жение. Нет, речь, конечно, не о простеньких ситуациях. Речь идет о ситу-
ациях сложных, безвыходных. В таком положении советчик доверчивый, со-
чувствующий совершенно бесполезен. Вместо того, чтобы с холодным сердцем
подсказать какой-либо выход, пусть и не лучший, он долго выслушивает по-
терпевшего, входит постепенно в его положение и окончательно запутывает-
ся. А как же иначе, ситуация-то безвыходная! Поэтому, считал Толя Ермо-
лаев, он никогда не смог быть бы врачом. Тем не менее, он до неприличия
часто попадал вот именно в такие ситуации, конкретной причиной чему слу-
жило его свойство слушать собеседника не перебивая.
Но сейчас он решил - хватит:
- Я, пожалуй, пойду, - как можно тверже сказал он, глядя прямо в об-
лезшую раковину, полную немытой посуды.
Богданов встрепенулся.
- Нет, нет, постойте, попьем чайку. Вы обиделись зря. Лена просто
немного взволнована, но это совершенно сейчас пройдет. Лена, - он взял
ее за руку, - Анатолий действительно научный сотрудник, да он просто ра-
ботает в отделе Суровягина.
- Так может... может быть это он... - Елена не договорила.
- Что ты, молчи, молчи, - перебил Богданов. - Присядь, выпьем, ей-бо-
гу.
Он усадил ее напротив Толи и принялся разливать чай.
- Так вы прочли рукопись? - Елена испытующе смотрела в глаза Ермолае-
ву.
- Можно сказать, что нет. Я только прочел насчет десятого спутника и
больше рукописи не видал, - Толя решил наконец покончить с враньем и
рассказать все как есть: - Понимаете, это все далеко от моих научных ин-
тересов, рукописью занимается Калябин.
При этих словах Елена и Богданов многозначительно переглянулись.
- А так вас все это не волнует? У вас, наверное, серьезная работа, а
не чепуха какая-нибудь. Подумаешь, спутник, у вас, поди, интреснейшие
расчеты поправок к сто двадцать первому члену? Подумаешь, там кто-то це-
лую планету вычислил...
Толя покраснел. По иронии судьбы, именно вычислением поправок сейчас
и занимался младший научный сотрудник. Расчеты ему поручил профессор Су-
ровягин, и надо сказать, Толя еще не разобрался толком, для чего они
нужны.
- Нет, десятый спутник - это очень интересно, - опять начал изворачи-
ваться Толя, - но Калябин куда-то пропал с рукописью.
- Ага, рукопись уже пропала, вы что же, собиратесь ее уничтожить,
сжечь? Бесполезно, я в трех экземплярах печатала, так и передайте вашему
начальству. - Глаза ее сверкали благородным гневом.
- Никуда не пропала ваша рукопись, - теперь уже стал выходить из себя
Толя, - Извините, я, пожалуй, действительно пойду.
- Держать не станем, - она почти крикнула. Толя встал.
- Да что же, мне вас водой разливать? Что вы, право, - Богданов встал
между Еленой и Толей, будто те собирались вцепиться друг в друга. Но,
конечно, ничего подобного не подразумевалось, а просто молодые люди
слегка были не в себе.
- Я не обижаюсь, успокил Толя хозяина. - Мне действительно пора идти.
- Коля, не держи его, пусть идет, пусть только рукопись найдут.
- Ну как же так, Анатолий, мы же с вами должны многое обговорить, ну
побудьте хоть четверть часика, - не унимался Богданов.
- Ладно, обсуждайте, только без меня, мне все ваше вранье надоело. Я
ухожу, - она тут же вышла, оставив на кухне тонкий аромат весенних цве-
тов.
- Не обижайтесь на нее, - тяжело вздохнув, сказал Богданов. - Ей сей-
час так трудно. Вы присядьте, я у вас много времени не отберу. Понимае-
те, все так наложилось - и суд, и работа, и тут я еще со своим изобрете-
нием, вот она и нервничает. А ведь какая она удивительная, скажите же,
ведь она вам понравилась?
- Толя неопределенно качнул головой.
- Понравилась, я знаю. Она нравится многим. Но ведь, что вы могли по-
нять? Это же она с виду такая красивая и холодная, это же, так сказать,
кожа человеческая, одежда души. Вы бы знали, до чего она умна, не в
смысле обычном, но по доброте своей умна... я путаюсь, не могу сформули-
ровать, потому что сам перед ней виноват. Ах, как виноват, от этого
очень нехорошо мне, я все время сомневаюсь теперь, что же я делаю... но
видно такая судьба.
