Хлумов В.
ГРАФОМАНЫ
Но вспять безумцев не поворотитьОни уже согласны заплатить Любой це-
ной, и жизнью бы рискнули, Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить Волшеб-
ную невидимую нить, Которую меж ними протянули.
В.С.Высоцкий
Последние попытки
По воскресеньям Михаил Федорович Мозговой не любил отдыхать, но нао-
борот, плодотворно работал. Он мог просидеть целый день, не выходя из
своей небольшой холостяцкой квартиры. Здесь был его кабинет, здесь он
был главным администратором, здесь он был свободным человеком.
В принципе Мозговой являл собой идеал суровягинского сотрудника. В
нем разумно сочетались страсть к науному исследованию и здоровое профес-
сиональное честолюбие. Такая холодная характеристика могла унизить кого
угодно, но не Михаила Федоровича. Ведь его современный статус был не
следствием врожденного цинизма, а результатом многолетней мучительной
борьбы.
Сознательную жизнь он начал с глубоким убеждением, что талант и рабо-
та с неизбежностью должны быть вознаграждены. Собственно, ни о каком
примитивном вознаграждении не могло быть и речи. Мозговой понимал под
ним, в первую очередь, самые чистые свидетельства успеха - уважение и
любовь со стороны окружающих. С такими представлениями вначале докатился
до несчастной неразделенной любви, а позже - до жесточайшего, унизи-
тельнейшего конфликта с университетским начальством. И тогда он одержал
первую убедительную победу над собой. В один чудесный день, из вечно не-
довольного, замкнутого космополита, Мозговой превратился в делового и
открытого члена коллектива. Зачем притворяться и строить из себя нес-
частного мученника, решил Миша Мозговой, если время требует людей опти-
мистичных, деятельных и счастливых. Единственное , о чем он теперь сожа-
лел, так это о том, что так поздно сделал открытие, которое другие, бо-
лее умные люди совершают в более ранние молодые годы.
Воспоминания о том дне перерождения часто посещали Мозгового. Так
удачливый актер вспоминает первую премьеру, и сопутсвующий ей страх про-
вала, ужас холодного равнодушия первых рядов. Аплодисментов не было, не
было и цветов. Потому что спектакль поставили в новейшом духе, когда
зрители и актеры творили действие совместно. Особенно запомнилось одно
лицо, неприятным понимающим взглядом с кривой стандартной ухмылкой, буд-
то намекающей: не подставляй шею, но подставляй зад. И он переминался и
конфузился на ковре, еще не умея посмотреть прямо в глаза членам ответс-
венной комиссии. И выйдя, он поклялся, что никогда впредь такой позор
больше не повторится. Все изменилось после того дня. Жизнь стала значи-
тельно интереснее. Он, вдруг, обнаружил, как из сухих асбстрактных фор-
мул вырастает надежное земное благополучие. Ну, а что в этом плохого?
Но в последние год-два стала беспокить некая затянувшаяся пауза в его
достижениях. Защитив с блеском, как говорили коллеги, диссертацию, он
вдруг обнаружил явную диспрпорцию в распределении благ между сотрудника-
ми профессора Суровягина. С какой это стати он, наиболее квалифицирован-
ный и умелый работник, находится на третьих ролях? Взять хотя бы Каляби-
на - тугодум, зануда, десять лет обсасывает чужую идею, а получает чуть
ли не в два раза больше Мозгового. Его любит профессор, а почему его не
любить? Туп, исполнителен, безопасен.
- Ничего, я вас взбодрю, голубчики, - громко, так, чтобы было слышно
во всех уголках комнаты, пригрозил Михаил Федорович.
Тем врменем к нему в лифте поднимался Марк Васильевич Разгледяев, че-
ловек определенных занятий, весьма строгих принципов и в то же время,
как и все мы, не лишенный способности ко всякого рода стихийным душевным
порывам и необдуманным поступкам. Не справедливо винить его одного в
собственных бедах. Иначе, как бедой, и не назовешь то незавидное положе-
ние в котором он очутился. Поверьте, роль покинутого мужа вовсе не шла
ему. Конечно, разводы - вещь распространенная в наше просвещенное время.
