел в добровольном заключении. Конечно,
это было не бездумное шараханье с мысли на мысль. Его живой ум лихора-
дочно искал более или менее приличный выход из создавшегося положения.
Он искал корни и причины, он с негодованием думал о происках сверху и
снизу. Потом он ощутил непреодолимое желание побыстрее уйти из институ-
та. Но боялся, что только выйдет в коридор, как тут же на него набросят-
ся коллеги и начнут сочувствовать с плохо скрываемой радостью. Наконец,
преодолев накатившую слабость, профессор вышел из заточения с твердым