Последние слова Богданов говорил уже куда-то в пространство. Толя Ер-
молаев не понимал, зачем все это ему рассказывают, да еще в такой стран-
ной манере - обращаются кажется к нему, а говорят для совсем кого-то
другого. Но была в словах этого немолодого человека какая-то сила, на-
верняка не связанная с их смыслом, а больше с интонацией и настроением.
- Знаете, меня любить глупо и невозможно, я неудачник, у меня ничего
нет и все кувырком. Вот квартира, правда, есть, да и то не моя заслу-
га... если бы не мама... Да и ее нет теперь. А я ведь инженер, Анатолий,
не улыбайтесь. Я знаю - вы про табличку вспомнили. Я хороший инженер, у
меня десятки авторских свидетельств. Но дело даже не в этом, все это в
прошлом. Теперь у меня другое, теперь она для меня - все. Мне бы только
свою работу довести, но без нее не смогу. Я уж давно, лет двадцать назад
задумал это, но сделать, довести - вот в чем вопрос. Ведь от чего мы
страдаем - то за одно, то за другое хватаемся, а довести до ума никак
терпения не достает. Здесь уж нужно от всего отказаться, жить только од-
ним и понимать только одно, да трудно это, потому что все спешат, толка-
ются, суетятся, и стоишь как на проспекте рыжей вороной в час пик. Того
и гляди, столкнут или наступят, потому что никто не понимет, зачем надо
останавливаться. А она понимает, она одна и поняла.
- А кто она вам? - спросил Толя.
Инженер непонимающе посмотрел на Толю.
- Елена? Я же говорю, она для меня все.
- Нет, я конкретно имею в виду.
- Да она соседка моя, живет напротив, - ответил Богданов, будто прео-
долевая некстати возникшее препятствие. - Вы, Анатолий, еще очень молоды
и вам кажется, что жизнь так же велика, как окружающий мир, в котором
она будет развиваться. Нет, я не в тривиальном смысле говорю, вы это
поймете, я знаю - потом. Это каждый нормальный человек может понять,
жизнь коротка не потому, что мы мало живем, но потому, что многое можем.
Однажды вы поймете, что в голове вашей вызревает столько всего, и все
это в принципе воплотимо, но только времени для всего нет. Это очень
неприятно осознать, и первое, что хочется - все бросить, плюнуть на
все... а Елена, что же, - вдруг перескочил Богданов, - если бы не она,
я, может быть, так и поступил. Опять пошел бы в КБ. Ну, теперь уж нет,
теперь то я доведу. Лишь бы мне одно преодолеть. - Глаза его стали сов-
сем печальными, будто над ним нависло какое-то тяжелое невыполненное за-
дание. - Очень это важно, и сегодня в институте все потому так глупо по-
лучилось, оттого, что я опять в это поверил, но сейчас не надо, не бу-
дем... Я знаю, Елена здесь мне поможет, только ей ничего нельзя гово-
рить. Анатолий, я ее уж лет пять знаю, с тех пор, как они с мужем посе-
лилсиь в нашем доме, да, пожалй, пять лет и будет. Как они подходят друг
другу, то есть теперь уже надо говорить - подходили. Ей-богу, он краса-
вец, высокий, почти как вы, Анатолий, да чуть пошире. Правда, раньше ма-
ло внимания обращал на них, как-то не до того все было, но и то я их
приметил и даже, знаете, зависть просто брала, до чего люди ладно жи-
вут... - инженер виновато улыбнулся. - Теперь вот разводятся через суд.
Он ни в какую не хочет, ходит все, уговаривает, а она нервничает. Кста-
ти, вот и завтра обещал придти. Ох, плохо это все кончится, скандал мо-
жет быть, а ей сейчас нельзя нервничать. Я знаю, так бывает, если в тебе
что-то поселилось и грызет тебя, вроде как нарыв, тут бы прогреть его,
терапию применить, все глядишь и рассосется, а не то потеряешь контроль
над собой. Ей нужно обязательно все это пережить, переболеть, а не то...
- Богданов опять прервался, казалось, что он воздуху набирает и собира-
ется куда-то нырнуть. Толя почувствовал это, весь замер и сам перестал
дышать. Но тут инженер шумно выдохнул воздух, видно раздумал нырять.