Зная об этом, Марк Васильевич построил семейную жизнь с правильным, в
целом, убеждением, что настоящий крепкий брак покоится на естественных
любовных отношениях. В этом смысле образцом чистоты чувств, является лю-
бовь молодой особы в возрасте семнадцати лет. Встретив Елену в столь
удачный момент, Марк Васильевич воспылал. Он тяготел к метафизике, но в
то же время очень материалистично был настроен по части женской красоты.
Да и в наше время, женское сердце весьма подвержено витьеватым словесным
приемам. Искреннее восхищение молоденькой девчушки, незамедлило перерас-
ти в нечто большее и началась их совместная жизнь, прервавшаяся недавно
таким нелепым образом. Больше всего Разгледяева поразила та быстрота, с
которой вся воспитательная работа, произведенная в течение шести лет,
соврешенно пошла на смарку. Отсюда - и та нервозность в попытках восста-
новить попранную справедливость.
Мозговой встретил Разгледяева как старого знакомого:
- Добрый день, Марк Васильевич. Что же не предупредили, я бы пригото-
вился...
- Ладно, без церемоний обойдемся.
- Конечно, конечно, посидим, как говорится, по-холостяцки, - немед-
ленно согласился хозяин.
Разгледяев неласково посмотрел на Михаила Федоровича и уверенно про-
шел в комнату.
- Кому поручено рецезировать рукопись?
- Понимаете, все получилось не совсем так, как хотелось, ну да не
важно, я вас уверяю, Калябин - просто зверь...
- Калябин? - переспросил морщась Разгледяев, - Кто такой?
- О, не извольте беспокится, апологет, профессионал! Он так и гово-
рит, что их с профессором теория двух девяток не приемлет десятых спут-
ников и всяких там физическмх полей.
- Плевать. Как он насчет инженера настроен?
- Стопроцентно, не сомневайтесь. Кроме того, профессор лично взъярен
и не допустит, так что будьте спокойны - живого места не оставим.
- Да уж, постарайтесь, - начальственно попросил Марк Васильевич. - А
кто у вас там, такой молодой из ранних?
- Ермолаев?
- Чего он под ногами путается? Может у вас мнение не сложилось?
- О, не обращайте внимания, безопасен, даже, я бы сказал, наоборот -
полезен. Он, знаете, мне много понарассказал, - Мозговой заметив легкую
тень на лице гостя, тут же уточнил. - Нет, конечно, не в смысле выших
приватных дел, в смысле облика инженера. Теперь ясно - сплошное диле-
танство.
Этот интересный разговор внезапно прервался телефонным звонком Толи
Ермолаева. Нервно и сумбурно он просил о встрече. Мозговой предложил по-
говорить завтра, но Толя отказался трагическим - завтра будет поздно.
Тогда, Михаил Федорович стал говорить о вечере, но Толя, оказывается,
был уже у дома и только из приличия предупреждал хозяина.
Важная встреча была скомкана. В спешке Разгледяев дал некоторые руко-
водящие указания и, особенно, просил сразу после ученого совета, доло-
жить о результатах. Разумеется, не могло быть и речи о каком-либо адми-
нистративном руководстве, просто слова Разгледяева и особенно тон, отра-
жали крайнюю заинтересованность Марка Васильевича.
Едва исчез первый, как на квартире Мозгового появился второй посети-
тель.
- Как проходит операция Сирень? - с преувеличенной веселостью спросил
Михаил Федорович, разглядывая взлохмаченного гостя. Толя даже не улыб-
нулся.
- Нужно что-то предпринимать.
- В смысле?
- Надо отменить совет.
- Каким образом да и что за нужда такая срочная? - Мозговой сделал на
лице простоватое удивление.
- Нужно что-то придумать...
- Стойте, - перебил хозяин, - Давайте спокойно разберемся. Что за
непридвиденые обстоятельства, расскажите по-порядку.
- По-порядку, по-порядку, - Толя досадно махнул рукой. - Тут все пе-
реплелось! Не нужен ему сейчас доклад, здесь столько поставленно... Я
звонил Калябину, но он ничего не хочет знать. Они с профессором намерены
сравнять инженера с землей. А если он завтра провалится, то полная ка-
тастрофа.
- Да, постойте же, вы раньше не догадывались, что он графоман? Вы что
ли сомневаетесь еще?
