прямых и отважных людей, которые разделяют в основном наши мнения, и при этом
их убежденность подверглась таким испытаниям, которых никто из нас не знал. Но
эти немногие мужчины и женщины окажутся почти полностью изолированными друг от
друга. Для остальной части народа проблемой будут, скорее всего, не какие-либо
определенные убеждения, но отсутствие каких-либо убеждений, глубокий
скептицизм и цинизм по отношению к любым политическим идеалам, и потрясающее
невежество относительно того, что же действительно произошло, и это-то и будет
главной проблемой. В начале, по крайней мере, будут в изобилии добрая воля и
готовность начать все заново. Заметнее всего окажется бессилие благих
намерений, лишенных того объединяющего элемента общих моральных и политических
традиций, которые мы воспринимаем как данность, но которые в последние 12 лет
были в Германии разрушены так, как трудно себе представить.
Это трудное, но не безнадежное положение. Оно было бы безнадежным, если бы в
Германии не было ни мужчин, ни женщин, по прежнему приверженных тем взглядам,
которым мы желаем победы. Но если в последние два года не все они были убиты,
есть все основания полагать, что мы найдем в Германии таких мужчин и таких
женщин, и будет их, конечно, немного, но ненамного меньше, чем бывает
независимо мыслящих людей в любом народе. На них должна покоиться наша
надежда, и для них мы должны создать возможности и условия для возвращения их
народа назад в лоно общей европейской цивилизации.
Политическая проблема заключается главным образом в том, чтобы отвратить
честолюбие немцев от идеала централизованного германского рейха, от идеала
нации, объединенной для общего действия -- ведь уже до 1914 года немцы были
объединены как ни один другой цивилизованный народ. Кажется, нет сомнений, что
мы должны предотвратить повторное возникновение такого высоко
централизованного германского рейха, поскольку централизованная и сильно
интегрированная Германия всегда будет опасностью для мира.
Но здесь мы сталкиваемся с серьезной дилеммой. В длительной перспективе
программа непосредственного расчленения Германии и запрета на ее объединение
почти непременно обречена на провал. Это был бы надежнейший способ вновь
возбудить самый свирепый национализм и превратить воссоединение и
централизацию Германии в главную цель всех немцев. Некоторое время мы сможем
отражать этот натиск. Но, в конечном счете, обречены на провал любые меры, не
опирающиеся на согласие немцев; нам следует подчинить все решения одному
основному правилу -- любое успешное установление должно сохраниться и тогда,
когда мы не сможем больше поддерживать его силой.
Представляется, что эта трудность может быть решена только одним способом:
заявить немцам, что любое центральное правительство, которое у них
установится, в течение неопределенного времени будет находиться под контролем
союзников; что развивая институты представительной демократии в землях,
составляющих рейх, они смогут постепенно освободиться от этого контроля; что в
ближайшем будущем это останется единственным путем к независимости; и что
только от них зависит, когда они смогут этого достичь.
Эти отдельные германские государства должны, конечно, включить как те,
которые уже давно поглощены Пруссией, так и те, которые сохраняли некоторую
автономию до 1933 года. Мало того, что нет никаких возражений против
расчленения Пруссии и возрождения таких государств как Ганновер, Вестфалия или
Рейнланд, но это расчленение является существенным залогом успеха любого
плана. Не следует бояться, что это породит националистическую реакцию того же
рода, что и при непосредственном расчленении самого Рейха. Большая часть
граждан этих государств будет приветствовать дезинтеграцию, и традиции
независимости там далеко не мертвы.
Сроки обретения независимости от прямого контроля со стороны союзников будут,
скорее всего, очень различны для разных государств Германии. Расположенные на
западе и юго-западе государства вроде Бадена и Вюртемберга, а также старые
ганзейские города вроде Гамбурга и Бремена еще хранят достаточный запас
демократических традиций и достигнут успеха, скорее всего, в несколько лет.
Другим понадобится много больше времени, а некоторым, вроде старой Пруссии, у
которой практически нет таких традиций, потребуется очень долгий срок. Сама
постепенность процесса, разрыв между сроками обретения независимости
различными государствами, будет очень важна.
Этот процесс эмансипации должен будет двигаться к такому состоянию дел, при
котором контроль союзников все больше будет сводиться к роли правительства
федерации или даже конфедерации. Важность этого постепенного процесса передачи
власти отдельным государствам в том, что в противном случае контроль со
стороны союзников просто поможет подготовить другую крайне централизованную
систему управления, которая в конечном итоге будет передана немцам. Такого
рода контролируемому союзниками центральному правительству не долго придется
полагаться на большую оккупационную армию. Все, что ему понадобится, --
правда, понадобится до тех пор, пока оно будет существовать -- это
сравнительно небольшие и эффективные ударные силы, для обеспечения покорности
не подчиняющихся государств.