- Я знаю, это может быть смешно, и тем более, что вы совершенно как
бы ни причем, и вы можете, конечно послать меня к черту, но у меня к вам
одна просьба. Не отказывайтесь сразу, не подумав, потому что это очень
важно, и не для меня, за себя я бы не стал просить, но для нее... По-
верьте, нечасто я о чем-то так прошу, но тут уж никакого выхода нет. По-
нимате, у них послезавтра суд, и следовательно завтра последний день, и
он придет снова уговаривать, он точно придет, он очень обязательный, и
если он сказал, что придет, то уж поверьте - придет. Это у него послед-
ний шанс.
Толя совершенно не представлял, куда клонит хозяин.
- Он даже время всегда скажет до минутки, и точно придет. Но я боюсь
она не выдержит и что-нибудь сотворит. В общем, поверьте - мне не к кому
больше обратиться, знакомых таких нет, да и знакомые здесь как раз не
подходят. Вы только побудете там, пока они разговариваю, ну чтобы все
мирно, по-людски...
- Не понял, что же, вы мне предлашгаете придти? - недоумевая, перебил
Толя. - Мне? Не понимаю.
- Вот я так и думал, что вы удивитесь, но скажите, что же делать? Не
мне же, в само деле, при их разговре свидетелм быть, ведь все из-за ме-
ня. Прошу вас, согласитесь. Вы не думайте, что раз она с вами так гово-
рила, то уж вы и не поладите. Я с ней поговорю и она все поймет. Вам
всего-то часик побыть, и уж совершенно обязуюсь впредь ничем не беспоко-
ить. Я вижу, вы можете все понять, вы добрый, Анатолий. Вот и сейчас
терпите, потому что вы добрый... и не стесняйтесь этого.
Толя окончательно запутался. Ему казалось, что эта квартира, и весь
разговор, и эти люди - все это сплошная мистификация, в том смысле, раз-
ве можно так с незнакомым человеком поступать. Он решил более здесь не
оставаться и под любым предлогом уйти.
- Хорошо, я приду. Куда и когда?
Богданов, однако, совершенно не удивился своей легкой победе и при-
нялся растолковывать детали:
- Завтра в шесть, приходите прямо к ней, квартира напротив. И по-
верьте, что вы меня, то есть нет, не меня - ее, ее спасаете. Всего лишь
одно одолжение, я вам за него, - Богданов стал оглядываться, - я что хо-
тите...
Нет, нет, ничего не надо, что вы, - отказался Толя. - Теперь я ухожу.
Инженер засеменил за ним, открыл дверь и уже вослед уходящему гостю
прокричал:
- Завтра в шесть!
Толя покидал громадный серый дом с намерением никогда сюда не возвра-
щаться.
Операция "сирень"
На следующий день в отделе профессора Суровягина начали происходить
странные вещи. Ни свет ни заря появился сам Петр Семенович и спросил Ка-
лябина. Калябина, появлявшегося обычно раньше всех, не было и Мозговой
предположил:
- Наверное, он рукопись графомана чехвостит.
- Да какое там чехвостит, - нетерпеливо возразил профессор, - Руко-
пись у меня, а он прохлаждается.
Это "прохлаждается" было совершенно не харатекрно для профессора.
Нет, он был явно взволнован, что вскоре неопровержимо подтвердилось.
- Если он так срочно нужен, может быть позвонить домой? - предложил
Толя.
- Позвоните, - ухватился профессор.
После разговора с супругой Калябина, выяснилось, что Виталий Ви-
тальевич внезапно захворал острым респираторным заболеванием и в ближай-
шие дни будет на бюллетене.
- Ох, не нравится мне все это, какое, к черту, острое респиратор-
ное... - профессор от досады уселся за стол младшего научного сотрудника
Бирюлевой, бывшей третий месяц в дектрете.
- А что собственно произошло? - голосом сочувствующего человека спро-
сил Мозговой.
- В академию поступило письмо, будто ваш покорный слуга, замалчивает
величайшее открытие, поскольку оно противоречит его собственной теории.
- Суровягин одарил подчиненных оскорбленным взглядом.
- Кто же возвел такой поклеп? - возмутился Мозговой.
- Письмо, конечно без подписи, - профессор досадно махнул рукой, при-