- Не знаю, - отмахнулся Толя и после секундного колебания выложил все
о вчерашней вечеринке.
Мозговой с нескрываемым интересом слушал Толин рассказ, и даже посс-
меялся над дирижаблями.
- Равнодействие? Ха. - смеялся Михаил Федорович, - А звать Гого-
лем-Моголем? Нда, компания веселая.
Он еще посмеялся и когда Толя окончил всю историю, с каким-то нос-
тальгическим выражением выдал:
- Если откровенно, то я где-то, по большому счету, во всей коллизии
больше сочувствую инженеру. Я даже грешным делом надеюсь... - Мозговой
прервался. - Я читал рукопись инженера и знаете, не все там просто, есть
и мысли и формулы... Какой Калябин, там и сам профессор, я извиняюсь,
вряд ли разберется. Вы мне скажите, что он, инженер - боец?
- Боец? - в недоумении переспросил Анатолий.
- Я имею виду - защищаться он сможет?
- Что проку теперь?
- Зря, зря, не все потеряно. В конце концов - что нам эгоистические
интересы института, нам истина дороже, Анатолий. И не нам одним. Завтра
бедет представитель из президиума, высокие интстанции!
- Из призидиума? - переспросил Анатолий, не понимая куда клонит Моз-
говой.
- Из самого, так что инженер еще может вполне и выкарабкаться.
- Вы думаете?
- Да я просто уверен, вы только подскажите инженеру, посмелее надо
быть. В конце концов проошло время волевых решений, да я почти уверен,
мы еще звание кандидата наук вашему инженеру присудим. Да-с, возможно, в
нашем же институте, по следам так сказать выступления. Может быть, сам
профессор руку жать будет. Извиняюсь, будет говорить, ошибались дорогой
товарищ инженер, на ваш счет, извольте к нам в научные сотрудники-с, на
оклад-с...
Толя подозрительно посмотрел на Мозгового.
- Вы шутите?
- Ничуть, - заверил Мозговой, изучая Толину реакцию.
Лицо Ермолаева являлось точной копией внутреннего состояния молодого
человека, а Михаил Федорович привык совсем к другим лицам. То были лица
в основном серьезные, внутренне дисциплинированные, знающие себе цену.
Всегда спокойные, они не дергались по пустякам, при разговоре, глядели
прямо в глаза, не стесняясь собеседника. Разговоры, правда, могли пока-
заться скучными, однообразными. Но - ох, как можно было ошибиться по-
верхностному наблюдателю. И ошибались, кстати, в основном люди незрелые,
неопытные. Мозговой с легкой внутренней улыбкой вспомнил свои более мо-
лодые годы. Ему сейчас стало стыдно за многие легкомысленные поступки из
тех лет. Ведь все они в сущности были продиктованы необоснованным стрем-
лением выделиться из общей серой, как он считал тогда, массы. Однажды,
он не пожелал словно "попугай" повторять вслед за всеми "тарабарские"
слова. Поразительно, но факт - слова, взятые в кавычки, были действи-
тельно его, Михаила Федоровича, словами. Он не пожелал принимать больше
участия ни в каких "навязанных сверху" мероприятиях, назвал их, предс-
тавьте, "формальными" и "для галочки". Он взбунтовался, но то был бунт с
потупленным взором. Странно, но воспоминание о нем, посетившее Михаила
Федоровича утром, нахлынуло теперь в разговоре с Ермолаевым.
Тем временем Мозговой продолжал уговаривать Толю.
- Более того, здесь не то что кандидатской, тут, может быть, госу-
дарственной премией попахивает. Есть за что бороться вашему инженеру!
Мозговой улыбнулся.
- А вы уже и не обижаетесь, когда я инженера вашим называю. Я как в
воду глядел, знал, придется вам инженер по душе. Так что не все потеря-
но, просто за истину, даже научную, приходится бороться.
- Может быть, - нерешительно сказал Толя и собрался уходить.
- С анонимкой-то разобрались? - напоследок поинтересовался хозяин.
- Черт, я и забыл про нее.
- Ну-ну, не огорчайтесь, - Мозговой не стал больше задерживать гостя.
- Все выяснится рано или поздно, как говорит наш дорогой Петр Семенович,