Нет нужды объявлять что-либо вроде запрета на окончательное объединение
германских государств. Тот факт, что они будут созревать для освобождения от
контроля союзников в разные сроки, и что большинству из них придется создавать
новый порядок самим по себе, когда немалая часть остальных немецких территорий
все еще будет под контролем союзников, сам по себе сработает в правильном
направлении. Можно надеяться, что к тому времени, когда первое из независимых
государств созреет для эмансипации, ему уже не нужно будет превращаться в
совершенно независимое государство. Вполне удовлетворительным решением было бы
создание к тому времени некой федерации европейских государств, которая была
бы готова принимать в свой состав эти государства. Тогда снятие контроля со
стороны союзников означало бы просто переход из квази федерации, в которой
администрация союзников надзирала за осуществлением "федеральной" власти, в
федерацию с негерманскими государствами, в которой равными членами стали бы и
германские государства. Таким образом, западные германские государства могли
бы постепенно перейти в федерацию, состоящую, скажем, из Бельгии, Голландии и
скандинавских стран. Некоторым другим германским государствам можно было бы
для начала позволить образовать схожие отношения с Чехословакией, Австрией и,
быть может, Швейцарией. Со временем, по мере достижения соответствующего
статуса все большим числом германских государств, для сохранения баланса
понадобится гораздо более объемлющая европейская федерация с участием Франции
и Италии.
Но даже если бы эти надежды оказались утопическими, есть хорошие причины
ожидать, что после периода раздельного существования отдельные германские
государства будут далеки от стремления еще раз растворить свои
индивидуальности в высоко централизованном Рейхе. На это можно рассчитывать
уже при том условии, что политика союзников, особенно их экономическая
политика в переходный период, преуспеет в как можно более тесном соединении
отдельных государств с их негерманскими соседями.
Это поднимает крайне важную проблему экономической политики и экономического
контроля. Похоже, что и здесь существует только один вид эффективного и
осуществимого в длительной перспективе контроля: наложить на всю Германию
режим свободной торговли. Это существенная часть всего плана, без которого он
не сработает; и она решает многие проблемы, которые в противном случае
оказываются неразрешимыми.
Когда я уподобил власть подчиненного союзникам центрального правительства
федеральному правительству, я предполагал, естественно, что оно будет
контролировать и торговую политику. Оставить в руках отдельных государств
возможность устанавливать условия внешней торговли означало бы предоставление
им слишком большой власти над своими системами хозяйства. С другой стороны,
сохранить общую тарифную систему для всей немецкой экономики означало бы
воссоздание заново централизованной и самодостаточной системы, то есть как раз
того, что мы должны предотвратить. Мы хотели бы достичь того, чтобы Германия
специализировалась в тех областях, где она сможет внести наибольший вклад в
процветание всего мира, и при этом ее хозяйство должно таким образом
переплестись с хозяйственными системами других стран, чтобы ее процветание
начало непосредственно зависеть от непрерывного обмена товарами с внешним
миром.
Именно это должен обеспечить режим свободной торговли -- и это должно быть
обеспечено с помощью единственной системы контроля, которую невозможно обойти.
Таким образом, Германия получит возможность нового процветания, но без того,
чтобы опять стать опасной. Ей придется пойти на зависимость от импорта
продуктов питания, за которые придется расплачиваться экспортом продуктов
обрабатывающей промышленности. Даже если в отдельных отраслях обрабатывающей
промышленности германское правительство сможет с помощью тайных субсидий
подрывать воздействие режима свободной торговли, оно не сможет осуществлять
это для всех важнейших пищевых и сырьевых материалов, которые в условиях
свободной торговли производить внутри страны не удастся. А единственная сфера
контроля, где невозможно действовать тайно, это контроль импорта --
осуществляется ли он с помощью тарифов или других ограничений, поскольку
страны, экспорт которых будет подорван, в силу необходимости первыми это
заметят.
Хотя создание условий, поощряющих развитие Германии в желательном
направлении, крайне важно, это решит лишь часть проблем. Существует также
реальная задача переобучения, задача чрезвычайно трудная и деликатная, и
именно в этой сфере большинство существующих сейчас проектов способны породить
результаты противоположные желаемым. Представление, что можно заставить немцев
мыслить так, как этого хотелось бы союзникам, и что этого можно достичь
поставляя подходящие учебники для обучения будущих поколений немцев, и заменив
новым официальным символом веры прежний -- представляет собой не только
тоталитарную иллюзию: это ребячески глупая идея, способная лишь
дискредитировать то мировоззрение, которые мы хотели бы распространить. Нет,
чтобы достичь устойчивого изменения господствующих в Германии нравственных и
политических доктрин, необходим идущий изнутри постепенный процесс, которым
должны руководить те немцы, которые поняли природу поразившей их страну порчи.
Даже если таких людей окажется много меньше, чем я предполагаю, в них наша
единственная надежда. Нам следует стремиться не к распространению новых
учений, но к возрождению веры в то, что истина и объективные моральные
критерии возможны и необходимы не только в частной жизни, но и в политике.
Нужно возродить готовность принимать и исследовать новые идеи, а этого не
достичь, вбивая людям в глотку готовые наборы принципов. Этот процесс, как и
всегда бывает с распространением идеалов, должен быть постепенным, нисходящим
по интеллектуальной лестнице от людей, научившихся мыслить критически, к тем,
кто просто принимает устное или печатное слово. Проблема будет в том, чтобы
найти мужчин и женщин Германии, способных начать этот процесс, и помочь им,
стараясь при этом не дискредитировать их в глазах собственного народа, что
неизбежно случится, если они окажутся орудиями иностранных правительств. Но
прежде, чем рассматривать возможные здесь практические меры, нужно определить
главные цели всех этих усилий.
Необходимо усвоить уроки того, как постепенно моральные и политические
стандарты Германии отошли от общей западной традиции, каким образом были
сформированы представления и идеалы современной Германии. Процесс, который за
последние 70 лет отдалил политические и общественные нравы Германии от того,
что мы считаем нормой цивилизованной жизни, было запущен в ходе борьбы за
